Я не боюсь мышей

Навигатор меланхолично пискнул, потеряв связь со спутником. Рома свернул на обочину и остановился. За лобовым стеклом тянулся бесконечный язык шоссе, постепенно накаляясь от августовского солнца. – Мы вообще где? – Спросила я. – Сам не знаю, – парень достал мобильный и попытался кому-то позвонить. Сеть не отвечала. – В Нарнии, судя по всему. Читала книжку? – Он не глядя бросил телефон на приборную доску. – Было дело. – Умница. Серебристый фольксваген где-нибудь видишь? – Этот? – слева вдоль дороги тянулись частные дворы с коттеджами. За решётчатым забором одного из них стояла большая машина, больше похожая на микроавтобус, чем на легковушку. Я не знала, был ли это фольксваген, но цвет совпадал. - Нет… Хотя чем черт не шутит, - Рома нажал на сигнал. Незнакомый автомобиль мигнул в ответ фарами. Мой друг улыбнулся мне. – Глаз-алмаз, Ритка! Вылезай, там нет места для двух машин. Как оказалось Тигр приехал не один; с ним была его девушка, смешная белокурая девица, которая создавала какие-то невероятные картины, смысл которых затруднялась объяснить даже сама, его сводный брат Мишка и близнецы Воронцовы. Последних в обиходе называли Воронами, а по одиночке просто Никита и Кирилл. Вместе с Тигром они составляли некое подобие музыкальной группы, которой катастрофически не хватало вокалиста и денег. Названия у них тоже не было, но в народе были известны по прозвищу Колосса. На роль исполнителя неоднократно звали Рому, и один раз даже добились своего, но здорово пожалели. Голос-то у него был то, что надо, высокий, с характерной хрипотцой, и по сцене он прыгал как заведенный. Я тогда еще подумала, что вот оно, его призвание. Он был прямо-таки частью музыки. Но не учли мы одного – у парня были какие-то проблемы с легкими, да и курил он тогда как паровоз. В результате спустя пять минут после выступления пришлось вызывать скорую, потому что гвоздь программы хлопнулся в обморок.       Вообще больница ему чуть ли не дом родной. Особенно травмопункт. Тигр стоял на кухне, занимая три четверти помещения своими габаритами, и жарил яичницу(в сковороде было не менее десяти яиц на первый взгляд). Когда мы зашли, он проворно развернулся всем корпусом, мучая в ручищах кухонное полотенце. Его ярко-голубые глаза оттеняли бронзовую кожу. Он напоминал мне героя греческих мифов. – Привет, – громыхнул он басом. – Какие вы шустрые, нас здесь никто найти не может. – Рома уже высказал предположение о Нарнии, – улыбнулась я. – А где твоя девушка? Он протянул Роме руку и тот пожал ее. Рядом с ним мой друг казался совсем тщедушным. – Аня на втором этаже. С ней сейчас бесполезно разговаривать. Рисует, – сказал здоровяк с гордостью. – А ты на сухом пайке? – фыркнул Рома. – Зачем ты её тогда брал с собой? Тигр сердито постучал себя пальцем по виску. – Искусство важнее, – сказал он. – Сегодня-завтра она порисует, а потом будет заниматься домашними делами. – Ты лоха из себя делаешь, кошак! – иронично заявил парень. – Она у тебя так до конца жизни рисовать будет. Верхом на твоей шее. – Какой же ты мужлан, – встряла я. – Нет, Ритка. Нельзя… Ооо, что здесь есть! Рома неожиданно сорвался с места и направился в комнату. В дальнем углу большого помещения с высокими потолками стояло резное антикварное фортепиано, которое и привлекло его внимание. Вещь была действительно красивой, с красно-коричневым корпусом и золотой росписью, величественно-громоздкая, она решительно не вписывалась в обстановку коттеджа. Отсутствие дешёвого лакового блеска прямо-таки ласкало глаз, производило впечатление аристократичности. Такой инструмент мог бы стоять в каком-нибудь театре или даже музее. Парень откинул крышку и благоговейно провел по выгравированным на ней буквам. – Знаешь, что это? – спросил он у меня. – Фортепиано. – Это не просто какое-то там фортепиано. Это Бехштейн девятнадцатого века, – он коснулся клавиш. – Слоновая кость. Антикварный вариант. Стоит кучу денег, я даже вообразить не могу, сколько. Но все это ерунда. Слушай.       Его ловкие пальцы забегали, нажимая клавиши, словно делали это всю жизнь. Комната наполнилась низкими, угрожающими, но вместе с тем благородными звуками, которые делали воздух живым и дышащим. Обстановка и мебель стали вдруг такими жалкими и ничтожными, у меня появилось сюрреалистическое ощущение, что они не достойны слышать эту мелодию, не имеют права стоять в присутствии инструмента, одно имя которого уже было шедевром. Они были позорным порождением бездушных конвейеров, в то время как над этим фортепиано трудились десятки умелых рук. И еще одни умелые руки заставляли его говорить. Я знала эту мелодию, сотню раз слышала ее в исполнении Дениса Мацуева. Это был отрывок из середины «В пещере горного короля», композитора Эдварда Грига в переложении Гинзбурга. Я ее безумно любила еще со времен советского мультфильма «Щелкунчик», который был для меня почти ужастиком лет до 6. Только сейчас, стоя рядом с инструментом и вслушиваясь в мелодию, я вдруг поняла, насколько у Ромы изящные руки. Они словно жили своей жизнью, не зависели от хозяина, а общались напрямую с инструментом, подстраивались под него. Мне было совершенно непонятно, как Рома, такой грубый и ироничный, может извлекать такие прекрасные звуки.       К концу мелодии кисти замелькали неестественно быстро, казалось, пальцы не отрывались от клавиш, а молниеносно возникали на одной ноте и тут же исчезали, чтобы взять следующую. Звук стал похожим на раскаты грома – наполненный, величественный, такой плотный, что почти ощущался кожей, – стекла в окне трусливо задребезжали от мощных вибраций. Но длилось это всего секунды три, а потом мелодия резко оборвалась. Рома схватился за браслет на правом запястье и потер его, болезненно морщась. По-видимому, ремешок был затянут слишком туго. Парень с улыбкой посмотрел на меня. В зрачках плясали маниакальные огоньки – он еще не вернулся из того мира, где жила своей благородной жизнью композиция Грига. – Потрясающе! Я даже не ожидал, что фортепиано может звучать так красиво, – он провел ладонью по росписи и резным украшениям. – И выглядеть так красиво. Это как… ну… как будто… – Ошеломленный взгляд соскользнул с корпуса и вернулся ко мне. – Ни с чем не сравнимо. Даже слов восхищения не найти. Как его только могли оставить в этом доме, куда пускают неизвестно кого! Просто какое-то кощунство. Даже если бы оно было расстроено, я бы не позволил к нему прикасаться. А ну-ка, что внутри… Он обошел инструмент, открыл верхнюю крышку и заглянул туда. Нахмурился, подул внутрь, подняв жидкий вихрь пыли, а потом зачем-то сунул туда руку. – В масле что ли… – пробормотал он. – Да, точно. Дураки какие-то. Одна клавиша запала, но это ерунда… Наверное, они все-таки следят за ним. Но я бы ни за что его не оставил здесь. – Сыграй еще что-нибудь, – попросила я. Звук инструмента зачаровывал меня. Рома опустил крышку и вновь подошел к клавишам. Заиграло вступление «May be I may be you» группы Scorpions. Раньше я думала, что он полностью забросил занятия музыкой, но сейчас стало очевидно, что это не так. Разрыв в десять лет должен был хоть как-то сказаться. Но вот что меня удивило… – Разве ты левша? – спросила я. Я постаралась вспомнить, писал ли он при мне. Ну конечно, и не раз. Вроде бы правой, хотя я и не уверена. Мелкие детали легко выскальзывают из памяти. – Нет, – сказал парень, доигрывая последние ноты. – Дрался много, правая часто болела, – добавил он. За спиной послышалось приближающееся позвякивание посуды – при каждом шаге Тигра она подпрыгивала в шкафах, как при землетрясении. Великан подошел к другу их миролюбиво хлопнул его по плечу. – Соседи, наверное, уже в экстазе, – заявил он. – У них каждое утро играет этот… забыл слово. Ну, собака была еще такая. – Бетховен, – флегматично отозвался Рома. – Ага, точно. Отличный композитор, от души. Ты бы мог таким быть, мне кажется. Если бы не бросил… Рома перебил его. – Тигр, отвали. Чего тебе надо? – Воспитал бы себе наследника, что ли. – Ну уж нет, молод я еще, – хохотнул Рома. Повисла небольшая пауза. Мой друг никак не мог оторваться от фортепиано, разглядывал его, словно некое невероятное чудо природы. В резных выемках лежала пыль, скрывая истинный блеск росписи. Я осторожно коснулась инструмента; на ощупь дерево было гладким и теплым. Словно живое. Тигр развернулся и бодрой походкой ушел в кухню. Рома проводил его взглядом. – Рит, иди погуляй. Я оторопело уставилась на него. – Во дворе Ник с Киром, – добавил Колосс из-за стены. – За домом. Сговорились, значит. – Вы меня что, выгоняете? – Возмутилась я. – Мне надо поговорить с Тигром, – спокойно ответил Рома. – Ты от меня что-то скрыть пытаешься? – усмехнулась я. – Тебя что, опять кто-то кадрит? – Рита, – он решительно опустил крышку на клавиши фортепиано. – Дверь там. Я покачала головой и вышла в маленькую прихожую. В самом деле, мы были знакомы без малого двадцать лет, и на моей памяти был весь период его бурной молодости (впрочем, еще не закончившийся). Тигр, возможно, не знал и половины, хотя был его лучшим другом. А он хочет скрыть от меня своих девчонок! Это мне казалось абсурдным до крайности. В дверях я немного замешкалась, пытаясь найти свои сланцы среди целой армии мужских кед-кроссовок-сандалий. В центре этого бардака, словно две радужные Эйфелевы башни, гордо возвышались босоножки-стрип на чуть ли не метровом каблуке. Обычно в такой обуви тебя не покидает ощущение, что при каждом шаге тебя толкают вперед под пятку. Лично я бы ни за что подобное добровольно не надела. Моего слуха коснулись негромкие голоса, и любопытство тут же поработило меня. Я замерла, прислушиваясь. – Ну, что? – глухой и отчетливо слышимый бас. – Ничего хорошего, – хриплый полушепот. – Кокретнее. – Все заново… – воцарилась тишина. Пару секунд я не могла сообразить, в чем дело. Потом до меня дошло, но было поздно. – БРЫСЬ ОТСЮДА, – рявкнул Рома. Я поспешно ретировалась за дверь. Нужны мне их тайны, как же. На углу дома я едва не столкнулась с Мишкой, который, ревя как спортивный байк и крутя воображаемые ручки, вылетел из-за стены. Я постоянно удивлялась, как же они похожи с Колоссом, несмотря на разных отцов. Телосложение, разумеется, было совсем не то: уже сейчас было понятно, что Мишка никогда не станет таким же великаном, но черты лица имели минимальное различие. Глядя на мальчишку, я тихо радовалась, что он не мой брат. Его гиперактивность свела бы меня с ума. Белая майка была вымазана травой, одно колено у парнишки было заклеено пластырем. – Кир учит меня ездить на скутере! – Радостно сообщил Мишка, забыв поздороваться. – Я уже умею его заводить. Я буду катать на нем пацанов. А девчонок не буду, а то они пищат. Круто, да? – Конечно круто, – согласилась я. – Но в твоём возрасте ещё нельзя водить скутер. – А я не сейчас буду. Я еще не умею. Но скоро я вырасту и научусь, – он аж подпрыгивал от рвущейся наружу энергии, ничуть не огорчаясь, что не может оседлать железного коня прямо сейчас. – А Серегу я тоже не буду катать. Ему папа сделал мотор на велосипед и теперь это мотоцикл. А он только сам ездит. Бабки на него ругаются, потому что мотор громко рычит. Все, я погнал! – Жизнерадостно заявил Мишка и понесся дальше.       Вороны действительно были на заднем дворе; навес над ним служил одновременно и крышей маленькому сарайчику, куда складывали дрова. Пахло кроликами, вероятно, у соседей стояли клетки с животными.       Ник сидел за столом, демонстративно закинув на него ноги и облокотившись на стену сарая. Но шее у него висела серебряная цепь с замком на манер Сида Вишеса. Из колонок Джонни Роттен пел о том, что у кого-то нет будущего. Увидев меня, Ник сделал музыку тише и ткнул Кира, который сидел ко мне спиной. Рубашки на нем не было и на белой коже отчётливо виднелась татуировка – воронье крыло от позвоночника до локтя. Рисунок был очень красивым, Кирилл сам искал специальную краску для мастера, чертёжная тушь его не устраивала, поскольку она давала синий цвет, а не чёрный. Родители Воронов были религиозными фанатиками; излишне говорить, что они отнеслись к татуировке резко отрицательно. Все едва не закончилось выселением парня на улицу, но как-то обошлось. Из двух близнецов всегда один становится лидером, а второй ему подчиняется, хотя с первого взгляда это незаметно. Кир был намного тише и спокойнее своего брата, и не стал скандалить с родителями, которые сходили с ума, напоминая, что теперь-то он наверняка попадет в ад. Он отмолчался пару дней, а потом все стихло. Кстати, над этим тихим омутом частенько всплывали рога чертей, которые там кишмя кишели. В четырнадцать Кирилл отпустил волосы, затем обрезал с одной стороны и выкрасил этот хайрстайл в чёрный. Он и до этого выглядел как приверженец неопределенной субкультуры и за это сверстники цепляли его. Ругался с ним и Никита, пытаясь направить брата на путь истинный, но все безуспешно. Прическа стала последней каплей – после уроков Кира уволокли за школу ребята постарше, срезали часть волос перочинным ножом, поцарапав лоб, и разбили лицо, надеясь втолковать ему, что негоже выглядеть столь вызывающе. На следующий день одноклассники с нетерпением ждали своей очереди поглумиться над сверстником, но каково же было их удивление, когда в класс вошел Никита, перекрашенный в пергидрольного блондина и демонстративно сел рядом с братом. С тех пор они не ругались. – Смотри, кто к нам пришел – сказал Ник. – Прекрасная леди решила почтить нас своим присутствием? – Привет, Рита, – дружелюбно произнес Кирилл, обернувшись. – Привет-привет, – улыбнулась я. – Ник, ты вообще охамел? – Что? – опешил тот. – Может ноги уберёшь со стола? Никита поспешно убрал конечности и сел по-человечески. – Забылся, – пояснил он. – Чего орать-то? – Рита к нам потому и не ходит, потому что ты забываешься всё время.       Я присела рядом на садовую скамейку. На столе кроме колонок и ноутбука были три страшно древние трубки от дисковых телефонов, две из которых были раскурочены, а третью Кир мучил в руках. Зачем-то он достал из них мембраны и микрофоны, похожие на свиные рыльца, разложив их перед собой в хирургическом порядке. Третья трубка никак не поддавалась – судя по всему, она была мародерски срезана с уличного таксофона и ее пористая крышка была приплавлена к корпусу в нескольких местах. Парень попробовал поддеть ее кончиком ножа и сломать, но лезвие соскочило и поранило ему палец. На подушечке появилась алая капелька, и Ворон бездумно сунул её в рот. – Ну дай мне, – попросил его брат. Кир всё так же вперившись взглядом в трубку протянул Нику кровоточащий палец. – На. – Да ты дурной, что ли? – захохотал Никита. – Эй, вернись на землю! Трубу мне дай!       Я тоже засмеялась. Порой парень переключался на какую-то свою волну, не замечая ничего вокруг себя, и с ним случались такие вот казусы.       Секунду он заторможено смотрел то на меня, то на брата, а потом смущенно хохотнул и расстался-таки с трубкой. – Зачем вы над ними издеваетесь? – спросила я. Кирилл взял один из «пятачков» и повертел его в руках. – Звукосниматель на акустику, – он указал пальцем на прислоненную к стене гитару. – Разве одного недостаточно? – Не-а. Надо три. – А что случилось с Гибсоном?       Купленная вскладчину электрогитара Гибсон была предметом гордости их коллектива, единственным совершенно новым инструментом. – Ничего. Просто акустика тоже пригодится.       Какое-то время мы сидели молча, слушая все того же Джонни Роттена, который надрывался из колонок. Никита возился с трубкой минут пять, – на большее его терпения не хватило – затем с силой ударил её о металлический столбик, который поддерживал крышу. Трубка с треском лопнула и толстая пластмасса брызнула во все стороны. В руке у парня осталась целая часть с ненужным динамиком. - Ну нафига ты это сделал? – запаниковал Кир. – Ты же сломал микрофон! Я еле нашел эту долбаную трубу, их нет даже у старьёвщиков! Его брат не обратил внимания на возмущённые крики. Он отложил ненужную часть и разглядывал обломки. – Не дрейфь, девчонка! – Он наклонился и поднял что-то с пола. – Вот твоя игрушка, только не плачь, – он бросил на стол еще один белый пятачок, немного отличавшийся от двух других. Кирилл принялся вертеть его в руках и сравнивать с остальными, пытаясь найти повреждения. – Можно было сделать это менее экстремальным способом, – пробурчал он. – Можно. Но это не интересно. Рит, а ты что одна? – Ник обратился ко мне. Цепь на его шее тускло блеснула, когда он повернул голову. – Где Рома? – С Тигром шушукается, – я старалась, чтобы это звучало равнодушно, хотя на самом деле любопытство глодало меня. И не только оно. Еще что-то такое, вроде легкой обиды. Очень легкой. – Выгнали меня. Никита ехидно улыбнулся. – Он же твой друг, – сказал он провоцирующим тоном. – И не посвящает тебя в свои дела? – Да мне и неинтересно, – я как могла, корчила безразличную мину. Сидящий рядом Кир насмешливо фыркнул. – Что? – А то мы тебя не знаем, – произнес Ворон. Сейчас он для чего-то очищал провода от резиновой оболочки – Сидишь, елозишь от неинтересности. – Нет. Скрывать что-то от меня или нет – это его дело, – подытожила я, хотя собственный голос едва ли казался мне убедительным. – А вон он идет. Наговорился, наверное, – сказал Ник, сложив руки на груди. С Ромой у него были сложные отношения.       Рома поздоровался с Воронами с каким-то странным дружелюбием, поинтересовался покорёженными трубками и даже не обратил внимания на мой ироничный взгляд. От этого мне стало даже как-то не по себе. О чем они там говорили? Допытываться было бесполезно – если он решил что-то скрыть, то не признается. Тигр тоже сделает морду чемоданом и отмолчится. Я никогда не умела быть настойчивой.       Я подвинулась, освобождая место для друга, немного толкнув Кира. Тот отвлекся от своих проводков и бросил на меня вопросительный взгляд. Черная крашеная челка упала ему на глаза, и он машинально откинул ее.       Рома потряс руки близнецов, но садиться не стал. – Вы нашли стихоплета? – спросил мой друг. – Я считаю, что Саня годится на эту роль, – вяло отозвался Ник. – Это который нарик? Ты что, с ума сошел?       Из-за дома появился Тигр вместе с упирающимся Мишкой, время от времени потряхивая его, как тряпичную куклу. Тоном рассерженного папаши Колосс внушал младшему брату, что нельзя прятаться под дном фольксвагена. Мальчишка в этот раз был перемазан еще сильнее, теперь уже в земле и пыли, в одной руке он держал пластмассовый автомат. Тигр сунул братишку под уличный кран и заставил умываться. – Человек попал в трудную ситуацию, что его теперь – бросать? Тем более он неплохо пишет… – Какая трудная ситуация? – Рома оборвал его на полуслове. – Он просто наркоман, вот и всё! Я знаю его родителей, они обеспеченные и адекватные люди, а сынок их – слетевший с катушек придурок. Да он же все инструменты повыносит и продаст за дозу! Или спалит к чертям подвал. Тебе нужны лишние проблемы? – У него нет цели в жизни, вот он и мается ерундой. А его замечательные родители турнули его из дома, едва он сел на иглу. Если бы не они, он бы не зашел так далеко. – Знаешь, если бы у Сани обстановка в семье была бы вроде вашей, я бы может и поверил… – Э-эй!.. – сердито произнес Кир. Его брат поднялся со скамейки. – Закрой рот, – прорычал Никита. «Дело пахнет керосином», - промелькнуло у меня в мыслях. Мой друг был слишком прямолинеен, и это здорово провоцировало окружающих. В воздухе почти ощутимо зазвенела зарождающаяся ярость. Я почувствовала себя очень лишней. – Я не хотел никого оскорбить, – неожиданно просто ответил Рома. – Но разве я не прав? – Не хочешь оскорбить, значит заткнись. – Что тут уже происходит? – Вмешался подошедший Тигр. Конфискованный у брата игрушечный автомат болтался у него на плече. – Ник, ты борзеешь, – Рома сложил руки на груди. – Ханжа. Ты сам думаешь о них хуже, чем я. Тебе надо только водки хлебнуть, сразу признаешься… – Это не твое дело! – Так, девчонки! – Тигр хлопнул моего друга по спине так, что тот пошатнулся. Сделано это было не специально, просто рука у Колосса была и впрямь тяжеловата, а рассчитывать силу он не умел. – Потом повыдираете друг другу волосы. Только не в мою смену! – Да нет, все нормально, – Рома болезненно повел плечами. – Но я бы не советовал якшаться с нариками. Ничем хорошим это не кончится. – Какая тебе разница, – повысил голос Никита. – Ты не участник! Тебя это не касается! – Потом поговорим об этом. Я приеду в подвал. Нам пора, – последние слова были обращены ко мне.       Я была рада этому. Их общество было приятным, я жалела, что не смогла увидеть Аню, но обстановка накалилась, а в случае с Ромой и Ником на разрядку рассчитывать не приходилось. Кто такой мифический «нарик Саня» я не знала, а молчать мне тоже не хотелось. Рома был не прав хотя бы потому что затронул семью близнецов, но встрять в разговор с этой фразой означало подлить масла в огонь. Как же он любит все портить. – Я только поставил чайник, – обиженно сказал Тигр. – Какой чай в такую жару, ну? – Гость фальшиво улыбнулся. – В другой раз. – Пока, мальчики, – услышала я свой извиняющийся тон. Я изо всех сил пыталась скрыть его, но получалось плохо. – Хорошо вам отдохнуть. И Ане привет. – Окей, – отозвался здоровяк. Я уже собралась уходить, но Никита вдруг поймал меня за локоть и ткнулся мне в щеку. – Заходи к нам, – улыбнулся он. Я неловко улыбнулась в ответ, размышляя, что бы это могло значить. Кирилл опять пребывал в анабиозе, увлекшись своими проводками. Брат толкнул его. – Попрощайся с дамой, невежа! – А?.. – Кир поднял голову и уставился на нас непонимающим взглядом. – Вы уже уходите? Рома пожал ему руку и протянул ладонь насупившемуся Нику. – Да пошел ты. Мой друг посмотрел на Ворона с досадой, как на безнадежного идиота. Тот сложил руки на груди и сверлил его взглядом, чуть подняв подбородок, словно ожидая чего-то. В его позе было что-то вызывающее. Рома убрал руки в карманы бриджей. – Ну и пошел я, – непринужденно сказал он. Только глаза подозрительно блестели. Как у матёрого хищника при виде строптивой жертвы. Когда мы уходили, еще оставаясь в поле зрения близнецов, Рома словно невзначай положил мне руку на плечо. Я вспыхнула: вот оно что, примитивная мужская демонстрация власти. Тигр не дал затеять драку, так они решили устроить ее через меня. Я оттолкнула его; Рома не обратил внимания. – Ты разозлил Ника, – заметил Тигр, провожая нас до калитки. – Я ничего такого не сказал. – Ты нарочно зацепил его за живое, – не выдержала я. – Он и так переживает из-за этого. Они оба переживают. – Вот только ты мне мозги не делай! Я сам знаю, что говорить, а что нет. Тоже мне, чувствительный мальчик. Потерпит. Лучше бы он на наркоманов так реагировал… Ты тоже поддерживаешь эту идею? – последнее было адресовано Колоссу. – Саня мне не нравится, но других пока нет. В конце концов, сейчас всё лечится. Но всё-таки он не самый лучший вариант. – А кто он вообще? Может, Ник прав? – Поинтересовалась я. – Саня? – задумчиво произнес Тигр. – Да так, старый знакомый... Был неплохим парнем, пока не начал колоться. Никита с ним в песочнице копался всё детство, вот и кичится теперь. – Ник всегда плохо разбирался в людях, – сказал Рома. Я сердито ткнула его в бок. – Да хватит уже! У тебя ещё язык не раздвоился?