Я не боюсь мышей

Ахиллес смачно чавкал собачьими консервами, роняя слюни в блестящую миску, больше похожую на алюминиевое ведро. Иногда мне казалось, что, будь его воля, он ел бы, пока не разорвет. Обычно на отдыхе один день не особо отличается от другого, но в этом году разнообразия было хоть отбавляй. Начнем с того, что Леська умудрился-таки открыть дверь в комнаты и запрыгнул на кровать здороваться, по пути бесцеремонно наступив на спящего Рому. Он тихо выругался, а в следующий момент теплый мокрый язык уже елозил мне по лицу. Я машинально отпихнула от себя мохнатое тело питомца и его тупые черные когти с треском разорвали простынь. Когда я вытурила Ахиллеса за дверь остатки сна окончательно развеялись. Я осталась на кухне, а через время туда же забрел Рома, который так и не смог заснуть. Лицо у него было какого-то землистого оттенка, под глазами залегли тени, словно он и не спал этой ночью. Он буркнул что-то невразумительное и ушёл умываться. – Что? – переспросила я, но дверь бывшей кладовки уже захлопнулась. Хлопок болезненно отозвался в памяти. Вчера, после десятиминутной борьбы со страхом, я всё-таки нашла в себе силы пробраться в комнату. На магнитную доску я старалась не смотреть. Да и что я могла там увидеть? То же, что и сейчас. Все магниты выстроены в симметричную спираль. Я перестала вытирать кружку, подошла к доске и повернула её к стене. Замела мусор под ковер. Ты замела мусор под ковер, вот что ты сделала. Построила себе иллюзию чистоты, себе и другим. Мы все частенько заметаем мусор под ковер. Закрываем глаза на существующие проблемы, отворачиваем картины к стене, чтобы они не тревожили нас. Однако мы не избавляемся от них. Кто-то слишком слаб, кому-то просто лень. И со временем проблемы становятся скелетами в шкафу, которые тихо сидят на полке и ждут своего часа. В доисторическом серванте блестел гранями не менее доисторический хрусталь. Полки покрылись серой пылью, а в углу повисла тоненькая паутина. На одной из стеклянных заслонок, которые было невозможно открыть, не оставив отпечатков, я видела свое призрачное отражение. Оно мне не понравилось. В глазах было выражение затравленного страха. Мне захотелось разбить заслонку, чтобы не видеть его, но я лишь перешагнула через пса и ушла во двор. Сегодня было значительно теплее. Оставленная вечером книга обнаружилась под скамейкой, немного промокшая и потерявшая всякий товарный вид, но читать это не мешало. Игральная карта, служившая закладкой, бесследно исчезла, и мне пришлось искать страницу вручную. Когда-то единственной закладкой мне служила память, но потом я стала читать по три-четыре книги сразу. И если с путаницей в событиях из разных произведений я худо-бедно справлялась, то страницы я безнадёжно забывала. К самым толстым приходилось пришивать ленточку – картонки тонули в толще страниц. Нужную главу я нашла, но едва погрузилась в вымышленный мир Стрибера, оглохнув и ослепнув для окружающего мира, на страницы спланировал бумажный самолетик. Он задел кончик моего носа и я удивлённо моргнула, уставившись на педантично сложенный газетный лист. – Что сидишь? – Рома стоял на крыльце, оперевшись плечом на дверной косяк. В руках он теребил такой еще один самолетик. – Поехали на пляж. – Чуть позже проснутся и остальные. Не будем ждать? Рома запустил самолетик поверх виноградной беседки. Тот стремительно пролетел прямо, а затем, повинуясь легкому ветерку, сделал широкую дугу, перевернулся и бесславно шлёпнулся в кусты. – Будет слишком жарко. К тому же надо заехать кое-куда. – И что это за место такое – кое-куда? Он отчего-то засмеялся. – Помнишь Тигра? Забудешь его, как же. Тигр был очень близким другом Ромы, огромный парень, прямо-таки человек-гора. Вообще-то настоящее имя у него – Колосс. Греческое, хотя едва ли у него были какие-то греческие корни. Происхождение у Тигра было явно не европейское, это все что я могла сказать. Черты лица говорили о примеси индейской крови – резкие скулы и квадратный подбородок, но глаза были совершенно другими. О происхождении прозвища я ничего не знала. Я пыталась спросить, но все только смеялись и говорили что-то о хорошем сне. – Помню… К нему? Он что, здесь? – Удивилась я. – Полчаса езды, – пояснил Рома. – В соседнем поселке. Я заложила страницу самолётиком и отложила книгу. Расставаться с чтивом не хотелось – кульминации только началась, но я справедливо рассудила, что дочитать успею и потом. – Хорошо. Мне нужно полчаса. – Сколько?! – на лице друга появилось мученическое выражение. – А ты думал, вот так вскочили и поехали? – С иронией спросила я. – Было бы неплохо. Даю тебе двадцать минут или поедешь на выхлопной трубе, – он оттолкнулся локтем от дверного косяка и собрался куда-то слинять из поля зрения. Я полагала, что к холодильнику. На глаза мне попался кислотно-желтый мяч для большого тенниса, который почему-то лежал на столе. Я схватила его и бросила, метя парню в плечо. Однако промахнулась и игрушка ударилась об дверь комнаты, отскочила и закатилась под сервант. С Ахиллесом в этот момент случился конфликт прерываний: одна часть его мозга хотела поймать мяч, а другая жаждала доесть консервы. В смятении он несколько раз укусил край миски, заскулил и зафыркал, но всё-таки предпочел еду. Рома презрительно хохотнул, но ничего не сказал.       Форд стоял посреди заброшенного сада, скрытый в тени ореховых кустов. Две узкие колеи, засыпанные гравием, тянулись до самых ворот, временами теряясь в некошеной траве. С виноградника свисали крупные гроздья темно-фиолетовых и зеленых ягод, размером с горох. Это был самый неприхотливый виноград, такой рос даже рядом с нашим домом в городе, в гаражном кооперативе. В детстве Рома совершал мародерские налеты на эти виноградники вместе с дворовыми мальчишками. Возвращались они сильно исцарапанные, перепачканные смолой с крыш гаражей и жирным черноземом – убегали от сторожа через ближайшие огороды, но с геройским выражением лица и охапками винограда. Рома уже собрался открыть машину, как вдруг его привлекло что-то на дверце. Он наклонился, приглядываясь, потёр пальцем. А потом начал ругаться. Смачно, со злостью. Я поинтересовалась, в чем дело. - Эта овца все-таки зацепила меня, - он бережно погладил царапину, словно она была не на краске, а на коже любимого ребенка. - Амёба многоклеточная, - заключил он.       Как оказалось, ночью он остановился у придорожной забегаловки, чтобы купить воды. Не прошло и пяти минут, как форд возвестил о нападении вандалов жалобным воем сигнализации. Причиной стала хозяйка притулившегося рядом Матиза (по словам моего друга, выкидыш куклы Барби, в позе "крутая бизнес-леди и ее не менее крутой суперкар"), которая поспешно хлопнула дверцей своего автомобиля. Забыв про сдачу и стекляшку с газировкой, парень выскочил из магазина и стал доходчиво (а главное вежливо) объяснять девушке, что нельзя так вальяжно открывать свою машину. Создание брезгливо оглядело моего друга, и, сморщив нос, заявило что-то о дешёвых сигнализациях на гниющих рыдванах и удалилось грациозной походкой выпившего страуса. Рома сначала хотел устроить скандал с порчей самооценки и настроения, но заметил оставленные в зажигании ключи Матиза и решил, что с этим справится придорожная публика. Парковка была неосвещенной и царапину он не разглядел. Я окинула форд оценивающим взглядом. Проблем с ним почти не было, но жизнь у предыдущего хозяина здорово потрепала его – небольшая вмятина около заднего бампера, правую разбитую фару Рома заменил, но недавно вновь разбил, и теперь там были еще и отметины неудачного маневра. К тому же кто-то пытался перекрасить машину дилетантским методом, и краска местами чуть облезла. Судя по всему, раньше автомобиль был белым. Честно говоря, я не понимала, чего так сокрушаться. – Да ладно тебе, – примирительно сказала я. – Царапиной меньше, царапиной больше… Он же не новый. Ты все равно собирался ремонт… – тут я встретилась с ним глазами, и мне стало как-то не по себе. – Ты сейчас пешком пойдешь, Рита, – рыкнул Рома, сверля меня взглядом. Оскорбили его, как же. – Садись, – уже спокойно сказал он. – И намотай себе на ус, зайка: никогда, никогда, не говори такого о ней! – Он постучал пальцем по приборной доске. – Ты фанатик, – сказала я, бросая сумку на заднее сиденье. – Говоришь о машине, как об одушевлённом предмете. – Нет, это не фанатизм. У каждого автомобиля есть душа, – глубокомысленно изрек Рома. – Или характер. Может даже чувства. Они все слышат, понимают. И обижаются. – У конструктора из железок не может быть чувств, – скептично заметила я. – Э-эх ты! – воскликнул парень, словно я сказала что-то кощунственное. Мы выехали на трассу, быстро миновали табличку с перечеркнутым названием городка, свернули в какие-то кусты по грунтовке, предназначенной для местных «Ижей». Их тут поднимали на тракторные колеса и получался мегавнедорожник, который напоминал букашку на ходулях. Рома сердито поглядывал на навигатор, который уверенно прокладывал путь по забытой дорожке. Под днищем скреблись камешки и чиркали ветки. Когда мой друг уже собрался вернуться, две колеи волшебным образом превратились в мощёную булыжником дорогу, которая уходила вглубь курортного поселка. Первым делом нас встретили новенькие летние коттеджи и дешёвые закусочные с кричащими вывесками и запахом многократно разогретой еды. Глядя на них, можно было подумать, что люди появились здесь совсем недавно – настолько все было новым, но вот булыжная мостовая говорила совсем о другом. Такие я видела только в больших и старых городах. Посёлок словно потерялся во времени – узенькие средневековые улочки, дома, не выше трех этажей, но все в сайдинге и пластике. По маленьким тротуарчикам вдоль дороги ходили типичные городские отдыхающие, дорвавшиеся, наконец, до моря – с красной от солнца кожей, в незначительной одежде, с надувными матрасами и маленькими детьми в панамках. Подумав об одежде, я невольно покосилась на Рому. Иногда я замечала его хищнические взгляды на девушек в купальниках, и от этого мне почему-то становилось смешно. Мне казалось удивительным, что у него есть какие-то земные пристрастия, вроде любви к девушкам или привычки есть прямо из кастрюли. Рома мало к кому привязывался; серьёзные отношения, затянувшиеся на неожиданно долгие полтора года, были у него только один раз, насколько я знаю. Девушку звали Катей. Она устроилась работать к Роме в студию сразу после хореографических курсов. Мой друг весьма привередлив и требователен ко всем своим кадрам, но тогда выбирать не приходилось – работа стояла, сам он мог тренировать только парней. Катя совсем не была похожа на модель; она была просто девушкой с характерной осанкой танцора. Позже обнаружилось, что она отличный тренер и необыкновенно обаятельна. Я часто ловила себя на том, что в студию меня гонит только то, что после занятий мы садились пить чай и о чем-нибудь болтать. Одну из таких посиделок пришлось прервать из-за того, что Рома зашёл в комнату, где мы сидели (все затихли, словно хомячки при виде кота), снял с вешалки свое пальто и собрался уйти. Но вдруг обернулся. – Пошли в кино, – сказал он Кате. Тон был утвердительный и дружелюбный, словно парень продолжил прерванный разговор. Хотя в этот день они даже не здоровались. Девчонки все разом уставились на тренершу в немом изумлении. Она – на шефа. – Сейчас?.. – Речь вернулась к ней секунды через три. – Ну-у, я не знаю… Ааа… Зачем? То есть в честь че… – Не засоряй мне мозги своим словесным мусором, – он говорил как будто с близкой знакомой, но едва ли хоть раз подвёз её до дома. – Да? Нет? Катя в замешательстве открыла и закрыла рот, как рыба, выброшенная на берег. Рома уронил ключи от машины и отвлёкся. Я воспользовалась моментом, ткнула девушку в бок и шепнула: «Да иди уже». Та вышла из оцепенения и вскочила со стула, точно на пружине. – Да, я иду, – Катя сняла с крючка шубку из синтетической лисы и принялась растерянно накручивать шарф на белую шею. – Рита, включишь сигналку и закроешь дверь, – бросил шеф, выходя из комнаты. – Окей, – вяло отозвалась я. – Забудешь – придушу. – Да кому тут что-то может понадобиться?.. – Что? – Йа воль, майн фюрер! – Не паясничай. Я злопамятный. С этого все и началось. Все эти полтора года я удивлялась, как она терпит его отвратительный характер. Периодически я напоминала себе, что сама не очень-то и страдаю от него. Но я ведь давно его знаю, привыкла. И всё равно мне было непривычно думать, что Рома встречается с девушкой.