Поперёк линованной бумаги

      Время всегда играло по своим, только ему ведомым, правилам. Но никогда не на их стороне, столько упущенных возможностей, столько потерянных шансов с самого начала. Ведь они могли бы и раньше сойтись и заговорить, допустим, о музыке, о кино, о чём там ещё говорят одноклассники? Да хотя бы об уроках, о чём угодно! Но не так же! Их знакомство было, мягко сказать, совсем не романтичным. Ну, как знакомство, Манабу второй год учился с Казуки в одном классе, но они никогда не пересекались. Он был для Сатоо каким-то безликим мальчишкой из массовки, неинтересным, скучным расплывчатым пятном. Кто этот Ошио? Не отличник, не хулиган, частичка серой массы, невзрачный очкарик с задней парты. Он даже имени его не помнил, что уж говорить о внешности. Сложно сконцентрировать внимание на фоне, когда под рукой столько всего яркого и интересного. У Казуки всегда была своя шумная компания, несколько близких приятелей и даже собственный небольшой фанклуб. Девчонки помладше толпами бегали за улыбчивым спортивным парнем, который к тому же играл в школьной группе. Одноклассницы тоже хихикали хором, стоило ему пошутить, а ещё то и дело фоткали его на мобильный во время игры в баскетбол или на сцене. На День Святого Валентина он мог открывать свою личную кондитерскую, столько сладостей появлялось на его парте. Да и в будни ни одна неделя не проходила без какого-нибудь признания или пары любовных записочек от поклонниц. Так что времени на общение с не представляющими интереса занудами у Казуки не было.       Но однажды всё пошло наперекосяк, именно тогда началась их неправильная история. Девочки, группа, спорт, занятия, клубы, всё ценное, нормальное ушло на второй план. Прежнее утрачивало чёткие контуры и почти растаяло, растворяясь в звуке одного имени. Единственного, которое стало иметь значение на долгие годы. Так внешний вид страниц изменился до неузнаваемости: прощайте, ровные столбики, здравствуй, искажённая реальность. Манабу...       Не в саду под сакурами, не на школьной крыше, не в поездке на море. Даже старт говорил о том, что всё будет не так, как у людей. На большой перемене, которую принято тратить на более важные личные дела, такие как бэнто на лужайке или сеанс приятного общения с очередной цыпочкой, Казуки заскочил в туалет. Более "возвышенного" места для судьбоносной встречи просто не найти. В коридоре было так шумно, что он не заметил оживлённых голосов внутри. Не глядя переступил порог, у двери его встретил один из местных хулиганов, большой, широкоплечий, коротко стриженный шкаф. С наглой ухмылкой он перегородил проход и пробасил: - Эй, Казу-кун, шёл бы ты отсюда, друг, я бы советовал на этаж пониже спуститься. - А что не так? У вас тут приватная вечеринка? Я же на минуту.       Резкий солнечный свет из небольшого квадратного окошка наверху слепил глаза, поэтому видно было только силуэты. За спиной "плохого парня" происходило что-то не совсем обычное. Возле одной из кабинок двое бандитского вида пацанов держали кого-то третьего, заломив руки жертве. Этот третий явно уступал им в габаритах, был невысоким и тоненьким, и не очень покладистым к тому же. Пользуясь моментом, когда Сатоо зашёл, он попытался вывернуться, рванул вперёд, но ему это не удалось, и за попытку сбежать он получил коленом в живот. - Кто там такой настырный к нам лезет, а, Макото? Врежь ему, пусть валит, - буркнул один из двух амбалов. - Не буду я его бить, это же Казуки, ну, ты должен знать, он клёвый чувак, на гитаре у наших "The Murderers". Мужики, вы жжёте, я видел на фестивале в прошлом году! - Спасибо, - сдержанно кивнул Казуки. - В этом тоже будем, хочешь, приходи на репу, с ребятами познакомлю, - и уверенно двинулся вперёд, игнорируя предупреждение своего фаната. Он пропустил...       Никакого звона хрустальных колокольчиков, никаких предупредительных ударов сердца, просто внутри всё сжалось от отвращения. Открывшаяся картина была мерзкой в своей простоте, обыденности и несправедливости. Согнувшийся пополам от боли щуплый мальчишка выглядел смутно знакомым, фамилия вертелась на языке, но не хотела приходить на ум. Он не вызывал жалости, потому что выглядел самоуверенно, почти нагло, несмотря на своё, казалось бы, безвыходное положение. Не стонал, не просил о помощи, по напряжённой спине было видно - не сдался, будет брыкаться до упора. С чёрных волос на пол капала вода. Казуки бросил взгляд в открытую дверь кабинки, заметил, что крышка унитаза открыта, а ещё - мокрую дорожку на полу, ведущую к троице, разбитые очки у них под ногами, и всё понял.       И тут парень поднял лицо, как камышовая кошка перед прыжком на жертву. Казуки невольно улыбнулся, то, что он увидел, было по-своему прекрасно, мордашка - шик.       Угрюмый прищур, большие тёмные глаза, обжигающие, как два уголька, кровь из носа заливает подбородок, струится по шее уродливыми разводами. При этом ведь молчит, не ноет, только тихо шипит сквозь крепко сжатые зубы, и уставился чётко на него с такой разъедающей ненавистью, будто именно Сатоо - виновник всех его бед, именно он его бил и макал головой в унитаз. "Стыдно тебе, да, парень?" - с пониманием подумал Казуки, совершенно не обижаясь на эту неприкрытую ярость. Сам бы, наверно, похоже отреагировал или ещё похуже. С той только разницей, что с ним бы никогда подобное не произошло. Активный и общительный, он умел находить общий язык с окружающими и нравиться всем без исключения. Вот и сейчас, оценив обстановку правильно, он не полез на рожон, а подошёл к раковине и неспешно стал мыть руки. Максимально уверенным и ровным тоном небрежно бросил, разглядывая в зеркале глупые самодовольные рожи старшеклассников и жалкую скрюченную фигурку: - Чем он заслужил ваше внимание, парни? Вроде мой одноклассник, никакущий же, украл что-нибудь? Ребята заметно расслабились, видя, что драться он не собирается, нудеть и читать мораль тоже, приняли за своего и дружно гоготнули: - Да этот прыщ и у слепой старухи из-под носа ничего не стырит, ты чего? - О, только не говорите, что он у кого-то из вас девку увёл? - он обернулся с широкой искристой улыбкой и легко махнул ладонями в воздухе, стряхивая капли. - Ты чё, он сам девка. Блядь подзаборная, пидор! - Точно! Сосёт за деньги у папиков, а делиться баблом не хочет, дерзит. Мика, вон подружка Макото, видела, как он в иномарки садится после школы, каждый раз разные.       Казуки поморщился, одноклассник не был похож на бунтаря и проститутку, обычный, ничем не примечательный подросток, таких, как он, миллионы, скучный даже, по его мнению, шлюхи должны хоть как-то выделяться, а у этого даже волосы натуральные, не окрашены, бред какой-то. - Так вам деньги нужны или парень приглянулся? Так нежно прихватили, - хитро усмехнулся он. "Должно сработать, пусть только сработает!" Державшие переглянулись, им это предположение не понравилось, не отпустили, но хватка заметно ослабла. - Да ты чего, чувак? Кому он нужен?! Шлюха, сын шлюхи.       В принципе, изначальная задумка тихо-мирно решить вопрос была неплоха, только привести план в действие не удалось. В этот момент паренёк дёрнулся, но не побежал, а, освободив руки, почему-то набросился с кулаками на того, кто отпустил последнее оскорбление. Выглядело это по-настоящему жалко. Даже сами хулиганы опешили, защищаться никто не думал. От чего? Он, тяжело дыша, наносил удары по корпусу, чуть не рычал, но все выпады были ужасно слабыми, посмешище, а не атака. Пришлось импровизировать на ходу: - И правда, дерёшься как девчонка, - сказал Казуки, мягко обхватил его сзади за плечи и живот и оттащил. Два шага назад вместе, мальчик вздрогнул в его руках и как-то неожиданно поник, расслабился. - Парни, оно вам надо, травить это чучело? Тут явно фигня какая-то, напутала твоя Мика, вы только на него посмотрите, да кто ж такому за минет заплатит? Одноклассник обернулся назад на него, так обиженно, уголки рта вниз. "Дурак, что ли, из-за такого расстраиваться?" - мысленно удивился Сатоо и почему-то не отпустил, а только сжал сильнее. - Да уж, Ошио, тебе самому ещё приплачивать надо, чтоб тебя хоть кто-то трахнул! - хмыкнул кто-то из вымогателей. "Ошио, точно, Ошио Манабу, вспомнил". - Мако, ты уверен, что твоя малышка не спутала? - Да хрен её знает, конечно. Казуки, поручишься за него? - Да не буду я за него поручаться, с чего бы это? Я его знать не знаю. Делайте, что хотите, - сказал и отпустил, но Манабу не отодвинулся, просто стоял спиной, понурив голову, руки обречённо повисли плетьми вдоль тела. - Но, по мне, вы время тратите, всё, что из него можно вытрясти - деньги на завтраки. - Не, мы таким не занимаемся с младшей школы, ты чего, братан, мы серьёзные пацаны!       Он даже толком не сообразил, как же ему удалось за пару минут уболтать шпану, но расстались почти друзьями, Макото напросился прийти на репетицию со своей подружкой, предстояло ещё объяснять своим визиты будущего члена якудза, но это не должно было стать особенной проблемой, уговорит как-нибудь. Они ушли, обменявшись рукопожатиями. Казуки молча зашёл в кабинку, чтоб не смущать, дал шанс Манабу уйти, сделав вид, что ничего не произошло. Но когда вернулся, сердитый одноклассник не ретировался, он сидел на корточках над разбитыми очками, неторопливо собирал в салфетку крупные стёкла, утирая кровь кулаком, но это выходило у него плохо, он скорее размазывал грязь по лицу. "Ну, что ты глупый такой?" Это выглядело даже умилительно, Сатоо снова вернулся к раковине, достал носовой платок, как следует намочил холодной водой, присел к Ошио, безапелляционно взял его лицо в левую ладонь, крепко сжимая пальцами щёки с двух сторон, чтоб не вздумал вырываться. Манабу уставился на него испуганно, вытянул губы в трубочку, отчего стал похож на удивлённую рыбу, и терпеливо молчал, пока Казуки вытирал его нос, прижимая приносящий облегчение холод к лицу. - Ну вот, не сломан вроде, повезло тебе. Но к медсестре зайди... Прозрачные струйки текли вниз по шее, попадая за воротник школьной рубашки. Форма была испорчена, пятна крови стали коричневыми, подсохли, Сатоо вдруг поймал себя на странной мысли, что кожа у Манабу удивительно тонкая, белая, прозрачная, что прикасаться к ней почему-то приятно, даже сладко, смутился и отвёл руку. Ошио тряхнул головой, выскальзывая из пальцев, порывисто отобрал платок, ринулся к зеркалу, открыл кран и стал умываться. - Я сам, - буркнул он хрипло. "Ого, какой голос в этом тщедушном тельце. Мужик", - мысленно изумился Казуки, но вслух сказал другое: - Ты не парься, понятно, что всё, что они несли, бред. Слухов не будет. - Моя мать не шлюха, - злобно прорычал спасённый парень. "Что-то ты не выглядишь благодарным, пацан". - Конечно, не шлюха. Стоп, что ты сказал? - Казуки смутился и замолчал, стоя за спиной, внимательно глядя в зеркало в чернеющие от возмущения глаза. Медленно, но верно до него доходило. "Почему он не про себя? Не оправдывается? Он что? Правда того?" Манабу криво усмехнулся, словно прочитал мысли, плеснул напоследок воды в лицо, вскинулся, крепко обхватил ладонями край раковины, угрожающе проговорил в отражение, нарочно растягивая слоги: - Что ты хочешь спросить, герой? Блядь ли я? И сколько беру за отсос? Тебе мои расценки не по зубам, Казуки-кун, иди еби своих бесплатных давалок. Челюсть Казуки медленно отъехала вниз, он был не просто ошарашен, на минуту он превратился в каменную статую школьника, на которую можно было повесить говорящую табличку "Шок". - И не хрен было лезть в чужие разборки, бесишь. Чёрт, морда теперь распухнет, синяк пару недель сходить будет, не меньше... - Стоп, - ожил вдруг Казуки, офигевая от услышанного, то, что произносил этот кроха, совершенно не вязалось с его внешностью. - Ты что, продаёшь себя? Давно? - С какой целью интересуешься, мистер звезда школы? Хочешь? - парень ловко повернулся, приблизился вплотную, столкнувшись с ним грудью, уверенно положил руки на ремень брюк, потянулся вверх и... укусил Сатоо за нижнюю губу. - Обломись! Усмехнулся и направился было к выходу, но тяжёлая рука хватанула его за плечо и упрямо развернула к себе. - А ну стоять, мелкий. Охренел совсем? - Казуки и сам не знал, почему так разозлился на малознакомого одноклассника, не в его правилах было интересоваться чужими проблемами. Но грубость и нарочитая пошлость Манабу его не оттолкнули, наоборот, по какой-то загадочной причине ему захотелось вправить мозги этому идиоту. - Если не жалко свой тощий зад, мать пожалей, придурок! - выпалил он и несколько раз сильно тряханул подростка за плечи, так, что тот весь затрясся. И вдруг - изменился до неузнаваемости, поджал задрожавшую губу жалобно, вскинул брови домиком, словно вот-вот заревёт, как маленький.       Сатоо испугался, нервно дёрнулся, в груди противно заныло, как будто он проглотил рыболовный крючок, и теперь кто-то потянул леску, вытаскивая его внутренности наружу. Это Ошио подсекал, точно, прозрачная тонкая прочная нить их связи возникла из ниоткуда. У Казуки совершенно не было желания спасать кого-то из пучины греха, бороться с мировым злом, выкупать бедную проститутку из борделя, все эти штампы были неприменимы к Манабу. Он не жалел его, не хотел очистить и защитить. Просто стало тоскливо, будто его связали по рукам и ногам, приковали к этому человеку, и это не глупый очкарик страдает фигнёй, разрушая свою жизнь, а он сам стоит каждый вечер на школьной стоянке, курит, ждёт очередную иномарку. Садится на пассажирское рядом к водителю-старику, склоняется, расстегивает ширинку и... Казуки уставился на губы Манабу и ему стало по-настоящему больно, он разжал пальцы, новый знакомый рванул в коридор быстрее ветра, оставляя его в туалете, одиноким и совершенно потерянным. - Ну и что это было? - мрачно произнёс он в пустоту. Кафельные стены поиграли со звуком его отчаяния, как маленькая девочка с мячиком, кидая туда и сюда, пока последний шорох не затих. Вода мерно капала из плохо завинченного крана, солнце из окна рисовало квадратик на полу в том месте, где остались крошечные осколки от разбитых очков. Казуки вздохнул, он уже знал, что в класс не вернётся.       Манабу чуть не подпрыгнул от неожиданности, когда на выходе у медицинского кабинета столкнулся с подкарауливающим его "спасителем". Сатоо стоял, понуро, руки в карманы, с непривычно кислым выражением лица изучал носки своих ботинок. - Ты чего тут торчишь? - тихо пробурчал парнишка, отводя глаза в строну, и двинулся по коридору. Казуки закинул за спину портфель и пошёл за ним. - Если бы я знал. Мы в ответе за тех, кого приручили, что-то вроде того. - Ты меня не приручал! - огрызнулся Ошио, ускоряя шаг. - Ну так приручу, - вдруг развеселился Казуки, догоняя. - Прости, я не расслышал? Это что, какой-то комплекс вины от того, что моя жизнь складывается хуже, чем твоя? Хочешь поиграть в святого? Что за хрень? Отлипни от меня! - Нет, - просто ответил самоуверенный одноклассник, шагая рядом. Он знал, что Манабу придёт к медсестре отпрашиваться с уроков, с такой-то физиономией нечего делать на занятиях. Сам врать не стал, просто решил прогулять. "Как-нибудь выкручусь, всегда выкручивался". И сейчас рядом с кусачим во всех смыслах Ошио он был уверен, что поступает правильно. Ведь ему этого хотелось, а он привык всегда делать только то, что хочется. - И какой у тебя план? Таскаться за мной по пятам до самой смерти и не давать зарабатывать деньги? - Кстати, звучит неплохо. Что-то вроде того. А с деньгами подумаем. Есть у меня одна идея. - Хочешь заделаться сутенёром, сдай алгебру на что-нибудь повыше тройки. А то выручку считать не сможешь. - Ух ты, какая осведомлённость о моих скромных успехах. Знаешь, это наводит на размышления... Ты сталкерил за мной, маленький извращенец? - Да просто твоя тупость слишком режет глаз. Ты выдающийся бездарь, Казуки. Так, мирно болтая и поддевая друг друга, они вышли из школы и отправились на станцию метро, у обоих было ощущение, что они знакомы с рождения, такая невообразимая чудесная лёгкость, что дух захватывало. Не было никаких преград, неловкости, сомнений. Несмотря на ругань, которая то и дело срывалась с губ, и на грязь, о которой говорили в туалете, сам Манабу грязным не казался. Он был таким же простым и естественным, как синее небо без единого облачка, как начавшаяся в Токио весна с цветущими деревьями, белыми, розовыми, такими живыми и радостными, какими они выглядят только когда ты школьник и, кажется, начинаешь влюбляться. То и дело забегая вперёд и заглядывая вредному мальчишке в глаза, Казуки ловил в них тёплые лучики, отражения деревьев и себя, Манабу смотрел на него и улыбался. Даже произнося очередную гадость - улыбался. Так расцветала их первая совместная весна: с нежного, прорезающегося сквозь холод солнца, которое было правдой. И со лжи, которая отравляла слова, потому что Манабу врал.