Неравенство.

      Лето в Англии отличалось той же удивительной непостоянностью, что и любой другой сезон — первые недели июня тянуло утренней прохладой, яркой свежей зеленью и чем-то одурманивающе-прекрасным. Первый месяц лета, пока жара и зной не оставили на коже своих отпечатков, — был прекрасен.       Грелль с наслаждением прикрыл глаза, ощущая под щекой колкую жесткость травы, пахнущую свежим зеленым соком. Трава была приятной — прохладной, гладкой, но мелкие веточки и стебли слегка впивались в кожу и рубашку. Солнце стояло уже высоко над облаками, распаляясь всё сильнее, где-то далеко журчала река, у которой деревенские девки стирали бельё, напевая народные песни — грустные, весёлые, но все о любви. Сердце Сатклиффа тоже пело о любви, но на свой лад, тоскливо-ласковый, привычный, но как будто отчаянный. Сегодня у юноши выдался выходной — господин Ти Спирс, Леди Корнелия и Уильям отправились в гости, оставив прислугу дома. Дворецкий остался в поместье, но так как на календаре была суббота, он, как порядочный христианин (по крайней мере с виду) дал выходной всех работникам, кроме кухарок и нескольких провинившихся служанок.       В тени высокого дерева было хорошо, но мысли юноши были так же далеко от этого места, как далека луна от своего отражения на глади озера в ясную ночь. В последнее время с Уильямом происходило что-то странное и это беспокоило Грелля, юноша совсем не знал что ему думать. Казалось, что Ти Спирс был слишком утомлён, он часто избегал общества Сатклиффа, запираясь в своей комнате в компании книг, после чего, всегда неожиданно, срывался и искал своего слугу, часами разговаривая на различные темы, начиная от изречений Аристотеля, заканчивая вопросами химии и физики. Порой Уильям весь словно светился от радости и будто бы тянулся к своему другу, но после резко одёргивал себя и смотрел на Грелля с какой-то неясной просьбой.       Сатклифф сорвал стебель плевела, закусывая его зубами, ощущая горьковатый сок растения на языке, это немного успокоило его. Грелль явно ощущал необходимость разговора, но как его начать? Как сделать так, чтобы господин Ти Спирс не прогневался на него за это? Несмотря на близкие доверительные отношения, сложившиеся между юношами, природный характер Уильяма оставался весьма непростым: юноша был замкнутым, склонным к одиночеству, ранимым. Слуга чувствовал, что обязан что-то сделать, но что если своей заботой, своим желанием помочь он перейдёт черту, после которой их отношения разрушатся?       Голоса девушек, стирающих на речке, становились всё громче и среди их нестройного хора Грелль услышал один знакомый. Это был приятный, протяжный голос — самый живой и громкий среди всех остальных. Поднявшись с земли, Сатклифф кое-как отряхнул себя, выходя из тени дерева и увидев вдалеке четырёх молодых женщин, что несли в руках лохани с мокрым бельём, покачивая своими бедрами в такт пению. Среди голосов была и добрая знакомая юноши — Пэгги, она была всё такой же пышной и милой девушкой, какой он всегда знал её.       Немного посомневавшись, Грелль все же покинул своё укрытие, выходя навстречу девушкам. Заметив его, те замедлили шаг, хитро переглянувшись, Пэгги же расплылась в улыбке. Девушка искренне обожала Сатклиффа, он был действительно красив: строен, мил лицом, приятен в общении, было в нём что-то такое, что заставляло сердце девушки биться. Грелль привлекал внимание, он был аристократично вежлив и добр, ласков и это так разительно отличалось от деревенской грубости, что царила в мире Пэгги, что казалось совершенно невозможным сопротивляться этому шарму. — Здравствуйте, девушки, — ласково улыбнулся Грелль, выходя им навстречу. — Чудесная погода для того чтобы пройтись в компании молодого человека, не правда ли?       Девушки захихикали, показывая смущение. Грелль был для них чем-то вроде диковинки, он не был похож на крепких мужчин, от которых всегда пахло землей, шерстью, потом и алкоголем. — Не такого уж и молодого, — хохотнула Пэгги. — К чему все эти слова, Грелль? Это ты так со своими дамами из поместья говори, а мы — девушки простые, правда?       Спутницы Пэгги закивали, но смущение всё ещё не сходило с их щёк. — Ну что Вы, Пэгги, — усмехнулся Грелль, — все девушки — Леди, даже если они идут пешком, а не едут в карете. Как Ваши дела? Вы давно не появлялись у нас. — Я-то появлялась, — улыбнулась девушка, — то вот ты, Грелль, всё за господином своим бегаешь, как борзая. Видела я вас один раз на конях — хороши жеребцы.       Спутницы Пэгги вновь заливисто засмеялись, чем слегка смутили Грелля, он и сам не понимал была ли эта шутка с двойным дном или девушка так похвалила Стрелу и Огонька. Стараясь скрыть смущение, Сатклифф широко улыбнулся, чуть опустив голову. — Да, у господина Ти Спирса и правда хорошие кони. А вы, леди, куда — уже домой? Не разрешите мне вас проводить? — Иди уже, — усмехнулась Пэгги, — только давай без вот этих своих леди, не смущай моих подружек.       Грелль кивнул, он хотел поговорить с Пэгги без её свиты, но не знал как бы это сделать, не уронив на девушку тень подозрения. Сатклифф уже достаточно знал о том, чем женщины и мужчины занимаются за закрытыми дверями церкви, а потому знал и о предрассудках общества, считающего, что между юношей и девушкой не может быть никакого приличия, если их фигуры скрылись от глаз общества. Пэгги, словно поняв, чего желает Сатклифф, засуетилась, сделав вид, что желает пойти домой как можно быстрее. Кажется, её подружки догадались о нехитрой уловке, но виду не подали, позволив этим двоим остаться наедине.       Девушка разошлись на погосте, Грелль сделал вид, что пошёл назад, но через какое-то время был окликнут голосом Пэгги. Она сильно торопилась, но высокий рост и природная сила позволили ей быстро нагнать своего друга. — Грелль, постой! — крикнула девушка, добежав до слуги, щёки её раскраснелись как спелые помидоры. Она часто дышала, но глаза её ярко блестели. — Ты ведь хотел поговорить, правда?       Сатклифф кивнул, оглядевшись по сторонам, вокруг было пусто: солнце начинало разгораться, люди и скот стремились спрятаться в тени, чтобы с новой силой приступить к работе после обеда. Он не знал как начать разговор, желание подойти к девушкам было импульсивным, но Пэгги всегда казалась ему очень понимающей девушкой, а потому желание спросить у неё совета не было чем-то предосудительным. — Да, я и правда хотел поговорить, — немного неуверенно отозвался Грелль. — Пройдёмся?       Девушка кивнула, выравнивая дыхание. Она не знала, о чём хотел спросить Сатклифф, но её сердце словно билось быстрее, она желала… нет, нет, лучше об этом не думать, что-то в ней всегда знало, что этот юноша не влюбится в неё. — Так, что же ты хотел? — наконец спросила Пэгги, посмотрев на юношу с волнением. — Я не уверен, — начал Сатклифф, ощущая себя неправильно, он чувствовал, что не должен говорить о господине с посторонними людьми, но ему отчаянно не хватало друга, который бы понял его, помог разобраться в себе, тем более девушка помогала ему отправлять письма, а ведь это — дорогого стоит. — Не бойся, Грелль всё, что ты мне скажешь — останется между нами. — Хорошо… я правда не знаю, насколько хорошо говорить о таких вещах, но господин Ти Спирс, он меня беспокоит. Он кажется мне… словно бы он был болен или нечто подобное… Его беспокоят какие-то вещи, о которых он мне не говорит. Он бывает и грустен и весел, но в нём нет прежней откровенности, он словно боится чего-то, не желает мне говорить. Ты знаешь, Пэгги, господин Ти Спирс не похож на других аристократов, он добр, по-настоящему добр, он всегда общался ко мне как к равному и близкому другу, но сейчас всё как-будто пошло наперекосяк. Понимаешь?       Девушка кивнула. Она задумчиво посмотрела вдаль, где поросшие травой луга уходили за линию горизонта сливаясь с тяжелыми кучевыми облаками, что лениво ползли по небосводу куда-то на запад. — Это очень похоже… знаешь, я ведь не могу сказать наверняка, я же простая деревенская девушка, да ты и сам понимаешь… но он словно влюблён. — Да, — выдохнул Сатклифф, тяжело вздохнув, — мне тоже так показалось, но недавно… он говорил мне, что не желает жениться и ему скучно с женщинами, то есть, он любит говорить об умных мудрёных темах, я сам не всегда понимаю о чём он, куда уж там девушкам понимать… — Ты… ты расстроен этим, верно? — неуверенно спросила Пэгги, всматриваясь в красивое лицо Сатклиффа. — Я… наверное, он мой друг, ну то есть, я, конечно, только слуга, но… — Я понимаю, — как-то вымученно улыбнулась девушка, — не беспокойся. Говорят, что любовь и дружба всегда идут по разные стороны. Ты боишься его потерять, это возможно. Он может жениться на высокомерной и злой девушке, верно? — Нет, — покачал головой Сатклифф, — не может. Его брак определён с рождения, он женится на молодой Леди Анжелике, она… настоящая леди. Христианка и очень хороша собой.       Лицо Пэгги как-то мучительно переменилось, но Грелль не заметил этого. Ему было тяжело говорить о будущей невесте Ти Спирса, хоть она и вызывала у него самые теплые и добрые чувства, она всё же была той, что однажды заберёт его у него. Сатклифф ненавидел себя за это, ведь в конечном итоге он знал, что его любовь рано или поздно оборвётся новостью об официальной помолвке, но пока он тешил себя надеждами о несбыточном. Грелль понимал, что его чувства являются чем-то нездоровым, осуждаемым и проклятым, а потому он желал держать их как можно дальше от Уильяма, но что-то всё время прорывалось за стену боли и ненависти к себе, что-то упорно льнуло к господину, заставляя Сатклиффа дрожать от страха — вдруг Ти Спирс поймёт это? — А если, — неуверенно произнесла Пэгги, — если он влюблен в другую девицу? Ведь в том, чтобы жениться на той, кого он не любит мало радости. — Я думал об этом, — честно сказал Грелль, ощущая как что-то в груди противно закололо, — но мне кажется… он никогда не говорил мне, что видел другую девушку… я правда не знаю, Пэгги. Я боюсь потерять его, пусть я всего лишь слуга, мне так больно при мысли, что наша дружба оборвётся. — Ты любишь своего господина, верно, Грелль? — ласково спросила Пэгги, но сердце юноши замерло от страха. Конечно, она не имела ввиду ту самую любовь, которую юноша действительно ощущал к Ти Спирсу, да и разве любить кого-то можно только так? Но эти слова напугали его. — Я благодарен ему, он столько сделал для меня. — Тогда не пытайся гадать, ведь если твой господин такой особенный, как ты говоришь, он расскажет тебе или сделает что-то такое, что ты поймешь, что всё в порядке. — Спасибо, Пэгги.       Греллю хотелось обнять её, но он вовремя вспомнил о том, что юношам не следует проявлять столь бурных чувств перед женщиной. В поместье Ти Спирсов царили строгие порядки, а потому Сатклифф исполнял их, хоть многие из них казались ему странными и глупыми. Грелль привык жить бок о бок с людьми иного толка, привык исполнять то, что требовалось, даже если он не понимал причину и природу всех этих странных поклонов и запретов.       Они расстались на погосте, солнце палило нещадно, кусая белую кожу мальчишки, заставляя того ускорять шаг. Грелль думал о том, что сейчас его господин поехал к своей невесте, но что он чувствовал там? Если он и правда полюбил другую девушку, какого это — смотреть в глаза той, которую не полюбишь, но с которой должен жить? Юноше даже стало жаль Анджелику, но жаль как-то по-своему, ему было радостно, что девушка не украдёт сердце Уильяма, хоть это и было для неё чем-то ужасным. Сатклифф представил себя на месте Ти Спирса и ему стало как-то особенно тоскливо, на месте Анжелики он себя не представлял — было и без того больно.       Разговор с Пэгги расставил старые раны, а потому юноша решил навестить своего давнего друга — старика Хадсона. За последние годы волосы мужчины совсем поседели, лицо его стало ещё более мрачным, чем обычно, но Грелль привык к этому. Старик всё также ворчал на него и смотрел с прищуром карих глаз, в которых читалось что-то ласковое, хоть и тщательно скрываемое. — Что, негодяй, нашёл время на старика? — усмехнулся Хадсон, увидев на пороге Грелля, тот смущенно смотрел куда-то в пол. Носясь за Ти Спирсом, Сатклифф часто забывал про своих старых друзей, а старина Джек был одним из самых дорогих друзей, приобретённых юношей за годы жизни в поместье. — Простите, сэр, — пробормотал Грелль. — Ну входи, чего встал? Или отвык от просторного дома старика Хадсона, теснясь в своей золочёной конуре?       Сатклифф протиснулся внутрь, занимая место за столом, всё здесь было также, как и всегда — мешки с семенами в углу, полки заставленные банками и мешками, покрытые пылью и паутиной, какие-то травы, висящие над потолком, грязь на полу, в углу не застланная кровать. Даже по меркам Грелля здесь был форменный беспорядок, но почему-то это всё ощущалось чем-то домашним и правильным. У Сатклиффа никогда не было отца, но он бы хотел, чтобы его отец был Джей Хадсон. — Чего ты от хозяина отбился, пёс эдакий, а? — потрепав по рыжим волосам мальчишку, спросил Хадсон. — Да вот, хозяева уехали на день, а у меня выходной как будто. — Ленишься значит, — хмыкнул старик. — Ну коль тебе делать нечего, то мне поможешь. Лень — смертный грех, знаешь об этом?       Грелль кивнул. Он уже давно понял, что Джек просто не умеет разговаривать по-другому, а потому просит так, как если бы это была не просьба, а приказ. Старик хуже справлялся со своей работой, у него часто болела спина и ноги, Греллю было совестно от того, что он давно не помогал ему. Всё-таки в том, чтобы возиться в цветах было нечто успокаивающее.       Сатклифф помог старику разобраться с компостом, выровнял землю на клумбах и даже посадил пару деревьев, но глаза Хадсона смотрели на юношу как-то настороженно, будто бы мужчина хотел что-то сказать, да всё не решался. Наконец, пригласив Грелля поесть после работы хлеба с маслом, Джек, смерив юнца особенно задумчивым взглядом, произнёс: — Влюбился, малец? — Что? — растерянно спросил Сатклифф. — Влюбился, — кивнул сам себе Хадсон. — Даже не думай мне тут отнекиваться, я по глазам вижу, по лицу. Так смотрят либо блаженные, либо влюблённые, а это почти что одно и тоже. — Я не… — начал было Грелль, но был остановлен взмахом ладони. — Не начинай мне тут. Оно и понятно, лбу уже шестнадцать лет, а? Ну и кто же тебе нравится? Ты, я смотрю, часто в поле уходишь, деревенская, а? Ты это дело брось, если жениться не будешь, оно до добра не дойдёт. Молчи. Вижу, что возразить хочешь, но ты меня сначала послушай. Любовь эта — это дело такое. Она разная бывает. Я пока молодой был тоже часто влюблялся, но всё было не то, а потом, когда уже совсем взрослым стал, считай, что старым, тогда полюбил. Любви… ей не только огонь нужен, ей нужно будущее, понимаешь? Не мальчишка без дома и со скудными крохами за душой, а кто-то, кто твёрдо стоит на ногах. А греховное… Бог простит мужчину, но не простит женщину, знай это. Женщина рожает в муках, платит кровью и болью, а мужчина платит монетой, но иногда душой. Ты не вейся за юбками, парень, не нужно. Ищи землю под ногами, работай, а там женись и не обещай ничего. Это ты сейчас такой горячий, а потом остынешь, все стынут.       Грелль кивнул не находя ответа. Он не любил женщину, но слова старого садовника отчего-то зацепили его, захотелось спросить, узнать. — А почему Бог мужчине простит? — неуверенно спросил Грелль. — Потому что Бог мужчина, балбес. А ещё потому что мужчины платят совсем другой монетой, что женщины. Не в страсти грех, не в ней. Страсть… это так заложено в нас, понимаешь? Но страсть тоже не должна быть ради страсти. Тут дело в том, любишь ли ты её или просто желаешь. Бог… он любовь, он знает все тайны, но он и судья, а судит он по поступкам. — А если… если я люблю так сильно, что никогда бы не тронул, только бы… только бы она была счастлива.       Говорить о господине как о неизвестной девушке было тяжело, но Грелль понимал, что не должен навлечь на себя подозрения, тем более старик Хадсон был всегда слишком наблюдателен. — Не тронешь, говоришь? А давно ли ты это чувство испытываешь? — Давно… уже года два, — тихо произнес Сатклифф. — Два, значит… и не тронул? — строго спросил старик. — Нет, — отчаянно замотал головой юноша.       Хадсон странно улыбнулся, после чего неловко потрепал алые волосы мальчишки. — А это уже не грех, — как-то тихо произнёс садовник. — Не грех? — встрепенулся Грелль. — Нет. Такая любовь — это уже не грех. Но все равно подожди, а то всю жизнь себе разрушишь. Если готов терпеть и ждать, то терпи. Если она любит тебя, то не убежит от тебя, ты ей только скажи, но без обмана.       Грелль слушал все эти слова и думал о том, что будь бы он женщиной, то всё было бы гораздо проще. Он хотел бы верить в то, что в его любви нет большого греха, он и правда готов был отказаться от всего, чтобы не бросить тень на Господина, но если бы только была бы возможность — смог бы он остаться на месте? Этого Грелль не знал. Любовь слишком глубоко проросла в нём, она изменила его, сделала более сильным и даже дерзким. Если раньше мысли о невозможном пугали, то сейчас они подначивали его, кричали о том, что стоит попробовать — это пугало.       На следующий день вернулся Ти Спирс, он казался ещё более мрачным, чем обычно, более задумчивым и Грелль, помня разговор с Пэгги, мучился вместе с ним не зная, как спросить и нужно ли ему спрашивать. Что-то менялось в лице господина, когда его блуждающий взгляд случайно сталкивался со взглядом Сатклиффа. И всё же Грелль решился.       Закончив с приготовлением вечернего туалета для господина, слуга не поспешил уходить, наоборот, он встал недалеко от кровати, на которой расположился Ти Спирс, закусив губу. Было тяжело идти вперёд, потому что всё существо Грелля требовало подчиниться и уйти, но что-то набатом кричало в его груди о том, что это его шанс. — Сэр, — тихо произнёс Грелль, обращая внимание на себя, Ти Спирс ощутимо напрягся. — Могу я задать Вам вопрос? — Чего тебе, Грелль? — довольно грубо поинтересовался Уильям. — Не сочтите за дерзость… я не желаю упрекнуть Вас или как-либо выразить недовольство, поймите, я лишь беспокоюсь о Вас, а потому желаю всяких благ и всё же… — Грелль, говори по делу, — нетерпеливо перебил Ти Спирс. — Вы… Вы влюблены в кого-то, сэр? — Что? — встревоженно воскликнул аристократ, побледнев. — Откуда ты взял такое? — Простите, — уклончиво ответил Сатклифф. — Я не хотел обидеть или оскорбить… я… Вы знаете… Вы выглядите как влюбленный человек. Я понимаю, что это не моего ума дела, но Вы… Вы дороги мне, сэр. — Что за чепуха у тебя в голове! — возмутился Ти Спирс, глаза его нервно бегали по стенам, пытаясь за что-то зацепиться. Казалось, что из-под ног аристократа уходит земля и весь мир неотвратимо летит в бездну. — Прошу прощения, — вновь пробормотал Грелль. — Если я ошибся, то приношу свои самые глубокие извинения, но если же нет… сэр, Вы дороги мне, как никто. Я бы ни за что не осудил Вас, никогда. Кем бы ни был тот человек, та девушка, которая похитила Ваше сердце… это самое счастливое создание на свете, даже если ей не ведомо в чём именно состоит её счастье.       Грелль опустил голову, всем своим видом выражая неясную скорбь. Он действительно так думал и хотел, чтобы и его господин понял эту странную истину, прописанную кровью в самом сердце Сатклиффа. Кем бы ни была та девушка… он бы простил ей всё, кроме отказа.       Ти Спирс молчал. Он смотрел на застывшего в немой скорби слугу и не знал, что делать и говорить. Сердце его наполнялось невероятной болью, а к горлу подступил странный ком, хотелось выговориться. Хотелось схватить Грелля за руку и прижать её к губам, рассказав абсолютно всё, но он не мог ничего сделать. Разочарование и тоска сжали Уильяма в своих объятиях, вынуждая говорить. — Это всё не имеет никакого смысла, Грелль, — дрогнувшим голосом произнёс Ти Спирс. — Но почему, сэр? — Этот человек… это невозможно. Ты знаешь, я помолвлен, это… это невозможно. Я не хочу говорить об этом. — Прошу Вас, сэр, расскажите мне, — подойдя чуть ближе, попросил Грелль. — Я прошу не из праздного любопытства, мне так нужно это, ведь вы… Вы так дороги мне, если бы Вы только знали как!       Слова Сатклиффа резанули по сердце Ти Спирса ещё сильнее. Глупый мальчишка, если бы он только знал, что происходит в душе Уильяма, если бы только был способен понять это. — Не важно, что ты думаешь об этом Грелль, — чуть мягче, чем хотел, сказал Ти Спирс, — это всё пустое и потерянное. Это… это неправильно. Люди не примут это, даже Бог — он тоже не примет. — Но почему?! — воскликнул Сатклифф. — Вы самый прекрасный человек, которого я только знаю! Никто не смеет осуждать Вас, не потому что не может, а потому что не имеет право. Вы так добры, Вы так ласковы и так… я так люблю Вас, сэр. Если бы Вы только знали.       Слова признания невольно вырвались из губ слуги, заставляя того испуганно распахнуть свои невозможно зелёные глаза и с искренним страхом посмотреть на Ти Спирса. Мог ли он догадаться как именно его любил Грелль? От ужаса всё в душе слуги словно заледенело. Сам Уильма поморщился, словно от удара. Он так хотел, чтобы эти слова означали ту самую любовь, какая была у него в груди, он так хотел, что был готов поверить в это, сдаться, совершить глупость. — Не говори мне этого, — неожиданно хрипло произнёс Ти Спирс. — Не говори, слышишь? Это неправда… Это не то, что нужно! — Почему, сэр? Почему? Это ведь правда, я люблю Вас, сэр!       Ти Спирсу хотелось кричать, как раненый медведь, эти слова наносили ему болезненные удары, они сотрясали его, как если бы вместо слов Сатклифф действительно бил его по груди. Уильям не знал, что на него нашло в тот момент, но он, схватив Грелля за руку, потянул его на себя и впился в губы мальчишки так сильно, как если бы сама его душа могла перейти через поцелуй в тело другого человека.       Зелёные глаза потрясённо уставились на Ти Спирса и в этот момент аристократ ощутил себя человеком, упавшим в пропасть. Уильям соскочил с места и хотел было убежать, как застигнутый на месте кражи вор, но неожиданно сильная бледная рука схватила его за край ночной рубашки. — Не уходите, прошу Вас, — прошептал Грелль, смотря с несвойственным ему отчаянием, это лицо… оно было таким удивительным и таким необычным, что сопротивляться не было смысла, Ти Спирс просто замер, таращась на слугу. — Если… если это то… то, что я подумал… если… я люблю Вас, сэр. Прошу Вас, не уходите. Прошу! Если… если для Вас это ошибка, то я уйду, я больше никогда не попадусь Вам на глаза, но если…       Ти Спирс понял, он медленно подошёл к Греллю, опускаясь на кровать рядом с ним. Неловкое молчание повисло между ними, слишком многое произошло сразу и они не знали, что делать дальше. Наконец, Уильям, взяв себя в руки, обнял Сатклиффа, что едва заметно дрожал, пытаясь подавить плач. — Мы поговорим об этом потом, Грелль, — тихо прошептал Ти Спирс, обнимаю своего возлюбленного. — Завтра, потом, не плачь.       Грелль кивнул, пытаясь успокоиться, ему правда хотелось плакать от шока, от боли и надежды, что несколько раз успела умереть и воскреснуть. Он несмело приобнял Уильяма в ответ и молча встал с кровати, покидая его комнату, нужно было о многом подумать.