Эпоха полночных кошмаров. Преемники

Селестия развернулась к толпе, царственным жестом простерев крылья в стороны и тем самым закрыв камень Твайлайт, из которого цветом утекала жизнь. — Элемент Магии, — самым успокаивающим голосом из всего своего арсенала возвестила Богиня Солнца, — самый неуловимый и капризный Элемент. Я уверена, скоро он сам найдёт себе нового владельца. — Может, он не реагирует потому, что здесь нет Флёрри Харт? — прокричал из толпы голос с северным акцентом. Толпа взорвалась одобрительным гулом. Лоджикал Параллель, словно очнувшись, огляделась по сторонам. «А где дядя?..» — подумала она и стала пробираться сквозь пони к выходу с импровизированной площади. — Может, он хочет сказать, что пора перестать списывать нас со счетов? Толпа поневоле расступилась, словно ещё были живы в пони инстинкты, толкающие если уж не преклонять колени, то уступать дорогу перед громогласными величественными интонациями. На сей раз они были усилены магией даже сильнее, чем у Селестии, но голос принадлежал не единорогу, а розовой земной пони с двухцветной гривой. — Даймонд Тиара, — заполнило паузу негодующее шипение Скуталу, и пегаска фыркнула носом, как разгневанный бык. В жеребячестве Даймонд Тиара носила на своей голове изысканной работы корону и вела себя соответствующе. Её отец был крупным землевладельцем и бизнеспони ещё при Императрице и после её свержения сумел сохранить всё, что имел, а затем вступил в ряды Смотрителей и, обзаведясь полезными связями, приумножил имеющееся. В положенный срок его любимая дочь прошла обряд инициации и сменила жеребячью корону на кулон в виде драконьего глаза, дававший ей гораздо больше власти. Однако даже без него кобылка вела себя так, будто ей позволено всё на свете, но по сравнению с её наглостью её садизм был воистину безграничен. Даймонд знала, как уколоть больнее всего, как попасть точно по чувствам пони, и любимой её мишенью была Скуталу. Мало того, что происхождение пегаски было неказисто и неизвестно и она, соответственно логике Тиары, относилась к пушечному мясу, которое не жалко — перемолотые в кашу неправильно сросшиеся крылья лишали свою хозяйку свойственных всем пегасам лётных качеств. Обидные прозвища и издевательства, которым подвергалась Скуталу от Даймонд Тиары, позволили рыжей пегаске пронести свою ненависть через жизнь. На этой почве даже случались кратковременные ссоры с Эпплблум и Свити Белль, считавшими, что пора бы уже забыть всё это и если не дружить с вздорной кобылкой, то относиться к ней с холодностью, приправленной здравой степенью презрения. Скуталу рычала, огрызалась и мечтала о том, как когда-нибудь одним ударом отомстит Даймонд Тиаре за всё, что та ей причинила. Подруги считали, что пегаска драматизирует и преувеличивает, но после некоторых обидных слов в свой собственный адрес смиренно молчали и надеялись, что вспыльчивая Скут не перейдёт к активным действиям. Смотрителей недолюбливали, но их боялись из-за братского единства и множества связей, паутиной покрывавших всю Эквестрию. И сейчас довольно большая — редко они появлялись на публике такими скоплениями — их группа шествовала за Даймонд Тиарой с таким величием и горделивостью, будто им принадлежал трон, а розовая земная пони была их Богиней. За той, подкрепляя каждую задумку заклинанием, ступал красивый единорог, чувство собственной важности которого взлетало до небес от осознания того, что он — сын самого Принца Блюблада и любимицы Императрицы, Трикси Луламун. Накидка, которую носила мать при своей госпоже, а затем подарила сыну, частично скрывала бледно-голубой с белыми отметинами на копытах цвет его шерсти и хвост, но длинная, ниже плеч, жёлто-фиолетовая грива вилась свободно и вольно. — Мне казалось, — по-прежнему мягко, но уже холодно ответила Селестия, демонстративно прикрыв глаза в знак слабого недовольства, — что Смотрители отрицают существование Элементов Гармонии. Не так громко, пожалуйста. «Так сладок мёд, что, наконец, он горек — избыток вкуса убивает вкус». — Ага, эти скоты думают, небось, шо их Импер-рица на луну в отпуск улетела, — хмыкнула Эпплблум, а Свити Белль поспешила закрыть копытом рот уже вдохновенно открывшей его Скуталу, собравшейся прокричать эти слова. — Но Элементы Гармонии, — возразила Даймонд Тиара и рассерженно дёрнула ушами в сторону ослабившего голубой свет своего рога и заодно мощность заклинания жеребца, — признают существование Смотрителей. Игнорируя вибрирующее в воздухе желание толпы снова сомкнуться у них на пути, носители кулонов Найтмер Мун подошли вплотную к сцене и остановились; розовая земная пони же смело взошла на неё и повернулась к публике, но её слова были обращены к Селестии: — Сейчас я попросила бы провести церемонию заново, но не со всеми Элементами, а, когда Смотрители теперь в пределах досягаемости — только с одним. Богиня Солнца покосилась на закрытый её крылом посеревший камень. Она могла бы «подкрасить» его заклинанием, но заставь его Твайлайт снова искать себе нового хозяина — любое «оживление» мгновенно бы смылось, и все пони увидели бы правду. Поднялась бы паника. «С другой стороны, — мрачно размышляла Селестия, — отказать этим снобам — и в их рядах поднимутся возмущения. О Луна, память о тебе ещё никогда не стоила мне так дорого». — Я полагаю, — нашлась аликорница, — что за секунду до того, как Элемент отказался признавать в ком-либо из присутствующих своего нового владельца, вы находились не так уж далеко. Ваше положение в Эквестрии твердо и неоспоримо, но я не могу заставлять Твайлайт, — она торопливо, но плавно прибавила фамилию, чтобы речь не утратила официальности, — Спаркл проводить обряд ещё раз: он потребует немалых энергозатрат, которые могут и не оправдаться. Советую вам, а также всем и каждому пони в Эквестрии подождать. Даймонд Тиара дерзко фыркнула: — Смотрители выращивают и обучают лучших магов в стране. С нами — наследие Императрицы! — по народу прошла волна ропота, но земнопони проигнорировала её. — А здесь, насколько я понимаю, в тщетной надежде собралась вся Эквестрия, и у неё всё равно не нашлось достаточно мощного мага, чтобы стать новым Хранителем Элемента! — Вообще-то, — вдруг решительно подала голос Флаттершай, выходя вперёд, — здесь… эм, если вы позволите… не вся Эквестрия. — Даймонд Тиара скептически приподняла бровь и бросила на пегаску один из своих взглядов, начисто уничтожающих в пони всё самоуважение. Тем не менее, робкая кобылица продолжила — пусть и отведя глаза. — Здесь нет моей дочери… — О, неужели? — неуважительно расхохоталась земная пони. — Разве не ты держишь у себя самый большой жеребячий комбинат, каждого отброса почитая за своего собственного? — Даймонд Тиара, — угрожающе произнесла Селестия, — советую Вам воздержаться от оскорблений. После таких выходок Смотрителей могут перестать уважать так, как прежде. — Нам не нужно ничьё уважение. Волков не волнует мнение овец. — Розовая кобылка развернулась к пастельно-жёлтой, как только та снова начала что-то мямлить. Но раньше, чем Даймонд снова успела хлестнуть пегаску болью, Рэрити сдвинула брови, выступила вперёд и чётко произнесла со льдом в голосе: — Здесь нет её родной дочери, единорожки по имени Гэлакси. Известно, что талант кобылки был связан с могущественной магией, но она таинственно исчезла буквально через день после получения кьютимарки. — К слову, вы же так кичитесь тем, что у вас в Смотрителях лучшие маги! — закричал кто-то из толпы. — Уж не вы ли похитили эту единорожку? По рядам пронёсся удивлённый гул, а вслед за ним — одобрительный. Селестия с тайным удовлетворением не препятствовала поднявшейся и набирающей обороты волне. Даймонд Тиара же задохнулась от возмущения, взыгравшего с такой силой, что выбило из кобылки спесь и высокомерие, заставив выдохнуть: — Что?! Смотрители не будут марать копыта о всякую чернь! Никто из единорогов-смердов не будет достаточно талантлив, чтобы вступить в наши ряды! Ах, да что я вообще доказываю?! — её копыто выбросилось вперёд, точно указав на Лоджикал Параллель. — Даже дочь Твайлайт Спаркл недостаточно одарена для такой чести! — глаза земной пони едко сощурились, и она добавила: — Я бы даже сказала — особенно. Лель озлобленно оскалилась. Завышенные ожидания окружающих к её магическим способностям были больным местом единорожки на протяжении всей её жизни, а теперь она шкурой ощущала на себе сотни сочувствующих взглядов. Клокочущая ярость медленно, отравляя всё существо кобылки, поднималось внутри. «Мне… не нужна ваша жалость», — подумала Лоджи, почти трясясь от негодования, и, резко вскочив, бросилась через толпу. Прочь. — Видите? — самодовольство вернулось в голос Даймонд Тиары. — Ей не по силам даже телепортация. — Тебе тоже. — Учтивым голосом, в котором угрозы было больше, чем в смертном приговоре, напомнила Рэйнбоу Дэш. Селестия чувствовала: ещё чуть-чуть — и начнётся драка. Лоджикал Параллель, убегая с импровизированной площади, слышала завершающую мероприятие речь Принцессы. Та говорила что-то о том, что теперь имеет смысл только ждать, когда Элемент самостоятельно выберет себе владельца, и уверяла, что это обязательно произойдёт, а также — что-то про то, что Эквестрии нечего бояться, и паника бессмысленна. Лель слушала остающиеся далеко позади отголоски этих слов и на бегу давилась слезами. Она мечтала пойти по подковам матери. Мечтала стать великим магом. Мечтала быть частью силы, способной преодолеть всё. Но, как бы ни старалась, всюду с ней был сочувствующий взгляд Твайлайт, говорящий, подсказывающий что-то, что Лоджикал была не в силах понять. Она была в отчаянии, словно бросаясь раз за разом на глухую, непреодолимую стену. Единорожка неслась всё глубже и глубже в Понивилль, петляя между домами, забираясь в самые забытые трущобы. Она мечтала быть с Этерналом Шайном. Мечтала создать с ним семью. Мечтала родить ему самых красивых жеребят. Но, как бы ни старалась, он видел только Флёрри Харт, в которую был влюблён всю жизнь, которая во всём была лучше неё. Выше, сильнее, умнее… красивее. Флёрри, кажется, была даже красивее Принцессы Селестии, ибо её тело дышало юностью и непосредственной гибкостью. И она не носила очки. Лоджикал сорвала вмиг ставший ненавистным предмет магией — и мир утратил свои чёткие контуры, но, одержимая злобой, единорожка отбросила голос разума вместе с этими самыми очками, разбившимися о стену чьего-то дома после магического удара. Лель же радостно обманулась тем, что она ничего не видит из-за застилающих глаза слёз. Когда мысли, сжирающие её изнутри, пошли по четвёртому кругу, кобылка выбилась из сил и попыталась осмотреться. Сейчас она могла ориентироваться только по цветам: форма предметов, издеваясь, размывалась тем больше, чем усерднее единорожка присматривалась к ней. Тем не менее, Лоджи сумела понять, что сделала большой круг и прискакала к гостинице. Ярости уже не было. Только опустошение и чувство проигрыша. «Ладно, — отрешённо подумала Лель. — Я не стану лучшей в колдовстве и не смогу быть рядом с Этерналом. — От последнего сердце болезненно, протестующее заныло, но единорожка беспощадно к самой себе продолжила. — Я найду себе другое занятие и другого жеребца. Или останусь одна на всю жизнь, или… — её нечёткий взгляд снова метнулся к гостинице. — Так, а когда все искали Флёрри Харт, не догадались ли они заглянуть в её номер?..». Лоджикал медленно, ощупывая дорогу, чтобы ни обо что не споткнуться и ни на что не налететь, добралась до гостиницы. Весь персонал был на церемонии — по зданию чуть ли не гулял пустынный ветер. Единорожка осторожно стала заглядывать в каждый номер, что тоже был пуст — никого. Вдруг со второго этажа донёсся тихий полувсхлип-полустон. «Кто-то плачет?» — единорожка торопливо развернулась к лестнице и пошла наверх. Почему-то засосало под ложечкой. Было жутко находиться одной в большой гостинице, а потом вдруг обнаружить, что совсем не одинока, и теперь, почти ничего не видя, красться в неизвестность всего-то на звук жеребячьего плача. Челюсть Лель трусливо дрожала всё больше по мере приближения к источнику звука. Номера на дверях комнат были лишь размытыми золотистыми ромбиками, да и сам коридор немилостиво искажался, заставляя глаза болеть, а единорожку — жмуриться одну часть времени и подслеповато щуриться другую. Но, всё-таки добравшись до двери, за которой раздавались эти странные звуки, кобылка смело заглянула внутрь. Судя по высоте и очертаниям, это был стул посреди комнаты — он стоял тонким размытым силуэтом в самом центре номера на фоне большого не зашторенного окна, чуть слепившего привыкшие к полумраку глаза единорожки. Фигура, восседающая на этом стуле, была до странности массивной, большой и слоистой — до тех пор, пока Лоджикал не поняла по разному образу движений нижней и верхней его части, что это было не одно существо, а два. Друг на друге. У нижнего была окраска её дяди. У верхнего — её двоюродной сестры. Когда ещё один полустон, смешавший сладкий выдох Флёрри Харт и сдавленное скуление Шайнинг Армора, достиг ушей Лель, её лицо хлынувшей к нему кровью опалило страшное осознание: инцест, бесстыдный и бессовестный инцест, из-за которого родственники даже пропустили церемонию, придумали совершенно дикую легенду исчезновения Флёрри и которому Лоджи невольно стала свидетельницей! Разумная часть единорожки вопила о том, что ей стоит быстрее убежать и скрыться, но чувство шока пригвоздило её к полу, и чем больше она рассматривала — тем чётче, казалось, видела немыслимую сцену. Шайнинг Армор сидел на стуле, откинувшись на его спинку и крепко впившись копытами в сочные бёдра своей дочери, пока она, чувственно извиваясь от страсти, плавно поднималась и опускалась на его жёстко стоящем члене, принимая его в себя до упора и в такт своим движениям сжимая плечи отца копытами подобно кошке. Стоны развратников становились громче по мере того, как Флёрри всё быстрее и быстрее скакала на собственном отце. Эта мысль в клочья разнесла чуть зародившееся злорадство Лоджикал Параллель, посвящённое мысли о том, что её соперница-сестра всё-таки не идеальна: она занималась сексом с собственным отцом! Дыхание единорожки сбилось от потрясения, она принялась судорожно вдыхать всей грудью, опасаясь задохнуться, но вместо ожидаемого запаха двух слившихся тел ощутила навязчивый аромат карамели. Кобылка где-то глубоко внутри не одобряла своего поведения, но она не могла оторвать глаз от этой картины. Где-то ещё глубже она ненавидела себя за то, что в пылу гнева выкинула очки, и теперь ей оставалось любоваться только на размытые силуэты и контуры, но тем развратнее становилось зрелище от этой нечёткости, недосказанности, что оставляла буйному воображению Лоджи возможность додумывать происходящее так, как ей нравится… «Нет! — в ужасе мысленно выдохнула Лель, отчаянно игнорируя сладостную свинцовую тяжесть между задних ног. — Я не такая, это не может мне нравиться, я хорошая!». Однако она с едва заметным писком ощутила, насколько уже далеко по внутренней стороне бедра скатилась капля смазки, беспощадно свидетельствовавшая о том, что единорожка возбудилась от увиденного. Теперь она точно не могла никакими силами прервать то, что видела, даже если бы и должна была. Лишь опасаясь разоблачения, Лоджи отступила за стену, плюхнулась на круп и, прислонившись к ней спиной, принялась отчаянно ласкать себя под звуки раздававшегося за приоткрытой дверью совсем рядом порочного соития, часто на секунду заглядывая внутрь, чтобы освежить картинку в памяти. Кобылка закусила копыто, но всё равно старалась, чтобы её случайные сдержанные стоны совпадали со стонами её дяди и сестры. Порочные любовники ускорили свои движения до предела, Шайнинг застонал имя дочери, и Лоджи почудился протест в его голосе, несмотря на то, что он и сам вколачивался в её тело. Флёрри склонилась к отцу, ища его губ своими, и перед тем, как её тяжёлые кудри упали с шеи, закрыв единорожке обзор, Лель сумела уловить попытку дяди отвернуться от аликорночки. «Она… совратила его? Совратила собственного отца?» — и, уже не прячась, совсем уж яростно принялась натирать копытом трещащий от похоти клитор. Оргазм у всех троих случился единовременно, но Лоджикал показалось, что лишь её он лишил всех чувств, которые могли бы помочь ей сбежать. Она совсем ничего теперь не видела, не слышала и тяжело, шумно дышала, пребывая в развратном, бесстыдном экстазе. В этом сладком забытьи единорожка не могла ни узнать, ни понять того, что Флёрри Харт медленно слезла с члена Шайнинг Армора, смутно догадываясь, что кто-то их застал. Единорог остался на стуле, пытаясь отдышаться или хотя бы удержать равновесие. Аликорночка же грациозно и бесшумно направилась к двери. Встретившись взглядами, двоюродные сёстры обе перестали дышать. Лоджикал Параллель не знала, как выкручиваться из этой ситуации, что говорить, как оправдываться… кто, кстати, должен оправдываться? — Лель, дорогая, — мягко и ровно позвала Флёрри, как будто не было минуты назад этой вакханальной инцестной связи. Вдруг и вправду не было? Вдруг Лоджи… привиделось? Или она приняла за это что-то другое? Единорожке отчаянно хотелось верить. — Ты потеряла где-то свои очки? Кобылка в ответ загипнотизировано кивнула. Что-то было не так во Флёрри — не считая только что произошедшего секса с ближайшим родственником, разумеется, — но Лоджикал Параллель никак не могла понять, что именно. Шок и стыд всё ещё владели ею, не давая открыть рта, потребовать объяснений, выдвинуть обвинения. Она словно превратилась в податливую марионетку, которая, услышав от сестры: — Тебе стоит найти их. И скорее, — послушно закивала и, развернувшись, торопливо ринулась прочь, как от самой смерти. Флёрри Харт проводила единорожку насмешливо-внимательным взглядом пары открывшихся прямо под её голубыми лиловых глаз без зрачка и белка.