***
Вернувшаяся домой с работы Цири застала Эредина лежащим на диване в уже привычном домашнем наряде и с бутылкой пива в руках. К дивану был пододвинут стул, на котором стояла тарелка с накромсанными хлебом и колбасой. Сам же Эредин был занят высокоинтеллектуальным занятием — он смотрел телевизор, правда почему-то с выключенным звуком. — Привет, а чего это ты делаешь? — спросила Цири. — Телик смотрю. К культуре приобщаюсь, — ответил Эредин, отхлебнув пива. — А почему без звука? — А так интереснее. — Не понятно же ничего, — удивилась Цири. — Поэтому и интересно. Погадать можно, чё там у них происходит. — Это сериал, что-ли, какой-то идет? — Ну да. Вот смотри, тетка на мужика орет. Три версии на выбор: либо хочет, чтоб он на ней женился, либо говорит, что беременна, либо требует оставить ее с ребенком в покое. Как ты думаешь, из этих трех вариантов ответа, какой правильный? — Не знаю, — растерялась Цири. — Третий, — уверенно сказал Эредин. — А теперь давай проверим. Вот смотри. С этими словами он нажал на пульте соответствующую кнопку… — Я не позволю забрать моего ребенка! — тут же пронзительно завизжало из динамика. — Оставь нас в покое! — Убери, пожалуйста, этот кошмар, — замахала руками Цири. — Твой фокус удался. Я в восхищении. Ты, оказывается, понимаешь толк в сериалах. — Я, если хочешь знать, вообще скопище разнообразных талантов, — ухмыльнулся Эредин, снова вырубив звук и вновь заставив экранные страсти кипеть молчаливо. — Кстати, Имля сегодня вещи забрал, так что в шкафу освободилось место. Можешь разобрать наконец свою сумку, а то живем второй день, как на вокзале. — Очень хорошо, — согласилась Цири, окидывая взглядом кучу малу из разнообразной одежды, которую Эредин, не мудрствуя лукаво, просто переместил с дивана на кресло. На какое-то время в комнате воцарилась тишина, прерываемая лишь шелестом ткани и тихим стуком вешалок. Однако вскоре Цири, в задумчивости вставшая перед открытым шкафом, решила подать голос: — Бли-ин, Эредин, у тебя весь шкаф забит чьими-то старомодными костюмами. — Это папкины, — отозвался с дивана эльф. — Они тебе что, мешают? Вопрос был задан таким тоном, что Цири втайне порадовалась, что не успела озвучить на ее взгляд замечательную идею о том, что этот хлам надо собрать и отнести в кладовку, а еще лучше — на свалку. — Ну если папкины, — проворчала она себе под нос. — Это совсем другое дело. Я думала, мало ли, это что-то ненужное. — Батя вернется и сам решит, что с ними делать, — отрезал Эредин. — А зачем ты хранишь его вещи? — спросила Цири. — Как зачем? — не понял Эредин. — Потому что это его дом. И рано или поздно папка сюда вернулся бы. Ну, собственно, он уже и вернулся. Цири решила не продолжать неинтересную ей тему и полезла шуровать на полках дальше. — А зачем тебе столько футболок? — вскорости последовал следующий вопрос. — Ты их все равно не носишь, — Цири обернулась и красноречиво посмотрела на минимально одетого Эредина. — Да это Литка мне зачем-то их накупила еще когда мы в Новиграде жили, — Эредин отхлебнул пива и задумчиво уставился в экран, видимо, вспомнив о чем-то грустном. Цири, которой было до жути любопытно, что это еще за Литка такая и какую роль она играла в жизни Эредина, во второй раз прикусила язычок, не задав интересующий ее вопрос. — У кого-то в шкафу скелеты, а у тебя — воспоминания, — сказала она вместо этого, глядя на примолкшего и отчего-то посерьезневшего Эредина. — Да не, это я так, — встрепенулся эльф. — Чё-то задумался. — О чем? — спросила Цири, втайне боясь услышать ответ, так как подозревала, что как раз вспоминает он об этой самой Лите. — О том, что было и чего уж нет, — Эредин помотал головой, будто отгоняя морок. — Бесполезное занятие. — И правильно, — заявила Цири, направляясь к эльфу с твердым намерением отвлечь его от мыслей о бывших любовницах. — Этот диван ужасно узкий, — заявила она, пытаясь пристроиться рядом с Эредином. — Тут даже для нас двоих места нет. — Можешь сесть в кресло. — Мне кресло твое нахрен не надо. Потому что… — Цири грациозно (во всяком случае ей так показалось) уселась верхом на Эредина и провела ладонями от его живота к плечам. — Цирь, это ты чего сейчас такое делаешь? — удивленно спросил эльф. — Ну как… — Цири несколько растерялась. Этот, как ей казалось, исполненный эротизма жест она видела в каком-то фильме. Или это был видеоклип? — Я тебя… ласкаю, — нашлась она. — А-а. Так ты бы заранее предупредила, что это ласкание, а то я сразу-то не понял. — Да как же! — Цири выразительно посмотрела на область паха эльфа. — А это чё такое? — Эрекция, — согласился Эредин. — От твоего сидения на мне приключилась. Ты просто заметила не сразу. — Прямо вот только от сидения? — не поверила Цири. — Ага. Тут, Цирь, знаешь какое дело, — Эредин сделал серьезное лицо и положил ладони девушке на бедра. — Меня еще в роддоме случайно уронили в чан с настоем ебун-травы, и с тех пор даже легкое прикосновение ко мне красивой женщины вызывает эрекцию… Цири, уже готовая выслушать некое судьбоносное откровение эльфа, от этих его слов сначала потеряла дар речи и какое-то время сначала просто хлопала глазами, глядя на его физиономию, абсолютно серьезную, а шутливый настрой выдавали разве что веселые шебутные искорки, пляшущие в зеленых глазах. Лишь потом, опомнившись, она надула губки и сделала попытку слезть с Эредина, но он не отпустил. — Ты меня за дуру держишь? — обиженно спросила она. — Цирь, ну я пошутил просто. Ты так смешно меня погладила, что я не смог удержаться. — Конечно! — она сердито поджала губы. — Я, может, не такая опытная, как всякие твои проститутки. Так это значит можно надо мной потешаться? — Цирь, да что ты такая обидчивая? Ничего такого я не хотел. — Нет, хотел! Показать мне, что я в плане секаса неумеха. — Да нормально все. Видишь, — он указал подбородком на свой пах, — твоя акция успеха достигла. А это главное. — Это не моя акция, а твоя ебическая сучность, — проворчала Цири. — Кстати, Цирь, а мне показалось или у тебя действительно есть татуха? — неожиданно спросил Эредин, ловко уходя от неприятного разговора. — Есть, — призналась Цири, от неожиданности даже перестав сердиться. — Розочка. Вот тут, — эльф переместил ладонь ближе к паху любовницы так, что средний палец теперь как раз указывал на место татуировки, которую через ткань брюк Эредин видеть, конечно, не мог. — Ну да, — кивнула Цири, несколько ошарашенная наблюдательностью своего любовника. — Я хочу рассмотреть ее получше. А то все недосуг было. Покажи, — попросил эльф. — Да чё, там смотреть-то особо нечего, — почему-то засмущалась Цири. — А я тебе свою татуху покажу, — продолжал настаивать Эредин. — А у тебя тоже есть? — сразу оживилась Цири, с жадным любопытством окидывая взглядом своего любовника и упираясь в область, обычно недоступную взору и, как правило, прикрытую тканью трусов. — Там? — она потянулась к поясу его нижнего белья, намереваясь тут же спустить его и посмотреть на татуировку. — Сначала ты, — Эредин ловко упредил ее движение, схватив Цири за запястья. — Ну Эреди-ин, — заныла Цири. — Тогда я сам. И, кстати, чего ты костопыжишься? Все равно же мы собрались любовью заняться. Так что совместим приятное с полезным и превратим потрахушки не просто в акт соития, а в культурное мероприятие. — Чё? Какое еще мероприятие? Еще скажи, что мы с тобой картинную галерею посещаем. — Ну, можно и так сказать. Выставку художественной татухи. Тебе помочь из брюк вылезти? — Я сама. — Зачем носить такие узкие? Это же ужасно неудобно, — Эредин начал проявлять нетерпение, глядя на то, как Цири, прилагая немалые усилия, с сопением и пыхтением освобождалась от штанов. — Кому неудобно? — Мне. Каждый раз тебя из этой сбруи с таким трудом извлекать — у меня и желание пропадет. — Что-то пока незаметно, чтобы оно у тебя пропало. — Это действие настоя, — объяснил Эредин. — Видишь ли, я, глядя на твои мучения, уже не хочу. А он, — эльф кивнул на свой пах, — независимо от меня, хочет. — Ага, рассказывай мне сказки, что у тебя хочет, а что не хочет, — проворчала Цири, наконец избавившись от брюк и белья и представ перед Эредином обнаженной ниже пояса. — Вот, — она вновь уселась на него, раздвинув ноги и демонстрируя татуировку в виде пунцовой маленькой розы в самом паху. — Интересно, — Эредин внимательно разглядывал наколку. — И место очень подходящее. Затем все случилось так быстро, что Цири даже не поняла, что именно сделал эльф. Однако она оказалась уже лежащей на спине, чувствуя, что Эредин обводит контуры ее татуировки, легко касаясь чувствительной кожи языком. Цири подумала, что ей должно быть ужасно стыдно от того, что она позволяет эльфу делать с собой, но вместо этого было очень приятно. Цири уже хотела было привычно закрыть глаза и отдаться на волю Эредина, но тут она вспомнила об их уговоре. — Эй! Погоди! — ведьмачка слегка дернула любовника за волосы, заставляя его оторваться от нее. — Теперь твоя очередь! Свою татуху давай показывай! — Цири, какая же ты настырная, — Эредин с явной неохотой поднял голову. — Ты обещал! — потребовала она. — И я тебе не дам, пока не покажешь. — Ну ладно, уговор дороже денег, — усмехнулся Эредин, вставая на колени и спуская свои боксеры. — Смотри. — Это что такое? Кольцо, что ли, какое-то? — Цири уставилась на небольшую татуировку в самом низу живота Эредина. — Или… Погоди, это какой-то дракон, который кусает сам себя за хвост. Ой, а тут еще буковки мелкие. Это что-то значит, да? У тебя со смыслом татуха? — Конечно. Это древний змей Уроборос — сакральный символ. — И что он означает. — Ну вот то, что мелкими буковками написано. — А чё это за буквы? Я такие впервые вижу. — Староэльфский язык. — Я в староэльфском, знаешь ли, не сильна. Переведи, что тут у тебя над членом нацарапано? — Мой конец — это мое начало. — Чего-о? — Цири округлила глаза. — Это как понимать? — А как хочешь. Каждый понимает в зависимости от интеллекта, образованности и испорченности. Хошь буквально, хошь сакрально, хошь аллегорично. Короче, Цири, давай эту дискуссию отложим на потом, возвращайся в прежнее положение, и продолжим то, что начали. Ни возразить, ни согласиться Цири уже не успела, так как эльф вновь уложил ее на спину и уже было склонился над ее лоном, но Цири отодвинулась, сев и уперевшись рукой в его плечо. — Эредин, а вдруг Карантир домой заявится? — с тревогой спросила она. — Не заявится. Он на свиданку отправился. Домой вернется поздно. А может, и вовсе к утру. — А если еще кто-нибудь зайдет? Имля с Анешкой или мои? — Не зайдут. Они услышат, что мы заняты. — А как… Это ты думаешь, что я тоже буду на всю улицу орать, как обычно орали твои прошмандовки, которых ты вечно домой таскал и трахал? — возмутилась Цири. — А куда ты денешься? — усмехнулся Эредин. — А вот не буду! — А давай поспорим, что будешь. — Давай. На что? — На желание. Проигравший исполняет любое желание победителя, — предложил Эредин. — Я сейчас же начну загадывать, — предупредила Цири. — Ну-ну. Думаю, тебе сейчас не до этого станет. Уж я постараюсь, чтобы в твоей голове на ближайшее время мыслей вообще не осталось, — пообещал Эредин.***
Она искусала себе все губы, пытаясь смолчать, в то время, как эльф, не спеша, со знанием дела, нежно и в то же время настойчиво ласкал ее языком и пальцами. Периодически Цири казалось, что он знает о ее теле гораздо больше, чем она сама. Эредин умело распалял в ней желание, так что она была уже готова просить его о большем. Ведьмачка беззвучно шептала сухими губами его имя, и ставший необычайно чутким эльф ее услышал. — Что, моя хорошая? Чего-то хочешь? Может, что-то особенное? Только попроси. Его голос был мягким и вкрадчивым, как у довольного кота, получившего доступ к вкусной жирной сметане. — Тебя, — почти спазматически выдохнула Цири. — Я больше не могу терпеть. Ты меня так с ума сведешь. — А я только начал свои исследования. Но если ты хочешь… Пусть будет по-твоему. Получившая долгожданную разрядку Цири выдохнула уже на крике и, напрочь забыв и про спор, и про свое обещание, да и вообще про все на свете, продолжала самозабвенно вскрикивать с каждым толчком эльфа. Наконец Эредин, вжавшись лбом в мягкий валик дивана, задержался в Цири, кончая в нее, а потом улегся рядом с окончательно обессиленной любовницей. — Ой, все, — просипела охрипшая и потерявшая голос Цири. — Какой все. Ща отдохнем — и продолжим, — предупредил Эредин. — Только презики возьму от греха подальше. — Не надо никаких презиков! — тут же запротестовала Цири. — Не, Цирь, погоди. Я знаю, что ты хочешь эльфенка, — начал Эредин. — Не будет у нас пока никакого эльфенка, — с сожалением призналась Цири. — Ты это точно знаешь? — настороженно спросил Эредин. — Ага. Я чувствую, что у меня со дня на день критические дни начнутся. — Это хорошо, — эльф облегченно вздохнул и безмятежно улыбнулся, уставившись в потолок. — Чего хорошего? — тут же встопорщилась Цири. — Теперь я, по крайней мере, свои критические дни могу высчитать. — Это еще какие? У тебя не может быть никаких критических дней! — сердито сказала Цири. — Мои критические — это те, в которые мне в тебя без резинки лезть не стоит. Иначе появления эльфенка нам точно не избежать. — Ты же сам говорил, что не против того, чтобы завести детей. — Я и сейчас не против. Только считаю, что все надо делать вовремя. — А сейчас, по-твоему, не время? — Угу. У нас квартирный вопрос не решен. И материально пока полный сумбур. Вот начну работать, отремонтирую папкин дом, мы отселимся, начнем жить своей семьей, тогда можно и эльфенка планировать. А сейчас все-таки рано. — Ты так думаешь? — Ну да. Так-то, ты ж понимаешь, это дело нехитро, раз-два, всунул-высунул — и вот тебе эльфенок. Но ты учти, что потом он сам у тебя в животе уже не рассосется, а родив, обратно его ты уже не запихаешь. — Я это понимаю, — важно кивнула Цири. — Вот и хорошо, что понимаешь. Так что, Цирь, по крайней мере до зимы-то потерпеть мы с этим можем? — Ну, можем, — согласилась Цири. — И, кстати, ты проспорила, — Эредин посмотрел на Цири, победно и довольно ухмыляясь. — Паразит, ты ведь это специально затеял? — Цири несильно ткнула эльфа кулачком в грудь. — Это — что именно? — Ну игралки эти свои, все эти ласкалки-целовалки-лизалки. Сам, поди, хотел аж не мог, а сам не трахал. До экстазу меня доводил. — Ну так довел же. Цирь, ты ж знаешь, что в любви и на войне все средства хороши. — Ладно, — проворчала Цири. — Что значит «ладно». Я выиграл. Тебя вся улица слышала. — Ладно, загадывай желание! — Я потом загадаю. Сначала подумаю, чего я от тебя хочу. — Я и так знаю, чего ты все время хочешь. — Цирь, это само собой, — Эредин вновь потянулся к любовнице. — Погоди, я еще не отдохнула после того раза. — Да ты же ничего такого и не делала. Это я на тебе трудился. А ты только лежала и все. — Да ну тебя. Тоже мне, твой конец — мое начало, — фыркнула Цири, подбираясь, тем не менее, в руки Эредина. — И я, если хочешь знать, тоже кое-что могу. — Ну покажи, — ухмыльнулся эльф, усаживая Цири сверху. — А вот и покажу, — пообещала Цири. — Только я вот сейчас устроюсь поудобнее на этом твоем изначальном конце и бесконечном начале. И тогда покажу. Бли-ин, Эредин, ты зачем начал без меня? Не подождал даже! Я бы… Вот как теперь? Эреди-и-и-н!***
Мистле стояла у зеркала и смотрела на свое отражение. Стрижка ежиком, серые грустные глаза, губы, припухшие от недавних поцелуев, аккуратная девичья грудь, бусинка в пупке, узкие бедра, вытатуированная пунцовая роза в паху… Мистле коснулась татуировки. Когда-то они с Цири сделали себе одинаковые наколки в знак того, что они — пара и всегда будут вместе. И что же? Прошло всего-то чуть больше года — и Цири уже собирается строить семейное счастье с красавчиком-эльфом. Мистле помотала головой, пытаясь изгнать из мыслей эту картину: Цири рядом с высоченным, плечистым, уверенным в себе мужчиной, который смотрел на Мистле, кривя в снисходительной усмешке тонкие губы. В его зеленых глазах сквозило пренебрежение и — немного жалости к ней, бедной девчонке-неудачнице, которой, конечно, даже думать не стоило о том, чтобы соперничать с таким, как он. А в глазах Цири она прочла смятение, страх и… Брезгливость? Цири явно стыдилась их связи, их совместного прошлого, а значит, никакой любви между ними никогда не было. Мистле обманывала себя, думая, что их чувства взаимны. Цири — просто избалованная, взбалмошная, самовлюбленная девчонка, которая решила поиграться в необычную любовь с показавшейся ей интересной и отличающейся от остальных девочкой. Мистле вспомнила, как отчаянно ревновала ее к Галахаду и Скъяллю, которые постоянно крутились возле Цири, а та только смеялась в ответ, говоря, что они просто забавные, глупые ухажеры, которые ничего для нее не значат, а Мистле нечего опасаться их соперничества, так как Цири нужна только она. Мистле тяжело вздохнула, с горечью подумав, что, может быть, по сравнению с Галахадом и Скъяллем, она и была лучше, а вот конкуренции с этим зеленоглазым альфа-самцом ей не выдержать. Любовник (а в том, что они спят вместе, Мистле не сомневалась) Цири был действительно хорош. Даже Мистле, равнодушная к мужской красоте, не могла этого не признать. Его лицо с правильными и резкими чертами вызывало в ней ассоциацию с хищной птицей. Пожалуй, с ястребом. А она под его пристальным и оценивающим взглядом чувствовала себя маленькой серой мышкой. — О чем задумалась? — плеча Мистле коснулись тонкие пальцы. Она обернулась к той, чьего приближения не заметила, так как была слишком погружена в раздумья. — Просто смотрю. — Осознаешь, каково это — чувствовать себя брошенной, — женщина не спрашивала, она просто констатировала. — А ты знаешь, каково это? — Может, когда-то и знала, — с безразличной улыбкой женщина провела холеным пальчиком по острому худому плечу Мистле. — Но предпочла забыть. — Но тогда зачем… — Потому что мне жаль тебя, маленькая, бедная, брошенная и всеми забытая девочка. Может быть, когда-то давно я сама была такой. — Может быть? — Ну, таким как мы бывает нелегко в этом мире. Не все готовы понять нас. — И поэтому ты помогаешь мне? — Вообще-то я считаю, что мы должны держаться вместе. — Филиппа, скажи прямо, я тебе нравлюсь? Ты хочешь меня в качестве любовницы или тебе что-то от меня нужно? — А разве нельзя совместить приятное с полезным? — Мне надо было догадаться, — упавшим голосом сказала Мистле. — Девочка моя, ты уже взрослая и понимаешь, что ничего в этой жизни не дается даром. — За все надо платить, — Мистле скривила губы в болезненной гримасе. — А самая высокая цена у доверия. — Нет, милая, дороже всего стоит глупость и беспечность, а еще самоуверенность. — К чему ты клонишь? — К тому, что ты свою цену уже заплатила. Может быть, пора заставить платить по счетам другую сторону? — Месть? — Ты ведь понимаешь, что войну с Эредином за сердце Цири тебе не выиграть. — Эредин это?.. — Так зовут этого наглого красавчика, который спит с Цири. — Он — твой бывший любовник? — Эредин — бывший любовник почти всех женщин Флотзама и округи. — Знаковое достижение. Но я, как ты понимаешь, в этом деле — пас. Он не в моем вкусе. — Да-да, ты предпочитаешь понежнее. — Ты ревнуешь его к Цири? Или Цири к нему? — Хочешь правду? — Филиппа нервно сцепила пальцы в замок, сжав так, что костяшки пальцев побелели. — Эта тварь посмела бросить меня ради глупой девчонки. Конечно, между нами не было ничего серьезного, но поступить со мной так… Так, как он поступал с прочими своими подружками… Я этого ему не спущу и так не оставлю. Я ему не какая-то деревенская девка, которую можно трахнуть на сеновале, даже не спросив имени. Я — Филиппа Эйльхарт! — Но если он тебе безразличен… — начала было в недоумении Мистле. — Я должна была поставить точку в наших с ним отношениях. Понимаешь, я! Последнее слово должно было остаться за мной. И только я должна была сказать, что между нами все кончено. — А он тебя опередил. И поэтому ты злишься? Но это… глупо. Филиппа подскочила к Мистле, схватила ее за плечо, впиваясь ногтями в белую нежную кожу. — Еще раз, — с яростью прошипела она девушке в лицо. — Слышишь, еще только один раз ты позволишь себе сказать обо мне такое, и тогда пожалеешь, что родилась на свет. Напуганная Мистле, пытаясь высвободиться из цепких пальцев Филиппы, попятилась. — Ладно, я погорячилась, — Филиппа, увидев страх в глазах своей потенциальной союзницы, решила сменить гнев на милость. В конце концов, не в ее интересах было сейчас ссориться с Мистле, которая могла ей помочь и, следовательно, была ей нужна. В то время, как сама Мистле, огорошенная и оглушенная предательством Цири, сейчас находилась в морально разобранном состоянии и была уже готова уехать обратно и оставить все как есть. Поэтому расклад получался такой, что, как ни странно, Мистле Филиппе для осуществления ее мести была нужнее, чем Филиппа — Мистле, которой в общем-то тут уже не было нужно ничего. — Послушай, милая, — голос Филиппы снова источал елей. — Тебе лгали. И тебя использовали. Нагло и цинично. А потом, когда ты стала не нужна, просто забыли, выкинули из жизни, как ненужный хлам. Этого нельзя так просто спускать, поверь мне. Стоит простить и оставить обидчика безнаказанным один раз, и все поймут, что ты слаба и с тобой можно делать все, что угодно. Твое мнение станут игнорировать, а на тебя саму — просто плевать. Ты хочешь такого к себе отношения? — Нет, — помотала головой Мистле, совершенно сбитая с толку речами Филиппы. — Тогда действуй. Мсти обидчице. Растопчи ее, унизь, сделай с ней то, что она сделала с тобой. А я тебе помогу.