Поперёк линованной бумаги

      В первый раз, когда только услышал, не мог поверить. Вернулся поздно, как делал почти всегда, хлопнул входной дверью, подумал и не пошёл в душ, было уже темно, скорее бы лечь. Чистое бельё пахнет свежестью, пахнет детством. Отдых. Вроде бы почти соскользнул в сон, на грани, на острие иглы, вокруг лишь голодные океанские глубины переливаются радугой грёз и манят чёрными нефтяными пятнами кошмаров, только протяни руку - окажешься в другой реальности, и вдруг... Скрип, стон. Казуки распахнул глаза, непроизвольно открыл рот, непроизвольно зажал ладонью, потому что у него встал... Потому что это был Манабу рядом, так громко... Невозможно. Через пять мучительных минут подскочил, нашарил дрожащими руками стул, на стуле джинсы, в них новая пачка, подошёл к окну, открыл, плёнка упала на пол. Прикурил, вслушиваясь в ритм. Рассеянно повертел в пальцах пачку, посмотрел на предупреждение, на психоделическую картинку и надпись "Зависимость". Чуть не засмеялся в голос. Конкретно в этот момент он бы предпочёл "Импотенцию".       "Заткнись уже! Провалитесь, сдохните вы оба!" - в своём воображении он кричал. Но на самом деле не произносил ни звука, старательно сдерживаясь. Странно, разве он должен стыдиться и скрывать своё присутствие? Нет, он у себя дома, но Казуки даже дышал тише. Надо было разок врезать кулаком по стене или высказать как-нибудь своё возмущение Юуто с глазу на глаз. Однако он продолжал молчать. К рассвету отключался, а потом, после пробуждения, старательно давил из себя улыбку, хотя изображать здорового, отдохнувшего человека с такими мешками под глазами было трудновато. Почему же эта сволочь стала оставаться на ночь всё чаще?       Казуки перепробовал всё: накрывался одеялом, подушкой, а через несколько дней повторяющихся концертов увлечённо изучал в интернете отзывы о безрецептурных снотворных препаратах. "Следующий шаг - психушка", - уныло признавался сам себе и набирал в поисковике очередной "позитивный" запрос: "Сколько человек может прожить без сна?". Он серьёзно недосыпал из-за этих низких, утробных кошачьих воплей за стенкой. "Да что он такое с ним делает?" Обычно к трём часам ночи от накопившейся усталости интерес был почти отстранённо-спортивным. Ведь правда, загадка, как Юуто это удаётся? Даже после шести лет вместе Казуки не представлял, что нужно творить с Манабу, чтоб он стал так орать.       Нет, его бывший парень вовсе не был скромным паинькой в постели. Страстный, порывистый, а иногда даже по-настоящему похотливый. Ему часто случалось удивлять Сатоо необычными желаниями и экспромтами, но звуки... Их почти не было. Когда удавалось выбить из него хотя бы один тихий несдержанный стон, Казуки был на седьмом небе от счастья, и чуть ли не кончал сразу на радостях от такой невиданной щедрости. Чего только ни пробовал, каких экспериментов ни проводил: от внезапного секса с утра в прихожей до разнообразных эротических игрушек всех форм, размеров и категорий, от горячего воска до кубиков льда, от выматывающих, как бесконечный марафон, прелюдий до быстрых грубых игр в лёгкое садо-мазо. Манабу молчал как партизан на допросе, и только часто горячо дышал в ухо, в плечо или в другие чувствительные местечки, в зависимости от диспозиции.       А тут на тебе - не стеснялся. Тонкая стена порой почти вибрировала от его рыка, такого сладкого, бархатистого, с шероховатой хрипотцой. Можно было, конечно, списать всё на разыгравшееся воображение. Но какого оно разыгрывалось именно в этом направлении? Казуки ловил внезапные холодные волны мурашек и исходил ядом. Может, расшатанные нервы усиливали эффект от знакомого голоса, не мог же он на самом деле звучать так, словно Манабу готовился на пробы сэйю в хентай или в гей-порно, причём явно переигрывая. "А может, он того, сверху?" - обречённо думал Казуки, сам себе мотал головой и снова следил за еле ползущей минутной стрелкой на настенных часах. Больше предположений не оставалось, все остальные причины он уже перебрал. Самое противное, что, выстраивая версии, не мог удержаться и представлял всё происходящее в спальне Юуто в картинках, а представив, от бессильной злости вгрызался в подушку.       Но шум был не единственной проблемой. Иногда казалось, что эта развратная парочка решила медленно, но верно переехать в его спальню, то и дело пытаясь вынести стену. От каждого удара по ней Казуки мысленно напрягался и подбирал наиболее мучительный способ убийства для обоих. Временами так накатывало, что ещё секунда и сорвётся, выбьет нахрен дверь и... Нет. Останавливало одно - отвращение. Невозможность увидеть их в процессе... Точно же убьёт, а потом его долго будет выворачивать от сцены. Манабу, трахающийся с другим...       Они расстались, и Казуки смирился с этим, но так близко это было невыносимо, перебор. Несмотря на то, что с каждым днём становилось всё хуже, Казуки терпел. Не пытался поговорить с ними об этом. С горем пополам напускал на себя цветущий вид, хотя цветение было явно истеричным, сквозь сжатые зубы желал им доброго дня, большими глотками пил свой кофе, неизменно обжигал язык, мысленно матерился и торопливо уносился на учебу. "Он что, специально? Да нет..!" - тут же сам себя разубеждал Казуки, хотя от подобных мыслей в груди что-то протяжно ныло, заставляя его молчать о своем недовольстве. В самом деле такого быть не могло. "Два года, два года, ему всё равно", - повторял он как мантру.       Терпение Казуки всё же не резиновое, не был он безропотным агнцем. Никогда не выдерживал долго, если его поддевали и брали на слабо, в спорах всегда срывался, а когда Манабу по какой-то причине раньше объявлял молчаливый бойкот, не мог вытерпеть и дня, лез выяснять отношения, грубил, извинялся, снова грубил, а мистер стойкий оловянный солдатик мог не разговаривать неделями. Поэтому именно Сатоо всегда был в проигрыше. Вот и теперь, изрядно помучившись, так и не смог остаться в стороне. Сказалась усталость и крайняя степень нервного истощения, он всё-таки пошёл в атаку. Дождался удобного случая, подловил в коридоре и: - Я хочу, чтобы ты немедленно свалил отсюда, - заявил твёрдо и решительно, предусмотрительно понизив голос. Он сам не врубался, почему продолжал щадить чувства Юуто, но продолжал, причины были слишком сложными для понимания. Вообще, чем дольше в квартире находился его бывший, тем он меньше соображал, что с ним самим происходит и почему. На подкорке постоянно и неизбежно ощущался хищный шорох стремительно перелистываемых страниц, как сквозняк на позвоночнике, - точная примета, что Манабу сейчас равнодушно вырулит из-за двери или из-за поворота или вообще уже стоит за спиной. Приблизится и снова начнёт травить вяло и безразлично, будто не замечая, медленно сводить с ума и пачкать листы чернилами. Его не должно быть здесь. Взять бы нахала за шкирку, как котёнка, и вышвырнуть за порог. - Что ты сказал? - глаза сузились, в остальном выглядит флегматично-брезгливо. Казуки стоял слишком близко, перегородив дорогу, тяжело дышал, и Манабу щурился на него, всем своим видом показывал, что это ему на редкость противно - делить на двоих кислород. "Ишь ты какая цаца! А раньше всего меня вылизывал и ничего, не тошнило!" - мысленно метал громы и молнии Казуки, но вслух старался быть дипломатом: - Уууу, смотрю, время тебя не щадит, глуховат стал? - и будто нарочно говорил ещё тише, вкрадчивее, склонился почти к уху. - Говорю тебе, исчезни отсюда! - Не хочу, - не меняясь в лице, а смотрит пристально, будто бы даже с любопытством - на сколько Казуки хватит, ждёт взрыва, спрятал руки за спиной, зажал в замок, такой примерный заключённый перед главным бунтарём в тюрьме. У Казуки мозги плавились от неосознанных бредовых ассоциаций и их логического развития в виде того же гей-порно. - Слушай, Манабу, ты совсем охамел. Шёл бы в своё общежитие, что ж ты у нас безвылазно торчишь? - Нет уж, не пойду, меня тут всё устраивает. - А меня нет, Юуто обещал, что ты у нас нечасто ночевать... в смысле, вообще нечасто будешь. Но, Манабу, ты безвылазно здесь уже вторую неделю. Тебе не кажется, что ты того... Злоупотребляешь гостеприимством? - Ю не против. Казуки неосознанно закатил глаза и скорчил адскую морду гадливости. "Ю, блять, Ю... Мерзко." - Я против! - Я не могу в общежитие. Там трубу прорвало и горячую воду отключили, - снова заговорил Манабу, увлечённо разглядывая что-то за спиной Казуки, что-то в прихожей. "И что он там увидел, блин!" – Ты же знаешь, я не люблю холодную. Конечно, он знал. Старые, выцветшие, словно полароидные снимки, воспоминания, казалось бы, давно похороненные в глубине души, вставали перед глазами контрастными, чёткими, с удивительной яркостью. Бледная прозрачная кожа Манабу, покрытая мелкими стекающими каплями и мурашками, негромкий вскрик, подозрительно похожий на такой драгоценный редкий стон удовольствия, и при этом совсем неподдельное возмущение: "Казуки, перестань! Я больше никогда, слышишь ты, гад, никогда с тобой в душ не полезу, прекрати! Казу, я тебе сейчас шампунем в глаза брызну, если не успокоишься!" Он не успокаивался, он заводился сильнее и получал за это. "Ну всё, ты напросился!" Этих "ты же знаешь", "ну ты-то в курсе", "ты помнишь" развелось в последнее время в их квартире подозрительно много. Они копошились по углам, перекатывались по кафелю и паркету, весело играли в прятки в бытовых мелочах - от уровня громкости телевизора, расстановки продуктов в холодильнике до того же проклятого шампуня на полке в ванной. Казуки забывал закрывать крышечку, а Манабу неизменно её за ним завинчивал, это даже при том, что теперь они пользовались разными. За Юуто такого, конечно, не водилось. И собираясь мыть голову, Казуки неизменно сталкивался с прошлым. - Не уберёшься, мне придётся всё рассказать Юуто, - соврал он от безнадёги. Не расскажет, конечно, ни за что не расскажет, не из-за бывшего, а из-за себя, слишком уж неприятная процедура, ещё в первый раз, может, и сумел бы как-то, а теперь после этих толчков в стену, после гадостного "Ю", ни за что. Но ведь Манабу об этом не знает, правда? Поэтому блефовал без тени стыда, ну, как его ещё выпереть вон? - Я тебя убью, если он хотя бы заподозрит. Недолго, так недолго. Пусть так и считает, - вот злобный хорёк, не повёлся, всегда раскусывал, и как ему это теперь удаётся? А в конце победное - на добивание, всё так же смотря мимо него, протяжно: - Ты обещал, Сатоооо. "Ах так, он, значит, Ю? А я, значит, Сатоооо?" - Ты ещё пожалеешь! - А, может, ты? - резко неожиданно толкнул раскрытой ладонью в грудь, воспользовался минутным замешательством и удалился с гордо поднятой головой. Недоумённо, потирая место удара, Казуки обернулся, на что он там уставился-то во время разговора, и увидел демонстративно, издевательски висящий в центре на пустом крючке между одеждой старый зонтик. "Да чтоб тебя, сука!" Выхватил, думал было в окошко выбросить, потом с тяжёлым вздохом утащил к себе. "Отправляйся в комод, всё равно холодает, дождей, наверно, уже не будет".       Дни летели всё быстрее и незаметнее. В постоянном ощущении дежавю, смешанном в равных пропорциях с яростью и удивлением. Джинсовая куртка в прихожей сменилась другой, более теплой, Казуки сразу обратил внимание, как только перешагнул порог квартиры. Манабу снова притащился к ним, да ещё и раньше обычного. "Не только ночи, не только утра, уже и на день посягает, подлюга!" - А, это ты, - разочарованно протянул парень, высунувшись из комнаты Юуто, и тут же спрятался обратно. "Ну отлично, просто потрясающе! Теперь у него есть ключи от нашей квартиры!"       А ведь сперва Казуки и правда казалось, что он сможет привыкнуть, со временем как-нибудь смириться с его присутствием. Нельзя же быть вечным ребёнком-эгоистом и жить старыми обидами. Нужно как-то взрослеть, двадцать четыре года - не шестнадцать же. Жизнь не стоит на месте, все находят себе кого-то нового, двигаются вперёд, один он, получается, застрял в этой глупой мышеловке. Манабу вот пытается строить отношения, что тут плохого? Всё! Какого хрена он пытается с Юуто? "Ю!" - кисло морщился Казуки. Какого хрена у него на глазах? И опять одёргивал себя: он ведь не особенный домосед, сутки напролёт в квартире не торчит, значит возможности пересечься сведены к минимуму. А ночи, ну, надо воспринимать это иначе, закалять волю, тренировать нервы. В конце концов можно беруши купить, если уж совсем будет невмоготу. Правда, Манабу, в отличие от него, любил домашний уют и покой, но Казуки не сомневался, что такие вечера, когда ему захочется привычно поваляться с книгой или послушать музыку, он предпочтет проводить в своём общежитии. Короче говоря, наивно полагал, что сталкиваться с бывшим практически не будет. Увы, он ошибался... Манабу снова появился в его жизни, занял все свободное пространство. Если не брать в расчет испорченные отношения, был у этого еще один бесспорный минус – присутствие Юуто, которому они так ничего и не сказали. Так, опять из-за взаимного вранья, как у них бывало не раз раньше, и начались проблемы, потянувшие за собой бесконечные цепочки новых пыточных ощущений. Когда друг садился за учёбу или возился с коллекцией, или скрывался на кухне, чтобы сообразить что-нибудь перекусить, Манабу завёл привычку устраиваться в гостиной перед телевизором. Причём именно в это время Казуки собирался засесть за приставку, чтоб хоть как-то расслабиться после зубрёжки. Это было прямо как в какой-нибудь дурацкой комедии: Сатоо входил в комнату, садился на пол, с наслаждением рылся в дисках, выбирая, в какой мир ему отправиться подальше от этого, на каких монстрах сорвать зло, когда над головой вдруг загорался свет от экрана, плазма вспыхивала, а за спиной, уютно поджав ноги и совершенно не обращая на него внимания, сидел Манабу с пультом и сосредоточенно переключал каналы. Обычно он был очень вежливым и сдержанным в гостях, с чужими, поэтому подобное хамство казалось чем-то невероятным. Казуки считал, что Манабу из-за своего воспитания не будет мельтешить перед глазами, но нет, либо он так резко изменился за эти два года, либо считал Казуки чем-то вроде мебели, зачем изображать перед ним чопорность? Разве нужно выказывать уважение креслу или, например, кофейному столику? Можно пнуть и пойти дальше. Правда, немногие на планете умеют собачиться с кофейными столиками. - Я собирался играть. - А я смотреть кино. Сейчас будут показывать все "Звёздные войны" в хронологическом порядке. Марафон, никак не могу пропустить. - Но я первым пришёл! - А пульт у меня! Но как только в гостиную вплывал Юуто с небольшим подносиком с сэндвичами или онигири, споры прекращались как по мановению волшебной палочки. Они мгновенно затихали и с видом невменяемо улыбающихся дебилов из рекламы смотрели "Звёздные войны", которые, к слову сказать, не нравились никому, кроме идеального соседа Казуки. Зато ни о чём не подозревающий добряк "Ю" был счастлив, смотрел фильм и радостно комментировал технические показатели Звезды Смерти. Манабу и Казуки растерянно переглядывались и тут же отводили глаза. Вот это - уютные вечера, вот это - домашняя обстановка? Настоящее змеиное гнездо в квадрате. А ещё за время, пока они не виделись, Манабу закончил какую-то школу волшебников, не иначе. Потому что ничем, кроме магических способностей, объяснить его талант возникать из ниоткуда всегда рядом с Казуки было нельзя. Будто назло он постоянно торчал там, куда Сатоо собирался пойти. Кроме моментов, когда они с Юуто уединялись в комнате, всё время был на виду. Казуки хотел есть, и Манабу обязательно оказывался на кухне, даже если это было среди ночи или в несусветную рань, даже если он забегал всего на минуту. Когда шёл в душ, за секунду до этого его занимал Манабу, легко и изящно проскальзывая в приоткрытую дверь с чистым, выданным Юуто полотенцем на плече. И при этом имел наглость интересоваться: - Ну обалдеть, Сатоо. Ты меня преследуешь, что ли? Казуки замирал с округлёнными глазами и чуть ли руками не разводил от негодования. Интересно, это он нарочно стал его так изводить после предложения свалить нафиг из квартиры или просто он сам такой везучий, что ежеминутно напарывается на раздражающего бывшего? Последней каплей стала очередная будто бы случайная встреча у холодильника. Чтобы не сходить с ума в собственной спальне под приевшийся аккомпанемент стонов, он выполз попить чаю, пива или ещё чего-нибудь успокаивающего, что найдётся на кухне. Даже свет включать не стал, нашарил бутылку, достал пепельницу, только устроился, как, ослепляя, щёлкнул выключатель, и мимо проплыл взмокший Манабу в одной футболке, прилипающей к потному телу. Казуки был уверен, что в одной, он опять-таки отлично знал эту его привычку разгуливать после секса без белья. Невозмутимо полез за кружкой, опять выбрал ту самую, его, обернулся через плечо: - А, ты здесь? А я водички попить... У Казуки потемнело в глазах от смешанных чувств, самым ярким из которых были пульсирующие в башке красные иероглифы: "Придушить его!". Как же он отвратительно патологически влекуще и грязно пах... Всё. Точка. Не Казуки развязал эту войну. Не он устроил это безумие. Но больше мирно выносить издевательства он не будет. Уже на следующее утро Казуки начал приводить свой план мести в исполнение. Если Манабу не хочет уходить, то он его заставит.