Отчего так в Биндюге березы шумят?

— Бать, это вот чё такое? — Эредин смотрел на красные корочки Аваллакʼха, как на ядовитого скорпиона. — Ты легашам что ли продался? — Да, Эредин. И думай, что хочешь… — Не, бать, был бы передо мной кто другой, так бы дал, что по стене бы размазало. Но тебя выслушаю. — Водка у тебя есть? — неожиданно спросил Аваллакʼх. — Ты ж не пьешь. — Вообще — нет. Но такие разговоры на сухую не ведутся. Тебе, кстати, вовсе не обязательно со мной пить. — Это еще почему? — Вам с Цири еще в Кейрановку ехать сегодня. — Завтра поедем, подумаешь. — Нет, Эредин. Так нехорошо. Ты девочке обещал. Она матери солгала, с Весемиром они уговорились. А ты их обоих подведешь. — Ну, может, ты и прав. Все равно с тобой выпью. Мне от стопки водки ничего не сделается. И тебе не придется в одно лицо водяру хлестать. Ты ж не алкаш какой. Эредин открыл буфет, достал бутылку Анешкиной самогонки и два стакана, поставил на стол, налил: — Со свиданьицем, бать. Аваллакʼх лишь кивнул и, чокнувшись с Эредином, одним духом опрокинул стопку себе в рот. — Ух, и крепкая, — просипел он, едва отдышавшись. — С непривычки, — сказал Эредин. — Ща еды принесу, а то ты после второго стакана песни запоешь, всю конспирацию похеришь. Кстати, а как ты справлялся-то, пока все вот это великолепие не добыл? Босоножки, я так понимаю, были последним штрихом к портрету? — О-о, это была картина, достойная кисти живописца. Ну, или хотя бы маляра, — улыбнулся заметно повеселевший после выпитой стопки Аваллакʼх.

***

— «Мы пока не знаем, имела ли место утечка информации и какими сведениями относительно твоей персоны располагают Сианна и ее помощник Детлафф. Мы над этим работаем, но на всякий случай следует принять меры. Желательно свое прибытие к месту дислокации не афишировать. Наблюдение за объектом вести, не привлекая к себе внимания. Прямого контакта всячески избегать». Тьфу! Вот уроды! Идиоты и бездари! — выругался Креван, после окончания связи со штабом и получения дополнительных инструкций уже на пути из Элландера во Флотзам. — «Мы не знаем»! Да когда вы в своей жизни вообще что-то знали! Что там еще? О месте выхода на связь будет сообщено дополнительно? Ага. Придурки, Флотзамская глухомань — это вам не чертова Вызима! Здесь лес кругом, который с большой вероятностью погасит все ваши сигналы. Раньше надо было об этом думать и договариваться, как мы будем связываться. И, наконец, дополнительная ценная информация: Детлафф, высший, вашу мать, вампир. Как?! Как, я вас спрашиваю, можно было этот факт упустить? Почему я узнаю об этом только теперь, когда до Флотзама рукой подать и у меня уже нет никакой свободы для маневра? Где вы, тупицы, были раньше? План придется перекраивать на ходу. Вместо того, чтобы просто взять за задницу эту тварь Сианну, предъявить ей обвинения и доставить гадину в Вызиму, я должен наизнанку вывернуться, чтобы сделать то же самое, но не привлекая к себе внимания и избегая прямого контакта. Вообще-то, памятуя, что она, как теперь выясняется, при помощи своего помощника вытворила в Туссенте, не попадаться ей и Детлаффу на глаза в моих интересах. «М-да. Думай, Креван, думай. До Флотзама идти еще километра два. А что мне Флотзам? Не податься ли мне в родную Биндюгу? Там, если что, Эредин с ребятами. У них можно остановиться и перевести дух. И мое появление не вызовет никаких подозрений: приехал навестить свою родню, чем не повод? А что, это идея. Обождать до вечера и огородами пробраться к дому. Чтоб никто не видел. Ну, так, на всякий случай. Кстати, и место это подходящее — ведьмак Геральт живет по соседству. А значит, там наиболее безопасно, потому что нечисть, мягко говоря, не жалует ведьмаков и без острой надобности соваться туда, где они живут, не будет. А даже если кто и сунется, то велика вероятность, что Геральт тварь учует и нейтрализует, потому что ему-то тоже не сдалась эта пошесть рядом с домом». Аваллакʼх мысленно еще раз начал прокручивать в голове и анализировать сведения, которые ему только что сообщили. «Новая информация об убийствах в Туссенте. Сианна там фигурировала под именем Ренаведд. А Детлафф… О его участии в этой акции вообще никто не упоминал, будто его там и не было вовсе. Как это у него получилось? Сам ли он был достаточно осторожен и ловок? Постаралась ли Сианна? А может, она тут ни при чем? Вдруг, это дело ручек кого-то более влиятельного? Или более могущественного». В связи с этим Аваллакʼху вспомнились события примерно пятилетней давности, когда в Новиграде завелся маньяк, оказавшийся высшим вампиром. Тогда газеты вовсю трубили о Бестии из Новиграда. Маньячина убивал на почве религиозного фанатизма, и жертвами его стали бабник-краснолюд, атеист-преподаватель одного из ВУЗов и всеми уважаемая пожилая меценатка, позволившая себе публично и нелицеприятно высказаться о культе «Вечного огня» (особенно, в части его служителей). Конец бесчинствам твари положил ведьмак Геральт, который взялся за это дело, так как четвертой несостоявшейся жертвой «новиградского потрошителя» (так прозвали маньяка в народе) стала Присцилла — близкая подруга Лютика и хорошая знакомая самого Геральта. Поскольку ведьмак предупредил правоохранительные органы, с кем придется иметь дело, Геральту предоставили широкие полномочия и прямым текстом сказали: живым маньяка не брать, убей гадину. Честно говоря, другой альтернативы в этом случае быть и не могло, так как в противостоянии ведьмака и вампира единственно возможным финалом и могла являться лишь смерть одного из участников поединка. Геральт вышел победителем, а маньяк-вампир, спятивший на фоне борьбы за мораль и нравственность, был повержен. Правда, говорили, что тело его таинственным образом исчезло. А кое-кто утверждал, что ведьмак убил вампира не окончательно, и лет через 200-300 это исчадие снова явит свой уродливый лик миру. Однако один информатор-суккуб сказала тогда Кревану по секрету, что волноваться не стоит (эльф-то справедливо полагал, что людям, которые громче всех вопили и заранее возмущались по поводу возвращения бестии спустя всего каких-то 200 лет, не стоит точно). Ибо есть некто очень могущественный и авторитетный, позаботившийся о том, чтобы Бестия из Новиграда больше никогда не побеспокоила никого из живущих, ныне и присно и во веки веков. Итак, участие Детлаффа в Туссентских событиях утаили или замяли настолько хорошо и чисто, что имя его никоим образом с ними не ассоциировалось, а связывалось исключительно с личностью Сианны. Сама же Сианна, насвинячившая в Туссенте, ухитрилась слинять оттуда и осесть в Темерии, так сказать, на исторической родине. Согласно сведениям, которыми располагал Креван, она прибыла в Туссент из Нильфгаарда под именем Ренаведд. В Боклере привлекла к себе внимание правоохранительных органов хулиганскими выходками в отношении работниц парикмахерских, маникюрных салонов, салонов красоты и официанток. Какое-то время ей удавалось отмазываться, поскольку вред здоровью женщин она причиняла незначительный, и дела закрывали за примирением сторон с выплатой пострадавшим компенсации. Но однажды она перешла границы дозволенного, знатно побуянив в заведении, которое курировал местный бандитский авторитет Скворец Антуан Страгген. Быстро прикинув, откуда дует ветер и какой бурей он ей грозит, Ренаведд решила укрыться там, где Скворец ее не достанет, для чего в задушевной беседе поведала следователю, ведущему ее дело, о том, что она, оказывается, с детства страдает тяжелым психическим заболеванием — проклятием черного солнца, которое спонтанно проявляется в неконтролируемых вспышках немотивированной агрессии и жестокости. Подследственную сопроводили на осмотр, где консилиум побеседовавших с ней психиатров неожиданно согласился с диагнозом Ренаведд, выставленным самой себе, и подтвердил, что девушка — их стопроцентовый клиент. Состоялся суд, который, с учетом учиненных Ренаведд беззаконий и имеющегося у нее психиатрического диагноза, признал пациентку опасной для себя и окружающих и избрал мерой пресечения помещение ее в Боклерский психиатрический стационар «Страна тысячи сказок». Так Ренаведд оказалась в дурке, присоединившись к знаменитой маньячке по кличке Рапунцель, которая прославилась тем, что заманивала мужчин в свою квартиру на девятом этаже, а потом сталкивала их вниз; известному на весь Боклер эксгибиционисту по кличке «Голый Король», клептоманке-форточнице Дюймовочке, зоофилке-живодерке Красной Шапочке и каннибалке Ведьме из Пряничного домика. На какое-то время Ренаведд успокоилась. А потом неожиданно в дурке вспыхнул бунт, во время которого она выдвинула лозунг: «За права психов! Придурок — тоже человек!» Эльфам, краснолюдам и низушкам этот лозунг пришелся по душе, люди, наоборот, обиделись. В общем, бунт подавили, представители старших рас поржали над Ренаведд, среди людей же ее идеи поддержки категорически не нашли. А вот потом начался настоящий кошмар, когда один за другим буквально в течение недели были убиты премьер-министр, министр финансов и два министра силовика. Причем, трое — без объяснения причин, зато с требованием денег, а вот к телу премьера прилагалась записка с ультиматумом, в котором предлагалось освободить из дурки Ренаведд, выплатить ей сумму, ранее указанную в записках, найденных при первых трех покойниках, и не чинить препятствий при попытке выше означенной дамы покинуть гостеприимный Туссент. Как ни странно, вскоре же отыскался и автор записок, на которого, разумеется и пало подозрение во всех четырех преступлениях. Им оказался, как ни странно, довольно покоцанный и совершенно оглумевший офирский принц, который утверждал, что никаких убийств он совершить не мог, так как до недавнего времени проживал в Оксенфуртской канализации в образе жабы, томясь в ожидании принцессы, которая придет его поцеловать и расколдовать. Однако вместо прекрасной девушки явился злющий ведьмак с острющим мечом и, кажется, его убил. На вопрос, как он ухитрился стать жабой, принц охотно ответил, что в мерзкое земноводное его превратил некий чеканутый на всю голову мизантроп Ольгерд фон Эверек, проживающий в своем имении неподалеку от Оксенфурта. Когда же у принца спросили, как ему удалось выжить после контакта с острющим ведьмачьим мечом, офирец думал долго, но ответить так и не смог, равно как не смог и объяснить, каким образом он перенесся из Оксенфуртской канализации в Боклер. Единственное, что у него получилось — так это вспомнить какого-то гигантского нетопыря с черными крыльями, которого ему удалось якобы смутно разглядеть в краткие периоды некоторого прояснения сознания. На вопрос, почему он считает, что тварь, перенесшая его из Оксенфурта в Боклер, была именно нетопырем, офирец уверенно ответствовал в ключе, мол, а кем же еще. На самом деле в интерпретации показаний офирца, как теперь стало известно Аваллакʼху, и зиял первый провал. Потому что в первоначальных отчетах указывалось, что принц говорил просто о какой-то непонятной твари, затрудняясь ее идентифицировать вообще. Нетопырь же в его откровениях всплыл гораздо позже. Но, в любом случае, с нетопырем или без оного, то, что рассказывал офирец, было настолько неправдоподобно, что его сначала подвергли магическому сканированию, а потом пропустили через детектор лжи. Но результат обескуражил всех — принц не лгал. Параллельный допрос Ренаведд результатов тоже не дал. Она заявила, что не знает ни о каких убийствах, а денег ей и вовсе не нужно, так как покидать «Страну тысячи сказок» у нее и в мыслях не было. После чего эксцентричная дама настоятельно потребовала вернуть ее обратно в дурку, чтобы продолжить прерванную горячую дискуссию с Рапунцель на тему: «все ли мужики — козлы, или некоторые из них все-таки — бараны?» Сообразив, что они имеют дело с чем-то загадочным и непонятным, спецслужбы Боклера решили для начала сделать вид, что приняли условия загадочного шантажиста: Ренаведд, как приманка, была под охраной сопровождена в условленное место, а деньги были доставлены туда, куда велел манипулятор. Все силовые структуры Боклера находились в состоянии боевой готовности и ждали только сигнала, чтобы начать операцию по поимке таинственного убийцы. Но всех ждало жестокое разочарование: шантажисту удалось умыкнуть Ренаведд и бабки — и скрыться самому. При этом никто так толком и не разглядел, что же он, собственно, из себя представлял. Не говоря уже о том, чтобы понять, как ему все это удалось. Оконфузившись, высокие сферы решили сделать как всегда — кое-что замазать, что-то замять, где-то наврать и о чем-то умолчать (главное тут было не перепутать, где следует делать одно, где второе, а где — третье с четвертым). В итоге, офирский принц был помещен в дурку (благо место Ренаведд там освободилось), официально вину свалили на отсутствующего и недоступного Ольгерда фон Эверека, расписав его образ такими черными красками, что даже те обыватели, которые понятия не имели, кто это такой и что он сделал, все равно его боялись и ненавидели. Дополнительно же пустили слух, что в деле был замешан известный маг-иллюзионист и гипнотизер Гюнтер оʼДим, для которого устраивать такие штуки как раз плюнуть. Это он запудрил всем мозги убийствами, которых на самом деле не было, как и угрозы дестабилизации обстановки всем тоже только привиделись (мол, это ж оʼДим, он еще и не на такие штуки мастер). На места убитых министров быстро посадили новых, а народ, для подавляющего большинства которых вся эта правящая шатия-братия была на одно лицо, молчаливо согласился не обращать на произошедшее внимания. Не потому что поверил, а потому что всем было, по большому счету, наплевать. Какая разница, чей зад сидит в массивном кресле, и чья рожа бубнит в экране телевизора — ведь для народа ничего при этом не меняется. Для Аваллакʼха же в истории с пропажей дамочки и денег обнаружился второй информационный провал: оказалось, некоторым все же удалось разглядеть непонятно откуда взявшийся багровый то ли туман, то ли дым, который перемещался, будто направляемый кем-то в строго определенном направлении (а ведь обычно эти легкие и хаотичные по своей природе субстанции так себя не ведут). Наиболее внимательные личности даже утверждали, что этот туман периодически собирался в трудно, но все-таки различимую фигуру, по очертаниям схожую с человеческой (или эльфской, тут уж кому что ближе). Особо одаренные и вовсе утверждали, что видели темноволосого высокого мужчину в черном кожаном плаще, с резкими и острыми чертами лица и колючими глубоко посаженными светло-серыми глазами. Вот об этих-то показаниях Аваллакʼх и думал, вспоминая о них с особым сожалением. «Ведь всегда и везде существуют индивиды, от природы нечувствительные к ментальным чарам или выдающие парадоксальную реакцию на них в виде обратного эффекта — более четкого и детального видения происходящего. Почему же было не выслушать их сразу? Дурацкий вопрос. Кому нужны эти детали, если дело пытались замолчать, замять, а правду исказить? Правда Ренаведд это было только на руку. И что бы этой дуре тут и угомониться».