Пламя внутри
In this moment — Scarlet
Ее затея была лишена хоть какого-то плана отступления: Лея, отправляясь на миссию, не рассчитывала сбегать в случае поражения. Нельзя сказать, что она вообще не постаралась ускользнуть, но, справедливости ради, удрать от Вейдера при всем желании получилось бы с трудом. В конце концов, принцесса хотя бы успела передать секретную информацию с планами «Звезды Смерти» Р2-Д2 прежде, чем оказалась в плену у имперцев и встретилась лицом к лицу с самим Главнокомандующим имперскими силами. Лея безнадежно пыталась доказать ему что-то про дипломатическую миссию и неприкосновенность сенатора, но вышло более чем не убедительно, да и Лорд Вейдер вовсе не хотел слушать девчонку из недавно распущенного Сената, которая, к тому же, как выяснилось, оказалась пособницей Восстания. Что, в общем, вполне соответствовало статусу принцессы планеты свободных нравов, решила Органа и, гордо подняв голову, зашла в отведенную ей камеру. Девушка искренне надеялась, что астромеханик и Трипио справятся со своей задачей, если, конечно, чрезмерная осторожность и паранойя переводчика не доставят обоим неприятности. Их единственной целью, впрочем, было добраться до Оби-Вана, а уж джедай, который пережил страшные времена зачисток форсъюзеров, наверняка сумеет передать информацию Альянсу. По крайней мере, так должно было случиться при идеальном раскладе — пусть и ценой жизни самой принцессы Леи. Почему-то, правда, только оказавшись в камере, принцесса ощутила близость неизбежного. Не то холод тюремного отсека так на нее действовал, не то отток адреналина, однако Лея явственно ощутила, как от страха похолодели кончики ее пальцев. То, как легко она попалась в руки Империи, можно было высмеять — и Лея непременно сделала бы это, не накрой ее с головой осознание собственной беспомощности и до странного ощутимой истощенности после встречи с Вейдером лицом к лицу. До этого принцессе приходилось лишь видеть его на расстоянии нескольких шагов, но стоять напротив него и, более того, вести беседу с исполинским палачом Императора Палпатина… Было страшно. Принцесса Органа вспомнила, как сильно Дорме опасалась того, что однажды ее дочери придется говорить с Вейдером, и Лея отчего-то только снисходительно улыбалась, заверяя мать, что имперский Главнокомандующий ее сломить не сможет. Теперь смеяться над опасениями леди Исис не хотелось. Лея присела на холодный выступ, который можно было принять, вероятно, за временную койку, и нахмурилась, подтягивая колени к груди. Ей необходимо было время, чтобы оправиться после встречи с Вейдером, который неведомым Лее образом нагнетал страх одним своим присутствием. Впрочем, в диалоге с ним Органа держалась отлично: ничего особенно важного она ему не сказала, что, конечно, разозлило его, но дало фору Арту и Трипио для того, чтобы убраться как можно дальше отсюда. Она прикусила ноготь на большом пальце правой руки и задумалась: стоило ли так безропотно сдаваться на пытки? Неужели не проще было постараться ускользнуть от штурмовиков и быть застреленной при попытке бегства? Смерть не так страшна, как те истории об истязаниях в имперских казематах, о которых в кругах Восстания говорили исключительно шепотом, и в случае чего… Тут же эти мысли девушка с ужасом отогнала от себя: пусть она и сдалась в плен, унижать себя принцесса не могла позволить. В конце концов она была наследницей альдераанского трона. Девушка легла на жесткую... койку? Она сильно сомневалась, что высокий уступ, соединяющий в себе кровать и, похоже, стол, можно было назвать койкой. Зато в пространство и интерьер, состоящий исключительно из серых стен, эта универсальная вещица вписывалась идеально. Все, что Лее оставалось — ждать. И пусть, конечно, у нее были мысли о побеге, но Дорме всегда учила ее не торопить события, ведь, находясь на территории врага, по ее словам, всегда можно было узнать нечто, способное в корне изменить ситуацию. Принцесса улыбнулась мыслям о леди Исис — уж если на людях ее гувернантка была сдержана, спокойна и достаточно флегматична, то стоило им остаться наедине, то Дорме сразу из безликой молчаливой прислужницы становилась женщиной, какую доводилось видеть Лее только без посторонних глаз — яркой, смелой, решительной. Дорме умела смеяться, учила не только этикету, как на людях, но и рассказывала, как за минуту шпилькой взломать наручники, и такой контраст зачастую поражал юную принцессу, пока та не привыкла к простой мысли: леди Исис полна секретов, и ни один человек во всей Галактике не знал их все. Лея была, как она сама предполагала, наиболее близка к разгадке этой прекрасной женщины-головоломки, однако стоило признать — принцесса не знала и половины тайн. Но, между тем, Лее это ничуть не мешало всем сердцем любить эту женщину, как свою семью: именно Дорме научила ее всему, что знала сейчас наследница престола Альдераана. Как держать оружие в руках, как оставаться настоящей леди даже на поле боя и как уметь выбираться из разных неловких ситуаций и находить решение даже самым сложным задачам, будь то нахождение в плену или обед с императором Палпатином; Дорме научила Лею всему и стала для принцессы единственным человеком, которому она могла всецело доверять.***
Вокруг было слишком много черного. Стены, обтянутые антрацитовым шелком, платья и костюмы цвета обсидиана, цветы, блеском своим напоминающие глянец темных ночей. Лея смотрела на спокойное лицо своей матери и ее закрытые глаза, которым не суждено больше было увидеть свет: Бреха Органа скоропостижно скончалась после очередного выкидыша. Когда королева была на третьем месяце беременности, ей поставили диагноз, какой-то безумно страшный, как решила девочка, увидев глаза отца, но отчего-то Бреха решила рискнуть своей жизнь в надежде выносить хотя бы свое дитя. Она пережила своего ребенка ровно на восемь дней. Лея тогда впервые настолько сильно испугалась, смотря на мать, которую каждый миг покидали остатки ее сил. Словно цветок, сорванный неосторожным ребенком, она увядала: все глубже становились морщины на ее лице, все серела тонкая кожа, все сильнее выпирали кости от нездоровой худобы. В последние часы, или даже минуты своей жизни королева отдала маленькой дочери письмо, сложенное в красивый конверт с королевской печатью. Слушай меня, Лея. Это письмо для тебя. Если вдруг ты подумаешь, что осталась одна, и у тебя никого нет, то прочитай все то, что написано здесь. Постарайся понять, маленькая принцесса. Знай, что я люблю тебя, несмотря ни на что. Таковы были последние слова, сказанные королевой Брехой своей дочери. Лея ей не ответила — не смогла, только кивнула, опускаясь на пол. Она положила голову на кровать матери и всхлипнула. Никаких слов, только ужасная, всепоглощающая, жуткая, нестерпимая боль и судорожные вздохи — жалкие попытки удержать внутри слезы. Бреха попыталась улыбнуться, но вышло очень плохо. Она стерла слезы с лица девочки и погладила ее по спутанным волосам. Будь счастлива, красавица, — могла бы сказать Бреха, но, открыв рот, сразу зашлась в неудержимом кашле. Королева часто задышала, пытаясь успокоить пожар, разгоревшийся в районе солнечного сплетения, а потом... В комнате, освещенной лишь жалким одиноким лучиком света, пробивающимся сквозь темные тяжелые портьеры, осталось лишь одно дыхание, сбитое и неровное, оно принадлежало маленькой Леи, которая в семь лет потеряла мать. Гроб спустили в фамильный склеп, и только в тот миг Лея дала волю настоящим слезам. Но то были не просто слезы, а самая настоящая немая истерика, в которой тонула, захлебываясь, маленькая принцесса. Она прятала лицо в ладошках, стесняясь своего безудержного порыва, и прижималась к человеку, который не отходил от нее все это время. Изящная и легкая рука Дорме легла на плечо хрупкой малышки, сжимая его тонкими, но сильными пальцами. Удивительно, но именно в ту секунду Органа поняла, что с матерью виделась гораздо реже, чем с леди Исис: королева появлялась за завтраком, обедом, ужином и тогда разговаривала с дочерью, справляясь об ее успехах. Иногда, конечно, она появлялась в покоях дочери вечером, чтобы, вежливо склонив голову, пожелать ей спокойной ночи. На том все. Просыпалась Лея от звонкого оклика Дорме, когда та весело смеялась от очередного недовольного бурчания девочки, день она проводила с наставницей, изучая основы наук и правила общегалактического языка, вечером она засыпала под звуки ее голоса. Дорме либо пела тихие колыбельные, либо рассказывала разные истории: о принцессах, о пустынных планетах, о Свете и Тьме. Лея ненавидела себя за эти мысли, однако ей подумалось, что смерть королевы Брехи она сумеет пережить; однако если из жизни вдруг уйдет Дорме… — Я рядом, — склонившись, прошептала эти слова Лее на ухо леди Исис. Принцесса в ответ, судорожно вздохнув и утерев лицо тыльной стороной ладони, кивнула и обняла женщину. Она не могла говорить, но постаралась вложить в свое объятие всю благодарность, на какую была способна.***
Кто бы и что там не говорил, образ Дорме после тяжелого потрясения и утраты Брехи гораздо больше ассоциировался у Леи со словом «мама». Поначалу юной Органе казалось, будто она всего лишь старалась заместить образ покойной родительницы общением и нежностью живой, почти родной женщины, которая была подле принцессы с самого ее младенчества, однако потом, взрослея, она стала понимать, что со смертью королев Органы мало что изменилось. Всегда «матерью» для нее была Бреха: сдержанная, спокойная, слегка отстраненная. А вот «мамой» была леди Исис, которая рассказывала сказки на ночь и дула на саднящие после падения с дерева коленки Леи. Но порой эти мысли казались безумными даже самой маленькой принцессе Органе, а потому она никому никогда не рассказывала о том, что научилась различать подобные понятия. Первое время она не могла и смотреть на тот конверт, что дала ей покойная королева Органа, но потом и вовсе забыла про него. Жизнь шла своим чередом, и на Альдераане было спокойно настолько, насколько это представлялось возможным для свободной планеты в условиях авторитаризма жестокой Империи. Лея, за год с горем пополам оправившаяся после смерти Брехи, проводила много времени в библиотеке и, как ни странно, в ангаре, там, где находился весь королевский флот. Принцесса любила рисовать космические корабли — это было странным увлечением для королевской особы, так говорил Бейл Органа и просил Дорме следить за его дочерью. К сожалению, у леди Исис это получалось все хуже если не с каждым днем, то точно с каждым месяцем — принцесса росла, росла и ее тяга к технике. — Лея? Ваше Высочество, что за поведение? — Дорме, прошу, не надо. Я просто хотела отдохнуть от занятий, — пробормотала Лея, хмуря брови и что-то старательно вычерчивая на бумаге. Женщина тяжело вздохнула и хмыкнула, стараясь не показывать своего удивления: уж слишком много общего было между маленькой Леей и ее отцом. Пожалуй, больше, чем нужно, решила Дорме, замечая живой блеск в глазах девочки, когда та поднимала взгляд, чтобы еще раз осмотреть одну из яхт. — Отдыхать — значит сидеть в пыльном ангаре? Ты посмотри, все платье измазала. Оно же еще с утра было… серым? — Спешу расстроить: оно было белым, — принцесса пожала плечами, но поднялась с перевернутого ящика, служившего в качестве стул, и, увидев пристальный взгляд леди Исис, полный ироничного сомнения, Лея рассмеялась. — Эй, Дорме, не переживай, я сама все исправлю. Хм, наверное. Ты только папе не говори, что снова меня здесь поймала, ладно? — Думаешь, что вранье — это лучший выход? — А кто здесь врет? Не-а, мы просто недоговариваем, — беспечно улыбнулась Лея, поправляя платье и рассматривая жирные пятна от машинного масла и серые мазки пыли на подоле. — Безнадежно испортила. Ты ведь не в обиде? — Вообще-то, я очень хочу обидеться: на дизайн и пошив платья ушла не одна неделя. — Ну, Дорме, ну, не печалься, пожалуйста. Я научусь шитью, обещаю, и тогда буду сама себе кроить одежду, — пообещала принцесса и обвила руками талию наставницы. Дорме осталась недвижима, все еще глядя на девочку с весьма заметным недоверием. — Ты же меня все еще любишь, правда? Исис приподняла бровь, как бы спрашивая «уверена?», но девочка только кивнула и потянулась руками к шее женщины, чтобы обнять ее и поцеловать в щеку. Дорме выдохнула и прижалась к принцессе. Умом-то женщина понимала, что нельзя позволять наследнице престола пропадать с механиками и рисовать космические корабли днями напролет, пробуждая все больший интерес к летному делу. Но пока ничего страшного не случилось: это просто детские рисунки. И просто маленький ребенок, который в наследи от покойного отца получил страсть к полетам и бесконечному баловству.***
Лея не заметила, как уснула на таком не по-королевски жестком уступе, где даже подушки не было; впрочем, и принцесса была не изнежена, несмотря на свое происхождение. За всю ее жизнь, пусть пока и не слишком длинную, однако наполненную опытом абсолютно различных ситуаций, Лея не раз засыпала там, где приходилось: под сенью деревьев на голой траве, в спальном мешке на промерзшей земле или теперь здесь, в имперских застенках. Сегодня усталость и эмоциональное перенапряжение все же одержали верх, и девушка, положив ладони под щеку, задремала, провалившись в омут собственных воспоминаний о детстве, которые, на удивление, словно согревали ее изнутри. Жесткий выступ казался сейчас мягче любой дворцовой кровати, и принцесса уже было решила, что проспит так несколько часов кряду, но, естественно, нужно было догадаться что пленникам на небезызвестной «Звезде Смерти» спать не дадут. Точно не ей. В камеру ворвались два человека с крайне похожими лицами, которые не искажались ни единой эмоцией; девушка, поднявшаяся со своей лежанки в миг, когда распахнулись механические двери, подумала о том, что служащие могли быть братьями. Но мысли Леи надолго не задержались на двух имперцах, которые теперь казались только декорациями, ведь следом за ними шла Тьма. Сам Дарт Вейдер почтил принцессу своим присутствием, и она наконец смогла разглядеть его вне спешного пленения. Прошло много лет, если не считать небезосновательный спор, произошедший часами ранее, с их последней встречи в императорском дворце, когда Бейл прибыл в компании своей дочери, чтобы представить Палпатину наследницу трона и свою протеже. В тот день Лея, помимо прочего, удостоверилась, что страшные детские воспоминания о Вейдере точно не были преувеличены воображением юной Органы — Лорд воистину был ужасен. Сейчас же принцесса, невзирая на страх, даже усмехнулась, отметив, что во внешнем облике врага Альянса ничто не изменилось. Все тот же черный костюм, все та же маска, наводящая немой ужас на всех, кто видел ее, тот же окутывающий пространство могильный холод, не осязаемый физически, однако явственно ощутимый душевно. Рядом с Вейдером находился пыточный дроид, но и он не внушал такой страх, как рядом стоящий человек. «Человек ли?» — усомнилась Лея, неотрывно глядя в пустые глазницы маски, подернутые красноватой дымкой. — А теперь, Ваше Высочество, мы обсудим местоположение вашей тайной базы мятежников, — громовой голос, искаженный вокодером, казалось, отталкивался от стен, и закручивался вокруг нее, ограждая от реального мира и утягивая в пучину сомнений и тьмы. Вейдер посмотрел на пыточного дроида, а потом на Лею, и Великая Сила тому свидетельница, принцесса могла поклясться, что мысли о пытках не вызывали у Вейдера никаких эмоций — словно причинение боли было для него… обыденностью. Рутиной. Самой жизнью. Чудовище, отголосками старой жизни завопили ее воспоминания о разговоре с Дорме, где маленькая Лея так окрестила Вейдера. О, более точного определения и не подберешь теперь. Принцесса взглянула на имперцев-братьев и тут же нахмурилась: вот, кто не скрывал своего злорадства. Два служащих стояли уже возле дверного проема, и пока один открывал проход, второй глядел прямо на принцессу — и ухмылялся хищно, едко, тошно. Захотелось завопить, что есть мочи, вцепиться в его лицо ногтями и содрать отвратительное злорадство со смазливого лица, но Лея только сжала губы в тонкую полоску и сомкнула руки в замок. Не хватало еще свою слабость так открыто демонстрировать. Дверь захлопнулась, оставляя Лею и Вейдера наедине, и принцесса глубоко вздохнула, откинувшись спиной на стенку так, словно она вовсе не боялась. Могла ли она что-то изменить? Если Лея и будет кричать, здесь, от пыток Вейдера, то никто не услышит, во-первых, а во-вторых... Кто придет на помощь мятежнице? Девушка вновь обратила взгляд на громадную фигуру Лорда Главнокомандующего и изогнула губы в сухой и неискренней усмешке. — Лорд Вейдер, и почему мне казалось, что Вы выше? Ответом ей послужила тишина, прерываемая лишь громким дыханием имперца, что заполнила все пространство. Не хотелось злить Вейдера, конечно, однако Лея все равно знала, что через считанные мгновения ее станут пытать — поэтому имела ли она право упустить возможность вставить очередную колкость? «Будь сильной, маленькая принцесса», — фантомным напутствием прозвучал в воспоминаниях голос Дорме и ее слова, сказанные Лее перед самой первой встречей с Лордом. К сожалению, наставление леди Исис не сработало — Лея по-прежнему неконтролируемо боялась его. — Можете поверить на слово: от меня Вы не узнаете ровным счетом ничего. Пытайте, сколько угодно. — Советую Вашему Высочеству сотрудничать, иначе живой вы отсюда не выберетесь. — И славно, я все равно не планирую жить в одной Галактике с такими как Вы, Лорд Вейдер, и Ваш удивительно мудрый Император. — Она бы, несомненно, присела в шуточном книксене, если бы стояла на ногах, однако теперь она только показательно сморщила нос, скрестив руки на груди. Дарт Вейдер продолжал молчать, настраивая дроида. Лея считала секунды. Что же, чему быть, того не миновать, решила она: если уж она и умрет здесь, на вражеской станции, то хотя бы не без причины — она подарила восстанию надежду, и это стоило тысячи жизней. Так надо, твердила Лея про себя, вспоминая что точно так же уговаривала себя потерпеть ту незначительную боль, когда, кажется, порезалась, будучи совсем маленькой, и Дорме, которая не могла оставить ребенка ни на секунду, терпеливо обрабатывала ранку девочки. Сейчас она согласна была тысячу раз разрезать по неосторожности все десять пальцев, лишь бы выбраться из этих вейдеровских казематов. — Что же, принцесса, выбор был исключительно Ваш. — И она почувствовала, как в плечо вонзилась тонкая игла. Лея зажмурилась и сжала зубы. Ей показалось, будто в одно мгновение по всему ее телу растекся расплавленный металл или реки лавы. Жар, моментально заполнивший каждую клеточку тела, приносил томительные ощущения накатывающей волнами боли. Страданием это еще нельзя было назвать, но ощущение приближавшейся агонии заставляло все тело неконтролируемо трястись. Вены изнутри как будто медленно разрывались, а сердце билось слишком быстро, разгоняя по телу не кровь, а жидкий огонь. Принцесса судорожно сжала пальцы, чувствуя как ногти впиваются в кожу, но в тот же миг разжала ладонь, почувствовав, как со следующим ударом сердца все мышцы свело судорогой. Она услышала хлопок и запоздало поняла, что с таким звуком ее тело безвольно упало на жесткий выступ. — Я спросил, где база повстанцев? Органа возвела глаза к потолку, и заметила, как серая комната вдруг заполыхала цветными кругами неестественных оттенков, а картинка стала сворачиваться в причудливые спирали. Голову вело, было тошно, и больно, и жарко, и до омерзения неестественно. Или Лее только так казалось; находясь в плену цветных всполохов, она вдруг услышала чьи-то слова: как из-под толщи воды до нее донесся незнакомый, но мягкий голос мужчины. Впрочем, как бы ни хотела лея услышать, что он твердил, неразборчивый бас Вейдера с приказами, о сути которых Органа могла лишь догадываться, заглушал любые отголоски реальности. Может, Лорд переборщил с препаратом? Перед глазами все плыло, и вокруг заплясали странные черные точки, пришедшие на смену разноцветным галлюцинациям. Словно рой насекомых, они облепляли Лею, кружились вокруг и даже, вроде бы, шипели. Лея хватала ртом воздух, инстинктивно и слабо, одной только рукой, которая чудом еще шевелилась, отгоняла мушек, мечтая об одном: раствориться в их черноте, позволить облепить ее лицо и глаза, чтобы закрыть ее от Вейдера. Он избрал интересную тактику — довести Лею до безумия, а потом выпытать то, что требуется. Интересную, но не действенную: едва ли Лея была настолько слабой, чтобы сдаться от нейростимулятора. Принцесса сильнее сжала зубы, даже до неприятного скрипа, когда тянущая и невероятно сильная боль начала выкручивать ее запястья, пробираясь к ладоням – единственному месту, которое пока чувствовало лишь пламя и нестерпимый жар. Лея вспомнила вдруг, как Дорме однажды рассказывала ей про планету, где есть огненные реки. Она говорила, что кислород там почти выжжен, а кожу неприятно щиплет, когда долго стоишь на открытом пространстве без защитного костюма. Позже принцесса узнала, что такое место действительно существовало в реальности и называлось Мустафаром; благо посещать ее девушке не доводилось. Может, до сегодняшнего дня, подумалось ей в последний миг, когда она ощутила, как ее тело тонула в чем-то слабо осязаемом, но нестерпимо горячем — прямо как лава. — Жарко, — с трудом разлепив иссохшие губы, простонала Лея, теряя контроль над ситуацией и, похоже, саму себя в бездне боли.