Эпоха полночных кошмаров. Преемники

Спайку не требовалось бежать в Кэнтерлот — достаточно было лишь терпеливо подождать в Понивилле, располагавшемся в считанных километрах от его расположенного внутри высокой горы тайника. В своё время Хранительницы убедили уйти отсюда собравшегося поспать дракона, и спустя пару десятков лет это место занял Спайк, расширив и углубив его под свои нужды. Приближаясь к городу, дракон сбавил шаг, перейдя на ту величественную, но не показушную поступь, что внушала всем, кто её видел, благоговейный трепет. Он делал это ненамеренно — лапы сами несли так грациозно его сильное тело, переросшее на полголовы Принцессу Селестию, — однако снизить скорость в самом деле имело смысл. Сегодня в Понивилле по известной причине больше народу, чем во всей Эквестрии — не хотелось бы на кого-нибудь впопыхах наступить. — О, Спайк, здравствуй! — радостно донеслось снизу. — Мама как раз искала тебя. Дракон торопливо остановился и посмотрел вниз. Ему улыбалась рогатая кобылка цвета шампанского, грива которой смешивала бирюзовые и тёмно-фиолетовые пряди. Спайк знал её лучше всех из молодёжи: можно сказать, растил её на своей спине. — Привет, Лель, — мягко поздоровался дракон. Единорожка только членам своей семьи, в которую Спайк входил не без гордости, позволяла как угодно сокращать своё имя. — Чего меня искать? Я ведь сказал, куда иду. — Он вдруг похолодел. — Не случилось же ничего такого, из-за чего она не могла телепортироваться ко мне или прий… — Нет, что ты, всё в порядке, — добродушно засмеялась пони. — Она всего лишь нервничает. Ты же знаешь её. — Лучше многих, — подтвердил Спайк и двинулся, повернув к библиотеке. Лель степенно пошагала рядом с ним. — По какому поводу на этот раз? — По всем сразу, — хмыкнула в ответ кобылка. — Она в третий раз перепланировывает распределение Ангелов Флаттершай, во второй перестраивает сцену, в четвёртый повторяет свою сценическую речь и бесконечно при этом полирует свой Элемент. Я уже сомневаюсь в том, что он перейдёт к следующему владельцу в целости и сохранности, без дырок. — В случае чего заштопаешь. — Сомневаюсь, что это буду я, Спайк, — вздохнула единорожка, поправляя прямоугольные очки. — Я умна и обладаю абсолютной памятью, но в магии меня обойдёт любой середнячок. — Даже если ты не станешь новым Элементом магии, — бережно тюкнул её когтем по носу дракон, — до середнячка ещё нужно доучиться. А даже это не каждому дано. Не требуй от себя слишком многого, ты же знаешь, что тебя любят не за фокусы. — Да, — с лёгкой завистью подтвердила кобылка и бросила взгляд на свою метку. Толстый справочник — а, может, и дневник — с шестью закладками разного цвета, вписанный в две пары параллелей. — Я всю жизнь записывала историю, хотя мечтала её творить. Но у меня на роду написано быть историком, архивариусом, летописцем — кем угодно, но не… — Она тяжело вздохнула. — Титул моей мамы не передаётся по наследству, а заслужить его сама я никогда не смогу. Ангелам Флаттершай — и тем легче! — Ангелы Флаттершай — братство, — назидательно поднял коготь Спайк, — достаточно большое и организованное, чтобы зваться братством. Но звания братьев и сестёр не дают им ничего, кроме понийского уважения и пожизненной военной обязанности. — Но также это — слава и почёт, — досадливо сверкала глазами единорожка. — Я хочу быть известна как «Лоджикал Параллель», а не как «дочь Твайлайт Спаркл». Спайк приподнял брови. — Да, чем ярче кто-то сияет — тем более длинную и тёмную тень отбрасывает. И, как ни прискорбно, накрывает она порой самых близких. Ты помнишь историю Найтмер Мун, Лоджи? Сейчас ты напоминаешь мне именно эту кобылицу. Лоджикал Параллель стушевалась, виновато прижав уши. — Прости. Я могу увлекаться, когда дело касается успеха и достижения цели. — Ты похожа на свою мать, — попытался приободрить её дракон, тепло улыбнувшись, но по привычке пряча клыки. Даже его близким друзьям они внушали ужас. — Мама никогда не жаждала известности. — Но она тоже может увлекаться. Пони первой шмыгнула в библиотеку и придержала дракону дверь. Глубоко вдохнув и «сдувшись», чтобы не снести косяки, Спайк протиснулся следом. И столкнулся с полубезумными глазами Твайлайт, сверкающими из-под взлохмаченной чёлки с проседью, покрывшей некогда розово-фиолетовые полоски. — Надо расширить дверь! — бросила она ему в лицо и метнулась к перевёрнутому набок комоду, открывая и закрывая все отделения. Из ящиков выпадало постельное белье и мелкие тряпочки. — Где мой список дел?! Спа-а-айк!!! — Твайлайт, тебе нужно успок… — выдохнув, дракон случайно заставил пролетающую мимо него розовую искрящуюся звезду запотеть. Спайк осёкся, в панике прикусив губу, но Лоджикал Параллель пришла ему на помощь — стянула из выпавшей кучи белья носовой платок и оперативно протёрла вспревшую сторону артефакта. Фиолетовая единорожка за это мгновение унеслась на кухню и утянула Элемент за собой. Дракон пошарил взглядом по потолку и не ошибся: на перилах, не позволяющих упасть со второго этажа, совершенно спокойно возлежал пастельно-оранжевый пегас и с интересом наблюдал за суетой снизу. — Тебе не стыдно? — укоризненно осведомился Спайк. — Нисколько. Она вообще забыла про то, что я существую, — ответил Флэш Сэнтри. — Какая хорошая тактика, — закатил глаза дракон. — «Моя жена в панике носится и громит всё вокруг. Просто полежу вне досягаемости». — «Вне досягаемости»?! Это тебе должно быть стыдно! Когда я попробовал спрятаться в листве, она телепортировала меня обратно с этой самой листвой! О каком «вне досягаемости» ты говоришь? — Спайк!!! — раздался истошный крик с кухни. Спайк вздохнул и покорно пошёл на зов, но, проходя мимо ближайшей к Флэшу стены, хорошенько хлестнул её хвостом. Несмотря на годы, реакция у пегаса оказалась отменная, поэтому столкновение с полом не состоялось, но слух дракона отборным ругательством жеребец всё-таки порадовал. Спайк просочился в кухню и уместился в пустое пространство, расчищенное от мебели и техники специально для него. — Твай, тебе нужно успокоиться, — мягко порекомендовал дракон. — Я спокойна, я абсолютно спокойна, видишь? Просто слежу, чтобы всё шло, как на… а-а-ах! Спайк! Сколько времени до церемонии?! — Три с половиной часа. Ты не опозд… — Ванная!!! — сиренево-сине-седой ураганчик ретировался из кухни так быстро, что даже не заметил и не поприветствовал входящих в библиотеку Рэрити и Тандерлейна. — Прив-вет… Твайлайт, — сказала белая единорожка хвосту подруги. — Рэрити! — радостно высунулся из кухни Спайк. Детская влюблённость сменилась глубоким уважением и дружеской любовью, но он по-прежнему всегда приходил в восторг от визитов изысканной единорожки. С течением лет седина не убелила её фиолетовые волосы, но прочертила на лице несколько глубоких морщин, которые кобылка маскировала макияжем и новыми изгибами локонов чёлки. — Спайк, дорогой, ты вернулся! — широко улыбнулась Рэрити и, рысью подбежав к дракону, обхватила копытами могучую шею. Спайк осторожно обнял её лапой в ответ. Тандерлейн, ухмылкой поприветствовав дракона, столкнул копыто в брохуфе с Флэшем Сэнтри. — Лоджикал Параллель, милая, Этернал Шайн звал тебя в «Сахарный уголок», — сломав объятья со Спайком, осведомила Рэрити. Дракон незаметно для белой единорожки сжал челюсти: насколько он любил её и почитал Тандерлейна — настолько же не переносил их сына. Лель, напротив, пришла в восторг и задохнулась, прижав уши: — Правда? — Да, он собирает там всех, чтобы вместе поприветствовать Флёрри Харт. Спайк отвёл глаза, чтобы не видеть, как понуро сникла Лоджи. Тем не менее, она попыталась сохранить бодрый вид. Подрагивающая бледно-фиолетовая аура, повторяющая цвет глаз единорожки, левитировала к ней расчёску. — Ох. Конечно. Я буду там. — Спайк, тебя он приглашал тоже, — заботливо напомнила Рэрити. — Не беспокойся, мы позаботимся о Твайлайт, иди. Нужно поприветствовать Принцессу. — Все любят Флёрри Харт, — повторил старую добрую шутку дракон и первым вышел из библиотеки, чтобы больше не занимать место внутри. Он уселся рядом с деревом, принимаясь ждать Лоджикал Параллель. Спайк знал и любил её, пожалуй, больше всех из нового поколения, и если уж в учёбе и работе той не было равных — личная жизнь и взаимоотношения с пони оставляли желать лучшего. Лоджи не совсем понимала, что влюбчивость — не лучшая черта характера, а обо всех сделанных выводах забывала с новым объектом увлечения, но вместе с тем лёгкая степень асоциальности не давала ни одному делу пойти по другому сценарию. Сначала жеребцы умилялись её неуклюжему вниманию и щенячьим озёрам бледно-лавандовых глаз, затем их начинало раздражать её яростное ухаживание и попытки проявить заботу, а итогом обычно служил гневный посыл. От себя, соответственно. Дракон не любил это признавать, но даже его присутствие и покровительство ничего не изменило бы в этом сценарии. Несмотря на привлекательную расцветку и аккуратность, Лель не была красивой, и вряд ли кто-либо из жеребцов захотел соответствующе воспользоваться её влюблённым в них худощавым тельцем. В этом отношении, хоть, как и было сказано, не любил это признавать, он был спокоен. Но конкретно это её влечение к Этернал Шайну слишком тревожило Спайка, вызывая всевозможные виды неодобрения. В других жеребцах не было коварства, расчётливости и хитрости. В этом же было с горкой навалено всех трёх качеств, к тому же, сама судьба определила ему быть воплощением красоты, поместив на круп обаятельную улыбку с маленькой искрой. Это напоминало о Пинки Пай ровно до тех пор, пока рассматривающий не натыкался на кокетливый и опасный клык. Этернал Шайн любил кобылок и, не скрываясь, коллекционировал их. Все его пассии знали о существовании друг друга, но очень мало кто устраивал тёмные: они скорее собирались небольшими группками и, непристойно хихикая, восхищались достоинствами жеребца. Особенно они ценили остроумие и невозмутимую, очаровательную наглость, коей в сочетании с дьявольски пленительной внешностью он и снискал себе славу местного Казановы. Правда, он никогда не брезговал раздвигать границы. Спайк тяжело вздохнул, качая опущенной головой. «Да, рано или поздно Лоджикал Параллель влюбилась бы в этого пса. — Думал он. — Такая участь не обходит, пожалуй, ни одну из тех, кому здесь нравятся жеребцы. Хотя я слышал и о том, что Шайн, присмотрев себе кого-нибудь среди шаловливок, запросто тащил в постель и её». Дракону также было известно, что единственная, к кому, возможно, бессердечный обольститель питает чистые, нежные чувства, сейчас не подозревает о готовящейся церемонии встречи и приветствия. Тем горше ему было видеть, с каким радостным и предвкушающим видом безо всякой грации вываливается из библиотеки Лоджикал, всем видом крича: «Я старалась сделать себя покрасивее». Не то, чтобы она не знала меру в причёсках, украшениях и нарядах. …Просто это не помогало. Лоджикал это явно осознавала, хоть и не прекращала попыток. Спайк не говорил ничего упрекающего, ничего ободрительного — ни то, ни другое не возымело бы действия. Дочь Твайлайт Спаркл обладала редким, попросту бараньим упрямством. До места встречи дошли в молчании. «Сахарный уголок» был построен после того, как Пинки Пай довела себя до нервного срыва, пытаясь организовать вечеринку, на которую пришли бы абсолютно все пони в городке, но они, ещё не привыкшие к свободе и настороженно относящиеся к любому проявлению доброты к себе, упорно сопротивлялись. Земная пони после нескольких тяжёлых поражений подряд перестала показываться на публике; первое время друзья думали дать ей ещё немного побыть наедине с собой, но спустя неделю отсутствия привычной концентрации розового безумия забеспокоились и пошли на каменную ферму, куда и вернулась Пинки, чтобы оправиться от огорчения. Семья Пай встретила друзей, мягко говоря, недружелюбно. Рэйнбоу Дэш пришлось бы накладывать швы на плечо, не вмешайся Пинки в потасовку. Она как раз собиралась вернуться с идеей: создать место, которое подобно маяку само будет притягивать пони для веселья и расслабления, и никому не придётся собирать их лично. Кондитерская стала популярна далеко не сразу, но постепенно стала одним из любимых мест для отдыха горожан — наряду со спа-салоном. Его основали Алоэ и Лотос, ставшие примером бывших рабынь, теперь преуспевающих в бизнесе. Пинки Пай желала расширить эту категорию, поэтому фактически подарила «Сахарный уголок» немолодой супружеской паре, с которой как-то была знакомая — история, которую рассказала земная пони, оказалась слишком запутанной и вмещала себя слишком много лиц и деталей, чтобы всё запомнить. Эта пара, мистер и миссис Кейк, синхронно обернулась на приветливый звон колокольчика и радушно улыбнулась вошедшей единорожке: — Лоджикал Параллель, как же мы рады тебя видеть! Нашла минутку заглянуть на ягодный чай с лимонным пирожным? Кобылке каждый раз было приятно, что земные пони помнят её предпочтения; она скромно заалела. — Ох, как же мне теперь отказаться? Буду рада снова насладиться ими. Они получаются восхитительно у Вашей семьи. — Пампкин! Паунд! За работу, у нас новый заказ! — ласково крикнула голубая земнопони с розовой гривой, напоминавшей глазурь на кексе, и по лестнице шустро спустились двое подростков, каким-то образом родившихся единорожкой и пегасом. Все в городе тактично говорили «каким-то образом», больше никак не распространяясь об истинной причине такого происхождения. — Новый заказ? — Спайк поморщился от звука этого голоса. Звучный и сильный, но вместе с тем бархатный и вкрадчивый. — Так и есть: я дождался свою любимую книжницу. Одним только голосом Этернал Шайн мог влюблять в себя, но, словно природе этого было мало, жеребец был чертовски хорош ещё и внешне: вороное до синеватого отлива тело, белоснежная грива и глубокого зелёного цвета глаза; на всех четырёх копытах — чуть лохматые щётки, а торс всегда обнимает чистая льняная рубашка. Его постоянно окружала аура безукоризненного лоска и блеска, он не брезговал частыми посещениями спа-салонов, и, не обладай он такой мужественной, пусть и не агрессивной, внешностью, его способности замечать и помнить малейшие изменения и детали моды и туалетов была бы заклеймлена как недостойная жеребца. Но данное природой безотказное обаяние и хорошо подвешенный язык, а также невесомый, кружевной флирт, к которому он так часто прибегал, заставляли окружающих оправдывать такую несвойственную его гендеру разборчивость делом Рэрити: она, мол, с ранних лет прививала сыну чувство вкуса, учила следить за собой и держать своё тело в неге. А ведь с Этернал Шайном так приятно находиться рядом, какой прок обвинять его в том, за что нужно похвалить? Как будто валяйся он в грязи и забывай споласкиваться, как, образно говоря, делало большинство жеребцов, было бы лучше… Это могло обмануть и успокоить кого угодно, но не Спайка. Он понимал: вкус и интерес к моде Шайну привила мать. А эти дьявольские и бессовестные глаза тонкого манипулятора ему дала природа. Этернал Шайн, пусть и обладал чувством юмора, неизменно вёл себя по-взрослому. Рядом с ним любая кобылка могла почувствовать себя маленьким игривым котёнком, которому всё прощается и каждое действие которого вызывает умиление — такое отношение жеребца к своим избранницам плавило их, как солнце плавит замороженное масло. Они чувствовали в нём того, с кем могут побыть слабыми и беззащитными, как и положено женственным кобылкам, а он неизменно защитит их и распутает все их проблемы. Тон голоса, манеры и слова Шайна так мощно воздействовали на их сознание, что бедняжки действительно начинали свято верить в своё впечатление и даже приписывать единорогу то, чего он не совершал, стремясь подчеркнуть для себя и окружающих, какого завидного жеребца они отхватили и как много он может для них сделать. Круг самообмана замыкался, а Этернал черпал из этого максимум выгоды для себя. Он любил не только превращать представительниц прекрасного пола в податливое желе, но и выставлять своих конкурентов, к которым причислял большинство личностей пола сильного, в самом невыгодном и дурацком свете, делая это так искусно, что каждый раз, втаптывая их в грязь, возносил себя ещё выше. Шайн проворачивал это воистину с высшей степенью мастерства, проявляя к собеседнику вежливый и якобы неподдельный интерес, вставлял такие комментарии, что его жертва до тех пор не понимала, куда он клонит, пока не оказывалась в смешном положении. Манипулируя словами, Этернал мог вывернуть наизнанку практически что угодно и убедить всех в своей правоте. В такие моменты он напоминал Спайку шкодливого жеребёнка, который не может удержаться и не ткнуть иголкой в воздушный шарик: бывших Меткоискателей с их бесконечными провальными попытками заработать метки, первых, самых первых, Ангелов Флаттершай, совершающих шалости в попытке совершить подвиг… Но сходство было неполным: в действиях Шайна интуитивно, краем сознания угадывался злобный умысел, какая-то почти зловещая, хотя и неуловимая, мстительная жестокость. Этернал Шайн легко поднялся из-за стола, подошёл к сладко обомлевшей от его всегда безупречного внешнего вида и голоса Лоджи и непринуждённо обнял её. Спайк видел, как единорожка плавится от одного невинного касания, и тайком закатил глаза, но тут шутливое приветствие единорога настигло и его: — Храбрый и Прекрасный Спайк, ты снизошёл до простых смертных! — Не думаю, что когда-нибудь вёл себя высокомерно, — с учтивой улыбкой ответил через окно дракон, но таким тоном, к которому не хватало только «в отличие от некоторых». Прекрасно чувствующий любое изменение тона Этернал наигранно возмутился: — А я, что же, вёл? Я всегда искренен и честен, тебе ли не знать. Лоджикал Параллель перевела взгляд с Шайна на Спайка и обратно. По всей видимости, они ироничными полунамёками говорили о чём-то, о чём знают лишь они двое, и эта скрытность чуть ли не заставляла любопытную единорожку обиженно хныкать: «Больше двух говорят вслух». Однако ей не хотелось выглядеть в глазах Этернал Шайна капризной плаксой: все знали, что ему нравятся сильные, уверенные в себе, дерзкие кобылки. — Мы ждём кого-то ещё? — вкрадчиво вставила Лоджи. — Да, всех, — легко кивнул жеребец. — Даже… Перелику? Спайк знал: Лель произносит имя этой кобылки с такой брезгливостью не из ревностных соображений. Дочь Эпплджек, рыжую, как мать, единорожку с жёлто-красной гривой, мало кто любил в городе. Несмотря на присутствие рога во лбу, её кьютимака скорее подошла бы земной пони: никаких искр, никакого свечения, никакого сакрального смысла. Это было до неприличия простое красное яблоко с зелёным листочком на черенке, из которого с двух сторон вырезано по дольке. Она совсем не умела пользоваться магией, и рог ей, пожалуй, только мешал. Её происхождение было… лучше сказать, что её рождение было унижением для Эпплджек и памятью о её позоре. Дела на ферме не сразу пошли хорошо, нужно было много битов для обновления орудий труда и ремонта дома и амбара, иначе даже с хорошим урожаем толку будет немного. Эпплджек приняла решение пойти на заработки. Сначала Биг Мак пытался перехватить эту затею, уйдя работать самостоятельно, но его не в меру упрямая младшая сестра отказалась уступить эту роль, объяснив, что он нужнее на ферме: там тоже нужно многое сделать, к тому же, всегда существует угроза нападения грабителей, поэтому ферме жизненно необходим крепкий, сильный жеребец. Скрипя зубами, земной пони согласился. Эпплджек выбрала своими работодателями молодых авантюрных предпринимателей: братьев Флима и Флэма. Они предлагали довольно высокую оплату, а задача, стоявшая перед земной кобылкой, была знакома ей вдоль и поперёк — всё тот же яблочный бизнес. Однако в ночь ближе к концу срока службы в выделенную ей комнату явился один из братьев, Флим, и изнасиловал её, одурманив заклинанием. Эпплджек сломала бы ему челюсть и ушла бы уже наутро, но единорог в самых высокопарных выражениях пообещал, что не бросит её, женится на ней и будет любить их жеребят. А на следующую ночь с фермершей развлекались уже оба брата. Флим после этого щедро поднял обещанную плату и сделал вид, что начал готовиться к свадьбе и посвящать кобылку в свой с братом быт. Спустя время выяснилось, что Эпплджек беременна — у заклинания был побочный эффект, вызывающий течку. Оба брата на это заявили: «Вполне вероятно, что жеребёнок может быть не моим, я даже абсолютно уверен в этом, ты не со мной одним кувыркалась. Значит, я не обязан содержать тебя и терпеть его». Фермершу вышвырнули на улицу, не дав ничего из того, что обещали. Биг Макинтош пытался догнать аферистов, но их и след простыл. Поэтому Перелику называли «дочерью двух обманщиков»: каждый брат с равной вероятностью мог быть её отцом. Эпплджек не сочла нужным скрыть это ни от дочери, ни от окружающих — вернее, пыталась, но особо ярые сплетницы вскоре выудили у не умеющей врать земной пони информацию. Возможно, Перелике и простили бы её происхождение, если бы она столь же открыто не винила себя за то, что родилась. Трудно было бы найти более депрессивную, мрачную и угрюмую пони. Внутренний мир единорожки не соответствовал её жизнерадостной окраске, у неё была на редкость низкая самооценка, и она любила намеренно втаптывать себя в грязь. Казалось, ей приносит удовольствие каждая собственная неудача, каждый личный позор: всё это утверждало её уверенность в собственной никчёмности и страшно злило окружающих, которые от чистого сердца пытались её переубедить. Перелика, страшно необщительная, готовая обсуждать лишь свои недостатки и саму себя в целом, безвылазно жила на ферме, и считала деревья единственными своими друзьями. Впрочем, отчасти это было справедливо: лишь пара-тройка пони всё ещё пыталась с ней дружить. — …Даже Перелику, — подтвердил Спайк и назвал одного из таких пони: — Потому, что Дэлишес Чипс костьми ляжет, но не пустит нас встречать Флёрри без неё. — Верно! — бодро подтвердил названный земной пони и скатился по перилам на крупе. Многие, даже прямоходящие, боялись таким образом спускаться с лестницы, но у Чипса, кажется, начисто отсутствовало чувство страха. — Стопроцентно верно! — добавила Пинки Пай, скатываясь вслед за ним на одних передних ногах. Несмотря на седину, превратившую гриву и хвост в подобия праздничных леденцов, земная пони не утратила прежней гибкости и задора; даже морщины, только появляясь, почему-то сразу исчезали, будто кожа попросту расправлялась, выталкивая их. Те, кто в такие моменты находился рядом, Селестией клялись, что слышали тихий пружинистый звук «пон-ньк». То, что она ко всему прочему была ещё и заметно беременна, окончательно забивало насмерть шкалу её личных анахронизмов. — Вернее, чем-то, что верно у Пинки Пай, — съехал на крупе следом за приходившейся ему супругой кобылой жеребец рыжевато-жёлтого цвета с тёмно-коричневой гривой, кудрявость которой была ещё более безумной и броской, чем у розовой земнопони. Это был Чиз Сэндвич, и когда-то он прибился к группе из пяти — шести с Флэшем Сэнтри — пони и дракона. Их с Пинки отношения развивались настолько стремительно, что уже в первую ночь обнаружившая земных пони самым непристойным образом сношающимися прямо за палаткой Твайлайт забыла о приличиях и заорала. В путаных возмущённо-шокированных выражениях выделялись две темы: не слишком ли быстро и не потеряли ли они где-нибудь по дороге совесть. Целых два кудрявых безумия в один голос — и действительно почти синхронно — ответили, что своим чутьём почувствовали друг в друге своего истинного. Что это означает, удалось узнать только со временем: все эти годы Пинки и Чиз жили душа в душу, понимая друг друга с полуслова и не изменяя, хотя в первую декаду после изгнания Найтмер Мун похаживать от супруга налево ещё считалось нормальным. Их сын вырос точной копией их обоих — что, впрочем, неудивительно, учитывая, как мало отличались характеры Пинки Пай и Чиз Сэндвича. Его кьютимарка, конфетти вперемешку с кокосовой стружкой, тоже указывала на принадлежность к пони вечеринок; его умения случайным и порой неожиданным образом появлялись и исчезали; да и он сам тоже случайным и всегда неожиданным образом вдруг появлялся в каком-нибудь месте и так же внезапно через пару секунд исчезал, часто сказав какую-нибудь короткую, но эффектную вещь. И в нём Спайк тоже чувствовал присутствие какой-то другой, тёмной стороны, которая не будет смеяться, веселить всех и вселять в сердца счастье и беззаботность. Кажется, Дэлишес Чипс знал о его предчувствиях — иначе зачем все эти лукавые, заговорщицкие подмигивания время от времени, которых не замечает никто, кроме дракона? Долговязый кремово-розовый земной пони с белой гривой в шоколадную крапинку, способный одним взглядом всполошить практически взрослое огнедышащее существо, поневоле будет располагать к себе пони и вести за собой, становясь неоспоримым лидером и вдохновителем. Так было в подавляющем большинстве случаев. — Итак, чего же мы ждём? — беспечно осведомился Чипс. Так будет и теперь. Пинки Пай скороговоркой, в которую вместила ещё массу информации и собственных впечатлений, сообщила, что Хранительницы придут на место встречи своим ходом, все вместе, поэтому молодому поколению не о чем волноваться, и они могут двигаться в удобном им темпе. Чиз Сэндвич таким же образом подтвердил, что он с другими спутниками жизни эквестрийских героинь тоже найдёт что обсудить по дороге, и поэтому жеребята могут галдеть, не беспокоясь о том, что кто-то скучает. Спайк же молча пожалел, что не умеет колдовать закрытие рта на молнию, а Твайлайт к этому неоспоримо бесценному заклинанию практически не прибегает. Под своеобразным предводительством Дэлишес Чипса группа пони и дракон двинулись через весь город к ферме Эпплов, пробираясь сквозь пёструю шумную толпу и стараясь — в случае Спайка — никого не раздавить. Даже в воздухе было не протолкнуться: пегасы наводнили маленький городок и всё прибывали. — Пожалуй, это первый случай в истории, когда Понивилль пользуется такой популярностью, — заметил Этернал Шайн, параллельно оберегая щётки на своих ногах от неосторожных наступающих куда придётся копыт приезжих. — Даже во времена налётов императорской стражи такого не было, — согласилась Лоджикал. Спайк поморщился от смешения чувств: с одной стороны, он был рад, как легко и бесстрашно новое поколение обсуждает жестокие развлечения бывших гвардейцев Императрицы, с другой — чувствовал недовольство оттого, что молодые пони порой забывают отдавать дань тем, кто погиб в результате таких нападений, и не вполне понимают весь их ужас, порой позволяя себе отпускать шуточки. Но ещё больше ему не нравилось, что сама дочь Твайлайт Спаркл, которая целью своей жизни сделала сбор и запись любой информации о тех временах, попирает память ради того, чтобы поддакнуть предмету своего воздыхания. — Просто потому, что с Понивилля никогда нельзя было ничего взять, — откликнулся резкий циничный голос. Спайк ненавистно прищурился и повернулся к парящему над ними пегасу. Слава и ответственность Элементов Гармонии распространялись и на их жеребят: от них тоже ждали проявления благодетелей и определённой доли мудрости. И этот жеребец единственный из всех не только не следовал этим ожиданиям, но и делал им назло. Народная любовь не могла оправдать его даже тем, что он — сын величайшей бунтарки, инициатива которой освободила всю Эквестрию. Потому, что когда-то народная любовь не смогла оправдать даже саму эту величайшую бунтарку. После изгнания Императрицы не все её подданные присягнули на верность Селестии. Богиня Солнца не хотела прибегать к насильственным мерам, равно как и не хотела, чтобы эта оставшаяся группа пони сама прибегла бы к ним, поэтому приняла решение создать и узаконить новую субкультуру, название которой предложила дать тем, кто будет в ней состоять. А именно: тем, кто надеется на скорое возвращение Императрицы и продолжает ей поклоняться. Подданные Найтмер Мун принялись думать над названием для своего круга, и это было расценено всеми как одобрение инициативы Селестии. Далеко не все одобряли такой ход — ещё живы были в обществе настроения, что все напоминания о тысячу лет терзавшем страну деспоте должны быть уничтожены, а пони, продолжающие почитать тирана за Богиню — убиты, и желательно — особо жестоко. Из уважения к победившей Найтмер Мун Принцессе даже эти пони смолчали и стерпели, но когда приверженцы Императрицы объявили выбранное название — в ярость впала даже более-менее лояльная часть населения. Ещё бы, отщепенцы, которым было даровано помилование и обеспечивались условия для комфортной жизни, несмотря на то, что они оскорбляют Эквестрию одним своим существованием, дерзнули взять себе имя Хранителей, имя тех, кто вернул пони солнце и доброту! Лидеры группировки объяснили такой выбор той идеей, что они будут бережно хранить память о сестре Селестии, и высокомерно добавили, что никаких других Хранителей, то есть, Элементов Гармонии, не признают и признавать не собираются. Селестия мягко попросила новых «Хранителей» если уж не сменить название, то хотя бы подобрать к нему синоним во избежание путаницы. Лидеры благосклонно согласились, но новое название внесло в общество лишь ещё больший диссонанс: Смотрители. Это была сравнительно небольшая группа, но в неё вошли в основной своей массе те, кто занимал при Императрице высокие посты и получил от неё немало благосклонностей и щедрых подарков. Если рабы были освобождены, то капитал по-прежнему оставался неприкосновенным, и Смотрители, несмотря на свою относительную малочисленность, стали довольно влиятельной фигурой во внутренней политике Эквестрии: их приглашали на важные заседания, с ними согласовывали новые законы и они частично имели право вето, когда дело касалось предметов памяти. Большой власти у Смотрителей не было, но с их мнением всё же, скрипя зубами, считались. Однако вместо того, чтобы проявить благодарность, они, казалось, только и ждали повода вступить в жестокую конфронтацию с Селестией. Плюсы такой организации можно было по копытам сосчитать, но одним из них было то, что число участников практически не менялось: из Смотрителей никто не собирался выходить, но и вступать в их круг желающих также находилось два пони в десять лет. Приверженцы Найтмер Мун сохраняли гордость и никого к себе не зазывали, даже опознавательный знак вроде подвески в виде бирюзово-голубого глаза с вертикальным зрачком нельзя было назвать рекламой, но, тем не менее, их чувство собственной важности взлетело до небес, когда к ним вступили Лайтнинг Даст и Рэйнбоу Дэш. В это долгое время отказывались верить. Как? Да бред собачий, что пони, так пострадавшие от Императрицы и так рьяно стремившиеся её свергнуть, вдруг начнут ей поклоняться! Молниеносно слухи дошли до самой Рэйнбоу Дэш, и она расхохоталась: кто-то, как обычно, всё преувеличил. Никуда она не вступала, и Лайтнинг Даст — тоже. Но только подруги облегчённо выдохнули, как радужногривая с деланной безразличностью заявила: — Я всего-то полюбила жеребца оттуда. Флаттершай подавилась собственным языком, поэтому осведомляться о том, не рехнулась ли сорвиголова, что частенько случается с бывшими воинами, пришлось Эпплджек. Ответ был отрицательным, и Рэйнбоу заверила подруг в своей нормальности. — Кто этот жеребец, дорогая? — Соарин. Иначе и быть не могло. — Иначе и быть… о, моя!.. Ты же… он же постоянно пытался тебя убить! — А я — его, — невозмутимо ответила Дэш. — У нас переписка такая. — Рэйнбоу, это безумие! Что по этому поводу скажет Лайтнинг Даст? — А, я не говорила? Она будет третьей, и это она предложила. Что мешает мне любить сразу двоих? И это честнее, чем если бы я вела двойную жизнь. — Поверить не могу, ты так ненавидишь Спитфайр, хотя она в первый же день присягнула Селестии, но с охотой пошла за тем, кто выступает за её свержение! — Ни за кем я не ходила, — отрезала Рэйнбоу. — Ты разве видишь на мне кулон Смотрителей? А Спитфайр я презираю из-за того, что её переход к Солнцу — чистой воды лицемерие и расчёт. Она опасалась потерять земли и деньги, которые имела, и знала, что Селестия со временем одарит её ещё больше. Позиция Соарина, который верен идее, мне более близка. — Но, Рэйнбоу Дэш, в Эквестрии есть ещё много жеребцов, намного лучше этого… — Ты сейчас оскорбляешь мой выбор? Для вас всех, может быть, и есть. А для меня — нет. Вы меня не переубедите. Флаттершай наконец-то обрела дар речи: — Да, мы не можем тебя осуждать… Если ты счастлива с Соарином и Лайтнинг — так тому и быть, просто, пожалуйста… будь осторожнее. — «Не вступай ни в какие заговоры и не участвуй в государственных переворотах»? — перевела с ухмылкой Рэйнбоу. — Есть, мэм! Девочки, клянусь: я ни ногой ни в один из их штабов. И тут же сломаю челюсть Соарину, если заикнётся при мне о каких-нибудь их делах. В конечном счёте Рэйнбоу забеременела от Соарина, но из-за полученных в камере пыток Найтмер Мун травм лёгкие роды были невозможны: они повлекли бы как минимум одну гибель. Друзья не оставили пегаску; особенно помогла Твайлайт, приняв, когда стало ясно, что иначе — никак, решение при помощи магии переместить плод в матку Лайтнинг Даст. Пусть и являясь стопроцентной лесбиянкой, не горящей желанием продолжать род, она располагала достаточным здоровьем, чтобы выносить и родить. Все трое согласились, и единорожка совершила задуманное, так чистосердечно и старательно отдавшись процессу, что передала жеребёнку часть своей энергии. Когда ему настало время родиться, он надолго стал местной достопримечательностью. У жеребчика физически было две матери, а магически — три, что отразилось на его глазах: они обладали тройной радужной оболочкой красного, жёлтого и фиолетового цвета. Твайлайт предложила имя Симарим, что на древнеэквестрийском означает «дитя трёх матерей». Однако внимание привлекали не столько его глаза, сколько то, что он каким-то образом родился бэт-пони. Рэйнбоу Дэш, Лайтнинг Даст и Твайлайт были шокированы, но Соарин, нахмурившись и почёсывая копытом затылок, объяснил, что у него в роду были перепончатокрылые — видимо, пришло время их крови проявить себя. Но проявила себя эта кровь весьма странным образом: строение тела Симарима соответствовало анатомии бэт-пегасов, его глаза тоже могли светиться и вспыхивать ярким светом, а ещё он здорово изранил вымя Рэйнбоу своими клыками, пока сосал молоко, но его окрас был чисто понийским и никак не соответствовал ночному существу: бледно-голубое тело и волосы семи оттенков жёлтого. Симарим всегда доставлял проблемы и никогда не мог усидеть на месте. Подобно тому, как в нём смешалась дневная кровь с ночной, его душа сочетала в себе мерзлотного циника и носителя отчаянной добродетели, причём и то, и другое не всегда сходилось с ситуацией, как паззл. Но, несмотря на это, окружающих всегда приводила в смятение идущая от него внутренняя сила, ощущение имеющегося внутри крепкого стержня и то, с каким достоинством держит себя пегас. Если бы не его страсть пронзать трёхцветными глазами насквозь и дерзко изобличать пороки и притворство, присущие и всё же прощаемые обществу, он бы стал полезной его частью. Однако Симарим всегда придерживался каких-то маргинальных взглядов на жизнь: неизвестно, почему, но влезть в дурную компанию было смыслом его существования. Он стремился перемерить на себя их все, окунуться в грязь с головой и поискать ещё более концентрированную. Ещё один повод для эпатажа и шокирования окружающих — отсутствие у взрослого жеребца кьютимарки. Симарим действительно никогда не стремился получить её, даже стремился не получить. Объяснение было одно: он никому и тем более ничему не позволит определять его жизненный путь. И лицо у жеребца всегда было жёстким и дерзким, как у пони, который слишком долго жил рядом с опасностью, и теперь не может позволить себе расслабиться. Летал он всегда быстрее своих сверстников и мог дать фору даже профессионалам, но попадись на дистанции хоть один поворот или препятствие — он вылетал с трассы, не в силах свернуть. Поэтому в полётах у Симарима было только два режима: реактивный ранец и воздушная черепаха. Второй он использовал, чтобы подкрасться к компании идущих к ферме пони и дракона и теперь удерживаться над ними. Его реплика была старательно проигнорирована; каждый спешно отвернулся от пегаса. Симарима презирали и недолюбливали даже больше, чем Перелику — тем усерднее, ему назло, разыгрывали они радость от встречи, когда достигли фермы. Рыжая единорожка занималась обтряхиванием яблонь и была искренне удивлена, увидев столь большую компанию. — Привет, — всё же поздоровалась она со всеми, и в голосе её сквозило нешуточное подозрение. Она почти враждебно спросила: — Зачем вы пришли? — Мы идём встречать Флёрри Харт, — бодро ответил Чипс, — и хотим взять тебя с собой. — Что ж, это плохая идея, — мрачно ответила Перелика и снова лягнула яблоню. Яблочный дождь залил корзины доверху. — Принцесса не будет рада такой, как я. — Это уже нам судить, — безапелляционно протянул земной пони и, взяв кобылку зубами за полосатый хвост, потащил к выходу с фермы. Единорожка бесполезно взбрыкнула задними ногами и испуганно фыркнула, передними цепляясь за землю, за траву, за стволы… — Не-е-е-ет! — визжала она, сопротивляясь. — Я никуда не пойду-у-у! — Как насчёт «полетишь»? — предложил Симарим и, паря, оторвал передние ноги единорожки от земли. Теперь она была подвешена с двух концов, продолжая извиваться и верещать что-то протестующее; эта выходка пегаса была из-за такого довольно забавной и сумела растопить даже самые неприязненно относившиеся к нему сердца — все рассмеялись. Перелика захныкала, лелея мысль о том, какому позору предают её те, кто раньше выставлял себя её друзьями: оказаться в таком позорном положении перед всей Эквестрией, которую они только встретят на пути к станции — как нельзя более достойная участь для такого бесславного ублюдка, как она! Однако Дэлишес Чипс вдруг начал весело подпрыгивать, сквозь её длинный тонкий хвост в зубах напевая заразительную, привязчивую песню, и друзья один за другим подхватили её, тоже сменив походку на ту, что схожа с перескоками земного пони. Все, кроме Симарима и Спайка, потому что первому ради такого пришлось бы спуститься на землю и разрушить эффект от переноски Перелики, а второму — потому, что только прыгающего дракона не хватает городу для того, чтобы он и вовсе ушёл под землю. Единорожка, поддерживаемая под живот телекинезом Лоджикал Параллель, тоже пожелавшей участвовать во флешмобе, сама не заметила, как перестала жалеть себя и подключилась к общему смеху, подпевая и любопытно оглядываясь по сторонам. — Почему здесь так много пони? — наконец спохватилась Перелика, и в её голосе, к радости Чипса, не было обычной убитости и самобичевания. — Хороший вопрос, яблочко! — одобрил Чипс и прямо в прыжке наставительно поднял переднее копыто. Как ему по-прежнему удавалось сохранять равновесие и дальше передвигаться столь странным способом — загадка получше вопроса. — Все эти пони здесь ради церемонии передачи Элементов Гармонии. — Передачи… Элементов? — Именно! Каждый из здесь присутствующих, во-первых, прибыл, чтобы отдать дань уважения Селестии, обратившейся в своём послании к каждому пони в Эквестрии и попросившей каждого пони в Эквестрии об этом; во-вторых, в надежде, что именно он окажется следующим Хранителем. — Не прибыли разве что Смотрители, — подтвердил Симарим. — Но мероприятие от этого только приобретает. — Принцесса Флёрри Харт возьмёт все элементы, — уверенно закрыла глаза Перелика. — Конечно, её все любят, — осадила единорожку Лель, чуть ли не раздражённо рыкнув при этом и намекая не на всех, а на одного конкретного пони, — но вряд ли возможно владеть больше, чем одним Элементом сразу. Даже у Принцессы Селестии не вышло. — Верно, потому, — вставил Спайк, — что половиной Элементов по-прежнему владела её сестра. — Тогда… каким Элементом завладеет Флёрри? Пони пустились в обсуждение, которое не прерывали ни по приходу на станцию, ни по прибытии кристального поезда. На самом деле, только вежливое постукивание драконьим когтем по спине Лоджикал Параллель смогло оторвать друзей от спора. На станции к тому времени собралась такая толпа, что ей не находилось места на платформе: пони выстроились вокруг неё, любопытно вытягивая шеи и вставая на задние ноги, чтобы стать выше и заглянуть за головы впереди стоящим. Даже Ангелы Флаттершай, удерживающие особо любопытных от того, чтобы влезть на рельсы — и те оборачивались, пытаясь усмотреть прибывшую особу. Первыми, тем не менее, вышли два кристальных стражника, выстроившихся по бокам выхода из вагона, и один из них хорошо поставленным голосом объявил венценосных особ: — Император-регент Кристальной Империи Шайнинг Армор и Принцесса Флёрри Харт! Белый единорог и нежно-розовая аликорница бок о бок вышли из вагона и поприветствовали радостно зашумевшую толпу. Спину Шайнинг Армора закрывала спускавшаяся до земли лёгкая накидка цветов флага Империи, а голову украшал тонкий кристальный венец. На Флёрри же был полный комплект атрибутов власти, повторяющий набор Селестии, только имевший другое выражение: и фигурные подковы, и нагрудник, и аккуратная корона были выполнены из редчайших тёмно-серебряных кристаллов, украшенных мелкими нежно-голубыми самоцветами. Этернал Шайн улыбнулся, вбирая взглядом её всю, понимая, как идёт ей такая цветовая схема, подчёркивая и делая ярче живые, добрые голубые глаза, как тонкая резьба на регалиях подчёркивает стройность и высокий рост аликорночки, рифмуясь с кудрявыми волосами пастельных тонов. Они сменятся на более царственные, когда Флёрри взойдёт на престол, но и сейчас кобылка выглядела потрясающе. Две группы первыми получили право подойти к правителю Империи и его наследнице и коснуться их: Хранители Элементов и их жеребята. Друзья и семья долго приветствовали друг друга, обнимаясь и обмениваясь общими, понятными только им шутками. Ласковый голос Флёрри Харт и её смех развеселили Лоджикал Параллель; несмотря на свою ревность, она также тепло обняла Принцессу копытами. «Да… Этернал Шайн справедлив, что любит её, — думала единорожка с лёгкой печалью. — Только такое совершенство достойно быть рядом с ним». Обменявшись нежными улыбками с друзьями и их родителями и позволив Этернал Шайну галантно поцеловать её копыто чуть выше подковы, а ещё — даже чмокнув его в щеку в ответ, Флёрри Харт прошла ближе к собравшимся на станции пони и со звучным, хоть и не напыщенным, приветствием развернула свои крылья. Эти крылья, воистину исполинские, способные во всю мощь расправиться только в королевском зале, но никак не в обычной комнате, могли обнять целую толпу. Пони горячо отозвались Принцессе и воспользовались приглашением, последовав в объятья, стремясь бережно прикоснуться к перьям аликорночки, почувствовать тепло её тела. Флёрри Харт была любимейшей Принцессой народа именно потому, что, не теряя своей величественности и царственности, могла быть на одной волне с простыми пони, могла легко позволить обнять себя и принять участие в обыденной или праздничной жизни наравне со всеми. Шайнинг Армор тепло смотрел на сцену общения дочери с народом, чуть прищурившись, словно перекрывая дорогу слезам. — Кейденс так гордилась бы ей. — Тихо сказал он. — Кстати, — вкрадчиво отозвался Спайк, подбираясь чуть ближе. — Принцесса Селестия не делилась с тобой планами относительно приезда?