Эпоха полночных кошмаров. Преемники

Селестия была намерена прибыть ровно к началу церемонии через два с половиной часа, а без неё никто, конечно же, не хотел начинать торжество, поэтому процессия, встречающая Флёрри Харт, расползлась кто куда: сама Принцесса со своим отцом отправилась в гостиницу, чтобы отдохнуть и привести себя в порядок с дороги, друзья Твайлайт и их мужья отправились помочь лавандовой единорожке с организацией последних штрихов, а юное поколение решило заглянуть в местный бар. По крайней мере, такому соблазну поддались Этернал Шайн и Спайк, к которым чуть позже вдруг присоединился Симарим. И то ли так на единорога и дракона подействовали слабоалкогольные — им бы не хотелось надираться в хлам перед таким мероприятием — коктейли, то ли вся атмосфера была пронизана дружбомагией, но два жеребца и дракон впервые в жизни были на одной волне. — И тут я понимаю, — продолжал Шайн, почти задыхаясь от впечатлений, — что она не проглотила, а просто продолжила сосать! Мой член сквозь мою же сперму, да я бы второй раз кончил, если бы не так сильно обалдел! — А довольно страстные кобылки тебе попадаются, — усмехнулся бэт-пегас сквозь яркую соломинку в зубах. — В том-то и дело, что эта казалась даже скромненькой. Оказалась самым настоящим дьяволом. Развратным дьяволом. Ну, ты уже наверняка пресытился моими рассказами и не терпишь рассказать что-нибудь своё, — великодушно разрешил Этернал. — Э, нет, — мотнул головой Симарим, и его лицо приобрело серьёзное выражение. — Я о таком не распространяюсь. — Девственник, что ли? — насмехался единорог. — Мне всё равно, что ты там подумаешь, потому что мне с тобой в постель не ложиться, — колко отозвался ночной жеребец, чуть двинувшись на Этернала. — Но я — не ты. Я храню честь доверившихся мне кобылок, и не важно, какими они были и какими стали. — Даже если мёртвыми? — не удержался Спайк, но, несмотря на мрачность и жестокость подкола, бэт-пегас лишь ухмыльнулся и вернул его: — По-моему, здесь больше рулишь ты. Если задуматься, ни одна кобыла тебя выдержать не сможет. И, конечно, то, что тебе не повезло с размером — без обид, если не повезло, и извини, если повезло, огнедышащая громадина — это на самом-то деле удача. — То ли я выпил больше, чем думаю, — замотал головой Этернал, смеясь, — но факт тот, что я ничего не понял. Дракон и пегас присоединились к его смеху. — А и вправду, Спайк, — отсмеявшись, толкнул его локтем единорог, — в смысле, пока я достаточно пьян, чтоб задать такой вопрос. Ты никого, случайно, не порвал? Не было такого? Или миф про здоровенные члены драконов — всего лишь миф? — Вот до последнего предложения я, может, и был готов ответить, — полушутливо проворчал дракон, кладя голову на крепкую барную стойку. — Теперь вам придётся ограничиться той информацией, что то время, которое обычные жеребцы занимают тем, что вы сейчас обсуждаете, я безуспешно пробегал за матерью Этернала Шайна, как подросток, с языком на плече. Впрочем, почему «как»… — У-у-у, — протянул Этернал, — тогда ты явно потратил своё лучшее время зря. — Спайк уже собрался ностальгически усмехнуться и согласиться, что занятия бесперспективнее, чем ухлёстывать за замужней дамой не своего вида, не сыскать, как единорог продолжил: — Моя мать ни секунды не стоила таких жертв, — и спокойно отхлебнул из своей коктейльной рюмки, подняв её чисто-золотым телекинезом. У Спайка отнялся язык, а Симарим равнодушно отвёл взгляд. Одно дело — шутить о не самых весёлых вещах бывшей Империи, другое — оскорблять тех, кто избавил их от того, чтобы то, что стало теперь шутками, осталось тяжёлой реальностью. И уж точно у дракона в голове не укладывалось, как можно не уважать Рэрити, до крови стиравшую копыта ради друзей, жертвовавшую собой ради них и будущего, которым новое поколение так безданно-беспошлинно распоряжается. Всё бушевавшее в Спайке негодование смогло вылиться лишь в короткое рычащее: — Ты не смеешь оскорблять её, потому что и понятия не имеешь, что ей пришлось пережить. — Это всё было на войне, — отмахнулся Шайн так небрежно, что Спайку захотелось сломать ему переднюю ногу ударом хвоста. Тот, к слову, опасно зазмеился на месте, словно набирая размах. — На неё можно списать всё, что угодно, но не то, что случилось после. И какие бы подвиги ни совершила моя мать, это не оправдывает того, что она делала за закрытыми дверями. — Этернал помолчал, бесстрастно окидывая изо всех сил сдерживающего злобу дракона, проникая взглядом ему прямо в душу. Единорог вернулся к своему напитку. — Вижу, ты хочешь сказать что-то о том, что она потеряла единственного жеребца, которого любила? Дракон беззвучно захлебнулся воздухом. Его решительность как ветром сдуло. «Да, я действительно имел в виду это, — думал Спайк, — но не собирался… говорить это так резко и прямо. Рэрити с Тандерлейном не от одной только безысходности». Подумав ещё немного, дракон произнёс это вслух и невольно задумался о том, что, от души желая Рэрити счастья, сам сглаживал все острые углы в её жизни, чтобы радоваться за неё, радоваться рождающейся от этого смотрения сквозь когти идиллической картине. «Это… эгоистично, — поражённо подумал Спайк, уже не озвучивая того. — Я же пытался не дать эгоизму и жадности взять над собой верх, как так получилось, что они прокрались сквозь мои благие намерения?». — Конечно, не от одной только безысходности — там была ещё и благодарность за то, что он терпел её истерики и намёки на попытку суицида в лучших традициях пошлой дешёвой драмы, — пренебрежительно фыркнул, отвечая, Шайн. — Но не более. Главное её свинство нашло отражение во мне. Скажи-ка, не напоминаю ли я тебе кого? Ах, точно, вы не так тесно общались до того, как он умер. Спайк замер. — Ты же не хочешь сказать, что она делала из тебя… Фэнси Пэнтса? — А как ещё это назвать? — жёстко отрезал единорог. — Знала она его не так уж и долго, но за такие насыщенные приключения почти все его стороны открылись ей достаточно доступно, чтобы она начала прививать их мне. А любое влияние моего собственного отца искоренялось. Думаю, свихнись она окончательно — какой-нибудь ночью перекрасила бы мне шерсть в белый цвет, чтобы из меня ушли все напоминания о нелюбимом ею пегасе. — Рэрити бы так не поступила, — упрямо повторил Спайк. — Ох, да брось! — закатил глаза Симарим, наконец-то подав голос. — Результат твоего «не поступила» сейчас закажет ещё один «Эквестрийский флаг». Теперь понятно, почему он такой кобель: в качестве протеста против матушки. Ну, что я могу сказать, — засмеялся бэт-пегас, — тебе стоит поблагодарить её хотя бы за то, что она влюбилась не в кобылу! Иначе ты сейчас щеголял бы в каком-нибудь платьице и жемчужном ожерелье. Этернала Шайна передёрнуло. — Спасибо, я не голодный, — холодно ответил он. Спайк промолчал. Он обрабатывал у себя в голове пошатнувшую его мир информацию: у Элементов Гармонии тоже могут быть глубокие пороки и даже психические расстройства. Так ли уверенно они одержали победу над Найтмер Мун и её эпохой, если внутри они — всё те же похотливые и развратные смерды? Внезапно у дракона появился ещё один вопрос, ответ на который он не хотел знать: пыталась ли Рэрити в одной из своих депрессий соблазнить собственного сына? …И не было ли такого, что Свити Белль она спасала как любовницу, а не как сестру?.. Спайк резко мотнул головой, отгоняя совсем уж нелепую мысль. Да, в бывшей Империи творились жуткие, аморальные вещи, но если уж в Рэрити и была какая-то порочность — вряд ли она заходила так далеко. До признания Этернала Шайна дракон не был уверен даже, использовала ли единорожка своё тело для получения выгод и свобод достаточно часто, чтобы это перешагнуло понятие крайней необходимости и превратилось в злоупотребление, проституцию, манию. Спайк определённо не был точно уверен. Его любовь к этой кобыле во все времена оставалась платонической, он даже в пубертатном периоде не смел задумываться о сексуальной жизни Рэрити. То, что у неё был, есть и может быть секс, было равноценно тому факту, что у неё есть уши — ничего криминального, и заострять на них внимание не стоит, потому что у кого их вообще нет. Даже у него есть, только без ушных раковин. Однако теперь он был вынужден волей-неволей отказаться от своих шаблонов, превращающих Рэрити в ангела, и посмотреть глубже, вспомнив всё, что о ней знал — даже если ему это не нравилось. Дракон внезапно пошатнулся, свежим взглядом увидев в единорожке и зависть, и гордость, и эгоизм, и самолюбование, и ещё множество пороков, противоречащих природе Элемента Щедрости. «Не додумал ли я это сам, пытаясь по-новому взглянуть на неё и не сумев? — ошеломлённо подумал Спайк; он весь был в сомнениях. — В экстренных ситуациях Рэрити — самая благородная кобыла из всех, что я знал, а в повседневности разве не простительны вольности и ухищрения, хоть кем бы ты ни был?». Действительно: Рэрити владела преуспевающим бутиком к текущему моменту, а, будь и вправду олицетворением Щедрости, раздающим всё направо и налево — достигла бы она таких высот? Сумела бы выстоять против Императрицы, не имея ничего из-за своего всепоглощающего альтруизма? Вырастила бы сестру хотя бы до встречи с Тандерлейном, если бы не дралась за то, что имела? Спайк понял: эта единорожка определённо очень сложна для понимания со всеми её противоречиями, но она всегда стремилась, пусть и косвенно, преобразовать мир и внести в него краски — как это можно делать, не имея почвы под копытами? Вдруг дракон подумал о Перелике. Её мать была воплощением стабильности своего Элемента и соответствия ему, но как это отразилось на её жеребёнке? Не расскажи Эпплджек истинную историю появления своей единорожки — кто знает, может, не виня себя, Перелика была бы сейчас совершенно другой пони. У Спайка надтреснулись шаблоны, когда он понял, что соблюдение канонов своего Элемента приносит больше вреда, чем отход от них. «Так ли они в таком случае нужны? — подумал дракон. — Не всё ли равно, кто ими будет обладать, если не имеет значения, как он ими будет распоряжаться?». Однако самой нестабильной Хранительницей, которую только можно было вообразить, была Рэйнбоу Дэш. Могла ли повлиять на Симарима её повёрнутость на всём, что «круто», «офигенно», «потрясно»? Она всегда стремилась соревноваться и практически не терпела подле себя слабаков. Может быть, тяга бэт-пегаса ко всей эквестрийской грязи — такой же протест, как тяга Этернала Шайна к почти каждой встречной кобылке? Спайк внезапно осознал, что начинает понимать двух самых презираемых им жеребцов, оправдывать их поступки и сочувствовать им. — Спайк! — требовательный крик Лоджикал Параллель вырвал дракона из раздумий. — Я спрашиваю тебя, не видел ли ты Флёрри Харт! Он проморгался. — В… в гостинице, наверное. А что? — Нет её там! — единорожка от нервов приплясывала на месте. — Иначе Шайнинг Армор не просил бы нас найти её. Её вообще нигде нет! Дракон окончательно сбросил с себя оцепенение и задумчивость и нахмурился: — Подожди, как это — нет? Она не могла никуда уйти, она ведь знает, что церемония через… — взглядом Спайк поискал где-нибудь часы, но Лоджи пришла ему на помощь пронизанным паникой голосом: — Через час! У нас есть всего лишь час, чтобы найти её! — Не хватит вам часа, — пресно отозвался Симарим и прикрыл кошачьи глаза. — Вы её не найдёте даже за два. Даже за три. — О чём это ты? — ощетинился Этернал Шайн. — Если уж Флёрри Харт скрылась из виду — вы не найдёте её до того, как она сама не вернётся. — Скажи толком, что происходит! — гневно прижав уши, затараторила Лоджикал Параллель. — Я вижу, что ты что-то знаешь, так скажи, ты разве не понимаешь, насколько всё серьёзно? Симарим в такой раздражающе-медлительной манере отвернулся, что Спайк с удовольствием проломил бы ему череп, не хранись, по всей видимости, в этом черепе сведения о местонахождении молодой аликорночки. Единорожка же поступила проще: схватила упрямого ночного пегаса телекинезом и насильно выволокла на улицу. К бару уже подбегали обеспокоенные Хранительницы и пара пегасов из Ангелов Флаттершай, всюду сопровождавших свою мать. — По всей видимости, он что-то знает, — Лель швырнула Симарима под копыта матери и её подругам, но пегас вовремя среагировал и развернул кожистые крылья, зависнув в воздухе. — Но говорить отказывается. Спайк вышел следом за Этернал Шайном, и за ним потянулась толпа любопытствующих зевак. Рэйнбоу, не обращая ни на кого внимания, подлетела к сыну и потребовала объяснений; даже на её слова последовал непоколебимый отказ. — Да бросить тя в темницу! — рассерженно топнула копытом Эпплджек. Дэш вскинула уши и резко повернулась к ней: — За что это? Он даже не Смотритель, нельзя сажать только за собственное мнение! — Симарим, — серьёзно сказала Твайлайт, выступая вперёд. — Если ты знаешь, что Флёрри угрожает опасность, но молчишь об этом — за такое посадить уже можно. Флёрри Харт — Принцесса и наследница Севера, не говоря уже о том, что её любит так много пони. Я не угрожаю, но последствия для тебя могут быть плачевными, не говоря уже о последствиях для всей Эквестрии. Если Флёрри похитил кто-то из грифонов, драконов или иных наших неприятелей, может развязаться война. Вовремя начатые переговоры спасут положение. — Флёрри взяла с меня Пинки-клятву, что я никому ничего не расскажу, — был ответ. — С тебя? — возмутился Этернал Шайн. — Она даже не ко мне пошла? — Да замолчи ты! — прошипела Рэрити и, опомнившись, смущённо кашлянула в копыто. Она повернулась к седой розовой пони. — Пинки, дорогая, эта клятва принадлежит тебе. Не могла бы ты освободить Симарима от неё, чтобы он мог рассказать нам, в чём дело? — Клятва только названа в честь меня, а принадлежит она тому, кто её взял, — пожала плечами Пинки Пай. — Извиняй, Рэрити, но сейчас это не в моей компетенции. — В таком случае… Флаттершай? — заговорщицки позвала Рэрити. Даже с возрастом не утратившая своей робости кобыла втянула голову в плечи, пискнув: — Ох, но я даже в самом крайнем случае не позволяю своим Ангелам… эм… быть… ну… невежливыми. — Думаю, сахарок, Рэр имела в виду твой Взгляд, — прикрыла глаза Эпплджек, чтобы скрыть злорадство, установившееся во взгляде при виде того, как дёрнулся вверх, чтобы сбежать, Симарим. Телекинезы Рэрити и Лоджикал Параллель остановили его. — Насчёт него у тебя тоже табу, но случай, сама понимаешь… — Нет! — рявкнул бэт-пегас, пытаясь вырваться из обтекших его магических аур. — Флёрри Харт ничего не угрожает, но вы должны оставить её в покое! Флаттершай сомневалась, с жалостью глядя на бьющегося в неосязаемых тисках жеребца. Она покусывала нижнюю губу, чуть щурясь и переминаясь с копыта на копыто; длинный хвост свивался кольцами на земле от переживаний. — Флаттершай, пожалуйста. — Мягко настояла Твайлайт. — До начала церемонии не так уж много, пони хотят видеть Флёрри там. Они забеспокоятся, если её не будет. Розовогривая пегаска сглотнула и посмотрела на обречённо замершего Симарима с невыразимой болью в глазах. — Мне очень, очень, очень жаль, — прошептала Флаттершай. Во всегда бесстрастных, насмешливых и жестоких глазах бэт-пегаса влажно блеснуло сочувствие. — Верю, — одними губами ответил жеребец и перестал сопротивляться. Две единорожки медленно опустили его на землю и нерешительно развеяли телекинез. Бэт-пегас остался на месте, покладисто глядя на пастельно-жёлтую пегаску. Таким Спайк ещё не видел его. Образ, который всплывал в сознании с именем Симарима — всклоченный, дикий перепончатокрылый пегас, готовый до смерти бороться за себя и свою свободу. Но никак не покорное существо, смирно ожидающее своей участи от гораздо более слабой пегаски. Он наверняка мог бы убить её с одного удара. «Убивал ли он?» — добавился в «я на самом деле не хочу знать это»-копилку ещё один вопрос. Но дракон вспомнил, что с мягкими, добрыми пони жеребец и сам становился мягче. В очередной раз его грубо выдернули из рассуждений: Флаттершай применила Взгляд, и выражение её лица ожесточилось, как всегда при этом. Как такая беспощадная сила была доверена самому воплощению Доброты? — Где Флёрри Харт? — кратко спросила пегаска. — В пути к западным границам Эквестрии, — смиренно ответил Симарим. — Зачем ей туда? — Она попросила меня рассказать, где находится само гнездо грязи и разврата. — Зачем? — Сними чары, и я расскажу тебе. Говорить, когда язык словно дёргают за нитки, сложно. Челюсть упала даже у Пинки Пай. Подвергавшихся Взгляду было не так уж много, но ни один из них не просил освободить их от него, не говоря уже о том, что никто из них не понимал, что находится под его воздействием. Они, не торгуясь, выполняли приказы или говорили чистую правду. «Может, именно из расчёта соврать Симарим просит Флаттершай прекратить? — ошарашенно думал Спайк. — Но как он сумел пробиться сквозь силу Взгляда?». — Продолжай смотреть, Флаттершай, — отрезала Твайлайт. — Говори, — приказала вслед за её приказом робкая пегаска. — Скоро после церемонии передачи Элементов должна была состояться коронация Флёрри Харт, — всё же подчинился бэт-пегас. — И она призналась мне, что на самом деле ненавидела себя, потому что боялась зазнаться. У неё было всё: красота, ум, богатство, слава, всеобщая любовь — её жизнь была идеальной, как и она сама. Недавно в одной книге она прочла, что не может быть прекрасной та душа, которая не страдала, и призналась, что боится не понимать в достаточной мере боль своих подданных, если сама не окунётся в то, в чём они живут. Поэтому она попросила меня рассказать — взамен на встречную Пинки-клятву, что об этом месте никто не узнает — где собираются самые отпетые негодяи и мерзавцы Эквестрии без принципов и совести, чтобы на один месяц замаскироваться под земную пони и быть у них секс-игрушкой. Стройное хоровое «ЧТО?!» заставило Флаттершай дёрнуться — и контакт разорвался. Симарим вскинул голову и бешено замотал головой, пытаясь избавиться от того, что Спайк не мог предположить: Взгляд на нём никогда не использовали. Но в этот момент дракон думал вовсе не об остаточном ощущении от психомагического приёма, а лишь о том, насколько неожиданной была концовка. Однако установленный факт показывал, что под Взглядом Флаттершай пони говорят правду, только правду и ничего, кроме правды. — Ты лжёшь! — в отчаянии, тем не менее, закричала Эпплджек. — Абсолютно всегда, — кротко согласился Симарим. — Но не в этот раз. — Это всё равно не может быть правдой! — сузившиеся глаза земной пони опасно сверкали зелёной сталью. — Флёрри Харт знала, что мы любим её, она слишком благоразумна, чтобы поступать вот так! Пони выразили согласие, но Спайк промолчал. Недавние рассуждения о причинах поступков Этернала Шайна и Симарима доказали ему, что даже незначительный и пустяковый на вид фактор, сжирающий пони на протяжении многих лет, может извратить его сущность до неузнаваемости. «Кто знает, чего боялась Флёрри Харт? Если уж не потерять всё, что имела — то перестать ценить это?» — думал дракон, наблюдая за разворачивающимся действом. — Возможно, нам стоит сделать что-то? — раздражённо напомнила Рэйнбоу Дэш. — Флаттершай, позови Дивайдед Ская и Эйр Фьюри: мы с Симаримом полетим в погоню. Возможно, нам ещё удастся её дог… — Нет, Рэйнбоу, ты останешься здесь. — Все одновременно повернули головы к приземлившейся Селестии и поклонились; выражение её лица было мрачным и обеспокоенным. — Мне уже известно о случившемся. Пони расстроятся, если не увидят Флёрри Харт, тем не менее, церемония должна состояться. Без Флёрри она пройдёт, но без одной из Носительниц — нет. Ты можешь не успеть догнать её и вернуть, Рэйнбоу, поэтому предоставь это своему сыну и двум быстрейшим из Ангелов. Радужногривая пегаска досадливо стиснула зубы, но подчинилась и опустилась на траву. Спайк нахмурился, не спуская с Принцессы Солнца глаз и выжидая, когда она освободится. Случилось это скоро: отдав короткие приказы с добрыми напутствиями, аликорница разослала каждого из пони по своим делам, напоминая, что ещё чуть-чуть — и настанет время передавать Элементы. Когда Богиня развернула крылья, чтобы улететь, дракон холодно остановил её. — Да, Спайк? — мягко отозвалась Селестия, посмотрев дракону прямо в глаза: он был лишь ненамного выше её. — У тебя что-то есть ко мне? — Именно так. Как Вы объясните мне вот это? — Спайк требовательно ткнул свёрнутым листком в грудь Селестии. Богиня недовольно приподняла бровь на такой тон, но всё же приняла записи телекинезом и прочитала. После легенды о Джезабеле её лицо окончательно вытянулось, на нём оставила свою печать почти озлобленная мрачность. — Здесь написано про витраж в Кэнтерлоте. Вы знали? Знали и молчали? — аликорница упрямо отмалчивалась; это злило потерявшего терпение дракона. — Я помню тот день, Принцесса, и помню Ваши слова. Драконью память склонны недооценивать. «Он ждет за Стеной, во дворце из замученного стекла, служат ему легионы, скованные из слез бессонных мертвецов, облачённые в доспехи из материнских страданий. В правом копыте своём он держит мёртвую звезду, а в левом — свечу, чей свет суть Тень. Его левые копыта обагрены кровью Ориона. Шесть его уст вещают разными языками, и седьмые уста его пропоют песнь, что уничтожит Мир. За ним останется след из гноя, истошного крика и ядовитого неба, которое вот-вот рухнет на уничтоженную его песнью землю». Вы шипели это, слово в слово, прямо в лицо до смерти напуганной Вашими словами Твайлайт, а затем приказали закрыть границы и выпустили на каждую улицу, даже в самой последней забытой деревне, спешно обученный патруль. Вы знали, что это такое, и промолчали? Вы понимаете, что мы могли бы спасти Кейденс?! — И как же? — Принцесса не повысила голос, но в её словах явно сквозило бешенство. — Как ты собрался победить то, что ввергает в ужас Повелевающую Солнцем? Я не знала способов остановить его ещё в те времена, когда Персия начала увядать; не знаю и теперь. Всё, что мы можем — дать ему то, что он хочет, и спрятаться, надеясь, что он не потребует большего. Ты видел, что он сделал с Элементами Гармонии, когда мы попытались применить их на нём. — Он сбежал. Он просто сбежал! — Я не стану спрашивать тебя, как он это сделал. Я даже опущу тот факт, что это не удавалось никому. Задам только один вопрос. Куда он сбежал? Спайк смолк. У него были только обвинения. Вариантов действий — ни одного. Селестия закрыла глаза и терпеливо выдохнула. Когда она разомкнула веки — в лавандовый взгляд вернулась прежняя теплота и ласка. — Давай подумаем об этом позже. Гармония вот-вот бросит свой жребий, — мягко сказала Богиня. Что-то подсказывало Спайку, что Селестия со всем искусством снова уйдёт от разговора, но он послушался и последовал за ней. Дело и вправду звучало, как что-то безнадёжное — зачем попусту портить торжество. Местом действия был пустырь, ранее использовавшийся понивилльцами для пикников: земля на нём была лишена присущей Понивиллю холмистости, и любая скатерть ложилась на неё, как на стол. Однако жители с радостью пожертвовали этим местом, чтобы узреть первую за многие и многие века церемонию передачи Элементов Гармонии от старых носителей новым. Никто не знал, что за пони это будут: Элементы сами выберут себе новых Хранителей. Именно поэтому вся Эквестрия, каждый пони собрались под высокой, чуть наклонённой вниз сценой: надеясь, что в нём или в его друзьях живёт дух какого-либо Элемента. Спайк занял место позади всех: его рост и драконье зрение позволяли обозревать происходящее даже с такого колоссального расстояния. Несколько нетерпеливых и шумных жеребят, не сумевших ранее протолкнуться ближе к сцене, забрались по нему, как по ёлке, чтобы тоже быть выше и что-нибудь рассмотреть. Дракон отнёсся к этому добродушно и даже поднял на уровень лица хвост, на котором, ахая от восторга, балансировал маленький пегасик. Усиленный заклинанием бархатный голос Селестии понёсся над толпой: — Я хочу поздравить вас всех с началом новой эры, ибо сегодня вы становитесь частью истории и свидетелями окончательного возрождения Эквестрии. Вы прошли через все испытания и невзгоды, и сейчас, в эту радостную и грустную минуту, увидите первую за тысячелетия церемонию передачи Элементов Гармонии. С этого дня покой и счастье Эквестрии будет охраняться новой шестёркой друзей, и я, Принцесса Селестия, хочу пожелать им удачи, мудрости… и веселья. — Она улыбнулась поднявшимся в толпе овациям и одобрительным выкрикам и плавно ушла в сторону, уступая место на сцене поднимавшимся по двум лестницам с разных сторон Хранительницам. Пони затаили дыхание, когда пятеро из них выстроились в ряд, а Твайлайт вышла вперёд, неся на голове тиару с большой тёмно-розовой звездой. Лоджикал Параллель по заранее принятому решению отвела взгляд в уверенности, что ей ничего не светит, но, как только над головами пони пронёсся магический гул и радужные волны, вскинула уши и едва не встала на дыбы, несмотря на то, что и так уже сидела у самой сцены вместе с семьёй и близкими друзьями Хранительниц. Радостное волнение одержало верх над пессимизмом. Единорожка была уверена, что это же чувство владеет всеми присутствующими: даже затихли вопросы о местонахождении Флёрри Харт и её отца. Вся толпа обратилась в ожидание. Один за другим Элементы Гармонии загорались в ожерельях выстроившихся в ряд кобыл, а затем вылетели из своих выемок и установились над головами каждой из владелиц, вращаясь вокруг своей оси и пульсируя альтернативной радугой. Пони счастливо зашумели от адреналинового, радостного возбуждения; тысячи пар глаз не сводились с тиары, цветовая пульсация звезды в которой только занималась. Ожидание затянулось, и толпа обеспокоенно смолкла. Встревожилась даже Твайлайт Спаркл. Пять Элементов светились, найдя новых носителей, но Элемент Магии застыл в своей короне неподвижно. — Что с ним происходит? — краем рта шепнула назад, друзьям, единорожка; другие кобылы догадались, что она на пороге истерики. — Почему не работает? Это как-то связано с нашими репетициями? — Ага, настройки сбились, — подколола Рэйнбоу Дэш, и Эпплджек со строгим выражением лица наступила ей на копыто: для подзатыльника обстановка слишком торжественно-напряжённая, и слишком много пони смотрит на надежду всей нации. Когда по толпе начали скакать вопросы о происходящем, Селестия вышла из тени и сказала Твайлайт несколько слов. Обеспокоенная единорожка даже не расслышала их смысла, выпалив шёпотом: — Связано ли это как-то с тем, что Флёрри Харт здесь нет? Она должна была быть новым Элементом Магии, но не пришла, и теперь ничего не работает? — Элемент в твоей тиаре сереет, моя маленькая пони, — зловеще возвестила Принцесса, но в её голосе не было злости или упрёка — только опасение. — Он делает так не когда нового носителя нет рядом. Он делает так только когда нового носителя вообще не существует.