Счастье наяву

Pov. Сэхун Когда хён ударил меня, я почувствовал жгучую обиду. Я даже не понимал за что, ведь всё было хорошо, когда мы вернулись из студии. За шесть лет, что мы вместе, он никогда прежде не поднимал на меня руку. Даже во время наших самых громких ссор, когда я вёл себя, как стерва, и явно заслуживал этого, он мог не сдержаться и только лишь сжать мои запястья и встряхнуть меня посильнее, чтобы в себя пришёл, и то он сразу же извинялся, чуть ли не на коленях прощения просил. Когда он начал трясти у меня перед глазами этой треклятой пачкой, я всё понял и готовился, если что, получать ещё. Но хён не стал больше бить меня. Уверен, он и в первый раз не хотел меня ударить, злость взяла над ним верх. Я не могу сказать, что на сто процентов заслужил этого, ведь из-за хёна я стал таким. Но нельзя отрицать то, что и моя вина здесь есть. Многие предлагали мне помощь, поддержку и жилетку, если захочется поплакать, но я же гордый, поэтому я посылал их со своей помощью и поддержкой, а вместо чужой жилетки была собственная подушка, в которую я полночи плакал, а остальное время обнимал. Я сам отгородился от людей, которые готовы были мне помочь, и выбрал не лучший способ облегчить боль. И с чем я теперь остался? Снова с болью в груди и в одиночестве. Хён сказал не ждать его сегодня, но куда он пошёл? Идти на его поиски бесполезно, ведь искать хёна в городе подобно поиску иголки в стоге сена, а телефон он не взял. Я спускался на парковку и не обнаружил там его машины, и это значило то, что он уехал на ней. Надеюсь, он знает, что делает и с ним ничего не случится. Внешне он был спокоен, но кто знает, что творилось у него в душе? Точно не я. Это только хён может читать меня, как открытую книгу. Время ещё только девять вечера, а хён говорил про то, чтобы я не ждал его сегодня. До завтра осталось три часа, так что подождём. Я не смогу уснуть, пока не узнаю, где хён и что с ним. Устраиваюсь в гостиной на диване и жду. Но хён не вернулся через три часа. Было уже за полночь, но я решил подождать ещё немного, но напрасно. Он не вернулся и через час, и через два, и даже когда солнце уже начало подниматься из-за горизонта, его всё не было. Я уснул на этом же диване в гостиной в районе семи часов утра, но трель дверного звонка заставила меня вновь проснуться. На часах было уже десять утра. Я подумал, что, возможно, это хён вернулся, поэтому побежал открывать. Но это был не он. — Ваша посылка из Кореи! Распишитесь и получите, — я совсем забыл про это. — Да, хорошо, — расписываюсь и уже через десять минут вся прихожая заставлена коробками с моими вещами. Закрыв дверь за курьерами, я ещё с минуту стою в прихожей. — Где его носит в такое время? Мне не остаётся ничего, кроме как пойти обратно в гостиную и продолжать ждать. Ожидание мучительно. Прошёл всего час, а мне кажется, что прошла уже вечность. Решаю, что лучше всего сейчас уснуть. Так и время быстрее пролетит, и я хоть немного посплю. Но мой сон был беспокойным. Я просыпался раз пять за всё время. Походил по комнате, обошёл квартиру и снова пытался уснуть. Окончательно проснулся я в девять вечера. Ещё раз обошёл квартиру, убедился, что хёна нет и снова расстроился. Я позвонил Лао Гао, чтобы узнать, не заезжал ли Лухан-хён к нему. Но тот сказал, что не заезжал, но зато позвонил. — С какого телефона он звонил? Что он сказал? Он был расстроенным? По ту сторону трубки долго молчали, но потом послышался вздох и Лао Гао заговорил. — Я не знаю, можно ли говорить тебе об этом, потому что он себя никак не выдавал, но я скажу. Просто чувствую, что ты весь на нервах. — Не то слово, я себе места не нахожу! — Он предупредил меня, что не появится в студии дня два-три. Сказал, что у него какие-то дела. А звонил с незнакомого мне номера, возможно, из отеля. — Невозможно, он не взял бумажник. — Возможно, он взял кредитку в студии. — Точно. И всё? Это всё, что он сказал? — Всё. — Ясно. Спасибо! — Сэхун, скажи, что у вас произошло? Что-то серьёзное? — На этот раз очень серьёзное. Если быть короче, то хён нашёл у меня сигареты. — Ты куришь? — удивлённо кричит в трубку Лао Гао. — Нет! Уже нет. Это было давно, я не курил с тех пор, как приехал в Китай, но, видимо, в толстовке, которую я надел ещё в Корее, осталась пачка. Я и забыл об этом, а хён, когда начал стирать одежду, нашёл её. И… В общем, он сильно разозлился и… — Он бил тебя?! — Нет-нет! Нет, гэ, не подумай! — мой голос снова задрожал, и человек на линии сразу всё понял. — Он тебя бил, — уже утверждал Лао Гао. — Не то, что бы бил… Шлёпнул по губам разок, — когда вспоминаю о том, как хён ударил меня, глаза начинают щипать подступающие слёзы. — Я заслужил, конечно, но в том, что я вообще начал курить, есть и его вина! Я же… Я… — снова плачу. — Не плачь, он не хотел тебя бить. Я его хорошо знаю, ведь именно я был с ним, когда вы ссорились, поэтому могу с уверенностью сказать, что он ненавидит себя из-за того, что поднял на тебя руку. — Я з-знаю… Поэтому-то я и переживаю, как бы с ним на этой почве опять что-нибудь не случилось. — Не трать нервы. С ним ничего не случилось, он звонил мне буквально часа три назад и был жив и здоров. — Ладно, уговорил! Спасибо тебе, я, наверное, отнял у тебя много времени и мне немного неудобно, что позвонил так поздно. Передавай привет жене и дочке! Спокойной ночи! — Обязательно! Спокойной! Звони, если что. — Хорошо, спасибо! Пока. Сбрасываю вызов и снова иду в гостиную. Лао Гао меня немного успокоил, но некоторое волнение всё ещё осталось. Живот громко урчит, но мне в горло кусок не лезет. Да и душ нужно принять, а то я со вчерашнего вечера не мылся. Я пробыл в ванной около часа. Мне захотелось расслабиться, ведь от того, что я был в напряжении целые сутки, я чувствовал слабость. Поэтому, набрав в ванну воды, я погрузился в горячую воду, чувствуя, как потихоньку возвращаюсь к жизни. Расслабленный после душа, я почувствовал сонливость, поэтому завалился прямо на диване в гостиной и незамедлительно уснул.

***

Выспавшись, я вновь проснулся. Часы показывали одиннадцать утра. Хёна нет уже второй день, и я уже не надеюсь, что он вернётся хотя бы сегодня. Возможно, ему нужно время, чтобы всё обдумать. А я подожду, я привык ждать его. Но, кажется, жить в ожидании мне не придётся. Как только я выхожу из гостиной, в которой спал два дня, на глаза попадаются кроссовки хёна, которых точно вчера здесь не было. Плюс свет в прихожей горел, хотя я точно помню, что выключал его. Это точно хён! Первым делом иду в спальню. Резко распахиваю дверь, от чего она громко ударяется о стену, но хёна тут нет. Расстроенно вздыхаю. Сразу появляется желание уйти из пустой и холодной спальни, стены который начинают давить на меня. Нет желания находиться здесь ни минуты. Пока хён лежал в больнице, я спал здесь, хоть сон и был беспокойным. Но в те моменты меня очень успокаивал запах хёна, которым пропитались наволочки на подушках, а сейчас даже это не может мне помочь, ведь тонкие нотки аромата с ткани ничто по сравнению с тем, когда вдыхаешь запах прямо с тела своего мужчины. Ещё раз обвожу взглядом пустую комнату и, резко развернувшись, утыкаюсь носом в крепкую грудь, обтянутую тонкой тканью футболки. Родные руки сразу заключают в объятия, а я вдыхаю естественный запах хёна с запахом геля для душа полной грудью, но всё равно не могу надышаться. С трудом, но улавливаю тонкие нотки алкогольного запаха и поднимаю глаза на хёна. Уставший взгляд, глаза с полопавшимися капиллярами, тёмные круги под глазами, двухдневная щетина… Так и хочется спросить, где он был и что делал, но его вид так и кричит о том, что он все два дня заливал в себя алкоголь. Причём, самый крепкий. Я смотрю на него, а он, в свою очередь, смотрит на мои губы, ранее разбитые в кровь. Сейчас же ранки покрылись корочкой засохшей крови, а местами губы были покрыты синяками. В его глазах проскальзывает сожаление и вина. — Сэ, мне… — Не говори это! - …так жаль! — Просил же, не говори! — Боже, мне действительно жаль! — Прекрати! — Нет, Хун-а! За это, — он кладёт ладонь на мою щёку, большим пальцем невесомо касаясь разбитых губ, - …я буду просить у тебя прощения до конца жизни! — Хён… — Сэ, чёрт возьми! Ты не заслуживаешь такого отношения! — кричит Лу-хён, и я вздрагиваю всем телом и делаю шаг назад так, что между нами появляется расстояние, но сильные руки не позволяют полностью отстраниться, обвив за талию. — В том, что ты стал таким, виноват только я, поэтому я не должен больше такого допускать. И в этом нет и процента твоей вины! Я обещал тебе тогда, в Сеуле, в нашей квартире, что больше не заставлю тебя плакать, а если и будешь плакать, то только от счастья. Прости, я не сдержал обещания… Снова. Я уверен, что ты пролил море слёз, пока я лежал в больнице, а сразу после моей выписки… Вечером того же дня я заставил тебя плакать. И это невыносимо, Сэ. Смотреть на твои слёзы, причина которых я — невыносимо! — он берет моё лицо в свои ладони и смотрит мне прямо в глаза. — Я всегда давал тебе ложные надежды. Просил ждать и не приезжал, говорил, что никогда не брошу и бросил. Я хотел, чтобы ты и твоё сердце принадлежали мне, и ты отдал мне всего себя, готов был идти за мной хоть на край света, ты даже бросил любимое дело из-за меня, а я продолжаю вести себя как скотина! Я не достоин тебя и… — Хён… — Не перебивай, Сэхун, пожалуйста… — Хорошо. — Я не достоин тебя, твоей любви и всех жертв, на которые ты идёшь ради меня, но я хочу стать тем, кто будет достоин любить тебя, Сэ! Потому что ты, это лучшее, что случалось в моей грёбаной жизни! И я хочу быть с тобой, хочу любить тебя! И если когда-нибудь ты решишь уйти от меня, из-за моей тупости, я не умру… Я должен буду жить, чтобы вернуть тебя. — Этого никогда не случится. Ты знаешь меня лучше, чем кто бы то ни было. Я не смогу от тебя уйти, а если и уйду, психанув, то через пару минут вернусь, — прижимаюсь к хёну всем телом, обвивая руки вокруг его талии и утыкаясь носом ему в грудь. Меня крепко обнимают, а я стараюсь сильнее укрыться в тёплых объятиях. Хён посмеивается над ухом, и я щипаю его за бок. — Чтобы этого не произошло, я стану для тебя идеальным бойфрендом. — Ты и так идеален, хён. Ты лучший! — я говорю это не потому, что хочу подбодрить его, я действительно так считаю. — Я стану ещё лучше. Я не ответил, лишь сильнее прижался к хёну и, наконец, дал волю слезам. Слишком сильные эмоции я испытал за эти два дня, но не выпускал всё наружу. Но сейчас нет этого напряжённого состояния, поэтому слёзы текут сами по себе и я не способен их контролировать. Хён наверняка уже заметил это, потому что ткань его футболки уже насквозь пропитана влагой. Я отчаянно стараюсь сдерживать всхлипы, но один всё же слетает с губ и я отстраняюсь от хёна, чтобы уйти в другую комнату и выплакаться, чтобы он не видел моих слёз и слабость. Но он крепко держит и не позволяет уйти. — Поплачь, Сэ. Всё хорошо, — он нежно гладит меня по голове и целует в макушку. — Если тебя что-то беспокоит, ты можешь поговорить со мной, я тебя всегда выслушаю. Но не держи всё в себе, как это было последние два года. Я хочу знать, если ты о чём-то переживаешь. Договорились? — Д-да… — Вот и славно, — в следующую секунду он подхватывает меня на руки и несёт на кровать. Уложив меня, он ложится рядом, сразу заключая меня в объятия и гладит меня по спине. Я постепенно успокаиваюсь, после и вовсе засыпая. Впервые за два дня я сплю спокойно.

***

— Хён… Где ты был эти два дня? — осторожно спрашиваю я. После сна я пришёл на кухню, где хён уже что-то готовил. Я сидел за столом, а хён стоял у плиты и размешивал что-то в кастрюле. После моего вопроса он остановился и я заметил, как напряглась его спина. Я терпеливо ждал, пока он решится ответить, но он лишь продолжил помешивать еду в кастрюле. — Хён, я же спросил… — Я слышал, Сэ. Просто не хочу, чтобы ты знал… Тебе это не понравится. — Ты мне изменял?! — выкрикиваю я и резко вскакиваю со стула так, что он с громким стуком падает на пол. Мне в голову сразу стали приходить мысли об измене, хоть я и знал, что хён бы так не поступил. — Что? — хён откладывает ложку и медленно поворачивается ко мне. — Нет, Сэ! Почему ты подумал именно об этом? Господи… Хён подошёл ко мне и, подняв упавший стул, усадил меня обратно. Встав сзади меня, он положил руки на мои плечи и стал мягко массировать их. — Тогда что? Для меня нет ничего хуже измены, поэтому говори! — Ладно, — он тяжело вздыхает и начинает говорить. — Когда я ушёл два дня назад, я даже не думал, куда пойду. Просто нужно было уйти подальше от тебя, — я вздрагиваю, что хён конечно же замечает, поэтому успокаивающе гладит предплечья. — Это не из-за тебя, а ради тебя… Чтобы не причинить тебе большей боли. Я был зол, поэтому я боялся, что не смогу себя контролировать, ведь в тот вечер так и случилось. Я сорвался и сделал тебе больно, поэтому, чтобы этого не повторилось, я ушёл. Я просто ездил по городу. Ночью Пекин так красив, особенно с пригорка на краю города. Тогда я подумал, что обязательно покажу тебе тот вид, который я наблюдал там, — улыбаюсь, ведь даже тогда он думал обо мне. — Когда мне надоело, я поехал в ближайшую забегаловку, а там… Напился в хлам, — он смеётся, но мне не до смеха. Я догадывался, что без этого не обошлось, ведь когда он пришёл, от него несильно пахло алкоголем. — Там я и провёл эти два дня, благо, она работала круглосуточно, поэтому меня никто не выгонял. Спал прямо за столом, просыпался и снова пил. Когда решил, что хватит, выспался в машине, привёл мысли в порядок и поехал домой. И вот я здесь, целый и невредимый. — А если бы тебя кто-нибудь увидел? Ты об этом подумал? — Говорю же, на краю города, там кроме меня и официантки никого не было. — Она симпатичная? — Ты симпатичнее. — Значит симпатичная, — скидываю его руки со своих плеч и встаю с места. — Что ж, теперь ясно, почему ты не торопился домой! — Сэ, ты опять? — досадливо спрашивает хён. — Я тебе не изменял, разве ты не понял? Я с ней даже не разговаривал толком, только когда заказывал новую порцию выпивки. Вот сейчас ты реально ревнуешь на пустом месте! — А когда было не на пустом месте?! — задыхаюсь от возмущения. — Никогда! — поспешно исправляется хён. — Я не это имел ввиду. Сэ, просто знай, что я не намерен тебе изменять. Не после того, через что нам пришлось пройти, — серьёзно говорит он, а меня как будто насквозь прошибает током. Только хён умеет одним словом или одной фразой выбить меня из реальности или заставить успокоиться. Вот и сейчас, после его слов, мне стало спокойней. — Я больше не буду, хён. Не злись, — опускаю голову и начинаю пальцами теребить край домашней футболки. — Я не злюсь, меня просто это расстраивает. Я хочу, чтобы ты доверял мне. — Я знаю, хён. Я тебе доверяю. — Я вижу, — усмехается он. — Кажется, у тебя что-то горит, — говорю я и принюхиваюсь. Глаза хёна расширяются и он, тихо матерясь, в два прыжка оказывается у плиты и выключает её. Ужин был испорчен. — Прости, Хун-а, сегодня обойдёмся рамёном. — Ничего страшного. Я такой голодный, что и его съем с удовольствием.