Неравенство.

      Рождественские каникулы пронеслись совершенно незаметно. Опьянённые счастьем молодые люди забыли про время и невзгоды, забыли, что мир жесток и пуст, забыли, что впереди ещё много испытаний. Прощаться в этот раз было куда тяжелее, чем раньше. За спиной были муки совести и страх, впереди тревожный туман, сквозь который едва пробивался лучик солнца, на душе же была тоска.       Грелль вновь вызвался провожать господина в город, сердце его трепетало, где-то в душе поселилось дурное предчувствие. Ти Спирс нежно сжимал его руки в своих, украдкой целовал в лоб, когда никто не видел, обещая взглядом, что защитит. Сатклифф кивал, он верил, что в конечном итоге они смогут быть счастливы, да и разве они не счастливы сейчас? Разве не глупо думать иначе. Разве все те мучения не стоили той нежности, что затопила глаза Ти Спирса?       Возвращаться был страшно, но Грелль храбрился. Ощущая себя маленьким генералом деревянных и соломенных солдатиков, он первые решил пойти в атаку, пусть дворецкий видит, что Сатклифф его совсем не боится. Дождавшись удобного момента, юноша постучал в дверь Блэку, дождавшись его разрешения. Лицо у дворецкого на пару мгновений озарилось искрой удивления, но быстро сменилось чем-то неприятным. Как ни крути, но этот человек даже до своего окончательного падения не был приятен, а безумство страсти и вовсе сделали его невыносимы. Быть может, не будь мужчина так одержим мальчишкой, они бы даже поладили, но то, что этот человек сделал с ним, то, как он смотрел на него… Нет, такие вещи никому не прощают. — Какая неожиданность, — почти что ласково произнёс дворецкий, взяв себя в руки. — Чем могу быть полезен, господин Сатклифф? Или, быть может, мне стоит называть Вас молодая госпожа Ти Спирс? — Оставьте эти мерзкие шуточки, мистер Блэк, — серьёзным тоном отозвался Грелль, — Вы и сами знаете, что проиграли. Я пришёл к Вам по делу. — По делу? И какое же дел у Вас может быть ко мне, как только наш дорогой молодой господин уехал?       Юноша задрожал. Этот человек в открытую издевался над ним, говорил непристойные вещи, но ответить на них было нельзя. — Я не закончил с обучением у Вас, а ведь Вы сами слышали о желании молодого господина нанять меня в слуги. — Боюсь, что та область, в которой Вас желаю нанять, лежит за пределами моей компетенции. — Неужели? А мне так не показалось. Я бы даже сказал, что Ваша компетенция оказалась куда шире моей, но отбросьте это. Я собираюсь стать дворецким господина Уильяма и, если Вы не жалеете учить меня тому что должно, я обращусь к господину Ти Спирсу прямо. — Думаешь, раз уж дорвался до сына главы дома, то можешь мне зубы показывать? — выходя из себя крикнул Блэк. Такой наглости он стерпеть не мог. Никто и никогда не смел ему указывать, не смел ему угрожать. Да что этот Сатклифф вообще возомнил о себе? — А Вы думаете, что можете безнаказанно творить бесчинства? — в ответ сорвался Грелль.       Блэк моментально встал из-за стола подлетая к мальчишке и хватая его за отросшие алые волосы, едва ли не приподнимая. Лицо мужчины было перекошено от ярости, казалось, что стоит издать только маленький писк, создать хоть какое-то шевеление, и дворецкий убьёт его без зазрения совести. — Как ты смеешь? — словно выдавливая каждое слово, процедил мужчина. — Ты паршивый щенок без рода и племени, всего лишь мелкий служка. Как ты смеешь? — Да. Я такой. А как смели Вы?       Грелль впился взглядом в лицо мужчины, желая во что бы то ни стало выстоять. Он не боится, ему уже не зачем бояться. На его теле нет ни одного следа от страсти, все его письма сгорели, а в душе клокотала злость. У Блэка нет ничего, кроме собственного слова, но даже здесь оно бесполезно, ведь это слово был ничто против репутации Уильяма. — Дрянной мальчишка! — отшвырнув Грелля в сторону, отозвался мужчина. — Ты заплатишь мне за это. Будь покоен. Желаешь учиться? Что же, приступай. Всё северное крыло на тебе. Берёшь трех горничных и вперёд, увижу хоть пятнышко, будешь отвечать сам. Я буду сечь тебя за любую провинность тех, кого я тебе доверю. Не справишься и я тут же докладываю об этом господину Ти Спирсу. Вон!       Грелль вылетел из кабинета и комнаты дворецкого, как ошпаренный. Он только что пробежался по кромке едва застывшего льда, и теперь был напуган и обескуражен своей победой. Нет, сомневаться в словах этого человека не приходилось. Если он сказал, что за любую провинность будет сечь — то сечь будет, но теперь… теперь он действительно сможет показать себя.       Блэк подтвердил свои распоряжения, передав юноше под опеку несколько не самых аккуратных и расторопных девушек, но Грелль не расстраивался. Он никогда не руководил людьми и был несколько сбит с толку, спасало только то, что он прекрасно знал, что девушки должны делать. — Анна, начни с ковров, а Джейн с подсвечников, потом смените друг друга. Мэри, а ты вымой окна, но только хорошо, чтобы мистер Блэк не устроил нам всем троим выговор, а то разозлится и не отпусти никого на выходных даже в церковь.       Последний аргумент был для Мэри самый сильный, Грелль слышал, что девушка каждую субботу наведывается туда, чтобы обменяться несколькими любезностями с одним молодым человеком, ухаживающим за ней. Конечно, подобный подход дал свои плоды, девушки работали весьма слажено, но словно спустя рукава. Грелль не мог ругаться на них и только и делал, что просил их поторопиться и работать внимательнее.       Рядом с мистером Блэком смолкали любые разговоры, работа всегда шла полным ходом, потому что все знали, нельзя работать спустя рукава, этот человек подобного не потерпит. Грелля же никто не воспринимал с должной серьёзностью, да и что говорить, любая девушка была старше него самого!       Работа затянулась, но Грелль отчаянно старался следить за всем, но как бы он ни старался, но несколько раз ивовые прутья весьма болезненно опустились на его спину, причиняя сильную боль. Сатклифф знал, что так будет, поэтому лишь крепче сжимал зубы, надеясь, что справится.       Почти месяц юноша пытался завоевать хоть какой-то авторитет, но его молодой возраст и слишком смазливое личико, как думали некоторые мужчины, играли против него. И если с девушками он научился обращаться, полушутя полузаигрывая, то что делать с мужчинами не знал совсем. На помощь неожиданно пришёл старик Хадсон, что с любопытством из окна своего садового домика наблюдал за тем, как Грелль старается руководить рабочими. — Вот ослы упрямые! — начал ругаться старик, погрозив здоровякам рукой. — Мальчишка-то хоть хилый, а котелок варит, а вы, остолопы, что делаете! Ну-ка вот так взяли и…       Грелль с благодарностью посмотрел на мистера Хадсона, скольким вещам он был обязан этому хмурому, желчному старику. Хадсон лишь закатил глаза, и чему только учил эту бестолочь, ничего же не может. Впрочем, старик гордился, мальчишка явно шёл в гору, теперь ему доверяли распоряжаться людьми, а ведь раньше-то и сорняки рвать не доверяли.       Больше всего подмастерье дворецкого любили негры. Два брата смотрели на юношу ласковыми, преданными глазами, как смотрят щенки на свою мать. Они почитали молодого мастера с огненной гривой даже тогда, когда он был ещё мальчишкой и был таким же слугой, как они, теперь же, когда юному мастеру даже пошили новую одежду черного цвета, они и вовсе смотрели на него как на божество.       Грелль был удивлён, когда дворецкий распорядился о его новой одежде, скорее всего это была заслуга господина Ти Спирса, что внимательно следил за успехами юноши. Будучи человеком опытным, Вилсон прекрасно знал, как тяжело найти хорошего слугу, этот мальчишка… он был неплох, но для столь высокой роли всё-таки слишком юн и неопытен. Ти Спирсу не хотелось, чтобы Грелль вёл дела его сына, лучше бы это был кто-нибудь значительно старше, но юноша старался, действительно старался.       Удивительно, в черном атласном жилете и кюлотах, в белых чулках в туфлях с изящным каблуком на не по-мальчишески маленькой и тонкой ноге, Грелль Сатклифф стал казаться ещё более высокородным и возвышенным. Подобно красивой упряжи, эта одежда лишь подчеркнула его благородную кровь, пусть и столь бездарно разбавленную, тем не менее, от своего горе-отца молодой Сатклифф взял самое лучшее.       Блэк с затаённой жадностью смотрел на своего протеже, думая о том, что просто не может так легко сдаться. Этот юноша был наваждением, дурманом, чем-то порочным в своей натуре. Он притягивал взгляд, он сводил с ума, им хотелось обладать. Грелль же, словно чувствуя это, лишь выше вскидывал голову, словно олень, горделиво показывающий свои ветвистые рога. — Этот человек, слуга нашего сына, — одним весенним вечером произнёс господин Ти Спирс, наблюдая как Грелль командует небольшой армией слуг в коридорах, пока мистер Блэк давал распоряжения во дворе, — привлекает к себе слишком много внимания. — Но разве же это не хорошо, мой господин? — нежно спросила леди Корнелия, — наш сын не обделен талантами и внешностью, он хорошо сложен, обладает большим умом. Вы беспокоитесь, что слуга может задвинуть вашего сына своей открытостью, но я думаю, что он лишь будет украшать своей исполнительностью и открытостью. Наш сын не по годам серьёзен, ему не хватает той лёгкость, что есть у этого юноши. Только посмотрите, как он легко разговаривает с этими слугами, а ведь он так юн. — И Вы считаете, что этом человеку можно доверить денежные траты? — Я не могу знать об этом наверняка, но ведь мистер Блэк сам обучал его тому, как планировать бюджет. Наш сын желает жить скромно покуда не сможет обеспечить себе более надежное положение. При скромных тратах молодой человек справится со всеми проблемами. — Он глубоко симпатизирует Вам, моя госпожа, — с лёгким укором заметил Виолсон. — Только от того, что так хорошо влияет на нашего сына. До появления этого мальчишка наш сын был слишком мрачен, а после нашёл себе друга. Пусть это не тот друг, о котором мечтают благородны родители, но ведь этот юноша действительно предан Уильяму, а разве можно желать большего?       Ти Спирс промолчал, он желал большего, но увы, его сын уже был достаточно взрослым, чтобы самому решать, что для него лучше. Не теряя почтительности, Уильям убеждал в своей правоте отца, и покуда многие партнеры и однокашники Вилсона жаловались на распущенность и бесстыдство своих детей, Ти Спирс ощущал неподдельную радость.       Грелль же старался изо всех сил. Новые обязанности изматывали его, а новые промахи обжигали спину и руки прутьями. Мистер Блэк исправно сёк его за ошибки, но эти удары лишь заставляли юношу работать лучше. Он желал доказать всем, что достоин места рядом с Ти Спирсом, что пусть он дворняга, лучше него никто не справится.       Из осторожности юноши почти перестали писать друг другу. Грелль справедливо опасался, что такой человек, как мистер Блэк, вполне может перехватить пару писем, после чего может воспользоваться ими для шантажа или хуже, убедил господина не писать ему. Это было тяжело. Тоска грызла сердце, но юноши упорно выгоняли её прочь, занимаясь учёбой и работой.       Уильям стал одним из лучших студентов на курсе, что не было удивительным, пока его товарищи мечтали о свободе и пели песни о любви, предаваясь мечтам, он упорно учился, желая, как можно быстрее достичь успехов. Ти Спирс был человеком редкой породы — человек твёрдо стоящий на земле, знающий и умеющих ценить жизнь, желающий добиться высот. Он был уверен, что сможет устроиться в небольшой квартирке в Лондоне живя скромно и экономно, работая в младшем чину. Отец уже написал письма своим более влиятельным друзьям и товарищам, чтобы найти хорошее для начала самостоятельной карьеры место. Конечно, Вилсон был горд такими честолюбивыми стремлениями, хотя скрепя сердцем, был вынужден признать, что надеялся, что сын выберет его стезю. Говоря откровенно, человеку благородному, не особо пристало вести торговые дела, подобно купчему, но помня о тяжестях своего детства, вызванного мотовством старшего брата и дяди, Вилсон считал за благо уметь вращать деньгами.       Когда Ти Спирс вернулся в дом перед решающими экзаменами на пасхальную неделю, он был искренне удивлён теми переменами, что вновь постигли его в лице Грелля. Как же он похорошел! Как изменился в лучшую сторону, каким прекрасным и сдержанным стал.       Когда Грелль, его прекрасный, чудесный Грелль с тонкой бледной кожей и такими прекрасными глазами, одетый в черную одежду, с подхваченными изумрудной лентой волосами, низко поклонился ему, как заправский дворецкий, сердце Ти Спирса едва не покинуло его грудную клетку. Как он был хорош. — Добро пожаловать домой, юный господин, — почтительно произнёс Сатклифф, и от этого тона и голоса вдоль шеи пробежали мурашки. — Рад видеть Вас, Грелль, — в той же манере ответил Ти Спирс, юноша опустил лицо, пряча улыбку.       Матушка нежно обняла сына, отец же крепко пожал руку, смотря на Уильяма с нескрываемой гордостью. Их мальчик стал мужчиной, и пусть его гладко выбритый подбородок казался юношеским, взгляд и стать этого человека выдавали в нём мужчину. С таким не стыдно иметь дела.       В честь возвращения сына устроили торжественный ужин, к сожалению, госпожа Анжелика не смогла приехать, но кузина обещала, что они с тётей навестят всех родственников и друзей, как только госпоже Роуз станет немного лучше. Поговаривали, что старая перечница стала сдавать свои позиции, что, конечно же, лишь усугубило её и без того раздражённый, нервный характер. Слуги и сиделки почётной леди едва ли не были самыми несчастными людьми на свете, о чём говорили их усталые лица и изможденные взгляды.       Грелль был рад, что невеста его возлюбленного не смогла приехать, после столь долгой разлуки ему совсем не хотелось уступать кому-то Ти Спирса, но и бросить свои обязанности, когда на него навесили других людей и с интересом поглядывал господин Вилсон было нельзя. — Приходи ко мне вечером, как закончишь со своими обязанностями, — тихо прошептал Ти Спирс, когда Грелль склонился над ним, чтобы забрать тарелку. От этого шепота в груди сладко заныло.       Уильям с интересом наблюдал за Греллем, когда перепадала такая возможность, матушка никак не хотела с ним расставаться, как, впрочем, и отец. Юный Ти Спирс оказался полностью вымотан, так что вечером, когда в предзакатных сумерках в его комнату проник возлюбленный, страсть, что томилась весь день, уступила усталости. Они нежно целовались, дразнились, но оба не имели достаточно сил на то, чтобы придаться тому огню в полную силу. — Оставайся, — попросил Уильям, держа на груди распахнутого, теплого, разнеженного Грелля, что нежно прижимался к нему щекой. — Я боюсь проспать. — Не проспишь. Останься со мной, Грелль.       Сатклифф кивнул, втягивая Ти Спирса в нежный, тянущийся поцелуй. Наверное, он не должен быть столь легкомысленным, но как он мог быть кем-то более серьёзным, когда его Уильям был так нежен и ласков с ним? Грелль лениво подставлял под поцелуи шею, зная, что сейчас они сильно устали для чего-то большего, в груди разливалось приятное тепло.       К своему безмерному счастью, он и правда не проспал, даже более того, сон рядом с Уильямом взбодрил его настолько, что даже тонконогая лань, мчавшаяся в лесную гущу, не была столь расторопна, как он. Блэк же, словно из опасений, а может быть и по своим причинам, решил отослать юношу сначала на кухню, а после в зал.       За те месяцы, что прошли с первого удара прутьев за неумение организовать чужую работу, юноша многому научился. Теперь его часто слушали, и почти никогда не пререкались. Он не был таким же придирчивым как мистер Блэк, но несколько раз был действительно вынужден пойти на крайние меры и привести нарушителей в кабинет дворецкого. И пусть эти поступки не прибавили ему чести в глазах других слуг, работа пошла на лад.       Самым сложным для юноши был уход за собственной одеждой. Пыль быстро приставала к белым хлопковым рукавам и чёрному атласу жилета, а выглядеть неподобающе для дворецкого, всё равно что опозорить дом. Много и часто несчастному юноше доставалось за маленькие пятнышки на брюках и рубашке из-за чего Грелль и сам начал быстро переживать о своём внешнем виде. Было страшно вспоминать, как раньше он копошился в грязи или чистил трубу.       С приездом Уильяма, заниматься своими делами стало невероятно тяжело. Как бы хотелось встать на стремена и промчаться рысью вперёд по лесу под звонкий перелив диких птиц. И хоть жеребцы были уже не молоды, как же было бы хорошо сбросить все невзгоды и обязанности, вновь превратившись в беззаботных мальчишек.       Уильям тоже не сидел без дела, близились экзамены, и он не собирался уступить место лучшего студента курса. Пока люди беззаботные и слабые, неспособные воплотить свои замыслы в мечты, веселиться, люди сильные и значительные куют свою судьбу сами, работая за двоих.       Блэк поглядывал за этими двумя, и то, что он видел, вызывало в нём раздражение и досаду. Он надеялся, что любовь вскружит им голову, что они выдадут себя взглядом или жестом, но они словно отдалились друг от друга ещё сильнее. Конечно, это отдаление вовсе не было настоящим, разве могла такая страсть осесть столь быстро? Нет, Блэк в это не верил, он ждал.       Грелль тоже ждал нападение, поэтому едва заметив тень у дверей господина уходил в другую сторону, дожидаясь, когда страж покинет свой пост, убедившись, что никто из юношей не выйдет. Проскользнув в комнату Ти Спирса незаметно, он тут же оказывался в горячих объятиях юноши. — Грелль, — тяжело выдыхал Уильям, зарываясь в алую гриву волос у шеи. Все его тело трепетало и всем его существом владело единственное желание — желание брать и отдавать в ответ.       Сатклифф дрожал в объятиях возлюбленного, ощущая всю гамму его чувству, слыша, как бьется сердце в груди такого спокойного человека и этот сбивчивый ритм, слишком быстрый для холодности Ти Спирса, почти что сводил его с ума.       Их поцелуи становились всё более откровенными, руки смелыми, а движение рваными. Кожа горела под поцелуями у ключиц и на шее, пальцы дрожали от сладкой судороги, грудь тяжело вздымалась от сбивчивого дыхания.       Ти Спирс осторожно повалил возлюбленного на кровать, рисуя на коже причудливые узоры, прикасаясь властно, открыто, жадно. Грелль трепетал, дрожал, как тонкие струны, подставляясь под ласки. Алые волосы огненным каскадом раскинулись на подушке, влажное от пота тело скользило по простыням, требуя большего.       Уильям с восхищением гладил своего возлюбленного, сжимал по-девичьи тонкую талию, проводя всей поверхностью ладони по груди, задевая кончиками пальцев темно-розовые соски, что так сильно выделялись на белоснежной, безволосой груди. Грелль был слишком хрупким, слишком нежным для юноши, но его хрупкость и нежность были столь прекрасны, что устоять перед ними было невозможно.       Они не стали заходить слишком далеко, Ти Спирс видел как за пеленой наваждения в изумрудных глазах отражается страх и покуда этот страх жил там, Уильям не смел быть слишком настойчивым. Они неловко ласкали друг друга руками, отчаянно целуясь. То, что происходило между ними в этой комнате… как кто-то мог бы назвать это пошлостью? Разве может пошлость быть столь прекрасной?       Тихие стоны в подушку, капельки пота стекающие по спине и лбу, терпкий запах мускуса и жар, затмевающий всё жар. Всё, кроме нелепой нежности, что сменяла огненные наплыв страсти и помещалась в две пару глаз, не отрывающихся друг от друга.       Пусть мир готовил им испытания, пусть впереди возвышалась бездна, сейчас они были друг у друга — обнаженные душой и телом. Сейчас они дышали друг другом и всё остальное меркло.