Полечить зубки
1 сентября 2016 г. в 14:25
Всех со слегка депрессивно-маниакальным праздником 1 сентября!
— Я вот думаю, — проникновенно сказала Макария в одно прекрасное утро, — мне нужно выбрать себе какое-нибудь полезное предназначение.
Аид машинально поискал глазами Персефону. Не нашел и поборол в себе желание влезть на ближайшую колонну. И заунывно уже оттуда призывать жену. Вызывая вздохи подданных: «А кто это так тоскливо орет?» Так это, весна… у Владыки родительский период, обострение…
За несколько лет Аид четко уяснил себе — чем заканчиваются внезапные утренние идеи дочери.
— Может, лучше на мечах? — попытался царь подземный совратить невинную детскую душу.
Невинное и детское стояло напротив Владыки и смотрело крайне вредными глазами.
— На мечах было вчера и с Танатом! — отрезало невинное и детское. — А колесницу после прошлого раза еще не починили. И вообще, пора взрослеть. Аполлон, например, сразу из пеленок дракона завалил.
— Ты решила убивать драконов? — осведомился Аид, мысленно считая — сколько ценных пресмыкающихся обитает в его владениях и со сколькими он может проститься, пока дочери не надоест.
Макария всплеснула руками.
— Нет, конечно! Драконов мне жалко. Мне вообще всех жалко. Я вся полна сочувствия к окружающему миру!
Ну да, вообще-то, — подумал Аид. Девочка у меня с нежной, сочувствующей душой.
Как начнет всех вокруг жалеть — только успевай сваливать.
— В этом мире столько страданий, — продолжала Макария вдохновенно, — смертные мучаются, боги мучаются… нужно же что-то делать, в самом деле!
Аид, в свое время единолично придумавший пару сотен пыток для грешников, попытался добавить в глаза невинности, но у него не особенно получилось.
— Вот Хирон мучился от стрелы Геракла, — пламенно продолжала Макария, — а Ареса вообще постоянно сестра бьет, а Пэон за всеми не успевает…
— То есть… — начал Аид медленно, — ты решила…
— Посвятить себя врачеванию! — торжественно обрадовала отца Макария и вытащила из-за спины коробочку с жутковатого вида склянками и инструментами. — Я тут кое-чего попросила у Гекаты…, а кое-что сама придумала…
И добавила, придавая глазам умоляющее выражение:
— Только мне пока лечить некого…
Аид, бывалый интриган и военачальник, стойко усидел на троне и даже сделал вид, что не заметил прозрачного намека.
— Хмм, — выдал царь подземного мира. — Понимаешь, у меня завидное здоровье. Да и у твоей мамы. Да и у всех Кронидов… — «Не благодарите, братья и сестры, я же должен вывести вас из-под удара». — А мои подданные обычно тоже на здоровье не жалуются, разве что нарвутся на какого-нибудь дурного героя.
Макария поникла рыжей головушкой. Весь ее надутый вид так и говорил, что вот, столько благих намерений и хороших зелий пропадает.
— Но у нас же есть Поля Мук! — прибавил Владыка с жестом фокусника, который извлекает гарпию из шляпы.
Макария просияла зелеными глазами, восторженно возопила: «Пап, ты лучший!» — и унеслась на Поля Мук, чтобы облагодетельствовать грешников.
Владыка сказал «фух» и почувствовал, как у него стало на один седой волос больше.
— И не смотри на меня так, — буркнул он в сторону выступившего из угла Таната. — В конце концов, для грешников много мук не бывает. Гипнос! А ты там… присмотри.
— Что я-то?! — возмутился Гипнос, выступая из второго угла. — У меня, может, чаша. И вообще, пусть Танат, он с ней ладит.
— Я вчера на мечах, — отрезал чернокрылый близнец сна. — И вообще, если тебя полечить — может, полезнее будет.
Крыть было нечем, но последнюю подножку Гипнос брату все же подставил:
— А вот скажу ей, что у тебя что-нибудь болит! — крикнул он, уже вылетая из зала.
Намерению Таната остаться без близнеца помешал Аид.
— Спокойно, Убийца, — велел он. — Если что — отобьемся.
* * *
Гипнос был существом по своей природе крайне стойким и слегка дурашливым. Потому приказ Владыки «присмотреть» пережил относительно безболезненно. Как выяснилось, очень зря.
Макария была добра. Макария была переполнена жалостью к несчастным грешникам.
Грешники, которые уже успели познакомиться с Макарией, быстро осознали, куда они вляпались, и принялись заверять, что у них после смерти здоровье-то как раз — ого-го.
Мало заверять — еще и доказывать. По этой причине Поля Мук уже через час представляли собой место, исполненного здорового олимпийского духа и неумеренного энтузиазма.
Данаиды бежали наполнять пифос наперегонки. Сизиф катил свой камень в легком реактивном режиме, бодренько покрикивая: «Это у кого тут поясница? Да я при жизни себя так хорошо не чувствовал, спасибо Танату, доброго ему здоровьица!»
Тантал громко живописал пользу долговременного голодания и долговременной же жажды. При этом с честными глазами уверял, что мысль о еде вызывает у него омерзение, а скала над головой — провоцирует на полезные мысли и душевный подъем.
Менетий, которому грифы клевали печень, уверял, что печень была не очень, так что самое время ее выклевать. Да, несколько раз, а лучше — много. Нет, не надо ему зашивать рану. Пожалуйста, пожалуйста, не надо вообще ничего зашивать, где тут Владыка, я хочу воззвать к его милости, пусть мне оставят грифов!!!
Иксион, которого катали на огненном колесе, заявил, что всегда мечтал иметь такие ожоги. А колесо его отвлекает от мысли о Гере. При этих словах Иксион плакал, поэтому звучало крайне правдоподобно.
Словом, все были внезапно и фатально здоровы, по каковой причине Макария была внезапно и фатально грустна.
Гипнос бледнел, ибо предчувствовал, с чем предстоит столкнуться.
— А может, ты их того… все-таки полечишь? — предложил он, ощущая за плечами тяжкую поступь Ананки.
— Так ведь это не по-настоящему получится, — отмахнулась Макария. — Ну, кто бы мог подумать, что они на самом деле стенают притворно.
Мимо с восторженным «Эге-гей, обожаю свой камень!» пробежал Сизиф. Камень громыхал за Сизифом по пятам и выглядел слегка польщенным.
Гипнос подумал, как он будет докладывать это («все внезапно здоровы, Макария еще и не начинала») и приуныл. Дитятко своего отца сморщило лобик, поймало бога сна за крыло и проникновенно заявило:
— Нужно срочно найти кого-нибудь, кто страдает.
Гипнос мысленно поставил на весы Макарию и Таната. Желание ляпнуть что-нибудь типа «вот, у него в перьях паразиты» становилось все сильнее.
— Вот, например, в Стигийских болотах, — развивала Макария мысль. — Там же много всяких чудовищ. А герои им то копье в бок, то голову лишнюю отрубят…
Гипносу вообразилась Макария, целующая в лобик гидру и обещающая помазать там, где бо-бо. Морда у гидры, даже в воображении у Гипноса была внезапно мученической.
— Слушай, — начал бог сна осторожно. — А вот у меня десять тысяч сыновей, бери какого не жал… то есть, в смысле, вдруг там что-нибудь у кого-нибудь да болит?
Но Макария уже застыла, прислушиваясь. Под сводами подземного мира перекатывался жуткий тоскливый вой. Вой долетал со стороны Стикса.
— А это Харон, — отмахнулся Гипнос. — У него что-то зубы болят — какой день уже мучается…
Что именно он сказал — бог сна понял, только когда лицо Макарии осветила счастливейшая усмешка.
Примерно так царевна подземного мира улыбалась, когда ей в руки впервые дали лук и стрелы.
* * *
Тени на переправе были слегка удивлены. Стикс катил свои воды еще медленнее и задумчивее, чем обычно.
Поводом к витавшему в округе изумлению было поведение перевозчика.
Еще недавно согнутый в лодке и жутко стонавший Харон вдруг резко разогнулся, выскочил из лодки и молодцевато убежал в неизвестном направлении.
Лодка осталась сиротливо покачиваться на середине реки.
Вдалеке затихало тоскливое: «Живым не дамся!»
— Ух ты, — сказала Макария. — Он бежал по воде.
По мнению Гипноса — с такой скоростью Харон мог бежать и по воздуху. А уж его глаза, когда он осознал, зачем они сюда…
— Наверное, он очень сильно страдает! — решила Макария. — От этого у него бред и горячка начинается. Давай же его скорее догоним!
Тон сомнений не оставлял: либо Гипнос помогает ловить Харона, либо избавлять от страданий будут Гипноса. Мучительно и долго.
Бог сна решил, что братские узы того не стоят и отозвался обреченным кивком на следующую реплику:
— Я загонять буду, а ты хватай.
…примерно половина суток ушла на поимку Харона. Гипнос не подозревал своего престарелого брата в способности с такой скоростью бегать, молодецки карабкаться на скалы. О том, что Харон обладает навыками прицельного веслометания, богу сна тоже только предстояло узнать.
В конце концов подземный перевозчик был загнан в угол неподалёку от входа в Тартар и приготовился отмахиваться оставшимся веслом. Но был окроплен эликсиром усыпления (Гипнос отворачивался, смахивал слезу и приговаривал: «Ну, уж ты меня прости»).
— Ы-ы-ы, — печально проговорил Харон, закрывая глаза и обнимая весло, как любимого друга.
— Ы-ы-ы-ы! — выдал он уже гораздо энергичнее, когда проснулся и обнаружил себя привязанным за руки-ноги, с открытым ртом и умиленно взирающей на него Макарией.
Самым тревожным было последнее.
— Надо бы его усыпить, — выдала Макария, деловито вглядываясь в рот Харону. — А то вдруг горячка опять начнется.
— У-у-у-у-у! — известил окрестности об этом предложении Харон. В вое прослеживалось, что Ананка — крайне нехорошая натура, посылающая тяжкие испытания несчастным перевозчикам.
— Не хочешь? — слегка удивилась Макария. — Ну да, конечно, мужчины должны терпеть боль…
Харон вытаращил глаза и попытался захлопнуть рот, но не очень в этом преуспел.
— Это такое специальное приспособление, — сказала Макария, гордясь собой. — Ты не беспокойся, я его на Цербере опробовала.
Со стороны Гипноса долетело тихое: «Так вот что с ним случилось в прошлом месяце».
Макария напустила на себя деловитый вид и погрузилась в созерцание рта Харона примерно с таким видом, с каким Аполлон обычно созерцал муз.
— По-моему, — сказала она наконец, — тут кое-что лишнее.
— Выу-выу-выу, — ответил Харон, очень желая вернуться в лодку к теням.
— А вот оттуда на меня, кажется, что-то моргает… ух ты, а это обол? И я не понимаю, как сюда попал этот кусок весла… о, а если крикнуть в эту дырку — оттуда эхо. Как из Тартара.
Харон закатил глаза и показал, что он в принципе не против Тартара. Приятное место, опять же.
— Все ясно, — решительно сказала Макария. — Случай сложный. Гипнос! Щипцы!
Сквозь подступающий к глазам туман Харон разбирал решительные распоряжения: «Кинжал! Иглу! Адамантий! Вон ту зеленую дрянь в пузырьке! Нет, я не знаю, что это такое, но Геката разберется!»
Харон решил, что целительный обморок для него — самое то.
* * *
Войдя в мегарон своего повелителя этим вечером, Танат споткнулся о фразу:
— Ну, я же хотела как лучше…
«…но немного увлеклась», — привычно додумал Убийца. Фраза была знакомой до боли. До озноба. До дрожи в крыльях.
Аид восседал на троне в позе мыслителя. Гипнос стоял у трона рядом с Макарией в позе «Невиноватый я, она сама этого хотела».
Центральное место перед троном занимал Харон с веслом наперевес.
Услышав шаги бога смерти, Харон обернулся.
«Ё!!!» — коротко и экспрессивно подумал Танат, узрев брата в фас.
— Это вариант «кабан-секач», — виновато сказала Макария. — Ну, вдруг ему понадобится, я не знаю…
— Нарыть желудей, — гадски подсказал Гипнос. Ненормированно клыкастый Харон вскинул руки и молча воззвал к милости Владыки.
— Вообще, минуту назад они были другими, — задумчиво сказал царь подземного мира.
— Так ведь я ж с запасом! — радостно откликнулась царевна. — Чтобы несколько комплектов, только сменялись! Взяла зелье Гекаты, клыки гидр у меня были, немного поколдовала еще… Подумала — если вдруг захочется, чем развлечься…
Харон при помощи сложных манипуляций с веслом обозначил, что нет, развлекаться ему не хочется. На очередном эффектном взмахе зубы Харона магическим образом поменяли форму: нижние клыки убрались, а верхние резцы коснулись подбородка.
— О, — радостно сказала Макария. — Это «бобрик». Еще есть «Цербер», «акула», «леопард», вариант «мы из подземелья» — там просто очень много разных зубов… А есть парадный. В три ряда.
Она щелкнула пальцами, и много повидавший Владыка сглотнул, узрев стоматологическое разнообразие подчиненного.
— А, и они не болят, — добавила Макария. — И еще он теперь что угодно сможет прокусывать.
В доказательство отчаявшийся Харон с треском откусил кусок от весла.
— Весла не жрать, имущество казенное, — не моргнув глазом пресек бесчинство подземный царь. — Дочь моя. А их можно сделать нормальными?
Макария обиженно засопела, но пожала плечами и пробормотала: «Скукотень».
Подошла к шарахнувшемуся Харону, взмахнула рукой, прошептала несколько напевных слов.
Перевозчик недоверчиво скосил один взгляд вниз. Глянул на колонну, сверкающую золотом, и обнаружил во рту нечто идеальное, снежно-белое как парадные одежды Аполлона и в полном комплекте.
Нервно икнув и быстро поклонившись, перевозчик обнял весло и исчез из зала с нестарческой прытью.
— Только они все равно расти все время будут, — тихо добавила себе под нос Макария и подняла на отца прозрачный взгляд. — Ну, если, конечно, не грызть постоянно ничего твердого…
Теням на перевозке предстояло либо удивляться, либо ужасаться — зависит от способности Харона грызть твердое.
— Наверное, целение — это все-таки не моё, — призналась Макария со вздохом, и в зале ненадолго воцарились радужные настроения. — Как ты думаешь, может, мне стать богиней приготовления пищи?
По лицу Аида Танат понял, что царя нужно спасать. Или подземные все-таки услышат заунывные весенние призывы Персефоны с ближайшей колонны.
— Может, на мечах? — предложил бог смерти сухо. — И вообще, кто будет финт сверху отрабатывать?
…через пару минут, когда из дальнего зала доносились только удаляющиеся шаги да звонкие вопли: «А покажешь тот двойной финт? А тычковый с обманкой в горло? Ну, Таа-а-а-анат!» — Гипнос осмелился заговорить.
— У меня вот десять тысяч детей, — начал бог сна несмело. — Но вот как так вообще…
— Не количество важно, а качество, — отрезал царь подземного мира. — И вообще, уметь надо.
Потом взял табличку и принялся зачеркивать дни до прихода жены.