Счастье наяву

Pov. Сэхун Апрель в этом году радует хорошей погодой. Уже третий день подряд температура превышает пятнадцать градусов по цельсию и с каждым днём становится всё выше. Сад во внутреннем дворе больницы уже совсем зелёный, поэтому большие короны деревьев могут служить укрытием от солнца в такую жару. Этим и пользуемся мы с Лухан-хёном, устроившись на скамейке под одним из многочисленных деревьев больничного сада. Он уже почти восстановился после аварии, гипс с ноги был снят, поэтому ему недавно было разрешено выходить на улицу и совершать недолгие прогулки. Ему всё ещё нельзя долго ходить, чтобы не тревожить травму, поэтому мы чередуем ходьбу и отдых на скамейке. Дав хёну отдохнуть, я помог ему подняться и мы продолжили нашу прогулку. Я сопровождал его везде, придерживая за руку. — Хун-а, я же не инвалид, я сам могу идти! — ноет хён. — И моя нога уже совсем не болит. Я даже попрыгать могу, смотри… — Я тебе сейчас так попрыгаю! Врач же ясно сказал, никаких нагрузок! Моя бы воля, я бы тебя к кровати привязал до полного выздоровления! — Врач запретил нагрузки, но так же посоветовал дышать свежим воздухом! Или ты собрался запереть меня в душном помещении? — Свежим воздухом можно дышать и через открытое окно. Всё, прекращай этот детский сад, хён! Я буду помогать тебе, хочешь ты этого или нет. Хён тяжело вздохнул, но не стал отвечать. Понял, наконец, что со мной спорить бесполезно. — Когда меня уже выпишут? — спрашивает хён. — Какой «выпишут»? С ума сошёл? Тебе только на днях гипс с ноги сняли, куда ты собрался? Не ступишь за порог больницы, пока полностью не восстановишься. — Восстанавливаться можно и дома! — Всё, молчи, здоровее будешь. — Это угроза? — Именно! Пошли уже в палату. Стой, не опирайся на ногу! Опирайся на моё плечо, хён, — придерживаю Лу-хёна за талию и веду в сторону входа. — Да я сам дойду! Хватит уже носиться со мной! — неожиданно для меня кричит хён и скидывает мои руки. Я вздрагиваю и отступаю на шаг. Чувствую, как нижняя губа дрожит. — Чего ты кричишь на меня? — дрожащим голосом спрашиваю я. Вдруг стало так обидно. Я тут стараюсь ради него, помогаю во всём, чтобы он лишний раз не двигался и не напрягал больную ногу, а он…он… Чувствую, что сейчас из глаз потекут слёзы и поспешно отворачиваюсь от хёна, но меня хватают за руку и, развернув обратно, сразу прижимают к груди, крепко обнимая. — Прости, Сэ… Я не хотел кричать на тебя. — Но накричал, — всхлипываю. — Да, и теперь сильно жалею об этом. Прости, — правая рука хёна ложится мне на талию, пальцы левой он запускает в мои волосы, нежно гладя кожу головы, а губами касается моего виска. — Я не обиделся… — Мне-то не ври. Я тебя как облупленного знаю, — Лухан тихо смеётся, опаляя мою щёку своим дыханием. — Если тебе не нравится, что я с тобой везде таскаюсь, так бы и сказал. Не хочешь видеть меня рядом, я понимаю. Я, наверное, надоел тебе уже за этот месяц. Но не обязательно на меня кричать. — Стой-стой! Опять ты себе всякий бред надумал! Мне не нравится не то, что ты рядом, меня наоборот это радует и я тебе очень благодарен! Мне не нравится то, что ты, словно курица наседка, носишься со мной, кормишь, помогаешь ходить, как будто я сам этого делать не могу! Просто будь рядом, Сэ, мне этого достаточно. «Я нужен ему» — проносится у меня в голове, и я киваю, поднимая взгляд на хёна. Он смотрит мне прямо в заплаканные глаза. — Знаешь, в такие моменты я вспоминаю шестнадцатилетнего тебя. Тот день, когда я впервые сказал, что люблю тебя. Слёзы на глазах, а в глубине этих глаз искорки счастья. В голове сразу возникает картинка того дня, самого счастливого в моей жизни. Мы тогда остались в комнате для практики одни. Хён попросил меня помочь ему с некоторыми движениями, хотя я видел, что он справляется и сам, да ещё и лучше меня выполняет эти движения. Но мне было не трудно, тем более, мы давно не оставались наедине, а тогда выпал шанс провести пару часов со своим парнем. Когда все вышли из комнаты для практики и мы остались вдвоём, я робко поинтересовался у хёна, что именно у него не получается. Тогда он и раскрылся. Сказал, что ему нужно было остаться со мной вдвоём, а после неловкого молчания начал нести какую-то чушь и произнёс эти три заветных слова. На тот момент нашим отношениям было чуть больше двух месяцев. Я тогда разревелся как девчонка и, пребывая в культурном шоке, осмелел и тоже признался ему. Хён тогда ещё долго успокаивал меня, прижимая к своей груди и повторяя слова любви снова и снова. Задумавшись, я не заметил, как он переплёл наши пальцы и повёл меня в свою палату. Затолкав меня в помещение, он запер дверь на замок и стал приближаться ко мне. — Хён, что ты… — Я хочу тебя, — шепчет он мне прямо в губы, а после целует, сразу проникая языком в мой рот. Через какое-то время он отстраняется от моих губ с мокрым, пошлым звуком и валит меня на больничную койку, нависая надо мной. — Что, прямо здесь? — Здесь и сейчас. — Нет, думаю, пока нужно повременить с сексом. — Чегооо? Сэхун, ты не понял? Я. Хочу. Тебя. — Я понимаю. У нас давно не было близости и я соскучился по твоим прикосновениям, — чувствую, как щёки алеют. - Но ты… - …не до конца восстановился. — Именно! Тебе нельзя делать резких движений. — Тогда сделай всё сам, — вскрикиваю, когда Лу-хён подхватывает меня под попой и переворачивает таким образом, что я оказываюсь сверху. Лухан ведёт бёдрами и я краснею, когда понимаю, что мне в бедро упирается что-то твёрдое. — Невозможно сдерживать себя, когда ты рядом, — его правая рука сжимает округлую половинку. — Я итак долго терпел, поэтому позволь мне, наконец, насладиться тобой. Ты ведь и сам этого хочешь, я чувствую, — левая рука ложится на мой пах, поглаживая бугорок. Смотрю куда угодно, но только не ему в глаза и, коротко кивнув, принимаюсь за дело. Дрожащими пальцами я начинаю расстёгивать пуговицы на больничной рубашке Ханя. Медленно, одну за другой, я вытаскиваю мелкие пуговички из петелек. На секунду перевожу взгляд со своих дрожащих пальцев на хёна и замечаю его похотливый взгляд. Чувствую, что краснею. — Чё вылупился, животное? — отвожу взгляд в сторону. — Мы уже не первый год встречаемся, но ты каждый раз неизменно краснеешь. Я обделял тебя вниманием всё это время? — серьёзно спрашивает хён. — Нет. Просто… не смотри ТАК, — я специально интонацией выделяю последнее слово. — Как? — Так, что я чувствую себя шлюхой, готовой отдаться тебе, даже несмотря на то, что в любую минуту сюда может кто-то зайти. — Ты не шлюха. Ты только мой, я не против, чтобы ты отдался мне. Не переживай, я же запер дверь, сюда никто не войдёт. — Ещё бы ты был против. Один секс в голове! — расстёгиваю последнюю пуговицу и распахиваю полы рубашки. — Только не делай резких движений. — Боже, Сэ, сделай уже это! — Помолчи, хён. Я волнуюсь между прочим! Не мог бы ты не смотреть? — Мне отвернуться? Или лучше выйти? — Просто заткнись, — не дожидаюсь, пока хён начнёт возмущаться. Вместо этого сразу беру в плен его губы. После продолжительных ласк наших языков друг о друга, я разрываю поцелуй и, облизав нижнюю губу Лу-хёна, я спускаюсь к острому подбородку, прикусывая его. Хён улыбается и зажмуривает глаза от удовольствия, а его руки сжимают мою задницу. Перехожу на шею и засасываю острый кадык. Покусываю нежную кожу на шее, после проходясь по местам укусов мелкими поцелуями. Отодвигаю мешающую ткань рубашки с его плеча и кусаю, обновляя свою 'метку'. — Мой маленький вампирёныш, — шипит Лу-хён. — Только не говори, что тебе это не нравится, — сажусь на бёдрах хёна и любуюсь проделанной работой. — Не буду, — говорит хён и ждёт моей реакции, которая не заставляет себя ждать. — Эй! — легко ударяю его по крепкому прессу. — Не буду, потому что мне это нравится, — хён резко подаётся вперёд и целует меня. Страстно сминая мои губы, языком во всю хозяйничая у меня во рту. А я и не против. Одной рукой обвиваю его шею, а пальцы второй запускаю в отросшие волосы хёна. Отвлекаюсь на поцелуй и прихожу в себя после того, как чувствую спиной мягкую поверхность. Меня снова целуют. — Ммм, хён, — разрываю поцелуй и ощущаю, как болят мои губы. — Я же сказал, что сам всё сделаю. Но меня не слушают. Футболка, которую я позаимствовал у хёна, летит куда-то в сторону окна в мгновение ока, а жаркие губы уже во всю изучают мою шею, грудь, живот и спускаются к резинке боксёров, выглядывающей из-под джинсов. Не теряя времени, хён вытряхивает меня из джинсов и отправляет их в полёт вслед за футболкой. Я остался в одних лишь синих боксёрах, но на Лу-хёне всё ещё висела расстёгнутая рубашка и штаны. Но как будто услышав мои мысли, он стал поспешно раздеваться. Скинув последний элемент своего гардероба, а именно боксёры, он снова обратил своё внимание на меня. — Я голоден, Хунни. Очень голоден, — с плотоядной улыбкой говорит он и забирается на кровать, устраиваясь у моих раздвинутых ног. Меня начинает трясти, когда он проводит широкими ладонями по моим рёбрам, талии и бокам, сжимает в руках ягодицы, после поглаживая. Одна его ладонь проходится между двумя половинками, и пальцы легко касаются колечка мышц, а второй он обхватывает мой член, проводя от основания до истекающей смазкой головки. От этих действий я тихо постанываю, а всё моё тело дрожит. Он давно не касался меня так. Слишком приятно. — Такой чувствительный. Мне это нравится. После началось настоящее безумие. Он касался меня везде, целовал каждый участок моего тела и оставлял метки. Когда я почувствовал губы хёна на своём члене, у меня внутри взорвался фейерверк разных чувств. Язык ласкал чувствительную головку и было так хорошо, а когда он резко заглотил мою плоть и его губы сомкнулись у основания, я не выдержал и до хруста выгнулся в спине. Медленно. Слишком медленно он ласкал меня языком и губами. Я извиваюсь под ним, как змея, только от этих ласк. Не могу больше терпеть. Хочу его в себе. Но не могу и слова сказать. С моих губ слетают лишь пошлые стоны и рваные вздохи. — Х-хён… — он продолжил ласкать головку моего члена языком и посмотрел на меня. — Я сейчас... чёрт! Пожалуйста… возьми меня уже! — он оторвался от моего члена и с усмешкой посмотрел на меня. — Недавно ты был против секса. — Заткнись и сделай это уже! — Как скажешь, детка, — грубо стиснув мои бёдра, он притянул меня ближе. От его пошлого 'детка' внизу живота стало сладко тянуть и с моих губ сорвался очередной несдержанный стон. Люблю, когда он такой во время секса. Наглый, дерзкий и немного грубый. Когда он ввёл в меня сразу два, смазанных в невесть откуда взявшемся креме, пальца, стало очень больно и я вскрикнул. — Больно… — всхлипываю я. — Прости, — хён стал целовать внутренние сторны моих бёдер. — Потерпи немного, — вся его дерзость испарилась в секунды. Ещё одно его хорошее качество: он может остановиться, не переходя границы дозволенного. Он растягивал меня мучительно долго и аккуратно, смотрел мне в глаза, следя за моей реакцией. — Всё хорошо? — спрашивает Хань, свободной рукой касаясь моего лица. Я только киваю со слезами на глазах. В его действиях столько нежности, и этот идеальный, во всех смыслах, мужчина — мой! Закончив с растяжкой и смазав свой член всё тем же кремом, хён стал потихоньку погружаться в меня. Когда он был наполовину во мне, я, тяжело дыша, сцепил дрожащие ноги за его спиной, прижимая к себе и заставляя войти глубже. Тяну хёна за шею и целую. — Двигайся, прошу, — шёпотом, прямо в губы. Чувствую, как член почти полностью выходит из меня, а после резкий толчок. Кусаю ладонь, чтобы заглушить крик. С каждым толчком темп ускорялся, поэтому теперь хён активно втрахивал меня в белые больничные простыни, уткнувшись мне в макушку и постанывая, а я мог лишь стонать ему в шею, чтобы хоть как-то приглушить стоны. Крышесносный оргазм накрыл меня с головой после очередного толчка и я кончил, кусая плечо Ханя, заглушая слишком громкий стон. С громким рычанием он кончил в меня секундой позже, разливая тепло по всему моему телу. Он двигался во мне ещё какое-то время, а после покинул моё тело, лёг рядом и притянул моё несопротивляющееся тело к себе, крепко прижимая к груди и целуя мокрый от пота лоб. — Не расслабляйся, хён. Мы не дома, — слабо толкая его в грудь, шепчу я. — Вставай! — тормошу его, хотя и сам не имею сил подняться. — Ага, — пробормотал Хань и лишь крепче стиснул меня в объятиях. Я решил бросить это дело, ибо и сам не горел желанием сейчас что-либо делать. Поэтому, положив голову на грудь хёна, я уснул.

***

Проснувшись от лёгких поцелуев, покрывающих моё лицо, я пытался ещё некоторое время притворяться спящим, но улыбка, невольно появившаяся на моих губах, выдала меня. Хён тихо хихикнул, но целовать меня не прекратил. Я открыл глаза и заметил, что он уже одетый. — Ты чего в одежде? Когда успел? Я же вроде недолго спал… — Недолго? Ты проспал пять часов! Я даже на процедуры успел сходить, вернулся, а ты всё ещё спал, как принцесса, — он приблизился ко мне и хотел было поцеловать, но я оттолкнул его. — Ты чего, Сэ? — Ты выходил из палаты и оставил меня здесь? Одного и абсолютно голого? С ума сошёл? А если бы кто-нибудь зашёл? Хён! — бью его кулачком в грудь и натягиваю тонкое одеяло до носа. — Успокойся. Никто бы не зашёл сюда, даже если бы очень захотел. Я запер дверь. Сказал медсёстрам, что ты спишь и попросил тебя не беспокоить, — он примирительно улыбается и я расслабляюсь. Внезапно мой взгляд падает на часы на стене. — Блин, хён! Уже так поздно! Не мог раньше разбудить? — Но ты так сладко спал, у меня рука не поднялась. — Ащщ! — Да ладно тебе, оставайся. Не в первый раз же, — Хань обвивает мою талию руками, не позволяя подняться. — Нет. Мне нужно помыться. И переодеться, — я расцепил его руки и, подорвавшись с кровати, взглядом стал искать свои вещи и, найдя их аккуратно сложенными на стуле, поспешил одеться. Слушая тихие смешки и пошлые комментарии хёна насчёт моей пятой точки, я путался в своих же ногах и очень долго не мог попасть ими в штанины. Наконец, я справился с одеждой и придал себе человеческий вид. Почувствовав руки хёна на своей талии, я улыбнулся. — Ты придёшь завтра? — спросил он, уткнувшись носом мне в плечо. - Конечно! Что за глупый вопрос? — Я счастлив! Приходи к двенадцати. — Э? Почему так поздно? — я развернулся в его объятиях и посмотрел ему в глаза. — Я буду готов к двенадцати, — я получаю поцелуй в губы. — В смысле 'готов'? Я не понимаю… — Меня выписывают, Сэ! — счастливо произносит он. Но видя мою реакцию, меняется в лице. — Ты не рад? — Рад конечно, хён! Очень! Но немного волнуюсь за тебя. Ты точно до конца восстановился? — беру его лицо в ладони и заглядываю в глаза. — Разве я тебе это сегодня не доказал? — на губах пошлая улыбка, а в глазах черти пляшут. Я лишь закатываю глаза. — Я серьёзно. Что сказал доктор? — Сказал, что я полностью восстановился и могу ехать домой. — То есть, ты полностью здоров? — Именно! — Хён, я так счастлив! Что тебе приготовить? Хочешь чего-нибудь особенного? — Тебя хочу. — Ладно, сам решу, — пока Хань не успел опомниться, я целую его в щёку и, попрощавшись, быстро выбегаю за дверь. Пока я спускался по лестнице, мне на телефон пришло сообщение. От хёна. «Ничего не нужно готовить. Прими душ и ложись спать. Люблю тебя!» Ответом ему было короткое «Хорошо» и сердечко рядом. Мысленно даю себе подзатыльник. Когда я стал таким? Не найдя ответа на этот вопрос, я направился домой. Уже дома, приняв душ и съев поздний ужин, лёжа в постели, я думал о том, что уже завтра буду засыпать здесь рядом с Луханом. А пока я шлю ему короткое сообщение, в котором желаю сладких снов, а в ответ получаю множество красивых пожеланий на ночь и бесчисленное количество признаний в любви. Всё-таки хён такой романтик! Читаю всё от начала до конца и с улыбкой кладу телефон под подушку. Уже завтра мне будет не так одиноко засыпать здесь, а пока придётся потерпеть. С мыслями о завтрашнем дне я уснул.