Воображариум: меж двух миров

Пролог Сегодня был День ее Рождения, невзрачный и обыденный для нее. Из года в год родители, одни из самых уважаемых людей, устраивают широкое празднество. Люди-маски, пустышки, изощренно прикрывающие пустоту сердца богатым платьем, танцевали и смеялись, назывались друзьями именинницы, но никого она сама таким титулом не жаловала. Она не была холодной или черствой, напротив – ей хотелось дружить с каждым, говорить обо всем на свете, но вот незадача – из-за пустоты в головах говорить и думать вместе было не о чем. Только лишь о приземленных, по-настоящему не нужных имениннице, ценностях. Снося тычки мамы и испепеляющие взгляды папы, каждый вечер Дня Рождения все больше пряталась именинница от странных, холодных гостей. Настоящий друг был у нее только один, но нельзя его было пригласить. Родители стояли на своем – не нравился им этот «оборванец», в то время как для именинницы он – самый замечательный человек на свете. Вот и сегодня прошумел мишурой еще один День Рождения. Еще один вечер, где именинница пряталась за любимой книжкой, демонстративно отстраняясь от всех. Разгневанные родители заперли «дочь-эгоистку» в комнате. «Я сажаю тебя под домашний арест! – сказала разъяренная мать. Лицо ее было краснее помидора, от стыда, злости и обиды. Непонятно ей было, отчего дочь ее буквально отбивается от рук. «Не думал, что мы скажем такое тебе… - сокрушался отец. - И тебе не стыдно?! Совсем?! Ты, дочь уважаемой семьи, красавица, умница, отличница… И под домашний арест?» «Возмутительно!» – отрезала мать, как ножом по сердцу. Казалось, она вот-вот заплачет от горькой обиды. Имениннице было жаль ее, ужасно жаль, но ничего нельзя было изменить. Отец ушел к гостям, а мать так и не могла двинуться, остановилась в дверях комнаты дочери. Именинница гордо и отрешенно молчала. «Скажи мне, - продолжила ее мама. Голос ее сел от злости. – Скажи мне только одно, дочка… Это из-за него?» Дочка поджала губы. «А как она думает?» - мысленно сокрушалась именинница. Хотелось выпалить какую-нибудь дерзость, запротестовать против такого отношения, но дочка сказала лишь «Да». Мать молча хлопнула дверью, слышно, как провертелся, словно штопор, ключ в замке. И все. Ничего не видно и не слышно, никто, как назойливая муха, не мешает думать, сосредоточиться… Именинница рухнула на кровать без сил, смотря на звездное небо через незанавешенное окно. «Под домашний арест!» - эхом отозвалась в голове фраза родителей. Именинница усмехнулась, но смех вышел невеселый – они так наказали ее, будто ей десять лет. «А сколько мне?» - сначала в шутку, а потом с оттенком горечи подумала она. – «Одиннадцать? Двенадцать? Больше!» Она помотала головой, отгоняя назойливые негативные мысли. «Я что, такая старая?» Она засмеялась, зажмурившись от удовольствия. Ее клонило в сон, и чудилось ей, словно кто-то дивно поет, о чем-то прекрасном и одновременно несбыточном. Пение сливалось со звучанием необыкновенного инструмента, словно кто-то играл на струнах ее души. «Интересно, какой подарок он мне приготовил?» - думала она о друге, засыпая. – «И что он имел ввиду на самом деле, говоря, что зайдет за мной в двенадцать?» Она вздохнула. Пробили старинные часы, двенадцать раз – но уснувшая именинница уже не считала. Последний удар – и она почувствовала сквозь тонкую ткань сна как кто-то зовет ее по имени: "Катя, Катя... Катерина..." Она открыла глаза. Не то сон, не то явь. Она даже не испугалась, что окно открылось чудесным образом, а там, в воздухе, стоит, не шелохнется... - Валера?! - А ты думала, я тебя обману? - он засмеялся, и в темноте сверкнули его жемчужные зубы. - Все почти готово и ждет только одну тебя. - Правда? - с неуверенностью в голосе спросила Катя. Она медленно подходила к окну - долгожданный друг тянул ее, словно магнит. Катя посмотрела на ноги Валеры, соображая, как же он так стоит. - Ты веришь мне? Он протянул ей руку, помогая встать на подоконник - она вспорхнула на него, словно бабочка, и увидела, что Валера стоит на ковре-самолете! - Конечно, - ответила она с улыбкой. Как только она ступила на ковер-самолет, так вдруг зазвучала музыка - та самая, необыкновенная, из недавнего сна. Ковер медленно двинулся, расширился в несколько раз так, что хватало места двоим - и полетел прямиком в ночное небо, набирая высоту. Лето дышало полной грудью в городе. Звездный покров сверкал, манил к себе, в иные миры. Катя вспомнила то, когда сидишь летом вечером на качелях, болтая ногами, и благоговейно всматриваешься в звездное небо, пронзающее глаза своими иглами света, и веришь, ждешь, надеешься, что где-то там... да и здесь, на Земле, живет что-то необыкновенное и не подвластное серому, скучному миру. Воздух звенит, движется, ласково шелестит ветер. Все любишь ты, и все любит тебя. - Вот это да! - воскликнула Кэтти, как ласково ее все называли. Она рассматривала ночной город, блистающий в огнях фонарей и вывесок. Блистал ее дом - многоэтажка, молчала в ночи железная дорога, на которой не было ни одного поезда, сиротливо, среди крон вековых деревьев, засыпала их с Валерой школа. Валера был обычным школьником, как и Кэт, но сейчас... Вдруг ковер камнем полетел вниз, Кэт невольно воскликнула - они же разобьются в лепешку! Но не успела она ужаснуться, как ковер коснулся земли краем своего полотна, отчего возникали маленькие фейерверки всех цветов радуги. Словно сама земля радовалась Кэт, тому, что именно в этот день родилась она - маленькие фейерверки словно восклицали на разные голоса, вплетаясь в прекрасную музыку, которая становилась все громче и громче, сложней и сложней... Они снова стали набирать высоту. - Валера, д-да ты просто волшебник! - Нет-нет, я только учусь, - засмеялся он звонким, как тысяча колокольчиков, смехом. Тотчас же демонстранивно засверкала на нем шляпа волшебника, усеянная звездочками и пропала, испарившись туманом. - Не люблю вычурные наряды. Пролетели они сквозь темень парка, где постоянно играли и придумывали собственный мир. Именно там открыли они, что чуства и ощущения скитаются, бродят по свету; они - кристаллы, облака вдохновения, нападающие на людей и открывающие их взору иную реальность. Одно из них - красно-кирпичный, цыганский сентябрь. Там это чувство, за сквером, рядом с замороженной стройкой. Дождь, вечер, развалины домов. Среди них пестрят, словно невиданные цветы в серо-синем месиве дождя, вечера и грязи, ковры и отдаленно слышатся цыганские мотивы. Здесь же стройка, на ночь покинутая, трейлеры рабочих со скудными лампами и запахом ночной свежести. Свобода и свежесть - иди куда хочешь. Только вот кто-то смеется в спину, заставляя оглядываться и развеянное повсюду, словно дым, чувство страха, ни на миг не отступает. Ковер прибавил скорость, оставляя позади навязчивые страхи. И вот - еще одно место, связанное с их общим детством. Красные-красные кирпичные стены, крашеные гаражи. Запах репейника, неуступчиво бьющий в нос, хотя когда-то от него было неприятно. Но любопытно. "Мама, мама, что же так пахнет? Дерево?" "Что пахнет? Не знаю. Наверное, оно." Неизвестно, чье это было воспоминание - Кати или Валеры. Казалось, их воспоминания сливаются в одно... Но вот, уже не июль, а внизу - не родная земля. Ковер уходит к звездам. Сентябрь - лето, уют - ушли, и все трусливо и выжидающе попрятались в свои дома, озаряя комнаты скудным светом. Синяя темнота, ласковая и приятная, ее океан, по-домашнему теплый, несет на своих волнах куда-то в иные земли, миры и планеты. Сентябрь - лето, мы будем ждать тебя. Отдаленно слышатся его светлые звуки, сентябрьский обильный дождь и блестящая в нем природа - как послевкусие от катарсиса летнего мира. И вот, белый плотный туман, как молоко, разлился по земле. Октябрь. Пространство вдруг увеличивается, расстояние кажется неимоверно большим. Лужи, кочки и необыкновенный туман, превращающийся в снег - вот, что приходится проходить по дороге в школу мимо уснувших в зимнем ознобе строек, серых и спокойных. Трубы, как колонны, возвышаются над этим снегом, образуя своеобразные арки. Мир вроде бы так скучен и скуден - но все преображается, если ты любишь его таким, каков он есть. На миг потеряв ориентир в бело-молочном тумане, Валера и Катя влетели в облако, охватившее их далеким, слегка непонятным, но все же знакомым чувством. И вот, перед их глазами предстали - гостиницы люкс с красными номерами - привет из 70-ых годов прошлого века, как им подсказала интуиция. Люди с модными на тот период времени прическами, одеждой - знаменитости, встречаются здесь, в сегодняшнюю ночь. Не то это земная гостиница... Ах нет, уже поезд, - Валера и Катя пролетают по огромному коридору вагона на том самом ковре, умудряясь ничего и никого не задеть. Их словно не замечали те люди-фигуры, быстро уходящие от взора путешественников. Красное пространство увеличивается, воспроизводя еще ряд одинаковых красно-золотых, бархатных коридоров с дверьми номеров. В ушах ассоциативно играют песни 20 века, в том числе и советские, из мультфильмов того времени. Ощущение праздника, встречи, - такого, словно собираются голливудские звезды 20 века, а там, в глубине гостиничных номеров, словно прорубь в иной мир - путь к звездам - в начале которого ждет, улыбается и зовет с собой Питер Пэн. Путники прорвались сквозь облака мечты, и снова оказались тет-а-тет с ночным небом, на котором блистал Млечный Путь. Как-то особенно сверкнули две больших звезды, подмигивая путешественникам, словно живые. - Видишь, Кэт, эти звездочки? - сказал Валера, указывая на небо. - Нам ко второй, до самого утра? - со смехом спросила она. - Не совсем, - помотал он головой, улыбаясь. - Но еще чуть-чуть, и мы будем дома. Ковер пролетал сквозь ночные сизые облака. По мере приближения Катя увидела, что те улыбающиеся им звездочки на самом деле два сияющих в ночном небе замка. Они были словно из хрусталя, красивые и легкие, с нисходящими лестницами, затейливо вырезанными узорами, окошками. А меж ними, меж этими замками... - Мост! - воскликнула Катя. - Какой красивый! Ажурный белый мост, словно тоже из хрусталя, а посредине, на его гостеприимно распростертой площадке - столб света, которую окружали хрустальные арки, обвитые темно-зеленым плющом и розами разных оттенков. - Я все здесь подготовил и всех собрал... - сказал ей Валера. Они пристали к мосту, волшебник спрыгнул первым, затем помог спуститься Кэт. Она не могла поверить ни одному из своих ощущений, что вот, эта вся сказка реальна, не пропадает и не рассеивается от ее мыслей! Она в восхищении бродила по мосту, рассматривая все вокруг, этот ажурный, словно из кружев, мост, замки, каждый из которых звал ее так знакомо и так нежно, что она не знала в какой идти первым. - ...осталось только лишь пробудить их, - продолжил он, наблюдая за ней. Кэт замерла в восторге - и музыка вместе с ней, до этого игравшая, словно притихла в ожидании. Кэт не сводила счастливого взгляда со своего лучшего друга, самого настоящего волшебника. - Да! - ответила она на одном вздохе, и голос ее разлетелся на смех колокольчиков. - Что я должна сделать? Валера подошел к арке, пропуская Кэт вперед. Она прикрыла глаза, вдыхая бессмертное очарование их совместного мира, сотканного из сказок и чистых детских воспоминаний. - Пой... Казалось, Кэт забыла, каково это, стоять на земле. Из глубины ее сердца соткался голубой глоток - чистое вдохновение - и медленно перекочевал в горло, она вздохнула, вытягиваясь, расправляя крылья души, видимые лишь здесь, на этом ажурном мосте. Она взяла самую высокую ноту, и чуть не забыла как дышать. Но в этот самый момент ее охватило что-то теплое и родное, все ее существо, всю ее душу. До этого мига она лишь поверхностно чувствовала их с Валерой мир. Но как только он вплел в музыку рядом с голосом Кати свой собственный, умы их объединились, и вместе они увидели свой мир, все его краски и ландшафты, всех его обитателей. Они проходили по земле своего мира, вживаясь в него, как в единственную реальность и каждый образ, трепетно и кропотливо созданный ими, оживал и открывал глаза, словно цветок перед неугасающим солнцем.