Барон Одного Угла

Такие ночи всегда наводят на Юсуфа тоску. Когда не скрыться от голосов и смеха, и тошнотворного запаха кальяна, и тебя всюду найдет незваная рука непрошенного друга, обязательно закинутая на больное плечо. Юсуф сбегает при первой же возможности. Жадно глотает ночной воздух, примостившись на первой попавшейся террасе. Ночь сладко пахнет цветами жасмина, уснувшими в дворцовом саду под стрекот цикад. Юсуф сжимает пальцами перила балкона и впервые за этот долгий вечер позволяет себе ссутулиться, расслабить плечи. Опустить голову хотя бы на мгновение. Тревога, сдавившая голову тисками, наконец-то отступает, и юноша выдыхает, еле сдержав стон облегчения. — Вас, кажется, ищут друзья. Юсуф оборачивается. От непрошенных собеседников не скрыться, таков уж Кайнар. Соизволил уйти из-за стола — значит, что-то замышляешь, в чем-то юлишь. Людям невдомек, что кого-то может тошнить от их улыбок. — Подождут, — сухо отвечает Юсуф. — Смело, — смеются за спиной. — Учитывая, что мы празднуем ваше повышение в звании. — Не только мое. Юсуф не хочет этого разговора. Трет ладони, сдерживая себя, чтобы не сжать их в кулаки. Незваный гость встает рядом с ним, улыбается, опираясь на перила одним локтем. Юсуф не смотрит на него, тая в груди странное, непонятное чувство, ширящееся с каждым мгновением все больше и больше, будто вот-вот прорвет ребра и вырвется наружу то ли злым рыком, то ли рыданием. — Не думайте, будто я не знаю, кто вы такой. — Было бы странно, не знай вы, ведь нас представили друг другу всего пару часов назад. Юсуф смотрит на свои ладони, большие, костлявые. Щелкает костяшками. — Вы ведь знаете, о чем я. Краем глаза Юсуф видит, как господин лекарь пожимает плечами. — Если вам что-то говорили обо мне, смею заверить, большая часть того — лишь домыслы. Из оставленной далеко за спиной комнаты раздается взрыв хохота. Юсуф морщится. Сердце отчего-то стучит, будто он только что опять подрался с кем-то из ребят. — Вы не любите людей, — не дождавшись ответа, вновь заговаривает лекарь. Юсуф вдруг смеется, пораженный такой наглостью. — Если человек уходит, значит, на то есть причины. — Понимаю вас. — Разве? По вам не скажешь, что вы сторонитесь общества. — Не судите по наружности. Юсуф раздраженно переводит взгляд на лекаря. Тот улыбается мягко, не показывая зубов. Юсуфа коробит от таких покровительственных улыбок. — Вы привыкните, — продолжает лекарь. — Еще десяток таких вечеров, где одна половина мужчин попытается сосватать вам своих дочерей, а вторая — залезть вам в штаны, и вы привыкнете. Ко всему можно привыкнуть. — Много вы понимаете. Юсуф даже до сих пор не привык к жизни вдалеке от дома, хотя прошло уже… Прошло уже десять лет с того момента, как родители продали его в султанские рабы. Только затем, чтобы когда-нибудь он прославил их имя, пройдя по сотням голов. Он не имеет права быть здесь, он, рожденный свободным, но золото его отца ослепляет любые глаза, даже самые упрямые. Служить в гвардии султана — высшая честь для любого мужчины. Юсуф знает. Он не против. Но что-то по-звериному дикое рвется из его груди, когда он думает о том, что проведет всю свою жизнь среди змей. Теперь, когда он закончил обучение, уже нет пути назад. — Верно. Понимаю я немного. А вот знаю достаточно. — И что же вы знаете? — вздыхает Юсуф. Это не скука, нечто похуже — нетерпение. Учителя всегда ругали его за торопливость, а он никогда не знал, куда девать ревущую в нем силу. — Что, если вы не привыкните к этой жизни, она растопчет вас. И не помогут никакие презрение и злость. В один из дней вы обнаружите свою голову на плахе, потому что какому-нибудь злопамятному евнуху не понравится, как вы на него посмотрели. Лекарь улыбается. В его голосе смеха и грусти напополам, и Юсуф совсем не знает, что ему ответить. Хочется скалиться и рычать, и впиваться ногтями в кожу своих стальных ладоней, но он лишь нервно складывает их в замок. — Странный у вас способ соблазнить меня. Лекарь смеется удивленно, глядит на Юсуфа широко раскрытыми глазами. — Какого вы, однако, обо мне мнения! Нет, мой дорогой друг, соблазняю я совсем иначе. — Ага, — невпечатленно отзывается Юсуф. И впервые за весь этот долгий вечер улыбается, слабо и устало. Это позже он узнает, что Фахим такой же, как и он сам, притворщик, лгавший, что свыкся с новой жизнью, овладел всеми ее секретами, разгадал все жесты и слова, размотал все змеиные клубки. Но они оба в итоге запутались в них же, позволили задушить себя скользкими хвостами, не знавшими жалости. Сераль никогда не был истинным домом ни для кого из них. Но в тот вечер Юсуф видел перед собой лишь мужчину, желавшего провести с ним ночь. И смело сказал ему нет. — Что ж, — засмеялся тогда Фахим. — Вашей дружбы я ищу даже больше.