***
На следующий день примерно в то же самое время Мистле вновь сидела в ресторане «Золотого Дракона» за тем же столиком, в ожидании Саскии уплетая за обе щеки труднопроизносимый деликатес краснолюдской кухни. Дело, порученное ей, оказалось действительно плёвым: зайти, отдать, подождать, получить ответ, выйти и вернуться в Верген утренним рейсом. Недоумение или даже скорее жгучее любопытство у Мистле вызывала лишь табличка кабинета, в который она отнесла переданную Вэей папку. Но, с другой стороны, мало ли чудес бывает на свете. И если ты не веришь в существование чего-то, вовсе не значит, что этого «чего-то» не бывает на самом деле. Впрочем, все это было уже не важно. Самое главное — папка с ответом лежала у нее в сумке, Мистле собиралась передать ее Саскии, а взамен получить — нет, не просто Темерское гражданство, а столь желанную свободу. Что она будет делать в Темерии, как жить — сейчас Мистле не хотелось об этом думать. Главное, она добилась своего: подлинной, а не мнимой независимости от отца. Теперь пусть бесится, орет и топает ногами, пусть делает, что хочет — ему не найти Мистле, не вернуть домой и больше никогда не заставить плясать под свою дудку. Саския не заставила себя ждать, открыв дверь вип-кабинки, где расположилась Мистле, точно в условленное время. — Ну как съездила? Успешно? — спросила она, присаживаясь напротив. — Вот, — Мистле достала из сумки папку и передала Саскии. — Сделала все, как вы сказали. Отдала, подождала, как они велели, и получила бумаги обратно. — Отлично, — Саския пробежала глазами бумаги. — Теперь пять лет можно жить спокойно. Ну, а ты, моя дорогая, вскоре станешь гражданкой Темерии. Я свое слово держу. — Да я и не сомневалась. Только, Саския Борховна, — Мистле понизила голос до шепота. — А скажите, вы что, правда этот ну-у… дракон? — А как сама-то думаешь? — в тон Мистле негромко отозвалась Саския. — Зачем бы мне иначе регистрироваться в Отделе по делам миграции Драконов и Допплеров? — Ну мало ли, — неуверенно пожала плечами Мистле. — Может, вы допплер. — Ага, если папка дракон, а мать обычная женщина, то ребеночек у них конечно допплером выйдет, — усмехнулась Саския. — Просто… Блиин, так это, выходит, придурок Эйк-то не врал, утверждая, что Золотого Дракона видел? Ну-у, когда папеньку вашего пытался поймать. — Нет, не врал, — кивнула Саския. — А ему никто не поверил. На смех даже подняли. Типа, чего ж только эти неумехи да недоумки золотопогонные не выдумают, чтобы косяки свои оправдать. Вон даже Золотого Дракона приплели. Странно, мол, что при этом Город Ис из морских глубин не поднялся и Король Дикой Охоты со своими всадниками по небу не проскакал. — Вот такой недоверчивый у нас народ, — развела руками Саския. — А так этому Эйку и надо, — мстительно прошипела Мистле. — Только погодите, это же получается что? Это вы значит… — Полиморф я на самом деле. Могу быть драконом или человеком. Вот папенька мой почти как допплер, может быть кем угодно. А большинство драконов могут быть только драконами. Поэтому нам разрешено иметь представителей, которые могут передавать наши документы на регистрацию. А то представляешь, что было бы, если бы в Вызиме на той тихой улочке в один прекрасный день приземлился настоящий дракон. Огнедышащий, между прочим. — Но вы-то можете быть вполне себе обычной женщиной. — Вот если бы я продолжала жить в Биндюге, то да, была бы обычной Саскией Борховной, до которой нет никому дела. А так… Представляешь, что будет, если в народе поползут слухи о том, что одним из казино владеет самый настоящий дракон? — Не знаю, — немного подумав, сказала Мистле. — Может, народ валом повалит сюда на дракона смотреть, а может, наоборот, в панике и страхе побежит отсюда. — Вот и я не знаю. И желания узнавать у меня как-то нет. От добра добра не ищут. — Я никому не скажу, — горячо заверила Саскию Мистле. — Я знаю, — кивнула та.***
— Мистле! Ты что там копаешься? У нас полный зал народу. Очередные туристы подвалили. Бармен заглянул в посудомоечную, где Мистле сгружала из подносов грязную посуду. — Да иду я уже, иду, — проворчала та. — Вот же напасть сегодня. И откуда их черти несут в таком количестве? — Так каникулы начались, че ты хочешь. Вот мо́лодежи и по́дростков понапрыгало. А куда ж чертям их и нести, если не в нашу «Старую Преисподнюю»? Мистле только махнула рукой и поспешила в зал обслуживать новых клиентов. Ресторанчик «Старая Преисподняя», находящийся неподалеку от Канатчиковых ворот в старой части Вызимы, называемой Храмовым кварталом, был особенно любим туристами за название и атмосферу «под средневековье», тщательно и скрупулезно созданную владельцем заведения. Мистле же, полгода назад перебравшаяся в Вызиму, благополучно обосновалась и обжилась в Темерской столице, удачно и быстро устроившись на работу в этот ресторанчик и познакомившись с девчонками-коллегами, многие из которых совмещали работу с учебой в Вызимском универе, подрабатывая в «Старой Преисподней» в периоды притока туристов. В складчину со своими новыми подругами Мистле снимала квартиру, которая с учетом заработков в ресторане была ей вполне по средствам, так что денег хватало и на квартплату, и на шмотки, и на косметику, и на развлечения. В целом Мистле считала, что жизнь ее совершенно наладилась, ведь у нее теперь было то, чего она так хотела — свобода и самостоятельность. Конечно, отец не одобрил бы такой образ жизни дочери, но на его мнение Мистле было, разумеется, злорадно и смачно плевать. Возможно, мать попросила бы дочку задуматься о том, что будет дальше — ведь не вечно она будет работать официанткой. Но самой Мистле думать о будущем пока не хотелось. Ведь сейчас ей было хорошо — так чего ж еще-то. «От добра добра не ищут», — так сказала ей знакомая хозяйка казино, богатая и удачливая Саския. А уж такая женщина глупости точно не изречет. Единственное, в чем Мистле не везло, так это в отношениях с противоположным полом. Еще в Оксенфурте она начала замечать, что может хорошо общаться к сокурсниками и соседями по общаге лишь до тех пор, пока они не пытались перевести дружескую или деловую беседу в разговор на более интимные темы. Стоило парням слегка сместить акценты — и Мистле резко пресекала все попытки к сближению, игнорируя двусмысленные, хотя и вполне невинные намеки. Таким образом, среди парней Мистле быстро прослыла недотрогой, ледышкой и колючкой, но вдаваться в причины такого поведения ребятам охоты не было, и они оставили неуступчивую «снежную королеву» в покое, переключив свое внимание на других девчонок. Сама же Мистле прекрасно понимала, в чем дело. Ее пугала даже мысль о том, что парни будут дотрагиваться до нее, пытаться ласкать, целовать… Когда она думала об этом, в памяти невольно всплывал омерзительный образ Недамира — и тогда к горлу подкатывала тошнота, холодели пальцы, Мистле казалось, что даже дышать ей трудно и нечем. «Это паника, — думала она, с трудом удерживаясь на грани начинающейся истерики. — Глупый, недостойный страх. Ведь эти ребята — хорошие, симпатичные, добрые, они не хотят причинить мне ни боли, ни зла. Им просто хочется… Хочется того, что я не могу им дать. Потому что я боюсь. До ужаса, крика и обморока боюсь того, что это будет похоже на то, что было с Недамиром». Впрочем, окунувшись с головой в вольную и беззаботную вызимскую жизнь, Мистле почти не вспоминала о Недамире и об отце, она успокоилась, ее боль утихла, злость и ненависть улеглись, но страх, глубоко засевший где-то в подкорке, иррациональный животный страх перед близостью с мужчиной — остался. Впрочем, ни жить, ни работать, ни участвовать в прочих развлечениях наравне с подругами отсутствие интереса к парням Мистле не мешало. А сами подружки были больше озабочены обустройством своей личной жизни нежели проблемами с парнями у Мистле. Жизнь шла своим чередом. И в целом, все в этой жизни в данный момент Мистле устраивало. — Здравствуйте. Меня зовут Мистле, — подойдя к столику, где сидели четверо румяных с мороза девчонок — примерно ее ровесниц, она указала на бейджик на широкой лямке передника (ее одежда, как и все в заведении, была выдержана в старотемерском стиле). — Я буду обслуживать ваш столик. Вот меню. Если у вас возникнут вопросы или когда будете готовы сделать заказ, звоните в колокольчик, я мигом появлюсь. — Мистле! — неожиданно воскликнула одна из девушек. — Ни фига себе! Вот встреча-то! — Что? — Мистле удивленно воззрилась на говорившую. — Блин, Катье! Ты, что ли? — обрадовалась она, в свою очередь узнав свою бывшую одноклассницу. — Ну да! Именно я. Мы здесь на экскурсии на каникулах. А ты… Погоди, ты-то тут что делаешь? — Работаю. — А почему в Вызиме? Ты же вроде в Оксенфурт поступала. — Я бросила, — отмахнулась Мистле. — Дебил папаша запихал меня на такую лажовую специальность, что у меня от лекций на первой же неделе обучения стойкий рвотный рефлекс сформировался. Ну я и решила, раз папаше эта профессия дорога, как память, пусть-ка сам на нее и учится. А я нашла себе занятие поинтереснее. — Вон оно как, — протянула Катье. — Да, так что я теперь живу в Вызиме, работаю в этом ресторанчике. Живу не тужу. И домой не собираюсь. Да и вообще, что я о себе да о себе, ты-то как? Как наши? Кто чем занят? — А-а, ну-у… Тут в два слова-то и не скажешь, — Катье несколько растерялась от напора Мистле. — Девчонки, давайте, вы сейчас выберите, что пить-есть будете, а я с кем-нить договорюсь на полчасика. Меня подменят, а мы с тобой, Катюх, покурим и поболтаем. Или ты не куришь? — Ну-у так-то вообще курю, конечно. Втихаря, чтоб родаки не узнали. — Ну так тут-то родаков нет, — подмигнула Мистле. — Так что можешь себе позволить расслабиться.***
— Ну, рассказывай, чего в наших турновских ебенях нового? — спросила Мистле, когда они с Катье вышли на улицу и затянулись сигаретами. — Из интересного: Ангус женился. На Лианельке из параллельного. По залету. Она с пузом ходит, через месяц родит. Тут с Лианелькой этой еще история такая была… Ты Недамира помнишь? — Недамира? — Мистле быстро затянулась сигаретой, пытаясь скрыть дрожь пальцев и сделать вид, что усиленно вспоминает, кто это такой. — Ну задрот с нами в классе учился, жирный такой, противный, его еще терпеть все не могли. — А, ну да. Конечно, я помню. Жиробас такой отвратный. И что, он похудел и стал красавцем? — Не. Его убили. — Ни хрена се! — вырвалось у Мистле. — А как? Кто? — Да так и не нашли. Хотя поговаривают, что это старший брат Ангуса Риордаин. — Наверное было за что, — заметила Мистле. — Хотя каким надо быть идиотом, чтобы связаться с Риордаином. Он же во-первых бандюк, а во-вторых всегда был на голову больной и псих к тому же. — Говорят, Недамир приставал к Лианель. А однажды поймал ее где-то на улице вечером и едва не изнасиловал. Ей удалось вырваться и убежать, и она пожаловалась Ангусу. А тот, наверное, проговорился своему брату. В общем через неделю Недамир пропал. Его мамаша устроила кипеж, носилась по городу помойным вихрем, всю полицию на ноги подняла. И они быстро его нашли на окраине города в заброшенном доме. С заточкой в сердце. Его к стене прикололи, как, знаешь, насекомое, когда они в коллекции под стеклом. Сказали, умер он не сразу, несколько часов мучился. — Собаке — собачья смерть, — резко и зло сказала Мистле, сплюнув под ноги. — Кто бы это ни сделал — честь ему и хвала. Избавил мир от дряни. Если это действительно Риордаин — ему точно воздастся за это доброе дело и покроет все его грехи. — Ну, думают, что это он. Хотя на момент убийства у него железное алиби. Он был с подружкой у нее дома. И соседи говорят, что его там на лестничной площадке видели, когда он мусор выносил. Да и связываться с Риордаином дураков нет. Уж лучше сказать, чего не было, чем повторить судьбу Недамира. Мамаша Недамирова, конечно, в истериках колотится, но мы думаем, ничего она не добьется. Повесят на дело ярлык «глухаря» — и будет оно пылиться в столе у следака какого-нить, пока в архив его за давностью не отправят. — И правильно, — заявила Мистле. — Вообще за такое на сажать надо, а медаль давать. Вон же ведьмакам, к примеру, деньги платят за то, что они нечисть всякую изничтожают. А Недамир — еще хуже, чем нечисть. Та хоть не шифруется. А эта тварь человеком прикидывалось. А по факту-то ничего человеческом в нем не было. Разве что облик примерно, да и тот отвратный, как у трупоеда. — Да ладно, Мист, что ты разошлась так, — попробовала успокоить подругу Катье. — Он все равно теперь уж помер. А о покойнике, как говорится, либо хорошо, либо ничего. — Тогда ничего. Потому что хорошего-то в этой жирной навозной куче ничего и не было. Сдох — туда и дорога. — Да ну его вообще, — фыркнула Катье. — Что мы зацепились за этого придурка, как будто нам и поговорить больше не о чем. — И то правда, — согласилась Мистле. — Ты мне лучше про Ангуса с Лианелькой расскажи. Как, блин, так вышло, что она залетела, а мы никто об этом даже не узнали. Они, получается, чё, спали с Ангусом еще до выпускного? — Да не говори, кума, я те ща такого понарасскажу… — пообещала Катье, вытаскивая очередную сигарету. — Ты ахнешь!* * *
Проводив Катье с подругами, Мистле продолжала стоять у окна, глядя девчонкам вслед, пока они не скрылись за поворотом. — Ми-ист, ты там что, заснула? — окликнула ее напарница Дэчка. — Давай, ноги в руки и готовсь. Вон к нам, целую делегацию пенсионного фонда на обед ведут. — Ой ё! — Мистле встрепенулась, очнувшись от своих дум. — Все! Я готова охватить их вниманием и заботой. — А кто эти девчонки такие? Твои знакомые, что ли? — поинтересовалась Дэчка. — Да. Старые. Из прошлой жизни, — усмехнулась Мистле, подхватывая целую пачку меню и готовясь встречать очередную партию посетителей.