За отравленной ядом душой
Digital Daggers — Still here
Падме вытянула руки вперед, едва приоткрыв глаза, и обнаружила, что место Энакина на кровати рядом с ней пустовало. Остатки сна как рукой сняло, и женщина, скинув с себя одеяло, рывком поднялась на ноги. За окном еще не рассвело, даже намека на восход не было: Корусант сиял ночными огнями вывесок и ярко блестел фарами быстроходных каров. Падме, торопясь, натянула на себя халат и выбежала из спальни, протирая руками глаза. Уснуть этой ночью получилось довольно поздно, а потому веки ее слегка припухли и, судя по всему, покраснели, но разве хоть что-то имело значение теперь? В гостиной также было пусто, и женщина теперь не на шутку испугалась. Разве он мог уехать вот так, не попрощавшись? — Ангел? Что-то случилось? — Энакин выглянул из дверного проема, ведущего на кухню, со стаканом воды в руках, и Падме расслабленно выдохнула, называя себя едва ли не дурой. Конечно, он бы попрощался, прежде чем улететь на Кейто-Неймодию. — Ты слишком рано встала. — Мне показалось, что уже утро, — ответила женщина, опуская голову и тут же проводя руками по плечам. — Я имею в виду, что… Ты ведь вновь улетаешь сегодня. — И ты подумала, что я ушел бы без предупреждения? — уточнил Скайуокер и коснулся ее ладони своей, сплетая их пальцы. Женщина, нервно вздохнув, медленно кивнула и вдруг подумала, что в последнее время стала все больше предаваться панике. Это ее, извечно рационально мыслящую и спокойно обдумывающую каждый свой шаг сенатора Амидалу, пугало. Энакин прижался губами к ее макушке, свободной рукой обнимая жену за плечи. — Разве я мог с тобой так поступить? — Нет. Не знаю, — призналась она, прижимаясь щекой к его плечу. — В последнее время я стала чересчур мнительной. Это, наверное, все усталость, Эни. Другого оправдания я найти не могу. — Тебе страшно, — Падме знала, что Энакин не задавал ей сейчас вопрос, но все равно кивнула, при этом убеждая и себя в том, что она боялась. — Все будет отлично, Падме. Это всего лишь очередная миссия, подобная десяткам других. Ко всему прочему, мы с Оби-Ваном уже не раз бывали на Кейто-Неймодии и успешно усмиряли там сепаратистов. Совершенно нечего бояться, слышишь? Амидала, отстранившись, развернулась лицом к широкому окну, открывающему вид на Корусант, и тяжело вздохнула. Она понимала, что Энакин, как и Оби-Ван, его учитель, одни из самых смелых людей в Галактике, что они со всеми задачами справятся, что вновь оба выйдут чуть ли не сухими из воды, но что-то внутри нее — будь то интуиция или паника — неустанно и раздражающе долго стучало по нервам. Что-то, похожее на «не отпускай его». Но что могла она, сенатор, женщина, сделать в этой ситуации? Не могла ведь она у Канцлера и Совета джедаев слезно просить не отправлять мужа на Внешнее Кольцо? Глупо. Падме спиной прижалась к мужу, и его руки тут же обвились вокруг ее талии. — Я боюсь того, что эта война в конечном итоге разрушит меня. Тебя. Нас, Энакин, нашу семью, выпьет без остатка. И смерть — даже не самый страшный исход. Я имею в виду… — Я понимаю, милая, — сказал он, привлекая ее ближе. — Но ты должна верить в то, что скоро все закончится. И мы выдержим, я обещаю тебе. Мы вместе сумеем все преодолеть. — Почему ты так уверен? — А должно быть иначе? — усмехнулся Энакин, целуя жену в висок, но Падме промолчала. Он чувствовал, даже почти слышал, как билось ее сердце, а потому постарался обнять ее как можно крепче. Так, словно я-всегда-буду-с-тобой. — Я уверен, потому что люблю тебя. И что бы ни случилось, я буду тебя любить. Это ли не гарант моего возвращения?***
Дорме попыталась сжать пальцы в кулак, но тут же зашипела от режущей боли и прикрыла глаза, вытирая выступившую сукровицу. Рана на руке, не обработанная еще пару дней назад, начала постепенно воспаляться и теперь приобрела нездоровый малиновый цвет с белесой каймой по краям. Дорме глупой никогда не была, а потому почти со стопроцентной уверенностью могла сказать, что грязь в открытую рану могла попасть запросто, и если заражение крови еще не началось, то начнется в ближайшее время. Стерев выступивший мутноватый экссудат лоскутом нижней рубахи, Дорме со злостью отшвырнула ткань в сторону, и та приземлилась прямо на пыльный остаток кости, который женщина по ошибке приняла сначала за камень. В казематах Хатта было, на удивление, холодно: без плаща, который при нападении Фетта превратился в клочья, Дорме била мелкая дрожь, а зубы ощутимо громко стучали в пугающей тишине ее темницы. Странно, что она была единственной узницей в камерах огромного дворца. Неужели она пока единственная неугодная Великому Джаббе? Словно отрицая собственную догадку, Исис покачала головой. Само собой, такая мысль казалась до ужаса абсурдной и неприемлемой: у Хатта всегда были враги и те, кто мешал его планам, а потому камеры в подземельях должны были кишеть худыми, болезненными и измученными пленниками. Да только вот тихо было. И пусто. Женщина покосилась на гладкую сероватую кость, что валялась у ее ног, и вдруг услышала утробное рычание. Тихое, едва доносящееся до ее ушей, но пробирающее до самых костей. Словно огромный монстр, совершенно неконтролируемый, безумный, кровожадный, только и ждал мгновения, чтобы наброситься на нее, вцепиться в горло и разорвать длинными когтями ее хрупкое тело. Совершенно вовремя, впервые за долгий промежуток, ей вспомнились слова Энакина. Он как-то рассказывал ей о династии Хаттов. Дорме — Падме, конечно — и сама многое о них знала, но Скайуокер описывал правящую Дальними рубежами династию более точно и красочно. Да и потом, у нее не было оснований не верить ему: Энакин рос на Татуине, контролируемой Джаббой планете, а потому многое знал и о нем, и о его порядках. Дорме припомнила легенду о чудовище, которое, по слухам, жило во дворце Джаббы. Ранкор, любимый питомец Хатта, которому тот кощунственно и бессердечно скармливал всех неугодных. И, возможно, Исис ждала та же судьба. Когда в голове Дорме только начал назревать план побега, женщина вдруг услышала шаги. — Дорме Исис, — высокий цереанец с поражающе белой кожей остановился возле ее камеры и слабыми руками отворил засов. — Повелитель желает видеть Вас. — Вот как, — протянула женщина и склонила голову. Она представляла, насколько жалко может выглядеть сейчас: в разорванном белом костюме, с растрепанными вьющимися волосами, испачканная собственной кровью, но силящаяся показать, что несломленная. Впрочем, она всегда так делала, пыталась доказать всем вокруг, что сломать ее невозможно. Дорме едва устояла на ногах, стоило ей только подняться. Она не ела уже около двух суток, а пила последний раз примерно двадцать часов назад. Разумеется, что это сказывалось на организме, который, стоило уже признаться самой себе, становился с каждым годом слабее. — И что же ему нужно? Мог бы и сам спуститься, ему бы только на пользу пошло. — Вы забываетесь, госпожа Исис, — усмехнулся слуга Хатта. — Или лучше назвать Вас «госпожа Наберри»? Вы давно не королева, а потому лишены права приказывать. Тем более, Великому Джаббе. Выходите. Дорме, дернувшись от ставшего не привычным «Наберри», вышла, прихрамывая, из камеры, гордо подняв голову. Она не вполне ясно осознавала, куда идет: цереанец вел ее по извилистым коридорам и нескончаемым лестничным пролетам, от которых голова шла кругом и слегка тошнило. Но недомогание, скорее, было вызвано длительным голодом и нервным перенапряжением, нежели подъемом по крутым ступеням. Дорме облегченно воздохнула, когда мужчина объявил ей о том, что они наконец добрались: Исис тяжело навалилась на стену, откидывая назад голову. Дыхание ее участилось, но, во всяком случае, холода она больше не чувствовала. — Быстрее, — нетерпеливо подогнал ее проводник и, бесцеремонно схватив за запястье, рванул на себя. Дорме неодобрительно зашипела и постаралась выдернуть свою руку из цепкой хватки сильных пальцев. Поначалу показавшиеся ей слабыми, руки цереанца оказались довольно крепкими, что несказанно удивило женщину. И прежде, чем она вновь предприняла попытку вырваться, женщина заметила, что за поясом слуги Хатта висел привязанный комлинк. Возле окна он ярко блеснул начищенной металлической поверхностью, и Исис едва не засмеялась от внезапно настигшей ее удачи. Только настоящий идиот, работая с пленником, настроенным недоброжелательно, оставит средство связи — единственное, возможно, спасение — на расстоянии вытянутой руки от нежелательного лица. Но, видит Великая Сила, именно из-за таких болванов, порой, и получались прекрасные и самые удачные побеги. Увидев Хатта в большом, но темном зале, Дорме скривила губы в ухмылке. А ведь она сразу предсказала действия Джаббы, жадного до денег, еще в первую их встречу. Неспроста он глядел на нее так долго ядовитым янтарем своих водянистых глаз, неспроста усмехался, разговаривая с Соло. Он уже тогда в голове пересчитывал галактические кредиты, которые ему непременно заплатят за нее в качестве выкупа. Женщина сжала кулаки и подняла глаза на замершего в ожидании Хатта. Он хотел, — о, всенепременно желал этого — чтобы Дорме плюхнулась на колени по доброй воле. Но… — Снова прикажете ударить? — насмешливо поинтересовалась женщина, выпрямляя спину. Пресмыкаться перед Хаттом она не могла. Как и позволить себе преклонить перед ним колени. Джабба недовольно зарычал, — и Дорме впервые услышала подобные звуки от представителя его расы — выпуская клубы дурно пахнущего кальянного дыма. — Что Вы, сенатор Амидала, как можно. Мы так долго искали Вас, — забавно, что и Хатт, и Дорме прекрасно понимали друг друга, но говорили каждый на своем языке. Дорме использовала официальный общегалактический, а Джабба, проявляя излишнюю горделивость и непреклонность, — исключительно на хаттессе. Впрочем, беседе это особо не мешало. Дорме склонила голову, не вполне осознав, что имел в виду Джабба. — «Мы»? Вы и Ваши головорезы? Что-то я не припомню даже простой слежки, — улыбнулась женщина, заводя руки за спину. — Плохо работают Ваши наемники. — О, что Вы, мое участие было минимальным. Есть куда более заинтересованные лица, которые готовы заплатить большие деньги за Вас. Живую, разумеется. — Палпатин? Вейдер? — Имперцы слепы и глухи, они до сих пор наивно полагают, что «Матерью Альянса» себя называет Мотма, — вальяжно развалившись на необъятных подушках, пробасил Хатт. Дорме это показалось уже интересным. Если Вейдеру не сообщили о ней, — или, во всяком случае, оповестили о поимке Исис позже, — то назревал вполне резонный вопрос: кто был первым? Женщина хмыкнула, стараясь сохранять маску безразличия, но по спине прошелся неприятный холодок. Не то чтобы она сильно боялась исхода этого извращенного акта о купле-продаже, но, разумеется, и в восторге от него не была. Ведь, признаться честно, Вейдер был самым приемлемым, наилучшим вариантом. — Впрочем, не переживайте, Лорду Вейдеру, без уточнения деталей, правда, о Вашем похищении сообщили. Сразу же после того, как координаты Вашего положения были отправлены моему замечательному другу. Исис нахмурилась. Джаббу едва ли можно было назвать существом дружелюбным, а потому вывод напрашивался сам собой — товарищем он мог назвать только того, с кем он долгое время вел успешные дела. И таких персон в Империи по пальцам пересчитать можно было, причем большинство из них уже медленно, но верно разорялось. Если только не… Дорме затаила дыхание — не испугалась, но удивилась. Так сильно, что кончики ее пальцев словно пронзили тысячи игл, и она вздрогнула. Женщина знала только одного претендента на звание «друга» Джаббы. И уж этот расклад не сулил ничего хорошего. Все, чего касалось квази-дружественное Хатту «Черное Солнце», заканчивалось плачевно, и Дорме знала это наверняка. Вопрос в другом: зачем Ксизору и его преступному королевству. «Солнце» было отдельной державой, почти нейтральной стороной, поддерживающей поочередно то одну сторону Гражданской войны, то другую — смотря, какое сотрудничество выгоднее. Дорме не отрицала, что Альянс несколько раз закупал оружие у Ксизора, но предпочитала лишний раз не вспоминать временное сотрудничество с самым известным принцем в преступном мире. — И зачем же Вашему другу гувернантка принцессы с маленькой планетки, от которой только легенды остались да пояс астероидов? — Не прибедняйтесь, госпожа Наберри. Вы, должно быть, знаете, что память у меня отменная, — растянул Джабба, и его большие, кислотные глаза блеснули в полумраке зала. — И хочу непременно напомнить, что Вы далеко не простая гувернантка юной Органы, а бывший сенатор, негласный глава Альянса повстанцев и, что самое ценное в Вашем досье, по-прежнему законная супруга Энакина Скайуокера… — А Вы, должно быть, знаете, — прервала его Дорме, складывая руки на груди, — что мой муж погиб почти двадцать лет назад от рук Лорда Вейдера. — Какая фигуральная интерпретация, — прогудел смех Хатта, и женщина склонила голову. — Эту сказку Вы рассказывали своей подопечной? О, или стоит ее все же открыто называть Вашей дочерью? В любом случае, нерасторгнутый брак с Вейдером только увеличил Вашу цену. В прямом и переносном смысле. Это звучало грубо, негуманно и совершенно жестоко. Дорме сейчас в полной мере почувствовала себя товаром, расходным материалом или, возможно, рабом. В любом случае, никаких козырей в рукаве у нее сейчас не сталось: Исис для Джаббы была словно открытая книга, которую он знал едва ли не наизусть. Женщина, впрочем, не могла сказать, откуда Хатт почерпнул такой объем информации о ее жизни, но ее совершенно не удивила такая осведомленность. Просто для Джаббы не существовало такого понятия, как «секрет», и это стоило принять, как данность. Хатт знал все. И использовал всю нужную ему информацию максимально продуктивно. — То есть, я интересна Ксизору исключительно как жена Лорда Вейдера? — уточнила Дорме. Джабба в ответ медленно склонил массивную голову, плавно и незаметно переходящую в туловище, а Исис чуть не топнула ногой от досады. Каким образом Вейдер, не контактируя с ней, без малого, уже больше десятка лет, все еще становился причиной всех ее бед? Женщина глубоко вздохнула, успокаиваясь, и уверенно подняла голову, улыбаясь. — Позвольте угадать. У них старые счеты, верно? — Исключительная точность, госпожа Амидала, — Дорме непомерно раздражала манера Хатта неуместно и часто упоминать ее прежнее — настоящее, ситх бы его побрал, — имя. Для Исис оно, как и амулет, вырезанный из дерева джапор, было словно бесценной частью ее единственного сокровища, ее прошлого, и неустанно помогало держаться на плаву, не сходя при этом с ума. Возможно, только оттого, что в глубине души — очень-очень глубоко, так, что не вспомнить, не дотянуться — она знала, что Дорме Исис не существовало в мире уже почти двадцать лет; жила только Падме Наберри под ее именем, открещивающаяся от своего происхождения, убеждений и, прежде всего, какой бы то ни было связи с Лордом Ситхов. С Энакином, поправила себя Дорме, вспоминая размытые недолговечной памятью черты любимого, которые, правда, тут же заливала дегтярной чернотой тьма устрашающей маски. — Меня совершенно не волнуют мотивы моего дражайшего друга. Важнее то, сколько денег он готов предоставить за живую и вполне здоровую жену Вейдера. Дорме прекрасно знала, зачем она нужна Ксизору живой и здоровой. Это было так же очевидно, как и то, почему принц решил действовать через нее. Пытая, возможно, единственного дорогого Вейдеру человека в Галактике, — хвала Силе, Лею или Люка им достать не удалось — можно добиться двух исходов, сливающихся, впоследствии в один: гнева Вейдера и его чрезмерной жертвенности. Он скрепя сердце согласится на все ультиматумы главы «Черного Солнца», грозясь смертью тяжелой и мучительной, только чтобы Исис жива осталась. Женщина, поразмыслив жалкие секунды, нахмурила брови. — Прошло двадцать лет, смею напомнить, — неспешно начала она, ожидая последующей реакции Хатта. — Я даже не смею надеяться на то, что по-прежнему представляю некую важность для Лорда Вейдера. — Мальчишка любил Вас, этого вполне достаточно. — Вы до смешного легко соединяете образы Дарта Вейдера и моего мужа. Позвольте заметить, что это глупо, — улыбнулась Дорме. — Это совершенно разные люди, и Вейдер… — Принимает поспешные решения, действует импульсивно и остается таким же самоуверенным, даже сменив имя, — закончил Джабба, крутя в руках большого объема бокал, алкоголя в котором уже не осталось. — Девочка моя, Вы забываете, что на этом свете я живу дольше, чем Вы, чем Вейдер, чем Ваш деспотичный безумец-император. Вместе взятые, госпожа сенатор, и, поверьте мне, Лорд Главнокомандующий — далеко не первый человек в истории Галактики, который за маской зла скрывает истинную сущность. Он все тот же мальчишка. Более опытный, возможно, и жестокий. Не то чтобы Дорме уважала мнение Хатта, не то чтобы прислушивалась к его словам, но смысл в произнесенной им фразе определенно был. Может, Исис сама хотела верить, что Энакин все же не погиб и по-прежнему живет внутри жестокого и беспощадного Лорда Тьмы, временно похороненный под тяжестью одиночества, разочарования и давления Палпатина. И если заточение и угроза жизни Дорме в перспективе могли бы вызволить родного и светлого Энакина из недр гниющей души Вейдера, то женщина готова была потерпеть временные неудобства. С другой стороны, вдруг подумала Исис, зажимая саднящую ладонь в кулак, если она хотела достучаться до Скайуокера, который, несомненно был нужен если не ей, то Восстанию, самой Дорме следовало вспомнить, каково быть Падме Амидалой. И это казалось гораздо труднее, нежели спланировать побег самостоятельно. — Отчего бы Вам тогда сразу не связаться с Вейдером? Уверена, он заплатит не меньше за мою голову. — Как грубо, — наигранно-возмущенно ответил Хатт, махнув грузной лапой, а потом вдруг сладко улыбнулся. — Дорогая моя Падме, столько денег, сколько предложил принц, не заплатит даже Палпатин, что и говорить о Вейдере. Поэтому прошу Вас подготовиться ко встрече с моим дорогим другом. Хотя бы морально. — Это все, что Вы собирались мне сказать? — равнодушно уточнила женщина, демонстративно глядя прямо в раскосые глаза гуманоида. — На деле, да, — согласился Джабба, покосившись в сторону забившихся в самый угол танцовщиц. — Скажем, мне было скучно. Свободны. После того, как Хатт махнул рукой, цереанец развернулся к выходу и кивком приказал Дорме следовать за ним. Для Исис, признаться, не было ничего хуже слепого подчинения воле другого существа. Будь это хоть простой слуга, хоть король всего преступного мира в Галактике — все едино. Но Дорме, увы, была не в том положении, чтобы командовать и диктовать свои условия. Хотя она, конечно, силилась делать это, однако старая привычка толку не приносила никакого — цереанец по-прежнему оставался глух ко всему, что говорила пленница его Господина. Зато комлинк за его поясом все так же задорно блестел в лучах солнц, когда Дорме и ее надзиратель проходили мимо вытянутых узких окон дворца. Женщине, впрочем, даже не составило особого труда незаметно его вытащить и тут же упрятать во внутренний карман своего жакета, а достать уже в самой камере, после того, как цереанец покинул подземелья. Оставалось надеяться, что ей удастся настроить устройство на их личный канал связи с дочерью.***
Вейдеру пришлось терпеть в его личном шаттле компанию из взбалмошной принцессы, контрабандиста и вуки, пока те добирались до его резиденции в Имперском Центре. Лорд Ситхов понимал, насколько рискованно было привозить в столицу девчонку, но отчего-то, даже спустя почти двадцать лет, аргумент «это все ради Падме» действовал безотказно. Это его в какой-то мере пугало: у ситха не должно было быть слабостей. Как и у джедая, в этом убеждения диаметрально противоположных пользователей Силы были похожи. Вейдер сжал кулаки и посмотрел на Лею, вновь спорящую с заносчивым попутчиком. Оба определенно стоили друг друга, но принцессе чаще, как заметил Темный Лорд, удавалось заткнуть Соло. — А я тебе повторю в сотый раз, если ты не расслышала предыдущие девяносто девять: как только мы спасем твою маменьку, Ваше безрассудное Высочество, то вы и следа моего не увидите. — Ой, напугал, Соло! — воскликнула девушка, соскакивая с места и нависая над контрабандистом. — Можешь катиться хоть сейчас, тебя никто не держит. Пожалуйста, весь Центр для тебя. С чего это у тебя такое рвение помочь Дорме? — Святая женщина она, в отличие от тебя. Ты хоть раз слышала, чтобы она вот так орала на меня? Может, Чуи, ты слышал? Нет? Поучись сдержанности, принцесса, ты слишком агрессивна для политика. — А ты слишком… — принцесса явно не могла оставить последнюю реплику Соло без ответа, но ее отвлек протяжный писк комлинка. Лея нахмурилась и пару секунд смотрела на устройство связи в своей руке прежде, чем принять вызов. — Я слушаю. — Лея? Лея, это ты? Вот уж от кого не ожидала получить сообщение. Что за срочное дело, сенатор? — Не терпящее никаких отлагательств. Где мы можем встретиться?