Отчего так в Биндюге березы шумят?

Креван, которого Эредин высадил у дороги прямо напротив стоящей слегка на отшибе усадьбы Геʼэльса, настороженно огляделся по сторонам, затем прокрался к изгороди туда, где раскинулась черноплодная рябина и буйно разросся малинник, пробрался в палисадник и уже привычно затаился в кустах, решив, что надо сначала оценить обстановку. Геʼэльса он увидел практически сразу. Тот стоял на лужайке рядом с домом, перед ним был мольберт, а неподалеку на стульчике с резными спинкой и подлокотниками сидела Корина, которую Геʼэльс, видимо, запечатлевал на холсте. Они оба повернули голову на звук гудящего мотора и увидели Эрединов черный бумер, который пронесся мимо их дома, оставляя за собой пыльный шлейф. — Эредин приехал, — с неудовольствием процедил сквозь зубы Геʼэльс. — Интересно, чего ему тут опять надо? — Известно что. Опять наверное к какой-нибудь своей новой подружке в гости. У него одна забота, — хмыкнула Корина. — Не бери в голову. Он мимо нас проехал и даже скорость не сбавил, а ты теперь весь день будешь о нем думать и переживать. — Вовсе нет. Очень он мне нужен. Так, поверни немного голову… Ага, так, еще чуть-чуть… Вот, самое то. Сейчас я свет поймаю… — Ой, Ге! — неожиданно всплеснула руками Корина, ломая с трудом пойманный ракурс. — Смотри, кто к нам пришел! Это же Креван! — Что? — Геʼэльс посмотрел туда, куда указывала супруга и действительно, к своему немалому удивлению, увидел двоюродного брата, идущего к ним со стороны сада. — Хм, действительно Креван. Надо же, я сто лет его не видел. Как он тут очутился? — Возможно, это его привез Эредин, — предположила Корина. — А почему тогда он его высадил черт-те где? Получается брат через забор к нам в усадьбу проник? Так что-ли? — Здравствуйте, — Креван тем временем подошел к Корине и Геʼэльсу на расстояние, достаточное для приветствия. — Привет, братец, — кивнул Геʼэльс, делая шаг навстречу Кревану и протягивая тому руку. — Сколько лет, сколько зим. Я уж не чаял тебя и увидеть. Что привело тебя в нашу глушь? — А, дела да случаи, — махнул рукой Креван. — Здравствуй, Корина, — обратился он к супруге брата, все так же сидящей на своем резном стульчике. — А ты ничуть не изменилась. Выглядишь отлично, как всегда. — А ты, Креван, как всегда, вежлив и деликатен, — улыбнулась Корина. — Рисуете? — Да. Вим Вивальди спонсировал выставку работ художников-авангардистов. Он уже отобрал для нее несколько моих работ, но мы с ним договорились, что в дополнение я напишу портрет моей обожаемой Корины на фоне родных пейзажей. — Можно взглянуть? — попросил Креван. — Или это пока секрет. — Ну родственнику-то можно, — разрешил Геʼэльс. Поначалу у Кревана разбежались глаза от обилия разноцветных и ярких геометрических фигур. Затем он решил, что надо попробовать сосредоточиться на чем-то узнаваемом, например на белой шляпке с широкими полями, что красовалась у Корины на голове. Он перевел взгляд с женщины на картину, пытаясь идентифицировать этот предмет ее гардероба — и не смог. Зато в многочисленных белых геометрических фигурах, которые были, на взгляд Кревана, совершенно хаотично раскиданы там и сям по холсту, он путем логического домысливания хоть и с трудом, но признал саму Корину, которая позировала супругу в белом платье, белых чулках и белых туфельках. Родные же пейзажи на фоне геометрически разнообразной Корины узнаваться решительно не желали, как Креван ни напрягал свое воображение. Возможно фиолетовая пирамидка с четырьмя глазками символизировала собой лес в утренней дымке, а красная бесформенная кракозябра в углу картины изображала яркое летнее солнышко — точно Креван за это бы не поручился, а спросить у Геʼэльса, разумеется, постеснялся. — Ну как тебе? — спросил Геʼэльс. — Ну-у… креативненько. Новый взгляд на Корину. И на антураж, — тактично ответил Креван. — Это что. У меня есть шикарная батальная картина. Вим сказал, что это просто шедевр. Борсоди уже готовы выставить ее на аукцион и сказали, что им на нее даже поступили заявки от заинтересованных лиц. Например, один авторитетный коллекционер Беледаль очень заинтересовался. — И что там изображено? — спросил Креван, втайне опасаясь, что брат изобразил в своем неповторимом стиле какую-нибудь битву при Бренне. — Ведьмачья тематика. Очень модно, кстати, сейчас. Пойдем покажу. Креван посмотрел на раздувающегося от гордости брата и, внутренне приготовившись к зрелищу не для слабонервных, отважно кивнул. — Конечно, покажи. Меня прямо распирает от любопытства. — Она у меня дома, в мастерской, — сообщил Геʼэльс, приглашая Кревана следовать за собой. Зайдя в просторную комнату, которая, видимо, и являлась художественной студией, он подошел к широкому холсту и торжественно сдернул с него покрывало. — Вот! Креван застыл, в первый момент даже утратив дар речи, так потрясло его увиденное. На эпической картине была изображена какая-то жуткого вида огромная кракозябра, восседающая на страшилище несколько меньшего размера и чем-то отдаленно напоминающем лошадь. Действие драмы разворачивалось на фоне циклопических, но покосившихся строений, опять же очень отдаленно напоминающих крестьянские халупы (если бы они были в разы поменьше и не были бы такими кривыми). Из зияющих жуткой чернотой проемов выползали на свет божий разной величины перекошенные уродцы, почему-то зеленого цвета, с разным количеством рук и ног, но обязательно с приветственными улыбками на безносых, а иногда и безглазых лицах. Зубастые улыбки, кстати, были прорисованы с особым тщанием, видимо, это был ключевой элемент картины. А в самом углу эпического полотна скромно приютился и сам объект этого всеобщего уродного ликования — дохлый монстр, скорбно задравший тощие лапы к небу. Монстр выглядел, прямо скажем, вовсе не страшно и даже по-сиротски по сравнению с двумя огромными чудищами в центре картины, от вида которых, он, вероятно, и скончался от разрыва сердца. — Впечатляет, — наконец выдавил из себя Креван. — И что это тут у тебя изображено? — Ну как же, — гордо ответствовал Геʼэльс. — Разве не понятно? Ведьмак убивает монстра, а люди, которых эта тварь затиранила вконец, радуются, что наконец их от нее избавили. — А, — только и смог сказать Креван. Геʼэльс, не скрывая радости от произведенного его полотном эффекта, вновь завесил свой шедевр. — А все-таки, ты так и не сказал, что тебя привело в наши края и надолго ли ты вернулся? — спросил он у Кревана. — Пока не знаю, — пожал плечами тот. — Как побудется. Надеюсь, ты не против, если я погощу у тебя немного? — Конечно, нет. Места у нас много, живи, сколько хочешь. — И еще у меня просьба: не говорите пока никому, что я у вас гощу, — попросил Креван. — Ты от кого-то скрываешься? — встревожился Геʼэльс. — Не волнуйся. Мафия за мной не охотится. И вам с Кориной ничего не угрожает. Мне просто нужно тайно встретиться с ведьмаком Геральтом. А я знаю, что он сейчас в Кейрановке. — Я могу его поискать. — А разве он не у своей любовницы Фрингильи? — Вообще-то да. Но ведь он на месте обычно не сидит. Вообще насчет Геральта лучше у Корины спросить. Женщины меж собой его очень охотно обсуждают и, как правило, гораздо лучше нас знают о его передвижениях. — И что говорит Корина? — А это ты у нее самой спроси. Корина! — Геʼэльс выглянул в окно и позвал супругу. — Можно тебя на минутку? — Да? Что такое? — спросила Корина, входя в дом. — Мы рисование на сегодня закончили? — Думаю, да. Кстати, у Авы к тебе вопрос. Ты не слышала, Геральт еще в Кейрановке? — Конечно. Правда, Эвдора Хиваева, которая живет по соседству с Цинтией, рассказывала сегодня у магазина, пока мы хлеб ждали, как Фрингилья приходила к Цинтии с разборками. Она решила, что Геральт к Цинтии от нее перебежал. А у Цинтии уже неделю как новый любовник — Карька наш, кстати. Да, — она повернулась к Аваллакʼху. — Вот такой свиненок твой сыночек. Уже неделю тут гостит, а к нам даже не зашел ни разу. Так и торчит у этой ведьмищи. — Ну, его дело молодое… — заметил Геʼэльс. — Чего ему с нами-то. — На минутку забежать поздороваться все равно мог, — стояла на своем Корина. — Никуда бы не ушла его Цинтия. Раньше он всегда заходил, был хороший и учтивый мальчик. Это Эрединка его испортил. Как попал он под дурное влияние твоего старшенького, так и покатился по наклонной. Вот, теперь уже и родню знать не хочет. Я уверена, это Эрединка его подучил и против нас настроил. — Корина, — взмолился Креван. — Да оставьте вы в покое Эрединку. И вообще, сколько можно вспоминать эту историю. Больше двадцати лет назад это было, а ты все никак не успокоишься. В ответ на это заявление Корина только молча поджала губы, всем своим видом явно продолжая выражать недовольство как самим Эредином, так и темой, которая была затронута в связи с ним. — Корина, а ты не можешь как-нибудь проснить ситуацию с ведьмаком, чтобы определить, где он и что поделывает? — спросил Аваллакʼх. — Это было бы возможно, если бы у меня была какая-нибудь его вещь или рядом был бы кто-то, близкий ему. А поскольку я сама знаю Геральта не очень хорошо… — Чему я несказанно рад, — заметил Геʼэльс. — … просто так проснить что-то о нем мне не удастся, — закончила свою мысль Корина. — Может быть, его дочь Цири нам поможет? — предположил Аваллакʼх. — Она ведь тоже здесь и наверняка будет искать отца, так как он ей срочно нужен. — Ну Цири-то вполне может его и подождать, — сказал Геʼэльс. — Боюсь, эта девушка не из тех, кто наделен терпением. Если ей что-то нужно, то у нее будут гореть земля и небо, чтобы желаемое ей было предоставлено в кратчайшие сроки. — Если это так уж важно, так и быть, схожу к Фрингилье за Цири, — раздобрилась Корина.

***

— Цири? — открывшая девушке дверь Фрингилья явно не спешила пропускать юную ведьмачку в дом. — Отец у тебя? — Цири, у которой с местной любовницей отца были не самые теплые отношения, не здороваясь, сразу перешла к делу. — Ушел. — Куда? — Понятия не имею. У него нет привычки докладывать мне о своих перемещениях. А я, в отличие от некоторых, не настаиваю. Пусть что хочет, то и делает. — Врешь, поди, — Цири с подозрением посмотрела на Фрингилью. — Думаешь, я пришла уговаривать его домой вернуться? — Мне все равно, зачем ты пришла, — холодно сказала Фрингилья. — Геральта дома нет. А тебя я тут видеть не желаю. Поэтому, будь так добра, избавь меня от своего присутствия. С этими словами Фрингилья захлопнула дверь прямо перед носом Цири. Ведьмачка в сердцах ударила в дверь ногой, подумывая, на разбить ли дополнительно противной ведьме окно, запустив в него камнем, но потом решила действовать более тонко. — Слышишь, ты, коза драная! Я сейчас приведу Эредина, и он вышибет твою чертову дверь! Поняла? — пригрозила она Фрингилье. Напоследок Цири еще раз пнула дверь и отправилась на поиски эльфа. Цири понятия не имела, где проживает Цинтия, к которой собирался наведаться Эредин, чтобы разузнать, что там поделывает Карантир и почему до сих пор не вернулся домой. Однако долго искать ее дом ведьмачке не пришлось, так она еще издали разглядела авто Эредина, безошибочно указывающую Цири на нужные ворота, у которых оно и стояло. Правда, рядом с домом почему-то толпился народ, и Цири, заподозрив неладное, поспешила туда, чтобы посмотреть, что привлекло внимание жителей Кейрановки. — Да делай, что хочешь! Можешь меня избить хоть до смерти, но в твой дом я больше не вернусь! — Бля-а, это ж Карантир орет. Причем, кажется, Эредину. Ой, мамочки, чё у них там творится? Они поругались, что-ли? Цири перешла на бег. Достигнув дома Цинтии она, долго не думая, забралась на крышу машины для лучшего обзора, и перед ее взором во всей своей красе развернулась сцена семейных разборок братьев Ольховых. Поскольку обоих братцев боги не обидели ни ростом, ни силой, впечатление Эредин и Карантир, стоящие друг напротив друга в боевой готовности, производили устрашающее. По этим же причинам желающих лезть в братскую ссору, чтобы вразумить или разнять монументальных эльфов, не было. Кейрановцы предпочитали держаться подальше, но не расходились, намереваясь понаблюдать за захватывающим и грандиозным шоу. При этом Цири заметила, что Эредин уже кажется успел приложить своего младшего братца по лицу, так как левый глаз Карантира потихоньку начал заплывать, окрашиваясь в фиолетовый цвет. — Карька, я не знаю, какая муха тебя укусила, — Эредин пытался говорить спокойно, но было видно, что это спокойствие дается ему с большим трудом. — И не знаю, чего эта Цинтия тебе про нас с Имлей наплела… — Да правду чистую она сказала! Цинтия мне глаза, можно сказать, открыла! — снова заорал Карантир, примериваясь, как бы ему половчее напасть на брата. — Карька, успокойся. Я драться с тобой не хочу, но… — Эредин уклонился от кулака Карантира, летящего ему в челюсть, и ответным ударом в солнечное сплетение заставил братца согнуться от боли, а затем сильно толкнул его, сбив с ног. — Я сказал, уймись! — А то что? — прохрипел Карантир, который быстро сел, держась за ушибленное место и снизу вверх глядя на брата. — Снова ударишь? — Да чё ты мелешь-то? Карька, ты сам лезешь, потом возмущаешься. Я вообще не понимаю, что с тобой происходит? Я зашел, даже сказать ничего не успел, а ты сразу начал орать и драться. Это нормально, по-твоему? — С тобой только так и можно. — Да что я сделал-то тебе? Тебя за неделю будто подменили. Уходил — был Карька как Карька. А сейчас — непонятно что. — Я тебе покажу! — Карантир вскочил с земли и вновь пошел в атаку. — Начинается, — прошипел Эредин, вновь уворачиваясь от несущегося на него Карьки и делая тому подсечку, от чего Карантир полетел в траву. — Ненавижу тебя! Тьфу! — Карька выплюнул траву, попавшую ему в рот в результате падения. — Ну я даже не знаю, что и делать, — Эредин развел руками. — Ладно, раз хочешь, дай мне в морду. Если тебе от этого полегчает, пожалуйста, я не против. Только пойдем уже домой, а? Карантир молча встал, подошел к спокойно стоящему и ожидающему его решения Эредину, примерился, размахнулся и от души врезал брату по носу. — Это тебе за Бригиду! Удар был хорош. Хотя на ногах Эредин и устоял, но кровь из его разбитого носа хлынула довольно обильно. — А это — за Алинку! — Карантир с короткого разбега въехал плечом в плечо брата, пытаясь использовать свою немалую массу, чтобы все-таки опрокинуть Эредина на землю. На этот раз ему это удалось, правда старший брат, не растерявшись ухватил Карантира за футболку и, падая, увлек его за собой. После недолгой борьбы Эредину удалось прижать Карантира к земле, уложив его на лопатки, сам же он уселся на взбунтовавшегося, но вновь поверженного братца верхом и опять попробовал возобновить переговоры. — Карь, ты белены, что-ли объелся? Или опился чем? — Это тебе за… — Карантир вяло ударил коленкой сзади в спину Эредина, впрочем впечатления на того этот жест отчаяния не произвел никакого. — Ты уже сам не знаешь, за кого или за что, — миролюбиво сказал Эредин, пытаясь вытереть кровь, продолжающую капать из носа, но вместо этого он только размазал ее по лицу. — Бля, Карька, вот какого хера ты нос мне разбил? Кровищи уже на три больницы накапало. — За все! — Карантир попробовал дернуться, но скинуть с себя тяжеленного Эредина у него, разумеется, не получилось. — Братан, а чё это с глазами у тебя, нахрен? — Эредин наконец присмотрелся к здоровому глазу Карантира, только теперь увидев, что зрачок в нем расширен настолько, что занимает почти всю радужку. — Твое какое дело? — зло прошипел Карантир. — Руки вроде чистые, не наколотые. Фисштеха нанюхался? Не похоже. Красавки перепил? На хуя, Карь? Ты можешь сказать внятно, за что ты на меня взъелся? Ты вообще способен хоть что-то по делу сказать, а не истерить, как шлюха, которой не заплатили. — Ты всех невест у меня увел, теперь за Цинтией пришел? Не выйдет. Ее я тебе не отдам. Понял? — Да мне нахрен не сдалась твоя Цинтия. Бери ее с потрохами и делай с ней, что хошь. Хоть женись, хоть соли и ешь. Мне плевать. — Ты всегда так говоришь, а потом выходит вовсе противное! — Карь, чего вспоминать-то события столетней давности? Ты же знаешь, что я только защитить тебя, глупыша, от этих шалав хотел. — Нет! Ты хотел меня унизить. Ты всегда мне завидовал. Потому что я был умнее. И образованнее. И потому что Ава — мой настоящий отец, а не твой. У тебя папки никогда не было. И матери не было. И вообще ты никому никогда не был нужен. Даже девкам своим. А меня мои невесты любили. — У-у, куда тебя понесло, — покачал головой Эредин. — Это Цинтия тебе все это рассказала? — Я сам! Сам додумался. Или, по-твоему, я без вас с Имлей шагу сделать не смогу? А я смогу! И еще как! Вы у меня еще получите. И узнаете. Все узнают. Я всем покажу и докажу. — Ладно, — Эредин со вздохом встал. — Я вижу, все мои увещевания бесполезны. Контакту ты почему-то недоступен. Оставайся с Цинтией. Я вашему счастью мешать не буду. Все! Лежать! — прикрикнул он на пытающегося встать Карантира. — Хватит народ веселить. Вязать тебя по рукам и ногам и тащить домой насильно я не собираюсь — ты, чай, не маленький уже. А лупить тебя, я вижу, бесполезно, в твою башку ни уговорами, ни кулаками ничего путного не вобьешь. Так что, ты оставайся, а я пошел. К глазу приложи чё-нить, а то может с фингалом тебя Цинтия любить не будет. На этот раз Карантир послушался брата и остался лежать, не пытаясь больше нападать на Эредина. Впрочем, возможно у него просто не было на это сил или он решил поберечь и без того уже покоцанное лицо, так как думал, что одержал над братом моральную победу и настоял-таки на своем. Эредин же в своем обычном стиле, выходя, треснул ногой по калитке так, что она, открывшись настежь, хлопнула об забор. Эльф направился к своей машине, не глядя ни на кого из многочисленных зрителей, которые, впрочем, предусмотрительно отошли подальше сразу, как только поняли, что ругаться и драться братья больше не будут, а значит, спектакль окончен. Цири молча спрыгнула на землю и быстро юркнула на переднее сиденье, не дожидаясь приглашения и даже не будучи уверенной, что оно вообще последует. Эредин, не глядя на Цири и не говоря ни слова, завел машину и поехал прочь. — У тебя все лицо в крови, и руки, и футболку ты заляпал, а еще ворот в ней порвал, — наконец нарушила тягостное молчание Цири, когда она выехали за околицу Кейрановки. — Цирь, чё это было, как ты думаешь? — Эредин свернул на поляну, остановил машину и посмотрел на девушку. — Я Карьку никогда таким не видел. — Может, фисштех? — неуверенно предположила Цири. — Не похоже, — Эредин вышел из машины и вытер лицо подолом футболки. — У тебя кровь все еще идет, — сказала Цири, выскочив следом и подходя к нему. — Сильно он тебе заехал. — Фигня. Бывало, мне куда сильнее попадало. — Погоди, я сейчас холодное что-нибудь тебе к носу приложу, чтоб остановилась. Сядь и голову запрокинь. Она вытащила из рюкзака предусмотрительно взятую в дорогу бутылку с водой, намочила платок и, подойдя к расположившемуся на земле эльфу, положила самодельный компресс ему на лицо. — Вот, держи. — Так есть идеи, что с Карькой? — слегка в нос проговорил Эредин, придерживая рукой мокрый платок. — Чары наверное, — предположила Цири, усаживаясь рядом с Эредином. — В любом другом случае я бы не поверил. А сейчас… Но разве это возможно? — Почему нет? — повела плечиком Цири. — Если приготовить правильный отвар, сказать нужные слова в нужное время… Я видела, как Йен так делает, — шепнула она, подавшись ближе к эльфу. — Поэтому и знаю. — Хошь сказать, твоя мамка опаивает твоего батю? Чтоб по бабам, наверное, не бегал. Только что-то не особо ее колдовство помогает. — Не, — помотала головой Цири. — На батю эта хрень не подействует. Он ведьмак, а они к этому невосприимчивы. Что бате какие-то отвары после его эликсиров. — А зачем тогда? — Ну там сглаз или спорчу какую-нить навести на наглую односельчанку, которая на мамку не так посмотрела или не то сказала. Или Фрингилье напакостить. Йен и Трисс с нею сильно не ладят. С Шани у них как-то спокойно, а вот эту — терпеть не могут. Ну и она им полной взаимностью отвечает. Ой, один раз они с этой своей битвой экстрасенсов дома нам такой бадабум устроили, что папка вещи собрал, маня в охапку — и к Шани мы с ним сбежали. — Весело у вас, — заметил Эредин. — Ну что ты. А, кстати, ты Карьку-то что, так правда и бросишь? — Нет, конечно. Это я для отвода глаз сказал. Чтобы обмануть их бдительность. Как я могу оставить брата в таком состоянии у этой суки, зная, что у нее есть на него какие-то планы, потому что у Воорхиса есть планы на меня, а еще у кого-то хрен знает кого есть планы на тебя? Цирь, ты сама-то подумай. — Карьку надо как-то вытаскивать. — Не, я бы мог ему дать по башке, связать и насильно увезти домой. Да толку-то в этом. Он все равно обратно бы к ней побежал сразу, как только возможность представилась. — Это ты верно говоришь, — согласилась Цири. — Тут два варианта: либо я беру за горло Цинтию и заставляю ее расколдовать Карьку, либо мы идем просить помощи у твоего папки. Он же в этой херне разбирается? — В спорчах, сглазах и всяко-разных проклятиях? Да, — кивнула Цири. — Ну вот. Значит он-то мне точно поможет братца привести в чувство. Правда, заплатить ему мне пока нечем… — Я папку убедю денег с тебя не брать. Тем более, может, расколдовать Карьку еще и в наших с ним интересах. — Так что? Пойдем за твоим папкой? — предложил Эредин. — Ой, слушай, ты знаешь, — вспомнила Цири. — Я же как раз шла к тебе, чтобы попросить дверь у этой сучки Фрингильи выломать. — Что? — Эредин удивился и даже отнял от носа платок. — Она мне, прикинь, нахамила и в дом даже не пустила. Сказала, мол, папки дома нет, а мне, значит, у нее делать нечего. Видал ты такую тварь? — Значит, Геральта у нее точно нет, — задумался Эредин. — При нем бы она с тобой так разговаривать точно не стала. Ну и где он? — Я не знаю, — вздохнула Цири. — И что будем делать? Эредин приложил руку козырьком ко лбу, глядя на закатное солнце, медленно, но неуклонно скрывающееся за кромкой леса. — Дождемся утра и приступим к поискам. — А сейчас? — Будем располагаться на ночлег. — Но где? Ты сам сказал, с Геʼэльсом вы в ссоре, Карька нас не пустит, Фрингилья меня выставила. — В машине. Места нам хватит. — Ну не зна-аю, — Цири скептически осмотрела Эредина, прикинула его габариты и соразмерность их по сравнению с салоном машины и немного сникла. — Да не кисни раньше времени. Разместимся как-нибудь. Тем более, выбора у нас с тобой все равно нет. Впрочем, если хочешь, можешь спать на улице. — Ну уж нет! — решительно помотала головой Цири, вставая и направляясь к машине, чтобы обустроить для себя место будущей ночевки.