Поперёк линованной бумаги

      Высокие окна, аромат свежей выпечки, горшочки с базиликом на столах, ажурная кованая мебель, всё сверкает чистотой и уютом, они сидели здесь уже минут сорок, и Казуки внутренне был на взводе, но вида не показывал, а Джин напряжённо жевал свой салат и изредка вкрадчиво задавал вопросы: - А ты свободен? - То есть? О чём это ты, Джин? - Ну неужели у тебя никого нет, да быть такого не может, - он спрашивал с надеждой, ища хоть какой-нибудь повод, чтоб не выполнить просьбу внезапно воспылавшего к нему подозрительными чувствами однокурсника. - Что ты, разве мог бы я так с тобой поступить? Я бы не предлагал встречаться, если бы у меня кто-то был, - мурлыкал Казуки, которому весьма польстило такое мнение о его популярности. "Бедный малыш не может поверить в собственное счастье, это так трогательно, просто невероятно". Он погладил Джина по плечу, чтоб подбодрить, и тот вздрогнул как от удара током. "Вот милашка! Возьму вправду и влюблюсь в него, стану, наконец, спокойным и счастливым человеком", - с наслаждением мечтал Сатоо, разглядывая взволнованного юношу напротив. Они сидели в кафе: Джин сосредоточенно обедал, а Казуки скромно пил обычную воду, надеясь, что урчание в животе не выдаст его и не будет слишком громким. Голод и пустой кошелёк - не лучшие товарищи, он вообще предпочёл бы погулять, ведь это бесплатно и не выставило бы его скупердяем, как сейчас, а то позвал на свидание, а по счёту не платит. Он попробовал избежать этого позора, но ничего не вышло. - Такая погода волшебная! - с невменяемым видом уговаривал он Джина после лекций, которые провёл сидя рядом, заглядывал в глаза и нежно улыбался. - Но я хочу есть, - отрезал Джин, неодобрительно поглядывавший в окно, за которым был серый унылый зимний день с пронизывающим ветром.       И вот они сидят в дорогой французской кофейне, перед Джином огромный стакан с какао с мармшэллоу, тарелка аппетитного салата и румяный круассан с сыром и ветчиной. А перед Казуки - полупустой стакан, ах да, и ещё нервный светловолосый мальчишка по ту сторону стола, который активно набивает рот едой, словно специально, чтобы не говорить с ним. Желудок сжимается от тоски, сердце от нехороших предчувствий, картина маслом, но он не из таких историй выпутывался, надо просто упрямо добиваться своего: - Так ты придёшь ко мне в гости сегодня? "Так у нас возвышенная любовь или сразу в койку? Ты уж определись, чего ж ты от меня хочешь?" - про себя недоумевал Джин, старательно пережёвывая салат и демонстративно указывая пальцем на набитые щёки. Казуки тяжело вздохнул, помолчал, набрался духа и снова продолжил процесс уламывания: - Можем в приставку погонять. Или фильм посмотреть. Ты какое кино любишь? У нас такая плазма огромная. - У нас? - настороженно сощурившись, уточнил Джин. - Да, я с соседом живу, на двоих квартиру снимаем, она классная и тут совсем недалеко. Ну пошли, пожалуйста. Надо же с чего-то начинать. Ты мне очень нравишься, правда, давно нравишься, и вот я... - тут Казуки воспользовался запрещённым оружием под названием "щенячьи глазки", Джин подавился и слабо простонал: - Хорошо. Только, может, мне надо будет домой пораньше. Я не снимаю, живу с родителями... - надо было придумать хоть какой-то путь к отступлению, странное поведение однокурсника пока его только напрягало и отталкивало, а ну как у него дома какая-нибудь секта мормонов-извращенцев. Джин никак не мог понять мотивов, и это сильно напрягало, хотя, по идее, он должен был радоваться вниманию Казуки, который так долго был для него далёким недоступным идеалом. Но вечное правило "Не светит" говорило ему, что где-то в этой ситуации есть подвох, и нужно поскорее выяснить, в чём именно он заключается. - Раньше так раньше. Как скажешь, как хочешь. Я всё понимаю, да, - часто закивал прилипчивый "идеал". - Подожди меня, я на минуту отойду, - и Джин с видом приговорённого к смерти направился к туалету. Пока его не было, Казуки подумал-подумал, отрезал и слопал половину круассана. "Он бы и сам со мной поделился", - убеждал он сам себя.       Домой добрались часам к семи. Сатоо хотел было привычно взбежать вверх по лестнице, но неторопливо семенящий за ним парень вызвал лифт, пришлось вернуться и ждать вместе с ним. Джин стоял потупившись и неловко теребил рукав куртки, было в нём что-то душещипательное, что пробуждало желание защищать и оберегать. Может, маленький рост и это компактное телосложение, куколка, а не мальчик. Может, его постоянная встревоженность и неуклюжесть. Сатоо начинало нравиться это непривычное чувство - будто он, большой и сильный, защищает что-то хрупкое, как хрусталь. С Манабу такого не было, хотя окружить его заботой хотелось с первых минут, но иначе. Он не вызывал ощущения превосходства, такого мужицкого "сиди тихо, я всё сделаю". Наоборот, во многих вещах он был сильнее и на порядок выше Казуки. Его хрупкость и невесомость не умиляли, они ранили своей красотой и одновременно тревожили, мучили, заставляли переживать за него. "С блондинчиком так приятно", - думал Казуки, во внезапном порыве вталкивая того в лифт и прижимая к стене. Джин, который до этого сосредоточенно прокручивал мысли о том, что пока всё идёт неплохо и хвалил себя за выдержку, за то, что пока не дал волю своему острому языку, ничего не уронил, не разбил и не просыпал, и вдруг задохнулся от неожиданности. Хотел что-то возразить, но Сатоо, не глядя нажав кнопку, уже приник к его губам, влажно и тепло, с нежностью и печалью, целовал, как прорывался сквозь несуществующую преграду, так, словно поцелуй мог ответить на какие-то одному ему ведомые вопросы. Джин упёрся ему руками в грудь, чтоб если что отпихнуть, но то, что происходило, ему пока нравилось, и он позволил себе полностью отдаться ощущениям. Надо признаться, целовался этот принц очень умело, и он не спеша, расслабленно отвечал, ловя кайф от тающей на языке сладости кофе с корицей. А Казуки увлёкся, не хотел, но сравнивал. Холод Манабу и тепло Джина, тонкие злые губы и пухлую уступчивую мягкость, словно кусаешь персик, о да, и укусы с ласковыми ищущими прикосновениями. Почему же при всех плюсах второго выигрывал первый? Не хватало остроты, не хватало страсти, не хватало... боли. Размышления прервал требовательный кашель за спиной. На их этаже перед раскрытыми дверями лифта как памятник брезгливости стоял Манабу. Он сложил руки на груди и выдал с презрением: - Какой вид, какая романтика. Похмельное быдло зажимает ребёнка в лифте. Я хотел в магазин сходить, но, пожалуй, останусь, не могу пропустить такое редкостное шоу, - развернулся на каблуках и зашагал обратно к квартире. - Вот тварь, - забываясь, рыкнул Казуки, отпуская Джина. - Постой, - блондин расправлял куртку и, нахмурившись, беззвучно шевелил губами, точно пытался что-то вспомнить,подобрать нужное слово.       Так, за ускользнувшим Манабу, они вошли внутрь квартиры, сняли обувь, Казуки помог Джину снять верхнюю одежду, повесил его курточку на свою и сразу направился на кухню, заворожённо двигаясь на совершенно одуряющий запах жареного мяса. Стол был накрыт на двоих, но Ошио уже доставал тарелки и приборы ещё на две персоны. Юуто колдовал у плиты над огромными, красивыми, как из рекламного буклета, бифштексами. Что-что, а готовить он умел блестяще, у Казуки даже глаза увлажнились от благодарности, всё-таки его сосед был лучшим в мире. С одним только исключением - трахал кого не надо. - Привет, парни! - ликующе махнул он деревянной лопаточкой вошедшим. По сравнению с утренним полутрупом, он значительно похорошел, восстановился и теперь просто сиял позитивом, жизненной силой и энергией. - Казуки, познакомь, что ли? Мана, ты же вроде собирался в магазин за вином спуститься? - Решил, обойдутся. То есть обойдёмся, - стрельнул глазами в сторону странной парочки и стал увлечённо раскладывать по тарелкам горячую зелёную фасоль с обжаренным в розмарине тофу. - Я сейчас, только руки помою и помогу, - выпалил Джин и метнулся в коридор. - Погоди! - Казуки не успел его остановить и немного заторможено добавил вслед беглецу: - Нда... В общем это Джин, мы встречаемся. - Здорово, мне Манабу говорил, а я вот решил, раз вчера ты проставлялся, сегодня мы - вкусняшками, - "Боги, храните Юуто", - подумал Сатоо, и, не затрудняя себя поиском палочек, прямо пальцами стал воровать из-под рук сердитого бывшего хрустящую пряную фасоль. - А ты руки не хочешь помыть, как это делают нормальные люди? - возмутился Манабу. - Нет, - лаконично ответил обжора, подъедая всё то, что только успевало оказаться в тарелке, в итоге приходилось докладывать и докладывать. - Свинья! - не менее лаконично. - Брюзга! - Дети, - засмеялся Юуто. - Точно! - воскликнул с порога Джин и хлопнул себя по лбу. - Я тебя знаю! - он указал на Манабу, и тут Казуки похолодел, всё ещё не догоняя, в чём именно допустил ошибку, но что допустил - сомнений не было. - Нет, не знаешь, - ядовито отчеканил Ошио, прищурившись, потом округлил глаза, потому что тоже узнал, вспомнил, покосился на Юуто, не заметил ли, и повторил уже чуть более вкрадчиво. - Меня зовут Манабу, впервые вижу тебя, Джин, правда. - Ну как, ты же ещё... - Сатоо понял, ужаснулся, в один прыжок подскочил к Джину и заткнул его поцелуем. В полной тишине раздавалось лишь шкворчание масла, мычание отбивающегося блондинчика, добродушный смешок обернувшегося соседа. Но Казуки показалось, что в этот момент один только он явственно услышал, как с лёгким свистом, словно натянутая тетива, напрягаются нервы Манабу и лопается его терпение. - Какой же ты сладенький, - промурлыкал он, разжимая медвежьи объятия и коротко чмокая напоследок. - А ты перчёный! - хмыкнул Джин, бросив быстрый сообразительный взгляд на одного, на другого и на стоящего у плиты Юуто, и сказал, облизываясь: - Да, вроде мне показалось, что я Манабу где-то видел, но, может, и нет. А это что у вас такое вкусное? Фасоль? Чем помочь? Давайте стаканы расставлю. - Не надо, лучше я, - решительно заявил Казуки, скорее не из галантности, а потому что вспомнил инцидент с кофе в университете и неуклюжесть своей новой пассии. - Давайте уже за стол, всё готово, - их домашний шеф-повар стал изящно раскладывать добротные куски мяса идеальной прожарки по тарелкам. - Ну вот, с Маной всё ясно. А меня Юуто зовут, но можешь говорить Ю для краткости, а ты Джин, мне уже сказали. - Очень приятно. Какая же красотища, и пахнет обалденно, если бы знал, не обедал бы в кафе, Казу мне не сказал. Ты почему мне не сказал, мерзавец? - и шаловливо наметил удар кулаком в плечо. Казуки даже опешил от того, как резко изменилось настроение и поведение Джина, и как быстро он включился в игру. Парень подвинул свой стул поближе к нему, игриво заглядывал в глаза и хлопал ресницами. Либо он обо всём догадался, либо у него раздвоение личности на тихую крошку и задорную шлюшку, потому что сейчас он вёл себя именно как номер два. - Эмммм, - попытался Казуки прийти в себя, почему-то напряжённо вглядываясь в кислое выражение лица Манабу, тот втыкал вилку в кусок мяса, вытаскивал и снова втыкал, словно представлял там чьё-то лицо и, кажется, все, кроме одного, из присутствующих догадывались, чьё именно. - А я и не знал, что будет ужин, кстати. Точно! Ю, а как же родители? - Какие родители? - удивился жующий Юуто. - Ну как, твои... Они же должны были прийти? - Хм, а ты откуда знаешь? - сосед внимательно посмотрел на своего молодого человека, но тот был занят тем, что жестоко пытал бифштекс, и не отреагировал. - Ну да, у нас был такой разговор. Но мы с Манабу решили, что для этого слишком рано. Надо получше узнать друг друга и только потом устраивать такие штуки. - Вот как? - удивился Сатоо. Неужели Манабу просто наврал ему, чтобы спровадить из дома на один вечер, совершенно непонятно. Ну что ж, неважно, он всё равно своё получит, пора и ему узнать, что такое лишиться личностного пространства. - Слушай, Казуки, ты ведь не обедал, давай я тебе отдам часть, а то лопну же от обжорства, - кокетливо ухмыльнулся однокурсник. - Не откажусь! Вот ту, где более поджаристый бок!- с радостью подыграл голодный Сатоо. - Нет, хитрый, это я себе оставлю, вот тебе эту половину. Ну-ка открой ротик. Ам! - Ам! - Какой послушный! - хихикнул приторно до невозможности и сверху запечатал быстрым поцелуем. "Да что с этим мальчишкой такое? Как с цепи сорвался!" Но поскольку сейчас его трюки были в тему, Сатоо не сопротивлялся, он ловил лучи отвращения и злобы, исходящие от Ошио, и полностью наслаждался такой лёгкой и приятной местью. - И давно вы вместе? - вдруг резко спросил Манабу, чёрными, полыхающими ненавистью глазами буравя обоих. От этого Казуки поперхнулся, он почему-то не был готов к перекрёстному допросу, Джин заботливо постучал его по спине и елейным голосом ответил: - О, не очень, но Казу давно на меня запал, правда, пупс? Наверное, с самого поступления. "Пупс" понял, что задыхается, причём уже не от еды, а от страха, и тихо начал синеть, тем временем Манабу бледнел, а Джин бил по хребту всё сильнее и продолжал тараторить с невменяемым оптимизмом: - Да, мы учимся вместе, и на первой же вечеринке первокурсников он грязно меня домогался, а я и не воспринимал это всерьёз, думал, он так со всеми. Он же у меня такой, такой... - Значит, с первого курса... - тяжело произнёс Ошио и воткнул в мясо нож. Тарелка жалобно взвизгнула, Казуки дёрнулся и поймал себя на мысли, что чуть было не начал оправдываться сейчас, убеждать всех, что Джин несёт чушь, что так не было да и быть не могло, безусловно, ведь тогда ему никто не был нужен, кроме Манабу, но вовремя спохватился и только тихо поддакнул со стыдом: - Джин мне всегда очень нравился. Я, конечно, раздолбай, со всеми мог флиртовать, но он был особенным.       Слово не воробей, а это слово было когда-то их запретным, секретным способом сказать "Я люблю тебя". В самые пронзительные моменты, когда изнутри рвалось невыносимое, нежное - вот-вот разорвёт от трепета, они оба говорили: "Ты - мой особенный". И вот сейчас, аккуратно отрезая кусочки от бифштекса с золотистой хрустящей корочкой и отправляя их в рот, Казуки, как последний скот, раздавил это слово, растоптал, размазал по стене, словно какую-то незначительную грязь. Неосознанно. Он не берёг это, как супер-средство, как бомбу замедленного действия, которую нужно подкинуть потом, когда враг будет уязвим. Не думал о том, какой это произведёт эффект, и насколько гадко будет Манабу. Просто сказал. И не смел поднять взгляд, сконцентрировался только на том, чтобы резать симметрично, квадратик к квадратику, а на самом деле руки дрожали, и кромсал он как попало.       Звякнули приборы, потом обречённо скрипнул стул. - Мана, ты куда? - Я наелся, Ю, спасибо, ты чудо, очень вкусно. Что-то голова закружилась. - Ничего, ты полежи, я скоро тоже приду, отдохни. - Я пойду телек посмотрю. Ровным пластиковым тоном, так мог бы говорить компьютер. Постараться не смотреть, не видеть: ни сгорбившуюся фигуру, ни знакомых порывистых движений. Просто поток воздуха мимо, Манабу мимо. И заслуженный шелест рядом, то ли сказал тихо, то ли подумал, но Казуки всё равно услышал: - Мразь. - Юуто, ты так здорово приготовил всё, давай я посуду помою? - жизнерадостный щебет Джина сейчас стал противен, как будто это однокурсник был виноват в случившемся, а не он сам. Расхотелось перечить, да пусть этот растяпа хоть всё тут перебьёт, разве это что-то значит... А вот то, что телевизор в гостиной до сих пор не включён - значит. И, может, он уже далеко, может, тихо выскользнул в подъезд, сбежал в своё чёртово общежитие с холодной водой. Радоваться надо. Но почему же так плохо... Тупо, равнодушно он смотрел, как приятель бережно затягивает пищевой плёнкой тарелку Манабу, спокойно перебрасываясь ничего не значащими дружелюбными репликами с Джином. Сейчас упакует, уберёт в холодильник, чтоб ночью, если захочется, кое-кто мог разогреть и съесть свою почти нетронутую вкуснятину. Может, даже после секса. Совсем недавно радовавшая идеальность приятеля выводила из себя, какой хозяйственный нашёлся. Казуки взял салфетку, флегматично поднёс к губам, вытер их, поднялся, словно преодолевая толщу воды, не на кухне, а в затопленной подлодке, встал и пошёл в гостиную со словами "Я в туалет", и Джининым насмешливым "Спасибо за ценную информацию, мог бы и не уточнять" вслед.       По коридору, как сомнамбула, даже глаза потёр, не спит ли вообще. Манабу не только телевизор, даже свет не включил, сидел в темноте в кресле, свернувшись в комок, носом в колени, крепко обхватывая их руками. Знакомая до головокружения поза. Именно так сворачивался всегда, если обижался особенно сильно. Неправильность происходящего сводила с ума, но Казуки снова действовал, как заговорённый, опять как за ниточки подвешенный. Необъяснимо: рана, что он только что расковырял, тянула его к человеку, который ушёл из его жизни. "Навсегда. Насовсем. Навечно", - перечислял в уме Сатоо, плавно садясь на пол, кладя руки на острые углы его коленок, разводя их в стороны, немного, на достаточное расстояние лишь для того, чтоб заглянуть в лицо, искажённое, грозное. - Прости, - беззвучно, испуганно, потом чуть громче. - Я не хотел... Я не думал, что тебя это так заденет. Манабу, тебя же не поймёшь... И вообще, всё ведь в прошлом, да?       Ногой в грудь, удар, и ещё, ещё, Казуки беспомощно завалился вниз, назад, опираясь на локти, принимая несколько яростных пинков, куда придётся, по бокам, в живот, раздаваемых с обидой, но всё же не слишком сильно, чтоб не причинить настоящего вреда, затем нападавший выдохся и снова нырнул в кресло, спрятался. - Всё ты хотел, всё ты думал, хоть сейчас не ври! - приглушённо в сердцах прошипел Манабу, снова уткнувшись в свои ноги, поэтому его голос звучал смешно и намного теплее, чем обычно, с лёгким шорохом и придыханием, словно высушенные летние цветы осыпались на пол, когда он неловко дотронулся до букета. - Оставь уже меня в покое, сколько можно издеваться, это же не по-человечески вообще. Пристал со своей войнушкой, играешься, да? Иди на хрен на кухню к своему особенному, Сатоо, меня не трогай.       Сказано - сделано, иди - так иди, он послушался, вышел, растерянно перебирая в мыслях этот особенный звук полушёпота-полукрика. Прав, конечно, но... Это же он вернулся! Он, а не Казуки всё это разворошил, кинул спичку, и теперь что? Недоволен? Ну обалдеть, логика убийственная, и как всегда, в итоге почему-то приходиться чувствовать себя виноватым.       Для конспирации зашёл в ванную, пошумел водой, и уже в коридоре услышал звук бьющегося стекла. О, ну, конечно же. На кухне Джин с улыбкой облизывал кровоточащий палец, а Юуто у его ног лихорадочно собирал осколки той самой кружки Казуки. - Да что вы все, сговорились, что ли? - обречённо произнёс он со слабым вздохом. - О, как раз ты, а мы о тебе вспоминали. - Не похоже... - Ты знал, что Джин тоже любит меху? Обалдеть вообще! - Казу, ты в курсе, что у Ю есть старый коллекционный Гандам Кайрос? Не простой, а лимитка хрен знает какого года, я ещё тогда мелкий был... - Ты и сейчас мелкий, Джин, и я не понимаю, на каком языке вы, задроты, говорите. А ещё ты кокнул мою любимую кружку!! - Разве это твоя, я думал, Манабу... - прозвучало почти издёвкой, но Юуто был серьёзен, изумлён даже и, кажется, начал о чём-то задумываться. Надо было отвлечь, сменить тему, но Сатоо настолько утомился, что стало лень даже выворачиваться. Что за идиотский день, в начале которого был Манабу с аспирином, заботящийся о нём как какая-нибудь сестра милосердия, в конце - его новый позитивный псевдолюбовник бьёт посуду на их кухне. Так, а с этого места поподробнее... И почему же псевдо... Казуки устал, издёргался, не знал, злиться на себя или на Манабу, и злиться ли вообще, и как всегда в самых непонятных ситуациях, секс показался отличным решением всех мировых проблем. Он поманил Джина пальцем и нарочито громко произнёс, так, чтоб в каждом уголке этой квартиры было слышно: - Джин! Ты же знаешь, что за каждую шалость нужно расплачиваться? Пойдём покажу мою комнату! - О да, мой повелитель, иду! - Джин рассмеялся, и напоследок, уходя, подмигнул Юуто. - Насчёт розы я понял, подумаю. - Какой розы? - спросил Казуки, переплетая свои пальцы с его маленькими аккуратными пальцами. - А, не сейчас, я потом расскажу. Пошли...       Они торопливо ввалились в спальню, сплетённые почти в клубке, дверь закрылась, вспыхнула лампа, на удивление проворный Джин нащупал выключатель, не разрывая суматошного, чуть-чуть истеричного поцелуя. Но Казуки поморщился и немного отстранился, взглянул на него, удивлённо моргая, будто только сейчас впервые увидел. Однокурсник с интересом смотрел на него, как на занятный фокус или эксперимент по химии, ждал, чем же это всё закончится, и лукаво обводил пальцем контур собственных губ. Казуки понимал, что поступает по-идиотски, мечется из одной противоположности в другую: то зовёт к себе, то бросает одного, то тянет в спальню, то пытается отбрыкаться, как будто только что не сам его целовал. Но сердце стучало как ненормальное, он путался, и в этот раз не знал, чего хочет. Всё мучило неправильностью, он себя почти преступником чувствовал. Поэтому даже свет показался ярким и неуместным, хотя раньше Казуки такого за собой не замечал, ему всегда, наоборот, нравилось видеть своего партнёра, и то, что между ними происходит, в подробностях. Однако сейчас логичный поступок и свободное поведение Джина были как красная лампочка в голове: "Стоп! Не надо!" И он с трудом восстановил дыхание, снял руку возбуждённого парня со своей шеи и быстро пересёк комнату. Поспешно отыскал на подоконнике пепельницу, поставил себе на ладонь и уселся курить прямо на кровати. - Что мы делаем, Джин? - печально спросил он. Парнишка чертыхнулся, плюхнулся рядом, взял у него из пальцев сигарету, затянулся, закашлялся, вернул и ответил: - Сейчас - ничего. Но что мы собираемся делать, Казуки? - Не знаю... - А я знаю. Мстить! И как можно громче, - усмехнулся он и потянулся к Сатоо, стремительно расстёгивая сразу несколько пуговиц на его рубашке. - Не понял, - Казуки поймал его ладонь на своём животе, осторожно отвёл и уточнил. - Подожди, ты что, догадался? Чёрт, так я и знал, ты его видел на первых курсах. Надо же, какой сообразительный. - Ну, ты что, думаешь, я дурачок? Нет, не спорю, внешность у меня та ещё. Тем не менее, я не настолько туп, чтоб не разобраться. - В чём разобраться, блин? - Да в том, что тут происходит. Твой парень изменяет тебе с соседом, правда, сосед почему-то не в курсе, что он твой парень, а ты почему-то тоже не хочешь, чтоб он знал, но, честно, мне было бы насрать на подробности, по-любому это обидно как-то. - Знаешь, вот после того, как ты сказал это вслух, я сам запутался, - невесело хмыкнул Казуки, и лишь чуть позже, когда сообразил, добавил. - И он не мой парень. Давно разошлись. - Отличная новость. Правда, ничего не меняет, и всё же, мне кажется, идея отомстить - супер, если от процесса получить максимальное удовольствие, - однокурсник стянул через голову свой тонкий свитерок, выжидающе склонил голову набок и остался сидеть рядом, наполовину обнажённым. - Я как-то иначе тебя представлял, Джин, ты меня пугаешь даже, такой бойкий. - А мне, знаешь, наоборот, хорошо. Полегчало как-то, когда понял, что ты - не проникшийся ко мне внезапной влюблённостью дебил, а чётко знаешь, чего хочешь. Только лапшу на уши вешать было необязательно. Так гораздо проще, честнее и... - Что и? - И - я уже начинаю замерзать, наверно, ты всё-таки дебил, только из другой категории. Ладно. Просто я, знаешь ли, не хочу впутываться во все эти чувства и прочие заморочки. - В этом есть смысл, прочие заморочки - дело гиблое, по себе знаю. Но кое в чём ты не прав. - Ой, только не говори, что ебутся люди лишь во имя любви и бла-бла-бла и прочее... - Джин обнял себя за плечи и скорчил дьявольскую рожу. - Нет, я не о том. Ты неправ в том, что я знаю, что хочу. Кажется, абсолютно не догоняю. Одна ошибка за другой, я уже ни в чём не уверен. Вот пришла мне в голову блестящая идея довести его, тебя притащил, а теперь... - Зануда! - блондинчик показал язык и рассмеялся. - Туши давай сигарету, до фильтра уже догорела, а ты так и не знаешь, чем заняться с полуголым парнем в твоей спальне? - Не знаю, это как-то... - Казу, смотрю на тебя и думаю, с тобой надо или трахаться, или добить уже, чтоб не мучился. Так тебя швыряет из одного в другое, противно даже. - Прости, что втянул... Я вроде не совсем в настроении, блин, звучит, наверно, мерзко, но, похоже, когда притворяешься, проще настроиться, тогда я чувствую себя не совсем уродом. А твоя прямолинейность отрезвляюще действует на мою эрекцию. - Нравится притворяться, ну давай притворяться. "Пупс", - ядовито протянул Джин, медленно приземляясь головой на его плечо, потёрся и вздохнул.       Лёгкое шипение и вскрик: Казуки обжёгся об окурок, который действительно дотлел до конца, ойкнул, затушил в пепельнице, с недоумением посмотрел на зевающего рядом Джина. Нет, он совершенно не разбирается в мужиках, в следующий раз, когда надумает кого-то из них клеить, если, конечно, он доживёт до следующего раза с этими постоянными нервами, при знакомстве надо сразу психологический тест какой-нибудь выдавать, чтоб не нарываться на чудиков. Или Бё всё-таки прав, и с бабами в чём-то проще. По крайней мере ни одна не жаловалась на излишнюю ласку в обращении, чувства ему, видите ли, не нравятся. - Слушай, может, как-нибудь в другой раз? Не будем торопиться и всё такое... Джин закатил глаза и упал назад на кровать, широко раскинув руки в стороны, заговорил ехидно, но как-то надломленно глядя в потолок: - Чёрт, да что с тобой не так... Ты чего со мной как с девочкой-целочкой? И сам ломаешься, и других обламываешь... - Это не так, я как-то просто... - замялся Казуки. - Да ладно! Все вокруг трахаются по глупости и с кем попало, а мы с тобой должны придумать особую причину? Мне двадцать четыре, как и тебе, и постоянных отношений у меня никогда не было, если честно, я стараюсь держаться от такого подальше, и это не плохо. Попробуй, мозг целее будет. - Да я уже пробовал, без толку. - Рано или поздно сработает. Я сначала чего-то ждал, потом перестал ждать. И поверь, не жалуюсь, хотя я знаю, что звучит жалко, будто напрашиваюсь на секс. Просто, знаешь, Казу, как я считаю, ни у чего нет особенного сакрального смысла, живи и всё, а потом сдохни. Мне всё равно, что ты обо мне подумаешь, но ты вроде забавный, всё совпало, и, мне казалось, что ты сам меня позвал, разве не так? И теперь я совсем не против, хотя с утра не понимал, что ты за человек такой. Но если что - я спокойно пойду домой, ничего ведь не потеряю. Только вот к Юуто заскочу, Кайрос - это же охренительная круть. Или... я тебе не нравлюсь?       Казуки посмотрел через плечо на мелкого циника с белозубой улыбкой, который лежал в его кровати и напоминал беспечного школьника. Худенький, беззащитный всё-таки, ничего ему не всё равно. Напускной задор не обманывал ничуть, Сатоо не поверил ни единому слову, потому что поведение было слишком уж знакомым. Он и сам не раз вёл себя именно так. "Один раз живём, и мне вообще по барабану", а в глазах - только одиночество и просьба не отпускать. Отличный способ убежать от самого себя, молодец, мальчик. - Нравишься. Очень, - прошептал он, склоняясь и обхватывая губами розовый заострившийся от холода сосок, и даже не соврал.       В эту ночь, допуская очередную ошибку, Казуки впервые за долгое время не жалел и не сомневался. Всё действительно так совпало, как грустные карты в никому не нужном пасьянсе.