Ты меня бесишь

POV Рон - Рон. Рон. - Я слышу, как Карл непривычно мягко произносит мое имя, но не могу разобрать, это уже реальность или еще сон. Я открываю глаза и встречаюсь взглядом с Карлом, который заглядывает в мое лицо, и его ледяные зрачки, нелепая шляпа. Реальность. - Тебе все еще снятся кошмары? - Он отстраняется, садится рядом и интересуется уже обыденно холодно. Я пытаюсь быстро оценить ситуацию, хочу даже наскоро отболтаться, но лишь беспомощно открываю рот пару раз. Какая грандиозная разница между действительностью и сновидением. - Еще какие. - Наконец выдавливаю из себя я и отворачиваюсь. - Ты что-то неразборчиво болтал, был так взволнован, и я решил тебя разбудить. - Отвратительная ирония судьбы, жестокая насмешка сна, если бы не они, я бы даже назвал оправдывающегося Карла милым. Но, блядь, мать его, как меня все это бесит. Резко поднимаюсь, подтягиваюсь, игнорируя изнывающее болью в мышцах тело, чтобы отодвинуться от парня подальше и закрываю лицо ладонями. Я как бы должен быть признателен? За завтраком тишина, заданная мной, продолжается. Возвращаясь к теме моих кошмаров, откровенно признаться, последний мой сон не такой уж кошмар, можно сказать, что вообще не кошмар. А еще вернее сказать, что это только мой личный кошмар, и он, кажется, продолжается. Смотрю на Карла из-под ресниц и вижу его полные, наверное, мягкие губы. Ну, блядство. Завтрак больше не лезет мне в горло, и я просто беспорядочно тыкаю вилкой в банку консервов. В моем сне не было никакого апокалипсиса, и не было никакого крутого парня Карла. Только мама, папа, Сэм, моя старая детская и мальчик Карл. Он обнимал меня и учил не убивать мертвецов, а пользоваться джойстиком. Я на эмоциях оборачивался к нему, смотрел в его совсем не холодные, а небесно-чистые, с теплым свечением глаза и болтал глупости. Он смеялся, вот так, по-настоящему, как умеет, хоть я и видел лишь однажды, и говорил, что я забавный, потому что не понимаю в простых вещах. Карл первым внезапно подался вперед и прижался к моим губам. Это был совсем наивный детский поцелуй влюбленного в меня друга Карла. Я не мог разобрать ощущений от его губ, я просто знал, что меня целуют, но ни вкуса, ни тепла, никакого чувства не было. Я вырвался, но не более, чем на мгновенье, его ловкость - одно из качеств, на которые не влияет конец света. Я не хотел, я чего-то боялся, может, отца, который войдет, а может, себя самого, что это окажется желанным для меня, что я уже не остановлюсь. Я пытался его оттолкнуть, бил по его плечам, а в ответ мне было теплое дыхание, крепкие объятья, поцелуи в шею и такое мягкое звучание бархатного голоса "Рон. Рон.". До безумия приятно. Черт, вот опять. К чему все это было? Как мне с этим теперь жить? Смотрю на одного Карла, а вижу другого Карла, но, как ни крути, во сне был тот же Карл, только такой, какой остался где-то там, в альтернативной реальности, без смерти и страха, с домом, семьей, школой и друзьями. Наверное, Карл бы стал именно таким. И я бы был другим, и нет никаких доказательств, что мне бы нравились тогда взрослые мужчины, что меня бы не влюбил в себя тот Карл. Тот Карл мне нравится и теперь. Такой теплый, яркий, красивый, притягательный, настойчивый и еще целое море прилагательных. Так вот он, здесь, только за стеной невозмутимости, безразличия и жестокости. Эта стена, спустя несколько дней не отталкивает меня, этот Карл мне тоже нравится. С какой стороны ни заходи, а мне просто нравится Карл. Но как же меня это бесит. Это жестоко. Это должен был быть кто угодно, но не Карл, не этот парень. Я же должен за это возненавидеть себя. Это же как предать самого себя. Предать свою семью и свои чувства за все то время, что он и его группа есть рядом с нами. Клянусь себе, что, как только переступлю порог дома, вычеркну его из своей жизни ко всем чертям. Вот и все. Даже думать об этом больше не хочу. Тема закрыта. С меня словно спадает панцирь, я моргаю и вижу, что он тоже больше не ест и внимательно смотрит на меня. О, нет, только не говори мне, что все это время я пялюсь на тебя. Он молчит, и спасибо, господи. Я ведь знаю, что подвис и в наглую уставился на то, как он, обхватив тонкими пальцами вилку, поддевает кусочек из жестяной банки, тонкое запястье извивается в мягком движении, и губы аккуратно обхватывают зубцы. Почему меня так заводит такая ерунда? Меня заводит, я чувствую. Я сказал, тема закрыта! Не выдерживаю. Я не знаю, как сказать, что говорить. Бросаю свою вилку и срываюсь с места. Да, я просто убегаю от трудностей. Ступенька за ступенькой на второй этаж, опять этот обеспокоенный и непонимающий взгляд в спину. К черту. Нельзя ему смотреть на меня так, я и знать не хочу, что он беспокоится обо мне. Еще этого мне не хватало для комплекта. POV Карл Я поправляю шляпу, забираю наш полупустой рюкзак и корзину с Джудит, пройдя по коридору, усаживаюсь у входной двери. Нам предстоит тяжелая дорога, примерно около двух суток в лесу, еще и с припасами вышло совсем плохо. Придется искать что-то в лесу, Рону это не понравится, но других вариантов у нас нет. Рон скоро должен быть. Я мог бы без труда его найти и поторопить, но не хочу влезать в его личное пространство: он и так нестабилен, ему и так сложнее, чем мне. Так что мне остается только тихое ожидание. Мир, в котором я вырос, который вокруг меня, удивительно безразмерное явление: буквально несколько дней назад он вмещал в себя десятки людей, а сейчас сжался до ребенка и плюс одного человека рядом, при этом он без затруднений расширится обратно, если будет, для кого. Пока об этом думать страшно и рано. Наши взаимоотношения с Роном были изначально надломлены, мы были как люди из разных эпох, неспособные понять друг друга даже на пальцах, а потом между нами зародилось неиссякаемое напряжение. Оказавшись вместе, мы не могли отделаться друг от друга сразу, а теперь, когда его так много рядом со мной в пустом мире, я вдруг понимаю, что он для меня становится важен. И я к нему привыкаю, даже к такому, из другой эпохи, я пробую не разговаривать с ним, а рассказывать ему. Может, этот парень вообще единственное, что у меня есть, кроме Джудит. Сложно не признать, что первое время я жутко нервничал, хорошо, что выходит контролировать себя, так как от некоторых всплесков гнева даже в ушах шумело, порой хотелось просто придушить его. Просто свернуть шею этой надоедливой, болтливой заразе! Однажды я чуть не сорвался, но что-то меня остановило. А теперь я сижу в тишине, и меня гложет тяжесть в грудной клетке. Я так привык к тому, что Рон рядом, он вредный, грубый, вспыльчивый, импульсивный в поступках, но он рядом. Наверное, я уже не хочу и думать о том, что однажды его не станет или не стало бы уже однажды. Его странности уже часть моей жизни, и я с ними уживаюсь: как он психует, но делает; как он молчит, но молчание между нами наполнено смыслом; как он, наоборот, болтает без умолку и наполняет мой мир звуком; как он умеет собираться и показывать, что не так уж наивен и беспомощен, каким кажется. И еще много-много всего. Все изменилось за эти дни так сильно, но я думаю, что это начало чего-то нового. Вероятно, друзьями нам не быть, но, может, у нас есть шанс выстроить приятельские отношения. Вдруг, после всего пережитого, мы сможем начать все по новому сценарию. Обнимаю себя руками, в тишине дома резко становится неуютно. Как бы я сейчас обрадовался бесполезной колкости Рона, только чтобы понять, что он все еще здесь, что я не один во всем этом мире. Я знаю, что сильный, я уверен в себе, что смелый, мне не страшно, что способен выжить, даже один на один с пустотой, я смогу. Я не хочу, мне не нравится одиночество, оно мне неприятно, я считаю его бессмысленным. Последний раз было так паршиво, после тюрьмы, когда я думал, что потерял все и всех, когда думал, что потерял отца. Я больше такого не хочу! - Хэй, ракета, прием? - Я смаргиваю пелену задумчивости и вижу, что Рон наклонился надо мной, одной своей рукой он упирается в собственное колено, а пальцами второй щелкает перед моими глазами. - О чем задумался? - О том, что с припасами у нас, по-прежнему, проблема, и тебе придется есть то, что я найду в лесу. - Спокойно отвечаю ему и убираю руки со своих плеч, поднимаюсь на ноги. - Мы можем идти? - Ясно дал понять, что день будет дерьмо, - Рон разгибается, бурчит себе под нос и берется за корзину с Джудит. Он выглядит уже лучше, чем утром, узнаю Рона. От смены его настроения на привычную манеру и ощущая типичное отношение ко мне, мне хочется свободно выдохнуть, он, кажется, в порядке, но я сдерживаюсь. - Всегда готов прикончить все твои надежды и мечты. - Без каких-либо эмоций выдаю свою колкость, из-за ровного тона она звучит недостаточно ядовито, но сам факт такого моего поведения должен кричать: "Рон, я так рад, что ты заноза, которую я не могу вытащить". *** Первое время дорога дается нам легко. Мы молчим, каждый на своей волне. Джудит любознательно вертит головой в корзине. Обстановка совсем не ощущается напряженной: несмотря на то, что от Рона идут волны отгороженности и раздражения, с которыми я смирился, как и с прочими несовершенствами мира; несмотря на то, что я сосредоточен на безопасности и скован мыслями о таких приземленных вещах, как еда или верность пути, которым мы идем. В середине дня от интенсивной ходьбы становится жарко, медленно начинает накатывать усталость, но мы единогласно уверены, что должны пройти сегодня как можно больше. Но проблема образовывается сама собой и совсем с другой стороны, со стороны, где из леса неровно выходит небольшая компания ходячих. - И как будем делить? - Спокойно спрашиваю я, намекая, что не против дать ему шанс попрактиковаться, когда подсчитываю общее количество мертвецов - четверо. - Пополам. - Рон становится рядом, так близко, что я скорее ощущаю, что он рядом, чем вижу. - Смело. - Мы просто стоим и смотрим, как к нам приближаются зомби, мы болтаем, будто не происходит чего-то необычного. - Карл, если я не напоминаю, еще не значит, что ты меня не бесишь. - Вот теперь в его голосе я слышу раздражение. - Лучше придумай, куда припрятать Джудит. - Слева от тебя кусты, раскидистые, корзина должна поместиться между веток. - Нам приходится синхронно отступить на несколько шагов назад, чтобы продолжить разговор. Рон медлит пару секунд, словно обдумывает мои слова или думает над способом воплотить это в жизнь, а затем, метнувшись в сторону, принимается за исполнение. Я же в это время разворачиваюсь в другую сторону и отвожу мертвецов чуть дальше от Рона и кустов. - Пссс, я готов. - Рон отзывается, чтобы привлечь их внимание, в его руке блестит лезвие, и мне он начинает видеться каким-то другим, в его образе появляется что-то еще, новое. - Он готов. - Я не планирую всех их отправлять к Рону, так что обращаюсь к ним тоже, чтобы не забыли обо мне. Парень стремительно приближается к ходячим, пока я, крепче сжимая нож, с неприятными ощущениями в правой руке пробиваю первую голову. Рон тормозит и медлит, а я уже настигаю второго и одним движением в затылок справляюсь со своей задачей окончательно. Я полностью переключаю внимание на Рона, он еще даже не приступил. Хватаюсь за мысль сорваться ему на помощь, но, уже дернувшись, передумываю: в конце концов, он нормальный парень, и это вполне в его силах. Я тут в стороне постою и вмешаюсь, если будет крайняя необходимость. Однако, Рон ведет себя крайне осторожно, он долго возится, готовится к броску, это опасно и отнимает много сил, зато он сосредоточен и ловко уворачивается. Секунда, две, десять. Я вижу, как он старается, его действия выглядят нелепо, но это именно то, что я ему вчера показывал, он словно воспроизводит в памяти каждое мое действие - тело, ноги, руки, мысли, только надо быстрее, Рон, очень быстро. Выверив каждую деталь, парень делает выпад и мертвец валится на землю побежденным. Сам Рон мгновенно реагирует и уворачивается от других костлявых, цепких рук, отбегая. Дальше алгоритм начинает повторяться, но я не успеваю досмотреть, услышав за спиной шипение. Еще один. Поворачиваюсь и оцениваю расстояние между нами, я очень даже вовремя. Мне нужно только отступить на шаг для качественного удара, что я и делаю. Я неудачно наступаю в ямку, оступаюсь и падаю назад. Ну, черт. Приходится сгруппироваться и приготовиться к удару снизу вверх. Но я не успеваю, резное лезвие с силой входит в череп, чуть разрубает рану и с какой-то игривой легкостью выходит из него. Рон толкает прогнившее тело в направлении от меня, чтобы меня им не привалило. А я только опускаю нож. - Зачтено. - Я даже не скуплюсь на едва заметную ухмылку, приподнимаясь на локтях. Во взгляде Рона невозможно различить что-то, кроме того, что я его раз за разом довожу до бешенства, но его яркие губы произносят совсем не то, к чему я привык, чего ожидаю, что будет уместно этому взгляду. - Пока за твоей спиной кто-то есть, все не зря. - Он протягивает мне руку, которую я принимаю, чтобы подняться и убирает нож в ножны. С ним явно что-то произошло. *** Вечер мы встречаем в хорошем месте, здесь плотным кольцом стоят кусты, и в них получается устроиться, как в шалаше. Не исключаю, что раньше это место уже использовали для этого. Я жалею, что не заморочился и не стащил у той группы клеенку, а то было бы не только относительно безопасно для ночевки, но и значительно теплее. Мы совместными усилиями разводим костер. Рон даже без просьб и напоминаний занимается кормлением и убаюкиванием Джудит. Мне немногим ранее удалось добыть нам белку, и теперь я занимаюсь тем, что разделываю ее и пытаюсь приготовить. - Кто тебя этому научил? Кто-то из вашей кучки? - Рон опять сидит слишком близко, я чувствую тепло его предплечья через два слоя ткани - моей и его рубашки. Впрочем, сейчас это самое теплое мое ощущение, так как в остальном моем теле царствует холод. - Они. Моя. Семья. - Не то что разделяя слова, практически по слогам выговариваю я со злостью. Я способен снести многое, но вот мою семью трогать не надо! - Ладно-ладно, извини, я... - Он на самом деле смягчается и делает небольшую паузу. - Я просто не смог правильно подобрать слово. - Охотиться и ориентироваться на местности меня научил Дэрил, стрелять Шейн, готовить, скорее всего, отец. Всему, что я умею, меня научил кто-то из этой группы. - Я мог бы даже не отвечать ему, ведь с таким обращением ко мне он не стоит того, чтобы я говорил с ним о всех этих людях, но, похоже, ему просто, как и мне этим утром, не хочется чувствовать себя одиноким. Я с ним согласен, в желании просто слышать чей-то голос в звенящей тишине иногда не спасают ни ненависть, ни привычка быть замкнутым. - Откуда ты так ловко умеешь перевязывать раны? - Поэтому я задаю встречный вопрос, как бы иду на контакт, развиваю тему, и пристраиваю над костром мясо. - Мой отец был, - он снова делает паузу и продолжает неуверенно, - он был врачом. Особенно после всей этой дряни к нам часто попадали люди, а я наблюдал, пытался помочь, хотя до всей этой дряни тоже случалось заниматься этим. Мое самое яркое воспоминание из детства - это друг. Он был самым обычным ботаником, умный и слабый, но он был единственным, кто знал обо мне все – о семье, об отце-козле, о боли в душе и на коже; кто знал мои мысли, но не отталкивал меня. Наверное, сейчас он мертв, а мне его ужасно не хватает. А ты что помнишь ярче всего? - Рон говорит спокойно, но я чувствую, насколько это важно для него, он взволнован до дрожи. - Я? Даже не знаю. Я был самым обычным ребенком. - Я верчу в пальцах веточку с нанизанным мясом и впервые прихожу к решению сказать что-то из глубины своей души кому-то еще. - Но знаешь, кое-что было. Мои родители часто ругались. Они думали, что я не знаю, а я знал и очень из-за этого переживал, боялся, что однажды кто-то из них от меня уйдет. В тот день они поругались при мне, случайно, а вечером я узнал, что папа ранен, что он может умереть. Это было, наверное, больно. Потом, спустя время, началось все это безумие, а отца рядом не было. Дальше так вышло, что я, я и мама, мы считали, что он мертв. Я был слаб и глуп, было страшно. Я люблю своего отца, и тогда мне было откровенно плевать на судьбу мира, я был испуганным ребенком и просто хотел, чтобы мой папа был рядом. Рядом было много сильных людей, был Шейн, а мне нужен был отец. - А потом? - Рон выглядит удивленным моим откровением, но его реакция такая ненавязчивая, он не жалеет меня, просто интересуется, ведь развязка должна быть. - Потом отец приехал. - На автомате прокручиваю веточку и встречаюсь глазами с парнем. - В это невозможно поверить, но в один день он приехал. И это, пожалуй, мое самое яркое светлое воспоминание в этой жизни. Некоторое время мы опять молчим. Да, с разговорами у нас туго: либо молчим, либо заходим непозволительно далеко. Неужели мы не можем найти нейтральную тему? Я протягиваю Рону ветку с его порцией мяса. - Шейн, - парень смотрит с сомнением, но еду забирает, наши холодные пальцы в который раз уже за эти дни соприкасаются, - ты выделяешь его, возможно, он был тебе близок какое-то время. Где он теперь? - Он подносит мясо к носу и вдыхает аромат, но к еде не приступает. - Он первый ходячий, которого я убил. - Я занимаюсь приготовлением своей порции и больше не смотрю на него. - Тогда неудивительно, почему ты с такой легкостью убиваешь их, почему я так никогда не смогу. - Его выдох слышится мне таким обреченным, но мне кажется, он сочувствует, а не завидует, Рон, конечно, та еще заноза, но он не бесчувственный, скорее, наоборот. - Сможешь, если поймешь, что практически каждый из них был бы тебе за это признателен: умирая, люди мечтают о покое, уничтожая ходячих, ты спасаешь не только свою жизнь, ты даришь покой этим людям. - Я сам не совсем уверен, что думаю именно так, но иногда я правда так думаю, и для Рона сейчас это может стать хорошим толчком к движению вперед, к самосовершенствованию. После обхода я возвращаюсь к своей команде. Рон спит, прижимая к себе Джудит. Я опускаюсь на землю совсем рядом. Глаза болят, желая сомкнуться и уснуть, но какой-то отрезок времени я сопротивляюсь сонливости и лежу, всматриваясь в умиротворенное лицо Рона, всего в нескольких сантиметрах от меня. Я не одинок, и это придает моей жизни смысл. Надеюсь, сегодня без ночных кошмаров. Спокойной ночи, Рон.