Поперёк линованной бумаги

      Юуто напрягся, посмотрел с недоверием на такого доброжелательного минуту назад соседа. Не ошибся ли? Не ослышался? Если так, то это была очень гадкая слуховая галлюцинация, и она ему дико не понравилась. Да кому такое понравится? Казуки и самому было противно от слов, которые только что сплюнул в обернувшееся к нему лицо. Паренёк заметно сжался, как от пощёчины, стремительно отвернулся и плечи вниз опустил. Почему же так больно, хотя всё старательно заминалось, утрамбовывалось, пряталось в дальний угол? Почему? На этот бессмысленный вопрос вселенная равнодушно развела бы руками, если бы они у неё были, но с такими идиотами, как они, никаких рук не хватит. И всё, что казалось забытым, вынырнуло наружу, горечью оседая на горле, сожалениями застревая в груди. - Казуки… Ты чего? - Мне, похоже, лучше уйти. Такси вызову с улицы, - гость поднялся с колен Юуто, неуверенно покачнувшись. Казуки тут же приметил на столике у дивана бокалы и почти пустую бутылку вина. Тошнота нарастала, главное, сейчас постараться рот не открывать, он им такого наговорит, потом хоть топись, не отмоешься. - Манабу, подожди, - Юуто поймал тонкое запястье. Но его мальчик сердито выкрутил руку и кинулся в прихожую, быстрым порывом ветра скользнул между Казуки и косяком, хлопнул дверью. У Юуто так же проворно не получилось: он тяжело врезался в плечо Сатоо, буквально снёс его в сторону. Не оборачиваясь, не замечая ничего на своём пути, выскочил следом. Казуки криво усмехнулся опустевшей комнате. Смотрел на диван, на бокалы, и думал: "Отличный же был вечер". После такого шоу надо было как можно скорее спрятаться в душе. Закрыться, спастись за шумом воды, посидеть на полу под этот тёплый шелест, выкурить сигарету, а лучше не одну. Тогда можно будет сделать вид, что ничего не случилось, притвориться, что не слышал возмущённых возгласов Юуто и ударов в дверь, дождаться, пока уйдёт к себе, и только тогда выскользнуть. Отличная схема, так и нужно поступить. Но он почему-то двигался медленно, будто тело налилось свинцом. Фантастическим везением было то, что сосед вернулся именно тогда, когда он закрыл защёлку в ванной. - Лучше бы тебе вообще не вылезать оттуда, - сурово предупредил Юуто с той стороны, и Казуки торопливо включил душ, заглушая его голос.       Он не знал, что сказать в своё оправдание, разве можно было это хоть как-то объяснить удобному, но не очень близкому приятелю? Простых ответов не было, а сложные настолько запутаны и тянут за собой такую мглу, что Казуки не хотелось вытаскивать их на свет и хоть как-то ворошить перед чужими. А Юуто в один миг стал чужим, неприятным, далёким, и снова хрупкое равновесие дало трещину. Два чёртовых года… В помойку, в пустоту! Вроде бы достаточный срок, чтоб заживить всё, чтоб затянулось, а оказалось, что гадливость никуда не делась, и до сих пор воротит, стоит только подумать… И руки на шее, спина, лопатки, волосы отросли, бокалы, чужие колени. Мерзость. И снова - руки, лопатки, вино, колени. Блядская карусель, на основание которой словно жилы наматываются...       Жаль, что нельзя было закрыться в ванной до утра или вообще навсегда. Казуки выкурил всё, что оставалось в пачке. Дым и тёплый пар дарили отвратительное ощущение липкой сажи в лёгких и на коже, то, чего не хватало до полноты картины этой неудачной, издевательской ночи. Посидел ещё пару минут, вышел, так и не ополоснувшись, грязный, потный после клуба и после добровольно устроенной сауны, поёжился от разницы температур, как же прохладно было в коридоре. Это дома-то. И почему-то с тоской резанула мысль о том, что, наверное, джинсовая куртка не очень-то согревает. - Ты что устроил? - Юуто терпеливо ждал его у входа в его комнату, подпирая плечом стену и сложив руки на груди. Он был сонным и злым, но в голосе за раздражением пряталось удивление. И это было главным. Юуто хотел разобраться, а не ссориться. Эта нарочитая грубость поразила его, у них слишком хорошие отношения, чтобы вести себя так по-скотски. Поэтому ему важно знать. - Прости, была причина, - буркнул Казуки, устало потирая пальцами лоб. Он был опустошён, он так и не смыл с себя всю эту дрянь, даже на это сил не хватило, не то, что на разговоры. "Юуто, отстань" молил весь его внешний вид. Но он знал, что друг так просто не сдастся. Попытка бегства в душ была редкостным малодушием с его стороны, конечно, он дождался, после такой-то сцены. И всё же, несмотря на очевидную обречённость поступка, он попробовал спрятаться снова, двинулся к комнате, про себя молясь всем богам, чтоб этим всё и кончилось. Но Юуто был ближе, он пнул дверь, чтобы она закрылась перед носом Казуки, тот измождёно поднял на него взгляд. Приятель не стал повторять прежний вопрос, а спросил то, что интересовало его куда больше: - Вы с Манабу знакомы, да? Обречённый вздох в ответ. Если бы можно было не отвечать, пройти сквозь захлопнутую дверь, через стену, раствориться в воздухе, да что угодно, лишь бы не затрагивать эту тему, он бы так и поступил. Придумать бы дешёвую отмазку в духе "нет, конечно" или "виделись пару раз". Но это было бы слишком очевидной и глупой ложью. Юуто не купится, на случайных мальчиков так не реагируют. С другой стороны, можно попробовать, ведь приятель так удобно не был знаком с прежней жизнью Казуки, так удобно дружил с ним слишком недавно, чтобы знать то, о чём говорить не стоит... Старые друзья в курсе. "Тот, чьё имя мы не называем". Смешно. Если бы не было так больно. Снова эти проклятые чернила пачкают руку, которая пыталась перевернуть ту страницу жизни. - Мы немного… - Немного? - Немного встречались. Давно и недолго, - Казуки выдавил это из себя с трудом, нехотя. – Ничего не вышло, расстались некрасиво. Извини, что сорвался.       Он потянулся к дверной ручке. Остаться бы одному, просто лечь уже, чёрт возьми, постараться не думать, постараться забыться, даже если не сразу, но усталость сработает, всегда в итоге срабатывала, отличный защитный механизм от всякого дерьма. Вдруг ближе к вечеру, потом, когда он проснется, случится грёбаное чудо, и наконец окажется, что ему все равно или он просто перепутал, ничего не случилось. Да, приятный такой алкогольный бред, или оптическая иллюзия, хоть что-нибудь, боже. Просто принял другого человека за того, кого узнает даже с закрытыми глазами на ощупь. Но его рука замерла в воздухе, хмурый тон Юуто заставил остаться в коридоре. - Перед ним извинишься. Говоришь, недолго? - Совсем мало, - как же тупо это прозвучало, раньше он не стал бы оправдываться, да и отвечать на вопросы, которые ему не нравились, не стал бы, но сейчас сказывались усталость и бессонная ночь. Желание спать навалилось как-то внезапно и не хотелось спугнуть его, нервы отчаянно нуждались в восстановлении, а тело в отдыхе. - Некрасиво - это как? Из-за чего вообще расстались? - Юуто, отвали уже. Не твоё дело, расстались и всё тут. - Что, не хочешь предостеречь друга? - Не хочу. Но советую с ним не связываться. - И что будет, если я не послушаюсь? - А вот это уже меня не касается. Хочешь проблем, вперёд! Наслаждайся. И ведь правда, не касается. Казуки поморщился, как же всё это утомительно, глупо и нелепо. Пререкаться так в коридоре из-за того, что, по сути, не должно уже волновать. Прошлое - в прошлом. - Я спать. Странно, но в этот раз Юуто не стал преграждать дорогу и возражать. Просто молча отошел. Казуки нырнул в свою комнату, подальше и от соседа, и от всего мира, плотно прикрыв дверь. Он прислонился спиной к стене только на несколько секунд, чтобы выдохнуть и потереть ладонями лицо. - Всё, - сказал он себе успокаивающе, будто ребёнка уговаривал не ныть, - хватит. Волна миновала, всколыхнувшиеся было воспоминания тихо улеглись на дно, страница неспешно переворачивалась, он следил за этим движением времени почти безучастно. Холодное покалывание в пальцах таяло, пока совсем не исчезло. В его очевидную ложь, кажется, поверили. "Если я не послушаюсь… Да пошел ты…" Казуки подошел к окну с мыслью о том, что через пару часов начнёт светать, надо задёрнуть шторы, чтобы стало спокойнее спать, чтоб солнце не разбудило его. Просто задёрнуть ткань и уйти, и всё равно не сдержался, против воли окинул ищущим взглядом пустой двор.       Кое-что никогда не меняется, даже то, от чего, казалось, отказался, запретил себе вспоминать. А Манабу всё так же выбегает за дверь от обиды, снова бежит от его слов. Сжимая кулаки, злой, с этим его мрачным, чернильным взглядом в пропасть – Казуки успел разглядеть, когда он прошмыгнул мимо, такой знакомый, что захотелось кричать, перевернуть мебель, разбить эти чёртовы бокалы, хоть что-нибудь сделать. Но его время прошло. Манабу, наверно, думал, что лучше с размаху влететь лбом в железную дверь на этой безумной скорости, лучше свернуть себе шею, сбегая по лестнице, чем хоть на миллиметр коснуться его плечом. Его время прошло... А когда-то не какой-то левый Юуто, а он, Казуки, ловил за запястья, летел за ним, спотыкаясь, босиком в подъезд, лишь бы поймать, лишь бы вернуть своё родное глупое чудо, тащил назад силой, волоком, затыкал протестующие крики и проклятия поцелуями. Держал так крепко... Не удержал. Этого больше не будет.       Казуки солгал. Хотя стыда не испытывал. Юуто сам виноват, даже если он не в курсе, кого притащил к ним домой, всё равно это его вина, и Казуки никогда ему этого не забудет и не простит. Да и зачем ему знать? Правдивый рассказ был бы слишком длинным, в две минуты в коридоре не расскажешь, не хватит и часа. Разве что ночь и день и ещё ночь за каким-нибудь крепким пойлом, иначе этого из себя не вытащишь. Но кто такой Юуто, чтоб ему с ним пить и мучительно выблёвывать свою выматывающую историю? Даже перед старыми приятелями Казуки так не выворачивался.       Его "недолго встречались" растянулось на шесть лет серьезных отношений, вместе ещё со школы, всегда и всюду вместе. Три года - под одной крышей. Их совместная квартира, быт, миллионы крохотных мелочей, составлявших единое целое, казалось бы, нерушимое "Мы".       "Некрасиво расстались" - на деле это были четыре месяца ада. Ночные звонки, километровые смс без ответа, письма, письма, письма, целые страницы писем в почтовом ящике с одним отправителем, а потом попытки забыться и снова попытки вернуть, постоянные качели от надежды к полному пиздецу, головные боли, истрепанные нервы... Это было и правда некрасиво - мучительно долго, больно и очевидно для всех нехотя. Он мог открыть дверь утром и обнаружить Манабу сонным, измотанным с синяками под глазами, сидящим на лестнице. И всё снова летело к чертям - учёба, работа, планы на день бывали забыты. Всё ради него. Или наоборот - вернуться в пустую квартиру. Без объяснений, без записок, увидеть пустой шкаф, из которого он выгреб всё, только на дне комода одиноко лежал и рвал сердце забытый старый зонтик. Ручка потёрта, спица сломана, может, потому и оставил. А что сломалось в них? Сложно сказать. Спустя время Казуки понимал, что расставаться не хотели оба, но и быть вместе стало невыносимо. Они иссушили друг друга, затравили. И ведь он переболел, ему почти удалось. Хотя первое время, казалось, сдохнет. В его жизни было так много Манабу, что ломка оказалась ужасающей. Но он справился, хотя всё напоминало о нём, всё: от еды до фильмов, чужие жесты, случайно оброненные кем-то в транспорте фразы. И всё было "Как Манабу" или "Не как Манабу" или "А вот он"... Но ведь пережил же... Всё отмерло, сдохло внутри него, казалось, что не вернётся... Поэтому сегодняшнее было шоком. Почему так среагировал? Зачем?       Как обычно бывает? Как принято? Без истерик. Положено было ехидно улыбнуться, протянуть что-то вроде: "Какие люди…" А ещё обычно в таких случаях выпивают, обмениваются новостями, более или менее равнодушно расходятся... Но разве у них когда-нибудь было, как принято? Чему удивляться, что даже после разрыва всё наперекосяк.       Откуда взялось это звериное, собственническое, что заставило повести себя иначе? Как же так, вроде бы был душевный покой, всё равно, должно было быть всё равно, кто там его лапает, прошло два года, всё кончилось, завершилось, точка. Казуки отошёл от окна, бездумно сел на кровать, уставился в пустоту и, закусив губу, с тоской подумал о том, что его опять начнет ломать. Может, недолго и не настолько невыносимо, как это было тогда, сразу после разрыва, но точно будет, от этого в ванной не закроешься. Ведь это так дико: его Манабу, родной и привычный, такой почти домашний, майка эта ещё, простая, будто только что вернулся с учёбы, натянул первую из стопки вечных его футболок, белых и чёрных, больше на размер. Его Манабу... Будто не было этих двух лет. И вдруг на коленях друга. Какая-то ошибка, не иначе, так просто быть не может...       Упал на бок, забрался под одеяло и приказал себе не думать, не повторять в голове эти сцены, как хлопали двери, как делили вещи, будто супружеская пара в разводе... "У тебя во сколько завтра первая пара? Я приеду и всё заберу, когда тебя не будет дома". Не вспоминать, как рвались фотографии, напоказ в истерике, пополам, словно можно было себя от него оторвать так просто, как разделить изображение на глянцевой бумаге... И как обреченно закрылась в последний раз входная дверь, тихо, уже без хлопка, подтверждая - всё, кончено. Умирают тихо... Но в голове застряла искажённая, неправильная картинка из гостиной, за опущенными веками, жмурься-не жмурься, гони-не гони, на паузе застыл именно этот кадр. Руки, лопатки, колени, взгляд... Он думал, что не уснет, но всё-таки вырубился, а перед этим раздраженно подумал, что Юуто должен был всё понять, он же вроде адекватный парень, значит, больше не скажет при нём о Манабу ни слова, как это делали все друзья, из общих, которые со временем сами поделились на «своих» и «его». Значит, больше они точно не увидятся, можно спокойно начинать заново зализывать раны и затирать листы. *** - Какого??? – Казуки стоял в прихожей, судорожно хватая воздух ртом, тупо уставившись на вконец оборзевшую джинсовую курточку на вешалке. Нагло и самодовольно она расположилась там, где ей были совсем не рады, висела на этот раз поверх кожанки Казуки и будто посмеивалась над его ошарашенным лицом. Прошло всего два дня. Решительно двинувшись к комнате Юуто, он резко затормозил у дверей на кухню. Нет, этого просто не может быть, наверное, ему снится что-то нездоровое, кошмар из самых бредовых и мучительных. Но Манабу выглядел вполне реальным, и очень по-настоящему сидел за столом, преспокойно распивая чай... из его кружки. Казуки затрясло, он мысленно уже четвертовал это живое воплощение уюта и спокойствия: "Как он? Мать твою, почему именно из моей? Их там шесть штук разных! Какого хрена?!" Заметив Сатоо в коридоре, беспардонный нарушитель личностного пространства презрительно фыркнул и отвернулся к окну, молча, без комментариев. «И как это понимать?» - хотел было поинтересоваться возмущённый Казуки, как вдруг, будто из-под земли, стремительно выскочил Юуто, и не хуже защитника в регби сцапал его и буквально "вынес с поля". Дотолкав до гостиной, приглушённо заговорил: - Слушай, Казу… - Если скажешь, что я опять рано, не вовремя или ещё что-нибудь в этом роде, я тебе в ухо дам, - честно предупредил тот. - Не совсем. То есть нет… - удивительно, но в этот раз Юуто не злился, скорее нервничал. Видимо, предполагал, что ничем хорошим их встреча кончиться не может, но надеялся разрулить ситуацию. – Я знаю, что тебе неприятно. "Охренеть, как ты догадался?! Да я сейчас убивать начну", - мрачно про себя ругнулся Казуки. - Но у нас с ним все нормально... И он мне нравится, понимаешь... - Рад за вас, - он очень надеялся, что в голосе сейчас достаточно яда, льда и взрывчатых веществ, чтобы Юуто в полной мере осознал, до какой степени Казуки за них рад. - Может, вам попробовать поговорить? Ну, знаешь, навести мосты, всё такое... Ты, наверное, знаешь, Манабу в общежитии живет, потому встречаться нам больше негде. Ругаться с тобой из-за этого я не хочу, так что, хотя в моем распоряжении квартира, я всё же спрашиваю, не против ли ты, если он будет здесь ночевать. Иногда, - Юуто замолчал, напряжённо глядя на него в ожидании ответа. "Мосты, бля?" Хотелось подойти к стене и побиться в неё головой в терапевтических целях. Может, тогда эта бредовая ситуация хоть как-то утрясётся и станет для него понятной и приемлемой? Юуто мягко намекал на то, что, в принципе, он хозяин положения, но он так добр, великодушен и хорошо относится к Казуки, что не хочет выставлять его за дверь за минутную истерику и искать нового соседа. Хотя чего ему искать - вон он, на кухне чаёвничает, как устроился. Может, это задумка такая дьявольская? Или нет, скорее Манабу попросту всё равно, подумаешь, бывший... А Юуто вляпался из-за его же, Казуки, лжи. Надо было засунуть свою гордость в задницу и объяснить, что это были за отношения. Тогда бы приятель точно не рискнул тащить его сюда снова, и не стоял бы сейчас так, вглядываясь в его лицо, пытаясь считать реакцию... Он знает только "недолго встречались" и не более. Конечно, при таких условиях упирающийся Казуки выглядит полным дебилом, неуравновешенной психичкой, которая придирается к мелочам...       Надо было просто запретить. Сказать, как есть, объяснить, что против, и почему. Тогда это существо больше никогда бы не переступило порог его наладившейся жизни. Именно это было манящим правильным решением, которое дарило покой и Казуки, и всем окружающим. Но почему-то он нашёлся не сразу, помедлил с минуту. И этой крохотной минуты хватило, чтоб промелькнула отравляющая грустная мысль: «А ведь я скучал. Мы слишком долго были вместе, всю жизнь были. Нельзя вот так взять и разойтись в стороны. Может, и правда, попробовать». - Ладно, - он пожал плечами. "Язык мой – враг мой. Я еще пожалею". – Мне, конечно, неприятно, но ради тебя, дорогой друг, я, так и быть, попробую унять раздражение. Совет вам да любовь. И прежде, чем Юуто успел ответить на откровенно язвительную реплику, обогнул его и умчался на кухню. - Манабу, привет! – с лучезарной улыбкой Казуки плюхнулся на стоящий рядом стул, подвинул к себе свою кружку, которую тот неосмотрительно выпустил из пальцев, и сделал большой глоток поостывшего чая. – Сколько лет, сколько зим! Чего ты хмурый такой? Прости за вчерашнее, не узнал тебя, думал, правда, блядь какая. Давно не виделись, расскажи хоть, как поживаешь. Казуки был уверен, что Манабу сейчас покажет зубы, нагрубит, пошлет его, встанет и выйдет, но тот, неодобрительно покосившись на дружелюбно подвинутую ему обратно кружку, пожал плечами. - Как обычно. Из универа пока не вышвырнули, - ответил он. – Мне больше не дают денег на жилье, поэтому живу в общежитии. А ты, вижу, совсем не изменился... - А, ну, знаешь, время идёт, но ничего не меняется, - отмахнулся Казуки. – Как там наши ребята? Всё некогда позвонить… Юуто стоял в дверях немного растерянный, но вроде бы успокоившийся. Казалось, Казуки искренне веселится, он задавал вопросы, Манабу сдержанно отвечал, изредка будто оживляясь и позволяя себе улыбнуться и даже рассмеяться. Со стороны всё выглядело вполне нормально, наверное, непонятно было, с чего вчера сосед так психанул, а любовник так занервничал. Ведь вот же - болтают, всё замечательно, всё прекрасно... Видимо, Юуто удостоверился, что ругаться никто не будет, что они оба попробуют общаться, уживаться вместе… Он просто слишком плохо знал их обоих и не слышал фальши. А она насквозь пропитала всё, разъедала, как ржавчина, наигранную истеричную улыбку Казуки, прорывалась наружу в больной усталости в глазах Манабу. Посторонний не смог заметить, что их мирный жизнерадостный разговор на самом деле совершенно картонный и поверхностный, а в случайных невольных жестах проскальзывает невысказанное, понятое только двоим: "Наверное, нам уже не стать друзьями, да?" "Не стать. Да и зачем?" Казуки разглядывал Манабу с отчаянным любопытством, испытывая какое-то извращённое удовольствие. Его отросшие тёмные волосы - ещё немного и сможет завязывать в хвост. Его так любимые прежде невероятно красивые длинные пальцы - сколько тысяч раз зацеловывал? Эти пальцы медленно машинально крутят кружку, будто снова они наедине, в том общем прошлом, на своей кухне, только вдвоем, но говорить прямо почему-то нельзя, и они продолжали врать и притворяться. "Надеюсь, мы оба знаем, что делаем". "Время покажет".