Crossover

Она появляется в Институте с завидной частотой, озаряя всё своим внутренним (не) магическим светом, пока её не утверждают на официальную должность штатной ведьмы. Такое открытое сотрудничество охотников с магами в сумеречном мире впервые, а на грани назревающей войны и вовсе выглядит дико, но приносит плоды: уничтожать демонов становится проще, как и лечить особо жуткие раны, от которых Иратце не спасает. Джейс подобному нововведению рад (его красивому лицу больше не угрожают шрамы и ожоги), Иззи и вовсе в восторге от новой подруги (с её особой любовью к выходцам из нижнего мира это не удивительно), Клэри же это безразлично — он вообще не совсем понимает их законы и правила, даром, что Сумеречный охотник по рождению. Алек Лайтвуд, кажется, единственный, кто осознаёт всю степень ненормальности происходящего. Тесное сотрудничество с ведьмой кажется кошмаром наяву, и он делает всё, чтобы сталкиваться с ней как можно реже. Кэролайн же, кажется, специально делает все, чтобы сталкиваться с ним как можно чаще. Она попадается ему в коридорах, путается под ногами в библиотеке и даже однажды совершенно случайно забредает в тренировочный зал. Алека всё это дело ужасно раздражает, но он сдерживается изо всех сил, чтобы не прибить чокнутую магичку: союз с ней оказывается слишком выигрышным для воспитанников Института. — За что ты меня ненавидишь? — напрямую как-то спрашивает она, когда Александр в очередной раз посылает ей взгляд, полный ледяного презрения. Презрение сменяется удивлением. — Я не ненавижу тебя. Мне на тебя плевать. Существенная разница. — Если бы тебе было плевать, — медленно проговаривает она, словно пытаясь вдолбить что-то непонятливому ребёнку, — ты бы от меня не шарахался. А так — ты либо меня ненавидишь, либо страстно и тайно любишь. Она смеётся над ним — он читает это в глубине её голубых глаз, видит по бесенятам, пляшущим на донышке. — Я не шарахаюсь, — давит он и спешит скрыться в недрах Института, подгоняемый её мелодичным смехом. С того памятного разговора он начинает презирать её ещё сильнее — за то, что смеялась над ним, за то, что улыбалась так открыто, за то, что была такой недоступно красивой — для него недоступно. Он наблюдает за ней — за тем, как она секретничает с Изобель, шепча что-то с загадочным видом, как помогает Клэри выбирать наряд для запланированного девчачьего похода в клуб, как варит зелье для Люка, размеренно помешивая какую-то дрянь в котелке, игнорируя истерично суетящуюся Фрей. Кэролайн Форбс, если подумать, не похожа на ведьму — ни на одну из тех, с кем он имел несчастье познакомиться. Кэролайн Форбс — куда больше просто подросток, точно такой, как все они, чем старая мудрая волшебница (ей, оказывается, двести шестьдесят семь лет). Она носит кучу браслетов на тонком запястье, завивает светлые пряди в кудри, жирно подводит вечно улыбающиеся глаза чёрным и обожает шоколадное мороженное — мало напоминает стиль древних магов. Но всё же есть в ней нечто, что прочно связано со стариной, что неизменно отсылает к длинным платьям и сложным причёскам: особая грация движений, поворот головы и даже слова, иногда срывающиеся с губ — всё это словно другому миру принадлежит, другой галактике — совсем не вписывается в их двадцать первый век компьютерных технологий. Она умудряется каким-то чудом сочетать в себе каждый прожитый день — включая те, что были до Великой Французской Революции. От этого калейдоскопа кружится голова, но он нисколько не умаляет удивительности молоденькой с виду девушки, которая пережила две мировые войны и кучу предательств — Алеку иногда становится дурно при мысли о том, какое море боли — душевной по большей части — она испытала. Только Кэролайн Форбс при всей своей удивительности остаётся ведьмой — немного сумасшедшей, хоть и прекрасной по-своему — и всё ещё родом из нижнего мира. Для Алека влюбляться в таких — табу, запрет, им самим же и выдуманный. Он и не влюбляется — просто ест шоколадное мороженое (он раньше, кажется, любил клубничное) вместе с ней и целует в сладкие губы — запретов на поцелуи ведь никаких. Просто Кэролайн Форбс — тёплая, а Алеку Лайтвуду вечно холодно.