Поперёк линованной бумаги

      Стратегия, тактика, сложные расчёты - это было не его. Зато капать на мозги Казуки умел виртуозно, стоило только захотеть. Интуитивно попадал в нужные точки, ну или хотя бы цеплял по касательной. Напоказ - небольшие приятные мелочи, вкрадчиво и аккуратно. Всё, чтобы понемногу сокращать расстояние. Чем меньше дистанция, тем больше можно причинить боли, это он знал по себе. Ближе, надо стать ближе, чтобы хрупкая иллюзия прошлого возникала над ними второй кожей, чтобы дышала в каждом движении и намёке, и неизбежно ежесекундно ранила. Лживая близость, подлая. Неожиданно начал с того, что предложил Манабу помощь. Он услышал это впервые и даже вздрогнул от изумления. Казуки врезалось в память его "Что?", начинённое миллионом разных оттенков, как бомба взрывчаткой. Неважно за какой проводок тянуть - взорвёшься. Как Манабу вытянулся, выпрямился весь, и плечи подпрыгнули коротко, и губы открылись, округляясь. Еле взгляд оторвал. Это оружие обоюдоострое, обидеть Манабу нелегко, потому что в процессе сам себя протыкал, пришпиливал к нему. Но остановить катящийся вниз булыжник нельзя. Не хватит и тысячи Сизифов. Найти и принести ему потерянные ключи, перчатки, книгу, завалившуюся за подушку дивана, - "Долгое падение". Странное название. - О чём она, Манабу? - О нас, Казу, - ответил не подумав, проговорился грустно и забыл о ядовитом "Сатоо", но понял, тут же подобрался, замял. - О людях, которые всё пытаются сдохнуть, да у них не выходит, - но Казуки показалось, что он соврал. - Какая глупая книга. - Глупый здесь только ты. Продолжать... На старте всегда тяжело. Спросить, не нужно ли чего-нибудь купить в ночном магазине, зачем Манабу выходить так поздно, таскать продукты, Казуки сходит, Казуки такой исполнительный, такой заботливый. Объект неестественного внимания передёргивало от концентрации патоки в голосе, но отказаться было почему-то неудобно. Особенно когда Юуто рядом искренне радовался попыткам соседа "навести мосты". А Казуки хотел, чтоб Манабу было неудобно, поэтому был доволен до неприличия. Сначала он делал что-то милое, а потом внезапно мелкую гадость исподтишка, по возможности незаметно для друга. Дальше чередовал: хорошо, хорошо, плохо. Взболтано, но не смешано. Нарочно путал и приносил ему обычное молоко вместо обезжиренного, он так не любил этот вкус и запах, до тошноты. А через день Казуки покупал блок ментоловых сигарет, которые тот ненавидит, и долго рассыпался в извинениях. "Как же я мог забыть?!" Всё в мире состоит из миниатюрных частиц, поэтому он упорно подсыпал крохотные иголки в пуховое облако фальшивой заботы. Дурашливое вдохновение приходило само, по нарастающей, ему даже нравилось это омерзительное, мелочное удовольствие, которого стыдишься, и всё равно испытываешь. - А, может, кофе? Будете, Юуто, Манабу? - Мне чай, Казу! - Пожалуй, обойдусь. - Да ладно, мне нетрудно, всё равно иду на кухню, на обратном пути бы занёс. - Не отравишь? - Не сегодня, забыл купить стрихнин в комбини, уж прости. Отхлебывает боязливо: - Спасибо! А в следующий раз отпивал чуть спокойнее, без оглядки на Казуки, не отрываясь от очередной книжки, такой весь тёплый, осенний, приятно расположившийся у бортика дивана. Свет бра красиво ложился на щёку с одной стороны, с левой, и делил лицо на две половины - золотистую от лампочки и тёмную, как вертикальная полумаска. И вдруг... пальцы, изящно придерживавшие переплёт, судорожно сжимались... Казуки с наслаждением любовался, как Манабу, сделав большой глоток, начинает давиться и плеваться. - Ой, а что, надо было положить сахар? Прости, я, кажется, забыл, как ты пьёшь кофе. Или спутал тебя с кем-то... Вымученный взгляд, наполненный ненавистью. Такая прелесть. Да, это был ответ на все эти "ты же знаешь", "помнишь" и прочую бесящую чушь. Пусть чувствует, что он всё это забыл напрочь. И крышечку на шампуне отворачивал снова и снова с упрямством маньяка, причём уже на всех бутылочках в ванной.       Однажды утром Юуто забежал на кухню сказать, что ему срочно надо к декану, он едет раньше, не дожидаясь Манабу, что-то там у него случилось в его маленькой обособленной вселенной. Недоумённо вскинул брови и примерно на минуту потерял дар речи. Манабу мирно сидел в уголке над утренней чашкой кофе, заблаговременно приготовленной собственными руками, жевал аппетитный тостик и с интересом поглядывал на Казуки. Тот дислоцировался на соседнем стуле и творил нечто невообразимое. Перед ним на столе стоял лоток с десятком яиц, он поочерёдно доставал каждое, вертел, смотрел на свет, нюхал, прислушивался. Потом клал обратно и приступал к следующему. - И давно он так? - с осторожностью спросил Юуто. - Да минут пятнадцать уже. Ты самое прикольное пропустил. Он сначала со всеми поздоровался, - зевнул Манабу. - Это просто социальный эксперимент, не парься, Ю! - бодро заявил Казуки с нездоровым блеском в глазах. - Пойдём, я тебя провожу, - вздохнул бывший. И в этом коротком вздохе было всё: Ниагарский водопад презрения, Эверест высокомерия и Марианская впадина соболезнования по поводу его, Казуки, необъяснимой тупости. Когда он вернулся, экспериментатор был на том же месте, но уже не сосредоточенный, а восторженный. Он держал в руках одно яйцо и, высунув язык, рисовал на нём что-то чёрным маркером. Манабу снова занялся кофе, Казуки отбросил фломастер и возликовал: - Я всё-таки нашёл его! - Кого? - уточнил на всякий случай. Казуки сунул яйцо ему под нос: на нём была намалёвана кривоватая нахмуренная мордашка и было написано имя. - Познакомься, это Манабу, самый маленький и противный. Затем он подскочил с места, подошёл к плите и разбил яйцо в сковородку. - Манабу не прижился в коллективе! - торжествующе подмигнул и, пока жарилась глазунья, потянулся за своей кружкой. Реакции не последовало, он был немного разочарован, такое забавное представление придумал, мог бы и оценить. Но Манабу удавалось выводить его из себя даже когда это он собирался выводить Манабу. Это даже злило, Казуки тихо бормотал себе под нос проклятия. А равнодушный парень снова сонно зевнул, потянулся, встал и подошёл к окну покурить. Каким чудом мог рассчитать момент, ведь стоял спиной, непонятно. Но расчёт был идеально точен. Чётко, когда Казуки набрал в рот чёрную восхитительно горькую жидкость без капли сахара, этот мерзкий экстрасенс сурово отчеканил: - Собрался клеить меня, повзрослей хотя бы, придурок. Минуту спустя Казуки ошалело осматривал пятна кофе на себе, на столе и стене, и вообще всюду в зоне поражения, из которой Манабу так предусмотрительно вышел перед своим выпадом. Когда Сатоо очнулся, того на кухне уже не было, а его яичный двойник медленно умирал смертью храбрых, догорая на сковородке. Это было уж слишком. Слова прочно застряли в голове и стали очередной причиной для недосыпа. Они звучали в его коротких предутренних кошмарах грозно и безапелляционно, как вердикт судьи. Жуткая жуть, хуже, чем увидеть как ты разбиваешься, спрыгнув из многоэтажки, хуже, чем огромные пауки во сне или девочка из "Звонка". Поэтому, когда он был не дома, он пытался дополучить, урвать хотя бы небольшие моменты отдыха. Спал в транспорте, уронив голову на грудь и болтая ею из стороны в сторону, дремал за стойкой бара в клубах, даже если музыка долбила по ушам так, что мозги были готовы вытечь. Ему это не мешало. Ведь когда он вернётся в квартиру, там точно будет Манабу, и тогда они стопроцентно вытекут или взорвутся от неоднозначности сложившейся ситуации. Дремал он и на некоторых нудных лекциях, где преподаватели были не настолько суровы и принципиальны, чтоб обращать внимание на старшекурсников-оболдуев. Главное, не храпеть, остальное не принципиально. - Ты что, наконец девчонку себе завёл? - ехидно спросил Бё, вырывая убаюканного социологией Казуки из сладкого плена сна. И, подумав, добавил уже чуть тише: - Или парня? Бётаро остался его другом ещё со школы, они вдвоём поступили в один университет, так совпало. Когда-то Казуки обижался, почему Манабу не захотел поступать с ним, так здорово было бы учиться вместе. А сейчас был рад, что Манабу, который возмущался подобным претензиям, - "А почему бы тебе не пойти в мой?" - оказался умнее и настойчивее его на порядок, и сейчас заканчивает один из самых престижных ВУЗов Японии. Ещё не хватало терпеть его на занятиях, тогда он и тут бы расслабиться не мог. В ответ на вопрос Бё Казу сначала открыл один глаз, потом другой, невменяемо уставился на приятеля и вдруг подскочил, как ошпаренный, ахнул и даже подпрыгнул на сидении, чем заработал неодобрительный кашель и возмущение препода: "Эй, там, на галёрке! Потише". - Бё, ты гений! Мне нужен кто-то постоянный! И желательно парень... Бётаро посмотрел на него с сочувствием, столько человечности разом в нём было сложно увидеть и за год, так что он видимо долго её накапливал для этого момента. - Ну надо же, ты всё-таки смирился со своим естеством, Казу. Рад за тебя! И за всех натуралов нашего курса тоже, наконец-то мы лишимся такого говно-конкурента, как ты. А то наклеишь баб всюду, а нам чего потом, остатки подбирать? Казуки ошибся, человечности в нём не было ни на грош. - Слушай, отстань, - отмахнулся он. - Мне серьёзно нужен мальчик на время. Где б его взять? - Ну, Казу, мне вот интересно, ты такой слепой по жизни с рождения или потом в процессе разумом оскудел? - Что? О чём ты, Бё? - Да вон же Джин, на первом ряду сидит, он на тебя слюной капает ещё с поступления. - Что-то ты слишком прошаренный в гейских вопросах для натурала. Вон тот? Блондинчик? Так ничего, со спины, а мордаху не видно. - Ну ты козёл, мы столько лет учимся вместе, и потом у тебя есть ещё причины, чтоб запомнить его, но ты, конечно, ни в одном глазу. Джин, словно почувствовав на себе пристальный оценивающий взгляд, обернулся, встретился взглядом с Казуки и как-то затравленно вздрогнул и отвернулся. - Видишь, сохнет же, говорю тебе. Об этом, походу, все, кроме тебя, долбоёба, знают. - Симпатичный... - задумчиво протянул Казуки, потирая подбородок. - Да с чего ты решил? Может, я ему кого-то напоминаю, не знаю, знакомого, старшего двоюродного брата или любимого, но увы, усопшего домашнего питомца. - Ага, мой суслик восстал из могилы и теперь учится со мной на одном курсе. Совсем оставшиеся мозги пропил, что ли? - глядя в сияющие искренним непониманием невинные глаза Сатоо, Бё покачал головой с осуждением и продолжил: - Все с тобой ясно, Казуки. Склероз - это так удобно. Ты помнишь, что было после церемонии вступления? - Нет конечно, во-первых, это было давно, во-вторых, я тогда нажрался до потери пульса. - Вот именно. А если я тебе напомню? Поехали все в клубешник... - Так... - Вечеринка, о которой ты просил ни в коем случае не проболтаться сам знаешь кому.... - Аааа... Ох, нет, не говори мне, что я его трахнул, я тогда вроде никого не трахал, кроме Манабу... Бё с удивлением покосился на друга: услышать от него это запретное имя было, мягко сказать, необычно. - Да ты б не смог, даже если бы возжелал. Зато стриптиз осилил и пересосался с половиной одногруппников и одногруппниц, в том числе и с Джином. - Не помню, хоть убей. - Иногда очень хочется. Невыносимый ты балда. Парень с того момента ходит, млеет, а ты и не замечал. - Ладно, я подумаю. Правда, хорошенький...       Размышления он, действительно, отложил на потом. На вечер у Казуки было запланировано нечто другое. Зашёл, звеня бутылками, обнимая большие бумажные пакеты с выпивкой и закуской, весело показал язык выглянувшему на минуту в коридор Манабу. "Лучше бы помог, злыдень!" Балансируя то на одной, то на другой ноге, стащил ботинки, и потом, не раздеваясь, понёс продукты прямо в гостиную. - Хоть бы куртку снял, - раздалось в спину шипение. - Да, мамочка! Юуто, выползай! Будем пить! - Что? - Юуто тоже добрался до комнаты, помог Казуки с пакетами и с любопытством стал выгружать холодное пиво, текилу, чипсы, какие-то аппетитного вида готовые штуки вроде креветок в кляре. - Хоть бы куртку снял... У нас что, вечеринка? - Да, папочка, сейчас! Что-то вроде того... - Ты выиграл в лотерею? - мрачно предположил Манабу и почти одними губами на выдохе добавил так, что услышал только стоящий к нему спиной, но очень близко Сатоо: - И теперь съедешь отсюда? - Ты женишься? - усмехнулся Юуто. - Нет и нет, друзья мои. Хотя второе ближе к реальности. Манабу резко дёрнулся к столику, подхватил пакет с чипсами, открыл и, усевшись на диван, начал громко и сосредоточенно жевать, видимо, чтоб заглушить диалог. - Я просто хочу с вами выпить, разве для того нужна какая-нибудь причина? - он хитро блеснул глазами в сторону надувшегося источника адского хруста. Тот взгляд проигнорировал, погрузившись в изучение содержимого пакетика. "Да-да, конечно, чипсы - это так увлекательно. Ну, попробуй сегодня не напейся, Манабу. Жду с нетерпением". И он пошёл в прихожую раздеваться. Но его постигло горькое разочарование. Надираться Манабу отказался наотрез, с показной неторопливостью медленно тянул одну бутылку пива весь вечер, жевал свои чёртовы чипсы и смотрел телек. От расстройства Казуки пришлось нажраться самому на пару с довольным добряком Юуто, который выглядел как самый счастливый человек на свете, много болтал, смеялся. Они даже, кажется, что-то спели вместе, когда Казуки, шатаясь, притащил из спальни гитару. "Гитара, интересно, у тебя ещё есть? Или выбросил за ненадобностью?" Манабу научился у него. Тогда, будто миллионы лет назад, они сидели совсем рядом в крохотной комнате, которую он делил с братом, и играли по очереди. Перебирая струны соскальзывающими, немного непослушными от долгого простоя и от избытка алкоголя в крови пальцами, он вспоминал, как впервые с замиранием сердца следил за тем, как легко учится Манабу, как ловко у него получается, и как вкусно было украдкой целовать его сердитое лицо: "Ты мешаешь!" - наморщенный нос, "Перестань" - мелко-мелко щёки и лоб, "Кто-нибудь зайдёт!" - от шеи к губам. Манабу взял его старенькую гитару себе, а Казуки они купили новую, как же, он же собирался строить музыкальную карьеру, ему нужнее. Но почему-то мечты о звёздной жизни канули в Лету, так же, как и его парень, всегда терпеливо отдававший ему лучшее. "Мне хватит и твоей, я ведь только для себя играю. И... для тебя". Продолжение ночи он помнил смутно. Юуто что-то бормотал о том, как он рад, что Казуки и Манабу разобрались, и как он переживал поначалу, и что всё стало просто прекрасно, осталось найти соседу девушку, и вообще он очень изменился, стал меньшим эгоистом и больше времени проводит дома. Последние заявления неуловимо напрягли Казуки, он пытался возражать, что, мол, он на самом деле говно, как был мудаком, так и остался, а Юуто даже и не знает, какой он сам классный парень и потрясающий друг. Чувство вины, подогретое текилой, жгло изнутри, было так противно и одновременно жаль себя, что Казуки едва сдерживался, чтоб не зареветь. А, может, и ревел. "Склероз - это так удобно", - повторял он слова Бё и сам над собой смеялся. Короче, неудачная вышла вечеринка. К финалу они задремали на полу, опершись на диван, Юуто даже не выпустил из рук недопитое пиво. Он мирно посапывал на плече Казуки, а тот откинулся головой назад на сидение. Сквозь тёплую, пропахшую дымом и алкоголем пелену, вдруг увидел перед собой склонившегося к нему обеспокоенного Манабу, отросшие волосы делали строгую мимику милее, интересно, знал ли он об этом? Невыносимо захотелось протянуть руки, повалить на себя и просто прижать к груди, к животу, обнять крепко-крепко, но сил не было даже на то, чтоб пошевелить языком. - Нет, ты всё-таки меня клеишь. И почему всегда одинаково? Напоить пытаешься. Он наклонился ещё ниже с тихим вздохом, но не к нему. И это было гаже некуда. Подхватил, подтянул, закинул руку Юуто на плечо и повёл прочь из гостиной в спальню. "Мне нужен мальчик", - с обидой подумал Казуки перед тем, как отключиться. Сполз на пол, раскинул руки и ноги и заснул среди мусора и пустых бутылок.