Отторгая жизнь

      В апреле я начала второй год обучения в старшей школе. Поскольку в новой квартире я обустроилась, а мать не предпринимала ни единой попытки заявить о моей пропаже, я начала на заработанные — способствовал полный рабочий день — в каникулы деньги скупать нужные вещи, в том числе сдала деньги на учебники и просто за обучение. Учиться в принципе необходимо, если я планирую уехать и не возвращаться. Почему-то именно в Японии сложился такой уровень опасности.       Несколько месяцев. Несколько месяцев, и Фушими Сарухико взял себя в руки. За голову. Кто бы знал, каким удивительным, даже мне, открытием отказалось банально увидеть его трезвым после работы. Возможно, на последней он довел Короля до белого каления? (А себя — до белой горячки?) Но, тем не менее, через месяц примерно, когда стало очевидно даже ему самому, что он держится и больше не собирается падать, я обнаружила что-то вроде шоколада лечащему врачу с запиской. Характерно — там не было извинений. Лишь короткое: «Больше не повторится». А после мы прекратили друг друга замечать.       Он больше не нуждался во мне.       Закончился первый триместр, начались летние каникулы.       И, тем не менее, я все еще жила тут забесплатно, так что раз в две недели приводила помещение в чистый вид, хотя из принципа не заходила в комнату сожителя, пока он сам бы меня не попросил. Ну либо сам бы у себя убрался. Даже живя забесплатно, забесплатно работать я не собиралась.       Я сняла с себя большую часть нагрузки, сменив работу: по примеру Яты — в кафе. Горничные все еще были популярны, наверное, как символ абсолютного подчинения. А мужчинам нравится подчинять, разрушать этим женщин. Другого отклика я в себе не находила, но не нравилось другое: из-за открытой и короткой одежды вечное оружие пришлось оставить в личном шкафчике, да еще и задерживаться, чтобы не показать его всем и вся.       После работы изредка встречал Ята, со своим вечным скейтбордом и сумкой, полной чего-то съестного — бонус от начальства. Обычно от него пахло огнем и жаренным мясом, от чего изредка казалось, что мне хочется есть, но это быстро проходило. Он при мне вспоминал о своей шапке и рылся в сумке, тихо матерясь и тут же бледнея, пока я машу рукой, мол, не стесняйся, потому что себя стеснять я не намеревалась.       Мило провожать меня до дома в дождь, — пусть это повод, наверное, посмотреть, как обустроился Фушими, — и я не говорю, что у меня есть собственный в сумке, все так же потакая. Просто потому, что есть прогресс — он больше не задает вопросов, хотя все сильнее раздражается с того факта, что я и его бывший друг, ныне враг, живет вплотную со мной.       — Он… не плохой человек… наверное, — признал он. — Но он предал красных.       — Возможно, вы могли бы остаться друзьями, если бы существовала такая ветка развития, где ты поставил вашу дружбу выше членства в клане.       Я была права — он сам это знал, — и поэтому, молча, тот, кто поставил клан выше, больно ранив этим Сарухико, ударил кулаком в кирпичную стену переулка, выбивая пыль.       Я лишь вздохнула, тихо ожидая рядом. И парень двинулся, я следом. В полной тишине.       Мы вышли на одну из пустующих ночью улиц. Фонари освещали дорожную разметку, всю в трещинах, ожидающую своего обновления, которое каждый год начинали совершенно нелогично и непоследовательно. Из всех магазинчиков вдалеке светом в окнах маячил только один, и то — круглосуточный. В кармане нащупывались монетки и я, чисто по инерции с прошлой жизни, попросила Ятагарасу меня подождать. Результатом похода стала баночка газировки. Ну, да, сигареты бы мне все равно не продали. Да и зачем? Я восприимчива разве что к сильным наркотическим средствам.       Взглядом я спросила: идем? И Мисаки молча пошел вперед, что уже начинало напрягать.       Но я просто пожала сама себе плечами.       Но спустя несколько метров он не вытерпел:       — Ты не боишься?       — Чего? Кланов? — я сделала глоток.       — Нет, моих… вспышек.       — Меня ситуация с кланами напрягает. Их много, и непонятно, чем это грозит простым обывателям, типа меня, — рассредоточила я внимание с темы его силы, смягчив действительность. — Но бояться твоей силы — бояться тебя. Я не могу себе этого позволить, — что было правдой. Профилактика стокгольмского синдрома — отключение своего собственного инстинкта самосохранения. И мозги, конечно же: думать надо.       — Ты не обыватель. Больше не обыватель, — его голос, довольный ответом, звучал мягко и горячо, будто он этим одновременно гордился и был рад, как за себя.       — Это не слишком хорошо, у меня связи есть, а сил нет.       — То… что тебя в клан не приняли… Микото-сан не хотел тебя убить процедурой принятия. Ты наверняка желала кому-то из присутствующих зла после случившегося, — аккуратно, будто щупает. Ну-ну, молодой человек.       — Не слишком, — этой робкой улыбкой с нотками облегчения я дала знать, что по крайней мере на самого Яту и его Короля это не распространяется. — Я, на самом деле, даже хотела смерти отчима.       — После того, что он с тобой сделал… — о, неужели его наконец серьезно озаботило это? Ну, срок выдачи моей благодарности по этому поводу истек.       — Да, и поэтому мне жаль, что у меня нет никаких суперсил для собственной защиты.       — Я смогу защитить тебя, — быстро возразил Ята, страстно и жестко глядя в лицо, излишне омраченное вечерней темнотой.       Глупый Мисаки.       — Ты думал, что тебе могут и не разрешить? — интересно, как он отреагирует?       — Е-если ты не будешь вставать на пути у нас…       — Да, в том и дело. Но я же хочу делать то, что хочу. Как большинство людей, ты знаешь? А сила дает автономность и независимость. Я уже выучила этот урок, — давным-давно. — Поэтому я должна сама защитить себя.       Мисаки замолчал, понимая то, что я хотела сказать, но немного уязвленный, что я не хочу нуждаться в нем. Или быть от него зависимой. Приходи в мое кафе, дорогой, если так уж хочешь ощутить надо мной власть.       — Хорошо, — послужило мне серьезным ответом. Уж не знаю, было ли это отправной точкой, зачатком какого-либо его плана.       Но следующим утром я выгнала себя на пробежку.       Прошел первый триместр, я отучилась, убедилась, что у меня почти нет проблем с основными экзаменами (не считая только истории и программирования, вот где темный лес, даже для Натсуми, что уж обо мне говорить). Даже физика давалась без особых проблем, а свои основные — биологию с химией — я знала свыше школьной программы.       Начались большие летние каникулы. Я уже начала искать вторую подработку, как неожиданно в вечер пятницы…       В дверь Фушими постучали, позвонили. Еще раз постучали, еще раз позвонили. Ята бы бросил вызов на телефон, предупредил о встрече, даже если не только с ним, другие знать не знают, где я живу. Соответственно, это к Сарухико, который, придя к таким же выводам, лениво побрел к двери, снова трезвый. Так что был повод лучше составить его психологический портрет, и я прислушалась.       — Здравствуйте, — женский голос донесся с опозданием. Я секунду анализировала его звучание, еще одну — небогатый смысл произнесенного. — Мне сказали, что здесь я могу найти Ямомото Натсуми, — каждый день слыша это имя в школе, из уст этой женщины это словосочетание показалось бессмысленным, несуразным, сбивчивым. Харука, окутанная для меня противоречиями, одновременно была напугана, очевидно, Фушими и окрылена надеждой.       Мама здесь. И ощущение, как никогда, что Фушими остается Красным, тоже. Я чувствую.       И вовсе то было не словочетание из моего имени, — думаю я, выходя из укрытия своей комнаты, раньше, чем, неизвестно зачем, хмурый Сарухико начинает вешать ей лапшу на уши:       — Нет тут никакой Ямамото На…       — Фушими-сан, — прервала я, чтобы потом не было так мучительно больно. — Разрешите мне поговорить с… — я промолчала, будто бы не зная, как назвать женщину, — наедине. Просто наедине.       Он блеснул очками, поправив их, смерил все таким же хмурым взглядом, словно уже больше никогда не высокомерным, и без слов направился к себе.       Это была такая банальная обида. Моя обида.       — Натсуми-тян, — срывающимся голосом проговорила она… и рухнула на колени в поклоне, извиняясь и дрожа от слез. — Я знаю правду, мне так жаль, что я не поверила тебе раньше. Прости меня, — и она повторяла это, как заученную мантру.       Я без слов отвела ее на кухню, лишь изредка задавая вопросы, чтобы получить информацию, как это делала с Мисаки. Заварила зеленый чай, который она разбавляла слезами.       — Те мужчины из Красного клана запретили мне искать тебя. Но я подкараулила, — на свой страх и риск, — одного из них, который всегда выглядел потерянным, когда видел меня. Он оказался чем-то вроде советника, так что сегодня мне позвонил, — я не разобрала имя из-за всхлипа, — и сказал, где ты. И что в методах мы похожи, — она внезапно засмеялась — слезы все еще стекали по ее лицу, — будто бы это было самой смешной шуткой в ее жизни.       Я сжала губы в недовольстве.       Я встала, помыла и убрала чашки, на которых не осталось помады — ее губы наверняка были искусаны по пути сюда.       Потом я пошла в коридор, поведением показывая, что жду того же от нее, банально спроваживая.       — Ками-сама, как же ты исхудала, — мягко щебетала она, гладя меня по голове, обнимая, делая все, что делала когда-то давно, оставляя ком из сложных ассоциаций у меня в горле, из-за чего я однозначно не смогла бы сказать и слова. — Совсем тебя тут не кормят.       Я упрямо молчала.       Она так боялась увидеть все то, что я сказала ей уже тогда, когда, повесив ей в руки сумку, закрывала дверь:       — Я принимаю твои извинения. Однако жить с тобой не вернусь. Если хочешь чем-то помочь, помогай деньгами. На большее после всего… рассчитывать не стоит, — в заминку я решила не обращаться вторым лицом, тем самым смягчая реплику.       Бедная женщина. Но тут она мне не нужна. Да и в другом месте не шибко. Я плавно тону в самом настоящем цветном болоте, и затягивать туда еще одного человека — так себе идея.       Да и не знаю, смогу ли простить ее на самом деле. Разумом я уже нашла причину держаться подальше. Сердце мерзнет, а когда тает — не выдерживает.       Ну никак в этой жизни без лишней нервотрепки.       — Фушими-сан, — обратилась я через дверь. — Купите мне сигареты.       — Лучше иди на пробежку, — тут же пришел мне ответ. — Не ступай на мой путь.       Я только усмехнулась.

***

      Ятагарасу сделал-таки первый шаг, причем явно по совету неописуемого Тоцуки, что так и не понял, как я так быстро нашла их гоп-компашку в ближайших кустах. Испугался, когда я поймала его взгляд.       Мы остановились на одной из освещенных дорог: несмотря на то, что лето сияло разгаром, было уже темно. Я сжала руки, сложенные в единственные карманы, в кулаки.       — Может, будем встречаться? — он не особо надеялся на положительный ответ, но больше всего боялся отказа. Наверное, то и было следствием плана «Защитить/научить чему-то Натсуми». Если так, то лучше не буду подавать никаких признаков понимания. Расстаться всегда можно. Если будет преследовать — поеду в другую страну.       Я спокойно подняла брови и несколько секунд разглядывала его:       — Тебя не смущает, что я только старшеклассница? — на несколько лет, но он старше меня. Девятнадцатого июля ему вообще совершеннолетие стукнуло. Отдаривалась я, кстати, шоколадом, собственноручно сделанным. Что, конечно же, было принято как намек. Но только Тоцукой, похоже.       Фушими, глядя на готовящую меня, не стал задавать вопросы, за что был вознагражден горячим какао.       Тут такие отношения… ну, не то, чтобы все это нелегально, закон тут очень даже лояльный к подобным свиданиям, но в обществе… а, ну да, шлюхой окажусь я, а не он. Ему-то смущаться нечего.       Ну, значит, если что, буду брехать, что он мой двоюродный брат.       — Н-ну, когда-нибудь ты закончишь школу, — сейчас мне уже начинало казаться, что он подсознательно понял, что меня его неуверенность в такие моменты забавляет и, своего рода, льстит мне. В другое время он почти стал вести себя резко, как с другом и как я и знала по стирающемуся из памяти источнику.       — Чтобы поступить в институт, — это откровение заставило его замолчать, по умолчанию же понимая, что с моим отношением к учебе это станет означать полное отсутствие у меня времени, а может — даже переезд.       — Тогда, я в любом случае тебе помогу, — опустив глаза в пол, его плечи опустились, словно это был проигрыш.       Я ощутимо ударила его в плечо кулаком, что он даже поморщился, а потом нахмурился.       — Будь уверенней, — тихо прошептала я. — Ты нравишься мне из-за своей пылкой яркости, а не романтического бубнежа, — последний я уже переросла. Его глаза в тот же момент расширились то ли от моего откровения с «нравишься», то ли из-за «романтического бубнежа», но лицо его покрылось ярким румянцем, который я позволила себе списать на игру света, продолжая: — Не думаю, что это будут длительные отношения. Но я не против. Давай встречаться.       Тоцука издал что-то вроде «а я говорил» и «черт возьми!» одновременно, сам себе удивленный.       Я обняла рыжего парнишку, которого максимум бы смогла воспринимать как младшего брата и дала поцеловать себя в щеку, после посмотрев на его счастливое лицо.       — Ну и пусть, я все равно буду стараться, — улыбнулся он.       Я спрятала горькую ухмылку в его легкий свитер.