Неравенство.

      Грелль отчаянно мёрз, пытаясь сильнее зарыться в солому, чтобы холодные ветра, просачивающиеся сквозь стены, не могли его достать. Юноша спал непривычно долго — никто не спешил будить его, но привычка вставать рано уже прокралась в голову и пыталась развеять сон.       Сатклифф проснулся, когда солнце уже ярко освещало землю, а в конюшне слышались разговоры. Лошади ржали, сминая копытами настил, звенели вёдра, наполненные водой, слышались горестные вздохи Стивена, принявшегося за работу.       Грелль расположился в хранилище сена на чердаке, сюда почти не пролазили крысы, поэтому можно было не беспокоиться о том, что какая-нибудь тварь решит откусить от него кусочек ночью. Это место редко посещалось, обычно солому сваливали вниз раз в неделю, поэтому здесь было безопасно. Ощущение защищенности успокаивало его, давало время подумать, а подумать было над чем.       Дворецкий. То, что Грелль пережил вчера было действительно ужасно. Он и не надеялся убежать, но, видимо, Блэк слишком много выпил, поэтому не смог удержать себя в руках, как и самого Сатклиффа. Но что теперь? Оставаться здесь после того, что произошло — было слишком глупо и опасно. Такие люди, как Блэк, не останавливаются. Но что тогда? Сбежать? Предать господина Уилла? О таком даже думать было нельзя. Ти Спирс доверял ему, верил, нельзя просто так взять и сбежать! Даже если он напишет письмо… что изменится? Поверят ли ему? Быть может, господин Уилл поверит, но остальные? Леди Корнелия, мистер Ти Спирс? Они все поверят ему? Он всего лишь мальчишка, который проработал тут не так уж много лет, в сравнении с тем, сколько лет здесь служил Блэк. Да и как он докажет свою правоту?       Грелль плохо разбирался в подобных вопросах, они никогда не вставали перед ним. Он понимал, что сбежав из поместья, обречёт себя на страшную судьбу — на голод, на холод, на болезни и смерть. Но здесь… на что он обречёт себя, если останется здесь? Сможет ли он противостоять дворецкому?       Сатклифф попытался вспомнить прошлый вечер. Блэк действительно был сильно пьян, но те слова, что он говорил. Грелль почти ничего не запомнил, но понимал, что дело было не только в виски. Дворецкий давно охотился на него и от понимания этого юноше стало по-настоящему жутко.       Грелль просидел на верху несколько часов, стоически терпя все свои нужды. Уловив минутку, он смог спуститься вниз, после чего первым делом направился к неграм. Он понимал, что у старика Хадсона его будут искать в первую очередь, если, конечно, его будут искать.       Ндиди — высокий чернокожий мужчина с крепкими руками, одетый в зеленую рабочую куртку, приветливо махнул Греллю руками. Пока Сатклифф был совсем юн, он часто приходил смотреть на чёрных людей и даже подружился с ними, так как мальчишеский ум не привык ненавидеть всё, что было ему чуждо, а наоборот, тянулся ко всему необычному. — Давно не видел тебя, масса Грелль, — приветливо произнёс Ндиди, оглядываю юношу. Негру было уже тридцать лет, точно никто не знал возраст невольника, как и он сам. В отличие от других невольников, им с братом повезло быть подаренными Ти Спирсу от Африканской компании, в которой начинал работать Вильсон. Персонал остерегался негров, но те, кто работали здесь достаточно долго, привыкли к ним. Грелль же не только привык, но и испытывал некоторую симпатию, хотя старик Хадсон их очень не любил, почитая чёртами. — Да. Я могу у вас немного посидеть? — Конечно, масса Грелль. Заходи в наш дом.       Ндиди отвёл Сатклиффа в небольшую каморку, именуемым домом. Это была сторожевая будка с двумя крохотными комнатами — залом, который был по совместительству столовой и спальнями. Негры ели у себя в доме, еду им выносил кто-то из персонала кухни, но они не жаловались. Работать на Мистера Ти Спирса было хорошо — он не трогал их, вообще не замечал, им давали хорошую еду и одежду, а также не били. А Леди Корнелия настояла на том, чтобы их обучили английскому, поэтом в самом начале их жизни в поместье специальный человек, которого они называли просто учитель, научил их сносно говорить на языке их хозяев.       Негры предложили юноше чай и пару кусков хлеба с маслом в качестве перекуса. Грелль благодарно принял угощение, пообещав себе отблагодарить их позже. Ему нужно было во многом разобраться. Негры не спрашивали его о том, почему он здесь, они были воспитаны в колониях и почитали любого белого, как своего господина и хозяина, хоть и понимали, что этот мальчишка слуга в доме их хозяина. Но в том и была разница — Грелль был только слугой, в то время как они — собственностью.       Баако оставался на улице и выполнял работу за брата, пока тот был с гостем. Грелль не знал, мог ли он попросить их не сообщать об его приходе, но решил, что лучше не доставлять этим людям других проблем.       Вернулся в поместье Грелль только вечером. Он боялся идти обратно, но твёрдо знал, что побег обречёт его. Ведь Блэк мог обвинить его в воровстве какой-нибудь вещи, Господи Боже!       Сатклифф замер перед закрытыми дверьми чёрного хода. Он боялся, действительно боялся, но сейчас ему придётся быть храбрым. Грелль решил, что не позволит дворецкому сделать с собой что-то ужасное, нет, он не позволит этого, он должен напугать мужчину, привлечь внимание. Он должен быть сильным не только ради себя.       Юноша проскользнул в дом, поднимаясь по скрипучей служебной лестнице, погружённой в темноту. Было поздно — слуги уже разошлись по своим комнатам, Грелль надеялся, что дворецкий последует их примеру, но ошибся. В конце лестницы виднелась отчётливая фигура в свете канделябра со свечами. Грелль вздрогнул, но не остановился. Он уже всё решил. — Пришли, наконец, — натянуто произнёс Блэк, когда Сатклифф подошёл достаточно близко к нему. — Пришёл, — подтвердил Грелль. — Не подходите ко мне близко, сэр.       По лицу мужчины пробежала странная тень, но он промолчал. Грелль обошёл дворецкого и, отойдя на пару шагов от него, произнёс: — Я не трус, сэр. Я не позволю этому повториться. Пусть мне никто не поверит, но я буду кричать об этом. Я не сбегу, потому что не хочу предавать тех, кто мне дорог. Но если Вы всё-таки ещё раз сделаете то, что сделали, Вам придётся меня убить, учтите это.       Сатклифф развернулся и быстрым шагом пошёл вперёд. Неслыханный акт смелости вымотал ему, к тому же, к нему возвращался страх. Он боялся, что дворецкий действительно убьёт его, боялся, что своим вызовом сделал что-то ужасное, но он всё равно не взял бы свои слова назад. +++       Ноябрь пролетел почти незаметно. Этот месяц многое принёс в жизнь Грелля Сатклиффа, нечто совершенно особое, чего никогда в нём не было. Юноша повзрослел. Бросив вызов дворецкому, он бросил вызов и самому себе. Теперь, когда Блэк был зол и опасен, любая провинность могла привести к чему-то непоправимому и ужасному.       Отношения между ним и дворецким расстроились окончательно. Многие слуги поначалу злорадствовали, они видели, как на мальчике Блэк стал отрываться чаще, чем на ком-либо из них. Джеймс много кричал на Грелля, ругал его, устраивал выволочки, лишал обедов.       Кое-кто из персонала сменил гнев на милость, но уже сам Грелль был глубоко разочарован в тех людях, которых считал семьей. Он разговаривал с ними, но не мог не вспоминать, как они были довольны в первые недели ноября, когда Сатклифф буквально каждый день получал за что-то от Блэка. Мужчина явно пытался сломить сопротивление юноши.       В декабре в поместье вернулась Леди Корнелия и в жизни Сатклиффа вновь наступила благоприятная полоса. Женщина любила смотреть на него, вспоминая своего сына, которой ей так не хватало. Она чаще просила Грелля принести ей что-нибудь, разговаривала с ним, разумеется в компании других слуг (Миссис Ти Спирс никогда не забывала о правилах приличия).       Грелль быстро завоевал сердце Леди Ти Спирс. Она часто читала письма сына в присутствии Сатклиффа и спрашивала у него различные вещи. Несмотря на то, что сын невероятно любил свою мать и был воспитан в лучших рыцарских традициях пятнадцатого века, они всё равно никогда не могли понять друг друга. Уильям был другим человеком. Он не походил на свою мать, не походил на отца, но в нём совершенно точно угадывался дух Ти Спирса. Он был настоящим дворянином — таким, каким следует быть любому уважаемому члену общества, носящему на груди герб своего семейства.       Однажды Леди Корнелии пришла в голову забавная идея. Она захотела взять юношу с собой на Рождество к тётушке Розе. Обычно, она забирала только свою горничную, старшего конюха и в редких случаях лакея, когда тёте могли понадобиться дополнительные слуги. Близилось Рождество, а потому лишние руки вряд ли могли помешать в штате миссис Р. В любом случае, она написала тётушке письмо, где поинтересовалась, как она отнесётся к подобному жесту.       Тётя Роза — женщина поистине властная, сначала восприняла подобную просьбу как неслыханную вольность, но после, когда прочитала причины, сподвигнувшие Корнелию на такой поступок, решила, что вреда от присутствия юного слуги не будет. Она долго взвешивала все за и против, прежде чем принять решение.       Грелль был ошеломлён, когда Леди Корнелия объявила ему, что он может быть полезен в штате её родственницы, а поэтому желает забрать юношу с собой на время перед Рождественскими празднествами. Этот выезд многое значил для него, в первую очередь он позволял показать дворецкому, что у Сатклиффа есть покровитель.       Блэк был взбешен, но оспаривать желание хозяйки дома не решился. Несмотря на свой властный характер, он всегда знал где своё место. Конечно, в голове Джеймса роились самые разные предположения, но ни одно из них не могло быть доказано. Леди Корнелия никогда не оставалась с юношей одна, она спрашивала о разрешении такого поступка у старшей женщины, она говорила только о своём сыне и всё, что можно было ей предъявить — чрезмерное поощрение слуги, но никак не интерес.       Пятого декабря ровно за двадцать дней до Рождества, Леди Корнелия, старший конюх, её личная служанка и Грелль покинули поместье Ти Спирс. Грелль ехал с конюхом на козлах, соблюдая молчание почти всю дорогу. Ему было невероятно неловко, но мужчина быстро смирился с наличием юноши и почти всю дорогу напевал рождественские хоралы. Голос у него был, как у сороки, но Сатклифф слушал и запоминал слова, ему нравились песни.       Дорога была ужасной. Несколько дней шли сильные дожди и дорогу размыло, из-за чего колёса скользили по грязи, грозя порой увязнуть в ней. Лошади шли тяжело. Мороза давно не было, атмосфера вокруг казалась слишком унылой. Вдоль грязной дороги была сухая, пожелтевшая трава, усыпанная опавшими листьями и голые деревья. Совсем ничего не говорило о том, что близилось Рождество. Может, это было и к лучшему.       Господин Ти Спирс должен был прибыть только двадцатого числа, а сэр Ти Спирс высказывал серьёзные опасения, что не сможет приехать домой к Рождеству. Что ж, пару раз подобное уже случалось. Леди Корнелия подумывала о том, чтобы перенести праздник к родственниками, ей совсем не хотелось находиться дома без мужа, к тому же она серьёзно считала, что в возрасте Уильяма уже полагается интересоваться девушками.       Дом у Миссис Роз — вдовы одного из братьев отца Мистера Ти Спирса - было странно. Властный характер вдовы накладывал определённый отпечаток на слуг, они казались более замкнутыми и неприветливыми. Грелль почти всё время держался близ конюха и личной служанки Леди Корнелии, пытаясь разобраться в правилах чужого дома. Однако, многие слуги быстро приняли его — Сатклифф оказался трудолюбивым и способным на многие работы по дому слугой.       Больше всего Грелля поразила встреча с будущей женой его господина. Он не мог поговорить с Мисс Ангелиной, но осторожно наблюдал за ней. Она была такой удивительной и непонятной юноше. Девочка, уже девушка, была необыкновенно мила — суровая тётушка Роуз сделала из неё послушную овечку, добившись полного подчинения. Такая жена, как понимал Грелль, была готова делать всё, что хочет её супруг, она готова была исполнять все условности и обязанности, но что-то в ней смущало душу Сатклиффа.       Ангелина, казалось, совершенно не подходила на роль жены Ти Спирса. Грелль вспоминал характер своего господина и лишь качал головой — несмотря на то, что Уильям выглядел холодным и отстраненным, внутри него всегда было неясное пламя, угадать которое удавалось далеко не всем. Оно выражалось в его страсти к лошадям, любви к справедливости, жажде знаний. Это пламя было как будто прозрачным, но от этого не менее жгучим. Оно притягивало Грелля.       Дни, проведённый в чужом доме, быстро пролетели и за пару дней до приезда сына, Леди Корнелия решила вернуться со своими слугами домой. Грелль был благодарен хозяйке за то, что она взяла его с собой, но больше всего его занимали мысли предстоящего приезда Уильяма. Мысли о скором свидании так поднимали ему настроение, что на обратном пути он весело пел хоралы вместе с конюхом, устроив для дам небольшой концерт. Жизнь налаживалась, по крайней мере, сейчас она не планировала никаких жестоких ударов.