Макария: Хроники беспредела

Хронология улетела, планы пошли наперекосяк, но мы здесь, все такое:)        — Это что? — поинтересовался Аид тоном, который содержал тысячи подтекстов. Главным был «это мне за что?!»       — Па-ап! — восхищенно выдохнуло «эточто» и раскинуло руки. — Мы так летали, так летали! Тебе бы тоже понравилось бы!       Танат Жестокосердный, которому только что предложили выступить в роли Пегаса для царя подземного мира, дернул углом губ. В глазах у Таната жило неявное желание запить от такой жизни.       — Это что? — повторил царь подземный.       — Это вот, — сказал Танат хмуро. — Вернули.       Подошел на два шага и добавил шепотом:       — Я туда больше не полечу. Я, знаешь ли, не привык, чтобы из-за угла на меня набрасывались богини плодородия…       — О-о да-а, — вклинилась Макария, которая тоже подошла поближе. — Бабушка кинулась на него, как леопард на добычу! И оплела руками, словно Гекатонхейры пленных титанов.       Аид молча глазел на гонца. Тот пожал плечами и показал, что да, в общих чертах так оно и было.       — И я не привык, что меня называют «спасителем» и «вестником покоя», — добил Танат. — И еще…       — И еще?       — И еще она щиплется.       — Деметра?! — поразился Аид.       Танат медленно покачал головой. Макария обиделась и пробормотала о том, что вот, всего-то взяла на память пару перьев. Сделать себе небольшие крылышки. И что Гипнос против такого вообще-то не протестовал, хотя да, она его почему-то найти не может…       Аид кашлянул, потер подбородок и вернулся на исходную.       — Почему вернули? — осведомился он по-военному четко. — То есть, Макария, ты ведь хотела увидеть бабушку. Тебе не понравилось на Олимпе? Или, — тут в ход пошел тон «строгий папик», — ты вела себя плохо?       Макария немного подумала и ответила тоже по-военному четко.       — Нет. Думаю, что я как раз себя вела хорошо.       Танат, на которого Макария не смотрела, молча провел пальцем по горлу. Мысленно Аид с ним согласился.       — То есть, мама же мне говорила, — продолжила царевна подземная, — что олимпийцы друг другу помогают. Вот я и решила, вроде как, помочь.       Аид представил свое чадо помогающим и испытал странное ощущение. Будто бы ты в кошмаре, а проснуться не можешь.       — И кого же это ты так решила… облагодетельствовать? — сдержав себя, осведомился царь подземный.       Макария ответила широким, полным решительности жестом.       — Всех сразу!       Аид начал невольно проникаться поведением тещи.       — Понимаешь, — деловито заговорила Макария, — я просто случайно услышала от бабушки Деметры, что смертные совсем как-то про богов забыли. И поняла, в чем дело. Олимпийцы — у них ведь то пиры, то дела какие-то, а мама вообще все время занята… А знамениями вообще никто серьезно не занимается. Папа, ты не поверишь — Олимп, а такой бардак! В общем, пришлось брать дело в свои руки.       И она торжественно выставила вперед руки. Аид, за последние годы обнаруживший в себе неистребимые бездны спокойствия, повторил задумчиво:       — Знамения для смертных.       — Ага, — сказала Макария. — Ты эти олимпийские знамения видел, вообще?! Змея выползла на алтарь. Орел пролетел над дубом. Огонь ярко вспыхнул. Пап, смертные — они такого под носом не увидят, им нужно что-то поярче, подоходчивее!       Аиду остро захотелось на поверхность. Убедиться, что там хотя бы относительно все в порядке. На его памяти о «поярче, подоходчивее» как-то заговорил младший братик — после чего тут же и устроил всемирный потоп.       Танат хмыкнул, извлек из-под крыла восковые дощечки и протянул царю.       — Тунец, — сказал Аид, ознакомившись с первой строчкой.       — Тунец, — торжественно подтвердила Макария.       — …тухлый тунец.       — Просто очень много тухлого тунца.       — …с неба в Спарте, — смачно договорил царь подземный.       Макария немного подумала и решила, что объясниться таки придется.       — Я хотела кефали, — заторопилась она, — а у дяди Посейдона не нашлось, зато тунца он сказал — бери, не жалко, только оказалось, что тунец какой-то не очень, но вообще-то получилось хорошо, только вот эти самые жрецы так и не поняли — чего это может быть символом и кому и за что жертвы приносить… но они так смешно дрались, честное слово, смешнее только в Фивах…       Тут Макария прикусила язык и посмотрела на отца с выражением ангельской чистоты.       Аид уткнулся в таблички.       — Фивы, — пробормотал он, — овцы… овцы?! В каком смысле — цветные овцы?       — Они вообще-то, не цветные, — вступилась Макария за овец, — они, вообще-то, цветочные.       Аид пристально посмотрел на Таната, со стороны которого донесся явственный звук удара ладонью по лицу. Танат стоял неподвижно, всем своим видом выражая, что двигаться он и не намеревается.       — Ну, у бабушки Деметры есть такие семена, — растолковывала тем временем Макария, — такие хорошие семена, которые прорастают на чем угодно. А в Фивах есть овцы, ну и вот… как-то… если одно соединить с другим… В общем, тюльпановые были ничего, а которые все с дельфиниумом — они выглядели прям жутко вульгарно.       Аид покивал, как бы говоря, что в этом дочери верит полностью. Задумчиво покачал табличкой.       — Да, — вспомнила Макария. — Только овцам, оказывается, очень понравились цветы. И они начали объедать друг друга, и получился небольшой хаос, потому что главный жрец — он собирался утопиться в пифосе с вином, потому что честно признался, что истолковать такое не может.       Она подумала и прибавила:       — Неудачник. В Дельфах, например, истолковали все!       — Жрецы, — уточнил Аид, сверяясь с табличками.       — Жречихи, — не согласилась Макария. — Ну, то есть, жрицы. Пап, это кошмар. Сидят в своем храме, дышат парами этого, как его, источника, потом всякие туманные прорицания выдают. Всего-то пару капель одного зелья, меня вот Геката научила варить, и…       Геката, которая как раз мешала что-то в котле на другом конце подземного мира, чутко прислушалась, уловила настроение царя и, напевая, отправилась подальше на поверхность. А то мало ли.       — И они начали петь, — продолжил Аид спокойно.       — Ага, — радостно подтвердила Макария. — Правда, не сразу. Сначала они объявили одному басилевсу, что он беременный, а одной знатной афинянке — что она скоро пойдет на войну и свершит великие подвиги… но потом зелье подействовало как надо. Хотя да, голоса у этих пифий гадкие. А уж репертуар…       — А потом? — осведомился Аид самым что ни на есть нейтральным тоном.       — До или после того, как они устроили танцевальное шествие? — переспросила Макария. — Ну, там оказалось, что я немножечко переборщила с зельем. А пифии, оказывается, любят лазить по деревьям.       Она вздохнула и добавила:       — Все равно ведь они это истолковали как особую милость Аполлона!       — На Крите, — продолжил Аид, ведя пальцам по строчкам, — басилевс и бассилисса внезапно сменили цвет…       — Его я покрасила в черный, а ее — в багряный! — похвалилась Макария.       — Патриотично, — хмыкнул Танат, но тут же сделал вид, что ничего не говорил.       — Стая летающих ослов в Афинах…       — Они посчитали, что это знак от Зевса, — подтвердила Макария. — Папа, почему они посчитали, что это — знак от Зевса?!       — Огромная говорящая белка в Пилосе… — Аид осекся и поднял удивленный взгляд.       — Нечего на меня так смотреть! — прошипел Танат.       — Правда, пап, чего ты на него-то смотришь, — вступилась Макария. — Я Диониса в беличью шкуру только с третьего раза зашила.       — То есть, белка еще была и пьяной, — обреченно уточнил Аид.       — Вусмерть, — подтвердило дитятко. — И все время звала жителей устроить оргию. Говорят, там во время войн такой паники не бывает.       И хихикнула, но тут же приняла умеренно суровый вид.       Палец Аида шел по строчкам дальше и дальше.       — Циклоп в розовом пеплосе, бегающий по городу с выкриками: «Птичка!»       Макария потерла нос. Набрала воздуха в грудь, выдохнула и пробормотала смущенно:       — Это вот вообще как-то случайно вышло…       — Все? — слегка удивился Аид, поворачивая таблички.       — Вообще, у меня были еще идеи, — возмущенно пробубнила Макария. — Но тут день кончился. И мама освободилась. Потом еще бабушка пришла. А потом я ей начала все рассказывать, а жрецы как раз на земле жертвы начали приносить, а бабушка почему-то начала ломать руки, а тут вдруг Убийца, а бабушка на него — прыг.       — А мама что же?       — А мама очень смеялась, — вздохнула Макария. — Да, и передала, чтобы наказал меня в этот раз ты. Только меч сказала не отбирать, «а то девочка тогда включает фантазию».       — Ясно, — сказал Аид сурово, — иди к себе в покои. Беседу о знамениях и их результатах я с тобой проведу. И неделю — никакой колесницы.       Макария сложила руки сзади на манер арестанта и отправилась из зала, бубня себе под нос, что вот, помогай после этого богам.       — Убийца, — сказал Аид после этого, — на Олимпе там что?       Танат презрительно передернул крыльями, как бы говоря «Этим-то что сделается».       — Как-никак, а смертные про богов вспомнили. Правда, они думают, что боги малость… но это ведь все же олимпийцы.       Аид хмыкнул.       — Зевс так вообще решил взять пару идей на вооружение.       Аид пробормотал, что никогда не сомневался в брате. И помнит, как кое-кто тоже устраивал знамения. Во дни златой юности.       — Правда, они не могут извлечь Диониса из шкуры белки… — на последнем слове Танат покривился, — но кое-кто предлагает все оставить так.       У Аида создалось невольное впечатление, что «кое-кто» — Персефона.       — Ясно, — решительно сказал царь подземный и встал с трона. — Оповести подданных, что царевна вернулась.        — Кажется, — прислушиваясь, заговорил бог смерти, — они уже знают.       Сквозь толстые стены дворца среди воплей: «Мы еще пировать в честь отъезда не закончили!» и «В убежища!» долетало время от времени отчаянное: «Нас-то за что?!»