Ты не достоин жалости.

Гарри точно знает, что будить Луи долгими ленивыми поцелуями в постели — это его самое любимое занятие. Луи же уверен, что совместный душ по утрам — лучшее начало дня. И они оба соглашаются друг с другом за завтраком, переплетая ноги под столом в поиске необходимого физического контакта и говоря обо всём, что не имеет никакого значения. Кексы Гарри по-прежнему остаются тем, ради чего Луи смог бы пожертвовать своей жизнью, а гель для душа, которым пахнет мальчишка, кажется Стайлсу благословением свыше, ведь чувствовать свой собственный запах на его теле приятно до головокружения. Но есть кое-что, что рушит маленькую идеальную жизнь в маленькой студии в центре Лондона, которую Гарри приобрел за деньги отца (о чем теперь, несомненно, жалеет). Болтая о пустяках, они привыкли утаивать самое важное, держа под замком секреты и оставляя даже безобидные истины недоговорёнными. Луи просит остаться дома под предлогом жуткой боли в голове. Когда Гарри спрашивает, что случилось, он отмахивается и говорит, что в головной боли нет ничего сверхъестественного. За рулем своего автомобиля Гарри не покидают тревожные мысли. Чувство старого давно зародившегося внутри недоверия едва заметно скребет тонкими острыми когтями его легкие. Стайлс мучается от фальшивой тошноты, вызванной собственными мыслями, на протяжении всего рабочего дня, и во всем виновата его сильнейшая любовь к Луи, к мальчишке, который бессовестно поселился в его голове. День полон сюрпризов. Первым из них оказывается Зейн, появившийся в фотостудии с видом, будто семь месяцев назад не случилось ничего, выходящего за рамки нормального. Гарри делает вид, будто пакистанец, который за это время как будто бы стал шире в плечах, по-прежнему не существует ни в реальности, ни в его спутавшихся мыслях. Когда парень занимает своё рабочее место, Гарри неестественно дергается и кусает губу от досады, зная, что его поведение не остается незамеченным. Зейн вопросительно выгибает бровь, когда ловит любопытный взгляд Стайлса, и тот краснеет от злости на самого себя и свою неосторожность. — Привет, друг, — говорит он тихо, не отрывая взгляда от монитора, будто никто из присутствующих не должен был удостоен чести слышать их разговор. Гарри хочет молчать и дальше делать вид, будто Зейн невидим или же его просто не существует, как и воспоминаний о нем и его проколах, которые так стремительно и легко стерли его присутствие из жизни Стайлса, Хорана и Пейна, его самых близких людей. Но у Гарри ничего не выходит так же, как у него не вышло сопротивляться любви к Луи, вспыхнувшей месяц назад или, быть может, все семь месяцев. — Так просто? Привет? — Гарри пытается подавить злость, давящую на грудную клетку изнутри, и его голос дрожит, выдавая его волнение. Зейн усмехается, словно так и нужно, словно всё это время они были чертовски близки, как и всегда. — Прости меня, Гарри, — говорит он, на офисном стуле подъехав к старому приятелю и отыскав его ладонь под столом. — Я так облажался. — Мягко сказано, Казанова, — Гарри не силах сдержать улыбку, и Зейн в порыве радости прижимается щекой к его плечу, судорожно вздыхая. — Идиот, чтоб тебя черт отодрал. — Спасибо, я тоже ценю тебя, — смеется он, крепче сжимая ладонь Гарри. После рабочего дня Гарри хочет позвать Зейна домой. И он почти делает это, пока не вспоминает, кто является важной частью его жизни, кто каждую ночь спит на кровати в его объятиях и является половиной сердца Стайлса. Томлинсон и Малик — самое страшное сочетание, свидетелем которого Гарри не хотел бы стать снова. Воспоминания отдаются неприятной болью в висках, и Гарри хмурится, что замечает Зейн. Он понимающе кивает головой. — Прости, я просто боюсь, что история повторится, — Гарри чувствует вину, со всей своей тяжестью легшую на его сердце. — Ты должен понимать. — Это я могу понять, — Зейн добродушно усмехается, что Гарри принимает за хороший знак. — Но то, что ты с этим испорченным студентом состоишь в серьезных отношениях, я отказываюсь понимать. — Неужто завидуешь, что этот лакомый кусочек достался мне? Веселость исчезает с красивого лица Малика. Он хмурит брови, опустив взгляд в землю, а Гарри только сейчас понимает, что ничего глупее, чем это, он сморозить просто-напросто не мог. Никто не мог. — Ты всегда будешь это припоминать? — спрашивает Зейн. Гарри слышит отчетливо различимые нотки старой обиды в глубоком голосе, и от своей собственной глупости ему хочется кричать. — Садись в машину, я подвезу тебя, — бросает он и срывается с места, двигаясь в сторону водительского сидения собственного автомобиля. Зейн тащится следом, погруженный в тревожные мысли. Они едут молча, бросая друг на друга обеспокоенные взгляды, но ни разу не пересекаясь ими. В конце концов, Зейн утопает в сообщениях, высвечивающихся на экране его телефона. Зейн и Лиам всегда были особенными не только по отдельности. Но дело в том, что когда они стали парой, их особенность превратилась в нечто высокое и едва понятное человеку, который ни разу не испытывал ничего подобного. Гарри никогда не мог понять, почему они так долго смотрят друг на друга всякий раз, ведь у них всегда будет достаточно времени, чтобы запомнить каждую клеточку лица и тела друг друга. Гарри не мог понять, почему их так тянет касаться друг друга каждую секунду при любом подвернувшемся случае, по той же самой причине. Сейчас это ясно, как божий день, потому что в голове Стайлса так часто всплывают воспоминания о красивом лице Луи, о каждом моменте, прожитом ими вместе, что связь Лиама и Зейна становится чем-то до боли знакомым и испытываемым постоянно. Стайлс не хочет знать, что происходит за стенами квартиры воссоединившейся пары в наиболее трудный период в их отношениях, потому что в любом случае с ними всё будет хорошо. Зейн не тот, кто после совершенной ошибки так просто упустит своё счастье, даже не решившись на борьбу за него. А Лиам как раз тот, кто умеет прощать, даже если прощать слишком трудно. — Спасибо за всё. Надеюсь, между нами больше нет недопониманий и обид, — говорит Зейн, втягивая Гарри в свои объятия. Стайлс крепко сжимает пакистанца, вдыхая резковатый аромат одеколона, и именно в этот момент осознает, как сильно он скучал по своему старому другу. — Тебе спасибо, — он натягивает улыбку, от чего мышцы лица неприятно напрягаются. Зейн машет на прощание рукой и выскакивает из машины, накинув на коротко стриженную голову капюшон. Вернувшись домой, Гарри встречается с тишиной. Луи нет в гостиной, несмотря на то, что телевизор громко шумит, а на обеденном столе стоят остатки недавно приготовленного омлета. Стайлс успевает лишь стянуть свои ботинки, прежде чем им одолевает болезненное беспокойство. Утреннее желание Луи отлежаться дома начало волновать Гарри с новой силой. Томлинсон, в котором постоянно кипит нерастраченная энергия, ещё ни разу за всё время их сожительства не жаловался на головную боль или усталость. Именно поэтому его бледное лицо и хмурый вид всплывали в голове Гарри во время рабочего дня так часто, что он едва мог сосредоточиться на поставленных задачах. Он становится зависим от Луи, и это самое прекрасное и самое ужасное из всего, что только могло произойти с Гарри. Гарри делает орущий телевизор тише и направляется к закрытой двери спальни, прислушиваясь к звукам внутри, но встречает с полнейшей тишиной. Он осторожно приоткрывает дверь, после чего заглядывая в маленькую щёлочку. Он замечает фигуру парня, накрытую одеялом до самой шеи. Его плечи высоко вздымаются. Осторожно переставляя ноги, Стайлс подбирается к кровати и, нагнувшись над мальчишкой, смотрит на него. Глаза Луи прикрыты, ресницы слегка подрагивают, а пальцы вцепились в белую наволочку. Такой маленький и беззащитный во сне, он очаровывает Гарри снова и снова, и парень, не в силах устоять перед соблазном, прижимается губами к гладкой коже лба, оставаясь неподвижным так долго, что Луи дергается и чуть приоткрывает глаза, встречаясь с горящими нежностью глазами Гарри. — Привет, — шепчет он, пальцами протирая глаза и фокусируя взгляд на расплывшемся в улыбке Гарри. — Привет, — Стайлс тихо смеется, коротко касаясь розоватых губ Луи своими и потирая его предплечье своей ладонью, будто бы ему было холодно, а Гарри необходимо согреть его. — Как ты себя чувствуешь? — Всё в порядке, — произносит он хриплым после сна голосом. — Последние дни утомили меня. — Мы можем взять выходной, — предлагает Гарри, усаживаясь на край кровати и сжимая ладонь Луи между своими ладонями. — Ты, я и Лакс. Если ты хочешь остаться вдвоем, мы можем не брать Лакс. Просто скажи, что ты хочешь. Луи улыбается, тронутый заботой. Но в ответ он отрицательно качает головой, сжимая губы в тонкую линию. — Гарри, не парься ты так. Ради этого не обязательно чем-то жертвовать, ладно? — Ты важнее, чем работа или еще что-либо, — говорит Гарри, перебирая тонкие пальцы Луи. — Согласись, что отдых сейчас будет кстати. — Тогда мы отдохнем в нашей квартире. Не хочу никуда ехать. — Как скажешь. — Ты такой чертовски сладкий, — Луи шутливо кривится и после кокетливо дергает бровями. — Ночью ты таким не был. — Ой, заткнись, — фыркает Гарри, отбрасывая его ладони, и переливистый смех Луи наполняет до этого слишком тихую и пустую комнату. Гарри стаскивает с себя рубашку и распускает сделанный утром пучок. Он перелазит через Луи и проскальзывает под одеяло, прижимая к себе миниатюрное теплое тело, греющее его каждую ночь. Стайлс кладет ладони на его живот, осторожно поглаживая гладкую нежную кожу, а Луи накрывает их своими и практически мурлычет от того, как скоро его настигает чувство уюта и расслабленности. Его тело мякнет в руках Гарри, когда тот заботливо массажирует плечи и пальцами дразняще проходится по выступающему позвоночнику, вызывая мурашки, бегущие по всему телу. Стайлсу нравится то, как его прикосновения действуют на Луи. Он готов мурчать всякий раз, когда Гарри вылизывает его шею, когда целует плечи и область ключиц, поглаживает кожу везде, изучая Луи и припасая для себя пару новых местечек, которым будет здорово уделить внимание следующей ночью. Луи точно знает, что такого никогда не было. Не было никого, кому бы он позволил подобраться так близко, распоряжаться им, контролировать его дыхание и сердцебиение. Его жизнь так крепко привязана к красивому кудрявому парню, что становится страшно подумать о том, что может случиться дальше. Если всему есть конец, то Луи не хочет жить в этом мире. А пока что остается надеяться на то, что Гарри любит его достаточно для того, чтобы не закончить это по своей собственной инициативе, ведь Луи определенно хочет растянуть это, как минимум, на вечность. Поздним вечером, когда Луи наливает им кофе для традиционного просмотра фильмов и ворчит из-за того, что Гарри слишком долго «наводит красоту», Стайлс, приводя в порядок свои волосы у зеркала в ванной, взглядом натыкается на мигающий экран телефона, где высвечивается имя Джоанны Стайлс, и парень заранее знает, что его вечер обречен. Он прижимает мобильный к уху, вслушиваясь в щебечущий голос женщины. — Добрый вечер, дорогой, как твои дела? — спрашивает она, но в ее голосе не слышно того привычного энтузиазма, которым она когда-то привлекла внимание старшего Стайлса. У него было достаточно оснований для того, чтобы жениться на Джоанне. Она была красивой и влиятельной женщиной, которая с особым достоинством выстояла перед психическим потрясением и душевной болью после ухода отца Луи и даже после этого, собрав все силы в кулак, добилась определенных успехов в карьере, которые теперь при материальном состоянии семьи Стайлс совершенно ничего не значат. Они встретились на одном из деловых вечеров, и тогда сама судьба нашептала им, что они созданы друг для друга. Гарри же считал, что таким образом судьба свела его с Луи, и он был ей за это глубоко благодарен. — Может быть, сразу к делу? — раздраженно говорит он, прислушиваясь к шагам за дверью, которые через несколько минут стихают. — На самом деле у меня правда есть к тебе разговор, — произносит она. — Я хочу, чтобы ты помог мне помириться с моим сыном. — Почему я должен вам помогать? В планы Гарри не входило обсуждение по телефону заговоров против Луи. И определенно он никогда бы не стал подрывать его доверие, если бы Джоанна, таким образом надавив на жалостливость Гарри, не начала громко всхлипывать в трубку. Стайлс с силой ударяет кулаком поверхность раковины, чувствуя, как в нем кипит злость на эту мерзкую женщину и на то, что он, как и все, умеет чувствовать. — Ты вовсе не должен, — говорит она медленно, пытаясь подобрать слова, которые подействуют на Гарри с большим эффектом. — Но твоя помощь спасла бы мне жизнь. — Мне казалось, что тебе и без этого неплохо живется. Пальцы Гарри ещё крепче сжимают телефон, когда Джоанна наигранно громко вздыхает прямо в трубку. От этого Гарри ещё сильнее хочется выбросить мобильный в окно. — Я не могу жить без Луи. Тебе не понять этого, потому что у тебя нет ребенка. — Да, то, что я пока что не стал отцом, определенно меняет суть дела, — язвительно бросает Гарри и возводит глаза к потолку, сдерживая внутри желание накричать на надоедливую женщину. — Гарри, пожалуйста, — может быть, Гарри кажется, но на секунду в голосе Джоанны действительно промелькнула тень искренности. — Мне нужна твоя помощь. — Что конкретно вам нужно от меня? — он трет пальцами переносицу, чувствуя неприятное напряжение в районе головы, и пытается вникнуть в суть плана миссис Стайлс. — В следующий раз пойдешь в душ только после того, как мы посмотрим фильм, — бурчит Луи, пальцем показывая на опустевшую чашку, где полчаса назад лежал горячий попкорн. — Когда мы собираемся на работу, ты выводишь меня из себя своей медлительностью, — отвечает Гарри в том же тоне, обессиленно падая на сидение дивана. Ему хочется, чтобы Луи кричал и злился, чтобы Томлинсон прочел мысли Гарри и выбил из него всю дурь, включая стремление к самопожертвованию ради чужого счастья. Разве Джоанна достойна всего, чем он жертвует? Нет. Но она по-прежнему остается матерью Луи, и это единственное, что удерживает Стайлса от истерического припадка. Он не знает, как провернет это, как Луи отреагирует на маленький заговор, ведь его мать — последний человек, которого он желает видеть, и с кем он мог бы решиться на душевный разговор. Луи в принципе не создан для того, чтобы говорить по душам, и это только усложняет ситуацию. Они смотрят вторую часть «Человека-паука» (по особо сильному желанию самого Луи) в полной тишине. Гарри находит успокоение в перебирании мягких пахнущих волос Луи, который комфортно устроился между его ног, спиной прижавшись к оголенной груди. Стайлс вслепую ощупывает татуировки на груди парня, наслаждаясь его частыми вздохами и ускорившимся биением сердца, отдающего в ладони. Луи через трубочку потягивает купленный в Старбаксе напиток, после чего Гарри, пальцами схватившись за подбородок, поворачивает к себе его лицо и в темноте отыскивает любимые губы, которыми он никогда не сможет насытиться. Сейчас они сладкие, с кофейным привкусом, и Луи стонет Гарри в рот, когда тот прикусывает нижнюю губу и слегка оттягивает маленькое колечко. — Чёрт, именно для этого я и делал пирсинг, — шепчет он, разворачиваясь к Гарри всем телом и обхватывая его талию своими ногами. — Ещё хочу. Гарри тихо хихикает и жадно припадает к его губам, позволив Луи с силой потянуть длинные волосы назад. На самом деле он позволил бы Луи все, что угодно, особенно, когда чувство вины разъедает его изнутри, как серная кислота. Он бы хотел сказать обо всем Томлинсону, потому что он заслуживает правды, но Гарри делится на две половины. Одна половина хочет помочь восстановить отношения между сыном и матерью, а другая — быть опорой для Луи и оставаться тем, кому он, без всякого сомнения, может доверять. Рука Гарри проскальзывает под резинку трусов Луи, и тот удивленно вскидывает брови, прежде чем закрыть глаза и откинуть голову назад, отдавшись ощущениям. — На самом деле я хотел кое-что попробовать, — тихо произносит Гарри, дыханием обжигая чувствительную кожу под ушком и легкими движениями ладони поглаживая возбужденную плоть. — Блять, ненавижу, когда ты так говоришь, будь конкретнее, — прерывисто говорит Луи, бедрами поддаваясь навстречу руке Гарри, когда тот останавливается. Ещё немного, и Томлинсон начнет скулить от недостатка внимания к своему члену, но Гарри намерен это исправить. Он скидывает с себя Луи, прижимая того к поверхности дивана, и, прокладывая влажную дорожку поцелуя вдоль трепещущего и выгибающегося от наслаждения тела, устраивается между раздвинутых ног. Он, исподлобья поглядывая на раскрасневшегося от желания Луи, стаскивает с него нижнее белье и ладонью проходится вдоль ствола, размазывая по нему естественные выделения. — Только не говори, что ты действительно собрался… — щебечет Луи и кусает губу, чтобы сдержать протяжный стон, когда Гарри кончиком языка проходится вдоль уздечки, привыкая к новым ощущениям и морально подготавливая себя к необычному для него опыту. Сначала Стайлс вбирает головку, посасывая ее и распознавая на вкус, затем вбирает чуть глубже и втягивает щеки. Он начинает дрожать, когда Луи неосознанно едва поддается бедрами навстречу горячему рту. Гарри привык всё контролировать, и даже сейчас он думает о том, чтобы не сделать Луи больно и случайно от недостатка опыта не запороть свой очередной «первый раз» со своим парнем. — Ты легко всему учишься, солнце, — произносит Луи так быстро, что Гарри с трудом различает неясный лепет. — Ты можешь взять глубже. Он вбирает член до середины, проходясь языком по стволу, и прислушивается к сдавленным стонам шатена, прогибающегося в спине и поддающегося навстречу для того, чтобы помочь Гарри раскрепоститься, чтобы дать понять, что все в порядке, и он не должен переживать из-за зубов или рвотного рефлекса. Луи осторожно направляет его рукой, а Гарри снова и снова отстраняется, чтобы схватить ртом воздух. Позже он вливается в установленный ими обоими темп, чувствуя себя уверенным и полностью свободным в своих действиях. — Гарри, — шепчет Луи. — Гарри, тебе лучше… я очень близко. С пошлым причмокиванием Гарри отстраняется и помогает Луи кончить, быстро двигая вдоль ствола ладонью. Томлинсон изливается на живот Гарри, тот с сияющей в темноте улыбкой тянется к освещенному светом экрана телевизора лицу, охотно проскальзывает языком сквозь приоткрытые губы, втягиваясь в развязный поцелуй, и позволяет Луи попробовать себя на вкус. — Думаю, ты справился на пятерку с плюсом, — протяжно произносит Луи, вплетая пальцы в волосы парня, щеки которого покрываются румянцем, — И заслуживаешь ответной услуги. — Я только сбегаю за зачеткой, профессор Томлинсон, — усмехается он. — Заткнись и получай удовольствие, идиотина, — Луи опускается перед ним на колени, расстёгивая ширинку джинсов, в которую уже давно упирается вставший колом член. На следующее утро Гарри под предлогом подготовленного сюрприза вытаскивает Луи из квартиры. Он по-прежнему собирается слишком долго и допытывается о том, что это будет. Он высказывает достаточно безумных и часто шуточных предложений для того, чтобы голова Гарри пошла кругом. Стайлс мог бы все отменить за час до выхода, сослаться на то, что их отношения с Луи слишком ценны для того, чтобы рушить их одной глупой интригой. Но желание воссоединиться с семьей было достаточно сильным для того, чтобы заставить Гарри рискнуть всем. Это было эгоистично, и он винил себя до такой степени, что вина перевоплощалась в ненависть к самому себе, но, сидя в машине, отступать было поздно. Луи воодушевленно рассказывает о новых идеях для их новой фотосессии, и Гарри кивает снова и снова, делая вид, будто он заинтересован, и прямо сейчас никоим образом не пытается удержаться от приступа паники. Отель, к которому они подъезжают, тянется вверх на великое множество этажей. Томлинсон, растирая собственные плечи ладонями, ухмыляется и вопросительно вскидывает брови вверх, пряча лицо от порывов сентябрьского ветра, а Гарри, растянув губы в фальшивой улыбке, приглашает его войти внутрь. Они с трудом находят лифт, и внутри тесной кабинки Луи прижимает Гарри к стене, оставляя на его губах горячий благодарный поцелуй. — Представить не могу, что ты там устроил, но это не по-детски возбуждает, Стайлс, — произносит он, слегка прикусывая кожу на шее парня, и Гарри едва слышно скулит, скорее, от приближающегося разоблачения, чем от желания повторить их вечерний опыт в лифте, дверцы которого могут раскрыться в любой момент. Стайлс ничего не отвечает, и, переплетя с Луи пальцы, он тянет его вдоль коридора, присматриваясь к цифрам на дверях. — Разве тебе не нужен ключ от номера? — спрашивает Томлинсон, с любопытством косясь на замешкавшегося парня. — Нет, — бросает он, когда взгляд натыкается на нужную дверь номера. Опуская дверную ручку, Гарри слышит звуки чужих шагов и начинает потеть. Луи, не сумев сдержать собственное любопытство, распахивает дверь и проскальзывает внутрь. Гарри шагает следом, боясь услышать голос Джоанны и голос Луи, боясь войти в комнату и встретиться с осуждающим взглядом голубых глаз. Первое, что он видит — это Луи, который мчится к нему навстречу. Его лицо перекосилось от гнева, а руки сжаты в кулаки, готовые встретиться с лицом Гарри. Когда Луи, сильным толчком припечатав тело парня к стене, заносит кулак для удара, он скалится и шипит, пока Гарри, смотря ему в глаза, ждет заслуженного наказания. — Подумай о том, что ты делаешь, — говорит он спокойно, подавляя бурю эмоций, бушующую внутри. — Она твоя мать. — А ты мой парень, которому я доверял, — Луи яростно кричит, не обращая внимания на застывшую за его спиной Джоанну. — Что за хрень, Гарри? Гарри нечего ответить, он лишь старается не расплакаться от своей собственной беспомощности, вжатый в стену и разбитый своей собственной глупостью. — Бог мой, Луи, отпусти его, — Джоанна прикрывает рот ладонью, широкими от страха глазами глядя на застывшего в изумлении Луи, пальцы которого по-прежнему с силой сжимаю воротник рубашки Гарри, вдавливая его в холодную стену. — Это не его вина, милый, оставь Гарри, прошу тебя. Луи вдыхает огромные порции воздуха и ледяным взглядом прожигает дыру прямо в сердце Гарри, сжимающего его предплечье пальцами. Его кулак дрожит, повиснув в воздухе в двадцати сантиметрах от лица Стайлса. После что-то в выражении лица Луи смягчается, и напор, с которым он налегает на Гарри, слабеет. Пальцы, вцепившиеся в ткань рубашки, разжимаются, а сам Томлинсон поворачивается к матери, обращая на нее безразличный взгляд. Блеск в его глазах был утерян, зато разочарование в нем достигло своей высшей точки. — Я не хочу говорить с тобой сейчас… мама, — говорит он, с раздражением косясь на Гарри, отчего в его сердце появляется новая дыра. — Можешь позвонить мне позже. Только убедись, что перед этим ты не строила теории заговора с этим придурком. Луи разворачивается и стремительно выходит из номера отеля, при этом громко хлопнув дверью. Гарри чувствует, что он задыхается от обиды, от любви к Луи, от влияния решений, которых не должно было появиться. Он прячет лицо в ладонях, понимая, что по его щекам стекают горячие слезы. Чёртовы слезы, вызывающие громкие всхлипы и привлекающие к себе внимание застывшей в ступоре Джоанны. Она осторожно оттягивает ладони Гарри от его лица, пытаясь наладить с ним зрительный контакт, но тот трясет головой из стороны в сторону, боясь увидеть в отражении её глаз жалкого и слабого себя. — Гарри, перестань, — в её голосе слышится мольба, но Гарри противно находиться здесь и думать о том, что его риск не был оправдан. — Всё будет в порядке. Она робко обнимает пасынка за плечи, прижимаясь щекой к его плечу. Взгляд Джоанны бродит по комнате, пока в её голове зарождаются множество догадок, и многие из них оказываются не совсем приятными. — Давай мы сядем в гостиной на тот диван, и ты расскажешь мне абсолютно всё, — она обхватывает руками раскрасневшееся лицо Гарри, пальцами стирая влажные дорожки от слез. Он коротко кивает, так и не решившись взглянуть в её глаза. Гарри ненавидит показывать слабость, и сейчас он доверяется Джоанне, зная, что ему больше нечего терять, а она единственная, кто поможет на секунду забыть о жуткой боли в сердце, которая расходится по всему телу неприятной тяжестью. Его маленькая вселенная развалилась прямо у него на глазах сразу же после того, как хлопнула злосчастная дверь отеля.