Поперёк линованной бумаги

      Он не пришёл. Первый день, второй, третий. Поначалу было ничего, терпимо. Казуки ходил в университет, сдавал тесты, дома толком не разговаривал с Юуто, так, перебрасывался отстранёнными бытовыми фразами. А когда сосед уходил по вечерам куда-то, Сатоо про себя долго и выразительно матерился, его как кипятком обдавало странной смесью злости и зависти. Понятно ведь было, что Юуто идёт к Манабу. Но куда? В общежитие? В любовный отель? А, может, на ночную прогулку? Вдруг он придумал что-нибудь романтичное, сумасшедше-непредсказуемое, и в тот момент, когда Сатоо сидит тут один, позабытый-позаброшенный в пустой квартире, чернильные зрачки расширяются с восхищением не для него, а для его приятеля, и ещё чего хуже - упрямые губы открываются, чтоб отблагодарить Юуто за свидание как-нибудь ласково или порочно...       На занятиях Казуки самозабвенно просиживал штаны, даже перестал доставать Джина, не находя это больше весёлым и подбадривающим развлечением. Кроме того, он вообще всё меньше обращал внимания на ставшего теперь ненужным разового любовника. Просто идти больше было некуда, вот и садился рядом. Зевал так широко, что челюсть сводило, рассеянно пропускал мимо ушей долгие витиеватые рассказы Бётаро, который оставил своё излюбленное занятие - щебетать с девчонками, и теперь каждую лекцию устраивался между Казуки и Джином. А ещё Сатоо спал на парах так долго, как только ему удавалось. В общем, тратил время невероятно "продуктивно".       Четвёртый, пятый день. Казуки искренне старался отвлечься. Он с головой ушёл в учёбу, и это было очень кстати. Ведь его ситуация была не из лучших: время уходило стремительно, зима только началась, но она пролетит незаметно, приближался конец года, а там и февраль не за горами, экзамены, финальные тесты и конец. За несколько суток стол в его комнате зарос книгами, распечатками и конспектами, стопки высились даже на полу и на подоконнике. Казуки и раньше так учился - всё зубрил в последний момент, сразу перед сдачей, сейчас даже рано спохватился, по его меркам, но это был единственный способ загрузить себя до потери сознания, и даже вроде бы помогало. Когда учишь числа, даты и отстранённые абстрактные понятия, сам вроде бы абстрагируешься от собственной жизни, а значит смятение приглушалось, как пыль, оседающая под тяжёлыми каплями дождя.       Но этого хватало ненадолго. Допустим, перед сном Казуки шёл в душ, забирался в горячее текущее вниз облако, закрывал глаза - нет, лучше не закрывать глаза, вода отгоняет дурные видения. Худенькие такие, гаденькие видения. Поэтому старательно смотрел в оба, хотя мокрые ресницы так и норовили опуститься, чтоб в ту же секунду в воображении возник нежеланный образ. Или желанный? Вздыхал, зарывался в собственные ладони, проводил ими вверх, к волосам, тянулся за шампунем и... проливал мимо всю бутылку. В этот момент и в другие такие же, крохотными иглами, впивавшиеся в горло, Казуки начинало казаться, что он умирает. Бред какой-то, некому заворачивать грёбаные крышечки, и от этого ему хотелось зареветь в голос, несдержанно, неприлично, как будто ему пять лет или будто он собственные похороны со стороны увидел. Конечно, ничего подобного он себе не позволял, но в итоге кулак врезался в стену, туда же спустя минуту прижималась пылающая голова. Но разве прохладный кафель в лёгкой испарине мог принести что-то, кроме боли костяшкам и равнодушия сердцу? Казуки не понимал, что происходит, так плохо не было никогда. Просто оглушительно и изнуряюще плохо. Как же он жил эти два года, не слыша издевательских фраз в спину, когда воровато ночью и по утрам, сонный, пил сок прямо из общего пакета, не утруждая себя поиском стакана, ведь мыть придётся, а тут - с поличным. Как теперь без насмешливого, качающего головой, осуждающего, скользящего за ним, словно тень? Не хватает. Как существовал без этой привычной уже и такой необходимой курточки в прихожей? Не хватает... Как Сатоо дышал без его запаха, пропитавшего всю квартиру, день ото дня становившегося теперь всё слабее? К концу второй недели Казуки ловил себя на шальной мысли: дождаться, пока Юуто уйдёт, порыться в его вещах, наверняка ведь что-то забыл, оставил, это только с ним Манабу всё подчищал, Сатоо же тварь и враг, по его мнению, так что унести надо было всё до крошки. А из этого дома Ошио уходил пристойно, благообразно, без крика, так почему бы ему не забыть футболку, например. Сейчас Казуки бы душу продал за клочок ткани со знакомыми терпкими нотками, которые почти выветрились из общих комнат. "Тебя не хватает..." - думал он, глядя в окно, во двор на печальные, потерявшие всю листву деревья, и они живо кивали ему в ответ с пониманием: "Не хватает!"       Ещё два дня миновало, и отчаяние достигло той точки, за которой стало почти всё равно, в каком виде, но пусть бы был здесь, рядом. Пусть бы хоть с утра до ночи трахался с Юуто за стенкой, пусть изводил бы двусмысленными фразами, случайными столкновениями, утомлял бы и мучил, главное, чтоб вернулся, а не существовал где-то в неизвестности, невесомости, как выдуманная печальная сказка, слова которой не вспомнить, и от того так тоскливо, что можно двинуться головой.       Сатоо даже унизился до того, что прилежно изображая будничное, ничего не значащее и не заинтересованное выражение на лице, спросил соседа, как там Манабу. Юуто посмотрел на него брезгливо и при этом с ненормальным любопытством, как на редкий подвид плесени, и ответил короткое "Нормально".       Общаться с кем-то не было желания, на клубы не хватало энергии, в университете он держался теперь так отстранёно, что все приятели, как-то не сговариваясь, от него постепенно отлипли, Бё и большинство старых друзей тактично отступили, в конце концов, с Казуки когда-то было что-то подобное. Было и прошло, значит, и эта придурь минует, надо только дать срок и не выпытывать ничего. Остальные знакомые сами по себе отваливались за ненадобностью, когда кто-то звал потусить, он отнекивался, оправдываясь подготовкой. Тем не менее, от вынужденного одиночества Казуки стал задыхаться, слишком уж не в его это было духе. От отчаяния не выдержал, позвонил как-то в особенно тяжелую ночь Джину, позвал его в гости. Тот легко и непринуждённо согласился, но попросил дождаться свободного вечера, мол, он совсем замотался по собеседованиям. Сатоо уже было пожалел о своей минутной слабости, Джина он последние дни почти игнорировал, не то чтоб он серьёзно винил мальчишку в случившемся с Манабу, всё-таки разыгрывать идиотские спектакли было его, Казуки, тупой идеей, Джин только подхватил, подыграл, причём весьма умно и талантливо. И всё же Казуки чувствовал к нему неконтролируемую неприязнь, какую люди обычно испытывают к тем, кто знает о них нечто грязное и порочащее. И вот - сам позвонил, вызвал, именно его почему-то, а не кого-то другого из своей заросшей случайными именами телефонной книжки. "Я просто хочу секса", - оправдывал он себя.       Задорный заливистый звонок в дверь ознаменовал приход такого же задорного, энергичного Джина. Казуки проспал условленное время, заучился и рухнул плашмя на кровать, звонок с трудом вернул его в эту реальность, и он поспешно добежал до двери, открыл: - Привет! Боже, какой лохматый, - Джин звонко по-доброму рассмеялся, протянул руку и пригладил растрепавшиеся пряди. - Ты спал, что ли? Выглядишь ужасно, надо же, щетина! А пахнешь и того хуже, словно марафон пробежал, - он коротко клюнул сонного хозяина в колючую щёку каким-то детсадовским поцелуем, отстранился, разглядывая его. - Ну спасибо за лавину комплиментов, ты умеешь поддержать, - вяло пробормотал Казуки, понимая, что Джин прав, все выходные он безвылазно просидел дома, и запоздало испытал стыд за то, что провалялся дольше, чем следовало, и не привёл себя в порядок к приходу гостя. Но Джин не выглядел разочарованным, он улыбался очень искренне, будто был рад увидеть Казуки таким - непричёсанным, усталым, домашним. - Ладно уж, не ворчи, как старикашка. Смотри, что я тебе принёс, - протянул узкий бумажный пакет с верёвочными ручками, заглянув в который, Казуки с восхищением обнаружил там бутылку отличного саке. - Решил поддержать, подбодрить. - Ух, здорово как. Только это же дорого, и вообще, это я должен был что-нибудь приготовить. - Да забей, - блондинчик неторопливо расшнуровал ботинки, расстегнул куртку и теперь весь сиял ему навстречу, точно было чему радоваться, и хмурый, заросший однокурсник - лучший подарок для него в этот вечер. - Представляешь, с Юуто в дверях встретился у вашего подъезда. Жаль, что ушёл, могли бы втроём напиться. - Он бы не стал, - помрачнев, отрезал Казуки, пристроил верхнюю одежду на вешалке и коротким жестом пригласил внутрь. Джин церемониться не стал, сразу прошёл на кухню и начал командовать: - Так, достань что-нибудь пожевать, где у вас чашки, ну или рюмки, что-нибудь? - Чашек для саке нет, но вон там есть всякое, - Казуки указал направление и покорно пошёл к холодильнику рыться в поисках чего-то съестного, отыскал там только хлеб с сыром. Юуто совершенно перестал покупать продукты, видно, ел в другом месте с Манабу на пару, не иначе, а он без заботы друга совсем зачах, отощал даже, изредка перехватывая готовую лапшу или покупные недорогие блюда для микроволновки. Но учитывая то, что аппетита особенно и не было, Казуки не страдал по этому поводу, а вот перед Джином было немного неудобно, что у него даже закуски нет нормальной. Когда он обернулся, увидел, что одногруппник не особенно-то грустит от недостатка заботы и внимания, а преспокойно нарезает найденное в корзине для фруктов завалявшееся зелёное яблоко тонкими дольками, выкладывает на блюдце, плюс к этому уже давно открыл бутылку. - Ну ты и хозяюшка, - невольно усмехнулся Казуки. - Прости ещё раз, что всё так глупо, я собирался сбегать вниз что-нибудь прикупить, что-то хоть шаром покати, да и вообще, совсем закопался с учёбой. - Ага, с учёбой, - понимающе кивнул паренёк, отобрал продукты и легонько подпихнул к выходу. - Иди пока в душ, отмокни, приди в себя, я в комнату всё оттащу, или хочешь в гостиную? - Лучше в комнату, - поморщился Казуки, неосознанно потёр переносицу. Гостиная, как и всё вокруг, напоминала о неприятном, а поведение Джина немного напрягало, как и в тот первый раз, на людях он вёл себя иначе, скромнее и более зажато, а тут легко становился самоуверенным, точно он был хозяином положения, это совершенно выбивало из колеи. Где он настоящий, а где играет, что вообще у него было на уме, было непонятно, снова возникла глупая мысль насчёт раздвоения личности, и некоего сумасшествия, но в этот раз не было ни смешно, ни забавно. Вообще он был слишком усталым, чтоб чему-то забавляться или анализировать происходящее. Окончательно решив, что чужая душа - потёмки, Сатоо послушался малознакомого человека и уныло пополз в ванную, пока Джин, расслабленно насвистывая какую-то смутно знакомую мелодию, делал сэндвичи.       После душа реально стало полегче, какая-то часть тоски смылась, и потом, сейчас Казуки был в квартире не один, это частично успокаивало: кто-то ждёт тебя за дверью, готовит, вообще интересуется, поел ли ты, а не так, как некоторые, бросившие на голодную погибель. Хотя, конечно, положив руку на сердце, совсем не Джина бы он хотел видеть в своей спальне, сидящим на подоконнике с долькой яблока в зубах, но что-то соблазнительное в этом было. - Ну вот, другое дело, хоть на человека похож стал, а не на йети из леса, - хмыкнул гость, прожевав тонкий ломтик, облизался. - Ну что завис? Наливай. - А сегодня ты у нас кто? Алкогольный ангел? Любишь ломать шаблоны, Джин? - Казуки снял с плеча влажное полотенце, бросил на спинку стула и, раздвинув учебники на столе, разлил спиртное по рюмкам. - Я люблю... - Джин неожиданно задумался, потёр подбородок, и это было похоже на отвлекающий маневр, точно он хотел было сказать что-то важное, но вовремя спохватился. - Я просто люблю саке. И не забивай себе голову всякой мурой. Ты позвал меня, ведь так? - Точно-точно, вроде звонил какому-то стесняшке из института, мы с ним ещё переспали в первый день нормального знакомства. Не видел такого по дороге? - вымученно усмехнулся Сатоо, протягивая Джину рюмку, которую тот с готовностью принял. - Так вот. Как-то у нас всё нехорошо происходит, не могу отделаться от ощущения, что что-то не так. - Ну так давай за неправильность! Весёлая штука! Знаешь, иногда нужно и расслабляться, а то это учебное помешательство совсем тебе не идёт. - Да нет никакого помешательства, - разозлился вдруг и выпил залпом, растягивать удовольствие в этот вечер не хотелось, блодинчик не отставал, глотнул, рассмеялся: - Ну, конечно, нет, ты всегда столько времени посвящал зубрёжке! И потом, не забывай, я тут был, в первый раз твоя комната выглядела иначе, - хмыкнул и требовательно помахал перед носом пустой рюмкой. Казуки смиренно повторил, чувствуя, что легко отделаться не получится, настрой у собутыльника был боевой, и глаза задорно поблёскивали, да и скорость они взяли немалую. Что ж, вызов был принят. - Может, я вдруг поумнел и решил взяться за голову? – ещё глоток. - Да ладно, что? Поумнел? Ты сейчас о ком говорил? - парень, кривляясь, покрутил по сторонам головой, точно в поисках кого-то умного, будто таинственный ботаник мог прятаться в этой спальне. Сатоо не смог сдержать усмешки. Они снова легко чокнулись, глядя друг на друга в упор, Казуки даже не задумывался о том, чтоб присесть, пил, стоя напротив Джина, тот беззаботно болтал в воздухе ногами. О закуске вдруг позабыли оба, это была такая мальчишеская забава, дуэль на рюмках, спарринг: быстро пить и смотреть, не дрогнув бровью, кто же из них первый сдуется. - А какие у тебя версии? - и снова прозрачный с едва уловимой желтизной напиток заплескался в стекле. - Ты хочешь забить себе башку, вот и устроил такой хики-запой заучки, закрылся, спрятался в книжках, от всех бегаешь, не дело, - они продолжали, темп был каким-то бешеным, не наслаждались, гнали как можно быстрее к финишу. У Казуки уже немного зашумело в голове, а Джин ничего, смотрелся бодрячком, хлопал одну рюмку за другой, только поглядывал на него как-то загадочно. - А ты предлагаешь уйти в настоящий запой? Думаешь, это спасёт меня от... - он чуть было не назвал имя и резко замолчал, отправляя в рот ещё порцию. Алкоголь был действительно дорогим и хорошим, его приятно было пить прохладным, он постепенно согревал, и вместе с расцветающим пряным послевкусием просыпалась болтливость, нехорошая, царапающая изнутри сотнями непоседливых коготков, жажда пожаловаться. - Нет, Казу, я предлагаю два варианта, - Джин наклонился вперёд, осторожно вынимая из его пальцев бутылку. - Каких же? - в этот раз Сатоо не сопротивлялся напористому очарованию парня, сам приблизился на шаг и опустил ладони по обе стороны от его бёдер. - Да самых естественных. Вариант а: мы допиваем всё за пятнадцать минут, и ты долго со слезами рассказываешь мне историю своего разбитого сердца, выворачивая всю подноготную, чтоб потом сгорать со стыда поутру. - А вариант б? - Казуки расслабился, закрыл глаза и склонил голову, пока Джин бережно отводил влажные, уже подсыхающие пряди с его лба. - Вариант б: мы мирно трахаемся, и никто больше не пострадает. - Надо было мне в тебя влюбиться… - выдохнул полупьяно Сатоо уже в губы одногруппника, повинуясь ласковым, но неуклонным движениям тёплых пальцев на своём затылке, которые притягивали ближе, с нажимом, даря, пусть мимолётное, но забытье. Фразу он не закончил, и не заметил, как на обрыве, на многоточии, судорожно сжались бёдра Джина, и губы под его губами на миг замерли, но потом всё понеслось так же быстро и нарочито, как их турнир выпивох.        Они оба не заметили, как переместились на стол, сначала было весело, они смеялись, сбрасывая на пол конспекты и тетради, листы падали, словно в танце, скользя вправо и влево, а карандаши и ручки - стремительно, со стуком, пока Казуки, приспустив с себя и с Джина штаны, на ощупь надевал на свой возбужденный член сунутый ему в ладонь презерватив, не разрывая запальчивого, нервного поцелуя, тоже похожего на какое-то глупое соревнование «кто кого». Они толкались и спорили языками, как два разгневанных зверя, кусались, спешили, причиняли друг другу боль и мешались, все было не так и не то, неуклюже, постыдно. В этом даже удовольствия не было, сплошная борьба и раздражение. И если в случае с алкоголем Казуки, кажется, показал себя не лучшим образом, проиграл, потому что был сонным, усталым, голодным, и довольно быстро опьянел, то с сексом всё получилось наоборот. В этот раз Сатоо одержал верх, только радоваться этому было сложно. Он был грубым и наглым, и ни на минуту не колебался, поворачивая Джина, толкая животом на столешницу, вмял, со злостью дёрнул за волосы, чтоб встал удобнее, изогнулся сильнее. В Казуки вдруг щелкнул какой-то выключатель, и Казуки не стало, осталось только животное желание унижать, хоть кого-то заставить принять и проглотить его собственные обиды. Он отключился напрочь, не думая ни о чувствах, ни об удобстве партнёра, осталась только механика. Он даже о маломальской подготовке забыл, взял свой член в руку и с нажимом, туго вошёл, сразу начиная двигаться, упрямо преодолевая сопротивление внутри, не слушая бессильную ругань Джина, торопливо и резко входил, точно натягивал какую-то дешёвую шлюху. А потом и вовсе ситуация со стороны стала выглядеть как насилие, потому что он придавил парня к столу, придерживал левой рукой шею, стискивая пальцы так, что его любовник жалобно заскулил, и даже заскребся ногтями по деревянной поверхности под собой в тщетных попытках оттолкнуться, пока Казуки с силой вбивался в него, всё быстрее и глубже, и всем весом надавливал на опорную руку на шее Джина. Кончив, тут же вышел и не уселся - рухнул на кровать, стянул ещё тёплый, влажный презерватив, задумчиво завязал на конце узелком и негромко пробормотал: - Прости… Сорвался… - хотя особенного стыда за грубость не испытывал, только опустошение и даже облегчение, это было приятно в той же мере, что и душ, не решало проблем, но временно задвигало их на задний план, правда, это был живой человек, но Джин своим поведением и убеждениями в плане секса превратил себя в глазах Казуки почти в вещь, сам напросился – сам получил. Ему же вроде бы не нравятся эмоции и лишние сложности? Вот, пожалуйста, без сложностей... Его гость тяжело вздохнул, пробормотал нечто нечленораздельное, подтягивая штаны. Привстал, неуклюже повернулся, прислонился к столу с расстёгнутой ширинкой, чуть подрагивающими плечами и расстроенным, озадаченным взглядом. - Ну что такое? – с неудовольствием спросил Казуки, глядя на миловидное, раскрасневшееся, нахмуренное лицо парня в пушистом ореоле взбитых светлых волос. - Ничего. Я в душ, - тихо ответил он, отводя глаза, и, придерживая брюки за пояс, поспешно выскользнул из комнаты. С запозданием Казуки понял, что Джин даже не кончил, а он и забыл об этом. "Чёрт, чёрт", - не выругался, застонал в потолок.       Пока Сатоо переодевался, потому что одежда, как ему казалось, вся провоняла потом и грязным запахом секса, он всерьёз раздумывал о том, как бы покультурнее выставить однокурсника вон. Всё произошедшее сейчас ужасно давило на психику, ему не хотелось мучится и из-за этого тоже, а на то, чтоб заглаживать вину в постели, не оставалось ни грамма энергии. Всё, о чём он сейчас мечтал, опуститься на подушку и мирно проспать до утра, и желательно при этом не видеть во сне торжествующую морду Манабу с безапелляционным заявлением на губах: «Ты, Казуки, сраный мудак!» Но вернувшийся Джин нарушил все планы, он подхватил блюдце с яблоками и парой сэндвичей, забрался на кровать с ногами и преспокойно стал уплетать бутерброд. Сатоо инстинктивно потянулся за едой и уселся рядом. Сначала ели в неловкой тишине, потом Джин вдруг задал совершенно внезапный вопрос: - Как думаешь, какая татуировка мне пойдёт? - Чего? - изумился Казуки, едва успев проглотить солидную часть хлеба с сыром, которую только что откусил и даже не прожевал толком. - Хочу сделать себе тату, а что, пока не решил. Вот Юуто сказал, мне роза пойдёт. - Фу, пошлятина, - скривился Сатоо насмешливо. - Удивительно, что не робота посоветовал. - Ты идиот, роза - это древний символ! Римляне верили, что роза вселяет в души мужество, на щиты её наносили. - Да мало ли, что они наносили, по-бабски как-то. - А Бё сказал мне корону сделать. - Это почему? Тоже какой-нибудь символ. - Нет, потому что я самый классный, - широко и как-то ребячески улыбнулся Джин впервые после своего возвращения из ванной, у Казуки даже дрогнуло что-то в душе от этого простого сияния, и он, опустив взгляд вниз, протянул руку и с грубоватой лаской взлохматил своему гостю волосы. - А ты, как думаешь, что мне набить? - Да откуда я знаю? - убрал ладонь и подхватил с блюдца сразу четыре оставшиеся ломтика яблока. - Вообще-то я не люблю тату, ну, не очень. Тело красивее абсолютно голым, без рисунков, по-моему. Наверно, у меня фетиш на обнажённую кожу, а татуировки мешают. Но ты делай что хочешь, почему нет. Джин почему-то горестно вздохнул, а потом ткнул пальцем в губу и в бровь Казуки: - Но пирсинг же ты любишь, вот же проколы... Я помню, раньше много серёжек носил. - А это... Теперь не ношу, - посерьёзнел Сатоо, отворачиваясь. - Это мы с Манабу одновременно сделали, так весело было. - Странно, он теперь тоже не носит, - будто между прочим бросил Джин, сам не понимая, что запускает в голове Казуки адское колесо подозрений, надежд и боли. От неизбежных причитаний и прорвавшегося всё-таки нарыва жалоб на судьбу его спас внезапный звонок в дверь. - Кто это так поздно? - насупился Джин, точно это была его квартира. - Неужели Юуто ключи забыл? С ним такого не случалось вроде. Эх, пойду открою. Но это оказался не Юуто. На пороге стоял, а вернее не стоял, а шатался, пьяный донельзя, невменяемый Бётаро. Увидев Казуки, он ввалился внутрь, падая на него, и начал трясти, цепляясь за ткань футболки. Кажется, пытался душить, но безуспешно, потому что руки неизбежно соскальзывали куда-то мимо шеи, приходилось хватать друга за плечи, рискуя растянуться на полу в коридоре во весь рост. Сатоо осторожно придерживал его, не давая рухнуть, и никак не мог понять, чего от него хочет мычащее и матерящееся исчадие ада, от которого несло спиртом и бензином. Приглядевшись, Казуки понял, что приятель по дороге измерил глубину явно не одной лужи. Одежда была ужасающе грязной, лицо тоже перепачкано, а судя по мученическому выражению глаз, его вообще вот-вот стошнит прямо тут, в прихожей. - Так, брат, ну ты и набрался! Снимай эту ветошь скорее! - он попытался помочь нетрезвому другу стащить превратившееся в жалкую тряпку пальто, но Бё вдруг с необычной для него агрессией, жёстко оттолкнул Казуки, пихнул в грудь, удивительно было, откуда у него силы взялись, да и равновесие он удерживал чудом, ударил снова, уже сильнее, и опять попытался толкнуть. Но Сатоо сделал шаг назад, повернулся боком, без труда уходя от нападения. Бётаро возмущённо цыкнул и ткнул его пальцем в грудь: - Ты, ты, ты, - еле ворочая языком повторял он. - Да что с тобой, как тебя занесло сюда, да ещё в таком состоянии? - Казуки перехватил его руку, потом другую и сжал запястья. - Очнись же! - Отвали от меня, - пьяно бормотал Бё, вырываясь, - и от него отстань, не смей! Гад вообще! Отпусти! - Отпущу - ты грохнешься тут, пол испортишь, тебе б проспаться. Тут на шум из спальни вынырнул Джин, с изумлением замер, оглядывая препирающихся приятелей. Бё тут же вскинул голову, как гончая на охоте, и даже носом потянул воздух как-то совсем по-собачьи: - Джин! Пошли отсюда! Пойдём! - сделав усилие, он попытался вырваться из захвата Казуки, но был слишком слаб, чтоб попытка увенчалась успехом, и чуть не заплакал от сознания собственного бессилия, утыкаясь головой в плечо придерживавшего его друга. - Куда? Зачем? - удивился блондин. - Почему он, ну почему, это же долбанный Казу, ему никогда, ничего и никого не надо было, кроме его сучки, - раскачиваясь и ударяясь затылком, причитал Бё. - Ты зачем телефон выключил, блять? Я так издёргался... Не могу больше. - Ой, ребят, похоже я вам тут не сдался, - озадаченно выдавил из себя Сатоо, невольно акцентируя собственное внимание только на одной части фразы. Не выпуская запястья Бё, свёл их вместе, схватил в одну руку и дотащил друга детства до Джина, который нерешительно мялся в коридоре. - Так, пост сдал, пост принял, - быстро отпустил, и Бё, не рассчитывавший так стремительно потерять опору, споткнулся, качнулся и едва ухватился за стену. - Я пойду на кухню, покурю, кофейку накачу. Если что, диван в гостиной можно занять, только стащи с него эти шмотки вонючие, а то Ю меня четвертует. - Пусть лучше кастрирует, - невесело рассмеялся Бётаро, всматриваясь в потупившегося Джина с бесконечной тоской. Казуки не стал парировать, просто уполз на кухню, ему и так предоставили пищу для размышлений всего лишь одним пьяным предположением. - Ну что же ты так набрался? Не обчистили тебя по дороге? - только когда Сатоо скрылся из вида, Джин позволил себе прикоснуться к потрёпанному, убитому одногруппнику. Тот сощурился и даже дыхание задержал, когда пальцы светловолосого паренька заскользили по его волосам, зарываясь, лаская, когда почесали за ухом, точно домашнее животное. Бё охнул и выпалил, не открывая глаз: - Я не могу, как представлю, я, конечно, натурал, у меня столько баб было, но ты, Джин, это другое, я тебя... - Выбрось из головы, - чуть более холодным голосом, чем ожидал от себя, грубовато отбрил его Джин, - всё это неправда. - Нет, не выходит, - покачал головой пьяный. - Думаешь, просто это? Я всё уговариваю себя, уговариваю, что мы типа друганы, ну да... Думал, пройдёт, вот будет у тебя парень, пройдёт, я ж к тебе, как к брату, но нихуя. У меня есть младший брат, что-то я на него ни разу в жизни не надрачивал по утрам. - Обалдеть, я счастлив, Бё, ты так вовремя прозрел что-то... - Не веришь? - смотрел сосредоточенно и колко, с осуждением, настолько, что непонятно было, кто тут ещё нажрался, а кто трезвый и рассудительный. Глаза внимательные, совершенно измученные, под ними жуткие синячищи, жалко его до одури, но Джин всё равно сдавленно ответил: - Не верю, - а потом по нарастающей говорил всё быстрее и быстрее, будто и себя спешил убедить. - Ты натурал, я что, тебя не знаю? Баб любишь, большие сиськи обожаешь же, аж урчишь, когда говоришь о них, и не надо надумывать, в жизни у тебя даже не встанет на парня, член и яйца - это тебе не понравится. - Я бы от тебя урчал, Джин, - прошептал Бётаро, неуклюже наклоняясь, наваливаясь, Джин даже думал, что он сейчас всё-таки упадёт, подхватил под мышки, но тот устоял, и только притянул к себе, обнял крепко за талию и засопел в ухо так, словно засыпает. Минуты текли неспешно, на кухне зашумел чайник, Казуки наконец-то вспомнил, что собирался пить кофе. Колебания всё же были недолгими, хотя вытянули остатки наносной самоуверенности и душевного спокойствия, Джин чувствовал себя совершенно никчёмной развалюхой, когда согласился: - Горе ты моё, пошли, ладно, так и быть, только на ногах держись. Ты точно не хочешь попить или ещё что-нибудь? Бётаро уверенно замотал головой из стороны в сторону: - Нет, ничего не хочу, давай только уйдём, я за тобой же пришёл. - Да я уж понял. Ну вот и отлично. Ко мне пойдём. - А... Хорошо... А родители? - испуганно пролепетал Бё, похоже, до него только сейчас частично стало доходить, что он совершенно не продумал, что делать дальше, просто шёл и шёл через промозглую декабрьскую ночь, как на верёвке тянуло к Джину. Он падал, поднимался, по ощущениям, несколько десятков раз, но всё же нашёл этот дом. А теперь он не знал, что же дальше. - Да лучше пусть родители наедут, чем тебе тут на диванчике крючиться. - Нет-нет, ни за что я в этой квартире не останусь. - Да я уж понял, гоу тогда. И он осторожно отвёл руки Бё, подхватил того под локоть, дохромали до двери, где Джин накинул куртку, ботинки, и перед тем, как скользнуть в темноту со внезапным защитником за компанию, крикнул в гулкую грустную пустоту коридора: - Казу, мы ушли! Замок закрой. "Ага, уже поскакал... Какая забота, надо же, - подумал Казуки, глубоко затягиваясь очередной сигаретой. - И чего они взялись на меня наезжать все? То Юуто, то Бё. Нашли тоже нежных трепетных ланей. Меня бы кто от них обоих защитил!" Тонкие колечки дыма от возмущения и непонимания хмуро таяли под потолком, пока их безответственный создатель прокручивал в памяти на бесконечном повторе обжигающую безысходностью фразу Бё.