Мамаша

Ласточкина глубоко вздохнула и задержала дыхание. Секунда, вторая, третья — она медленно выдохнула, стараясь выжать из легких весь воздух. И снова медленно вдохнула. В тишине тренировочного полигона она слышала скрежет собственных мыслей.       «Разве такая, как ты, достойна называть себя Учиха?» Арргх. Поток чакры ворвался в Ёто, заставив лезвие вибрировать едва сдерживаемой ударной мощью. Ярость Александры обрушилась на деревянные мишени, в мановение ока превращая древесину в щепу. Ей было мало. Ласточкину было сложно по-настоящему разозлить. Глубокие чувства были несвойственны ей, по крайней мере, так женщина думала до встречи со старейшинами. Теперь она чувствовала только биение собственного пульса в висках.       «Учиха — не просто имя. Это ответственность, девочка» Хотелось рвать, метать и очень громко, нецензурно выражаться. Так хотелось, что аж зубы сводило. Поэтому Сашка молчала. Она дышала так глубоко и сильно, будто сейчас умрет. Это был единственный известный ей способ справиться с настигшим её чувством опустошения. В голове женщины продолжали звучать жестокие слова старейшины. Странно, но именно сейчас, по прошествии пяти дней, они начали резонировать со словами, которые она уже слышала раньше. Жестокими словами самого близкого человека.       «Будь ответственной, Александра, это твое будущее! Ты обязана быть лучшей. Ты поняла меня?» Она схватилась за грудь, словно в нее выстрелили. Быть лучшей. Она всегда была лучшей, стремилась к этому всем своим маленьким существом. И она стала лучшей. И черта-с два она позволит кому-то себя отчитывать. *** Ноябрьское небо начало темнеть. Свинцовые тучи еле тащились над головами жителей деревни, нагоняя сонливость и беспричинную тоску. В Джохобу все было вверх дном: бывший глава полиции Конохи медленно и упорно внедрял свои порядки. Сначала Фугаку, которого в наказание сослали на самую низшую должность, в архив, полностью поменял систему хранения документов. Он дневал и ночевал в своей маленькой каморке, куда не проникал солнечный свет. Скрючивался над письменным столом так, что потом гудела спина, и всматривался в фамилии, имена, названия деревень так долго, что его глаза начинали зудеть. Когда члены отдела допросов перестали понимать, где искать необходимые документы, глава Джохобу поставил личную печать под приказом, сделавшего Фугаку главным в архиве. Это было только начало. Планы у главы Учиха были поистине грандиозными. Поэтому он терпел. Он знал, что Хирузен отправил его сюда, чтобы держать под неустанным надзором. А это значило, что сейчас Фугаку должен сделать всё, чтобы вырваться из-под контроля. Стать незаменимым. И диктовать свои условия. — Фугаку-сан. На железный стол упала тяжелая кипа документов. Учиха поднял тяжелый взгляд на непрошенного гостя и встретился с непроницаемой маской анбу. Уголки некоторых страниц пропитались кровью. Учиха внутренне скривился: прямиком из пыточной. — Мне нужно занести эти документы в базу. Дело секретное. — Других здесь не бывает, — равнодушно ответил Фугаку и потянулся за кипой, но прыткий анбу тут же перехватил его руку. — Вы не поняли, Фугаку-сан. Мне нужно занести документы в архив. В вашем присутствии нет необходимости. С секунду Учиха изучал напряженные нотки в голосе анбу. Они едва проскальзывали и были бы совершенно незаметны для человека менее искушенного, но Фугаку был не просто шиноби. Он прекрасно услышал все оттенки затаенной неприязни, злости и пренебрежения, которые анбу так хорошо маскировал. Мужчина расслабил кисть, кивнул недвусмысленно в сторону ровных рядов одинаковых железных ящиков. В его взгляде плясало разнузданное веселье. Через несколько часов, когда рабочий день бывшего полицейского закончился, Фугаку вышел из архива. Запер его на два замка и на три охранных печати, после чего окинул равнодушным взглядом анбу, которому так и не удалось пристроить свои секретные документы и, пожелав тому доброго вечера, направился домой.       Это было просто: жить так, совершенно непримечательно, и делать вид, что полностью доволен своей судьбой. Опозоренный глава, которому не удалось отстоять славную полицию; опозоренный муж, который не сумел наказать неверную жену; джонин, которого опустили до жалкой должности архивной крысы. Некоторые из окружения Фугаку думали, что так оно и есть — он доволен, иначе бы давно покончил с этим существованием, не вынеся мук совести. Те же, кто действительно знал своего главу, были уверены: у Фугаку есть план. — Фугаку-сама, — Като склонился перед мужчиной в низком поклоне, Фугаку рефлекторно кивнул. Он переступил порог здания, которое ещё несколько месяцев назад служило им полицейским участком, и уверенно прошел в свой кабинет. Като тенью плелся за ним. С некоторых пор глава клана перестал ночевать дома. Это было вынужденное решение. Оно плавно вытекло из необходимости заниматься сразу несколькими делами одновременно. Своей новой должностью в качестве заведующего архивом, главы клана и мужа, ведущего масштабную войну с собственной женой. Мужчина опустился в кресло, бросил короткий взгляд на часы. Стрелки показывали почти половину седьмого вечера. В данных обстоятельствах это было совершенно неважно, но Фугаку почему-то вспомнил, что к этому времени когда-то торопился домой, чтобы поужинать с семьей. — Мы перенесли заседание совета, как вы и настаивали. Сегодня утром администрация направила лист назначений для оставшихся полицейских. Несколько шиноби получили назначение на миссии выше В-ранга, однако…       Фугаку вскинул бровь. Он прекрасно знал, что последует за этой вымученной паузой. — Я прекрасно знаю, кто был назначен на эти миссии, Като. Не надо делать такое лицо. Нам повезло, что Учиха стали получать достойные назначения. — Мы не знаем всей подноготной этих назначений. Простите мне мою дерзость, тайчо. Но не странно ли, что Хокаге доверяет такие миссии только людям, примелькавшимся в окружении Микото-сан? — Неважно. Пока все они — Учиха, остальное не имеет значения. — Но, тайчо!.. Фугаку откинулся в кресле. Като выглядел так, словно только что получил смертельное оскорбление. И это было правдой: для этого парня любой успех Микото выглядел как удар в спину. — Злость сделала тебя слепым, Като. Какое нам дело до того, кто именно получает эти назначения, если доля от них идет в клан? Треть от восьмисот тысяч ре всегда больше, чем треть от четырехсот. Вот о чем ты должен думать. — Просто в толк взять не могу, чего такого она сказала Хокаге, что получила такую милость? Фугаку и сам не понимал. Он разумно предполагал, что в этом деле ей помогло то самое женское обаяние, о котором ходит столько слухов. И умелая дипломатия, которая, вкупе с природным шармом Микото, создало оружие массового поражения. Впрочем, вероятность того, что у его не в меру активной жены завелся пикантный компромат на лидера деревни, Фугаку тоже не отметал. Он уже собирался озвучить для Като некоторые из своих соображений, но тут в коридоре раздалась тяжелая поступь. А буквально через несколько невыносимо-долгих мгновений в кабинет Фугаку вошла мрачная, как похоронная процессия, Микото. И внутри Фугаку мёдом расплескалось задушенное чувство невыразимого наслаждения. — Вон, — тоном не терпящим возражений, приказала она, мягко прикрыв за собой дверь. Взгляд женщины был устремлен только на Фугаку, но даже дурак бы понял, к кому обратилась пока ещё жена главы. Она была прекрасна: напряженная, как натянутая тетива, и осторожная, как горностай. Микото не шелохнулась, бровью не повела, когда Като проскользнул мимо неё. — Ну здравствуй, муженек, — коротко и несколько нервно улыбнулась она, не теряя лица. — Соскучился? Фугаку услышал её голос и вдруг осознал: действительно, соскучился. Они не виделись уже несколько месяцев — случайные встречи на улице, в окружении соклановцев или детей, он в расчет не брал. И теперь, когда Микото сама пришла к нему, Фугаку был бы рад подняться из-за стола и ответить, что — да, соскучился. К сожалению, мужчина прекрасно знал, что заставило его дражайшую супругу нанести столь поздний визит. И это была ещё одна вещь, которая радовала его, как мальчишку.       Несмотря на это, тон главы клана был равнодушен. — Понятия не имею. Пришла похвастаться своей бурной деятельностью? — Не строй из себя дурака, Фугаку. Ненавижу, когда пытаются юлить. Я знаю, что ты инициировал развод и собираешься забрать моих детей. Какого черта ты впутал в наши дела старейшин? — Твоих детей? Итачи и Саске наследники клана — не твоя собственность. Глаза женщины удивленно распахнулись, дрогнули ресницы, розовые губки раскрылись и тут же закрылись — Фугаку ловил эти мгновения и жадно впитывал каждое из них. Нет в мире удовольствия большего чем видеть, как твоя жена сдает прочно оккупированные позиции. — Они — мои. Думаешь, заберешь их у меня, и я так просто это оставлю? — голос её дрогнул. Женщина решительно пересекла кабинет и нависла над мужчиной, уперев руку в бок. Она пылала сдерживаемым гневом и Фугаку не мог отказать себе в удовольствии подлить ещё немного масла в этот огонь. О, он действительно был в восторге от происходящего. — Наигралась в войну. Теперь решила поиграть в семью, Микото? Ты ещё более безответственная, чем я думал. — Кто из нас ещё играется. Это ты решил всё развалить, когда вдруг осознал себя папашей. Да они же тебе даром не нужны, Фугаку! Это всё для того, чтобы уколоть меня. Ты же не интересовался Итачи до тех пор, пока не встал вопрос об этой дурацкой измене. Еще неизвестно, что ты говоришь нашему сыну обо мне, когда вас никто не слышит. — Так вот какого ты обо мне мнения, Микото? Думаешь, я пытаюсь посеять в Итачи ненависть к тебе? Таким человеком ты меня видишь?       Взгляд Микото похолодел. — Даже не думай. Твои манипуляции на уровне мальчиков из академии. Мне нужен четкий ответ на один простой вопрос: ты отдашь мне детей или это война? Она склонилась над столом. Фугаку скользнул взглядом по лицу жены, увидел, как бьется на ее шее синяя жилка. Микото смотрела на него взглядом преисполненным холодной ярости. Он улыбнулся. — Даже если я откажусь от сыновей, ничего не изменится. Ты не сможешь посвятить им себя, как положено. — Ты запретил мне появляться на полигоне! Запретил мне присутствовать на тренировках сына! Запер меня в этом проклятом поместье с ведром и тряпкой. Как мне присутствовать в их жизни, если ты обрубил все концы? — Вот оно что. Хорошо. — Что? — Я позволю, но ты не придешь. Точно так же, как не пришла на церемонию выпуска нашего сына. Точно так же, как не пришла встретить его с первой миссии. Приходи на полигон, я даю свое разрешение. Но ты не придешь. Тебя устроит сам факт того, что я сдал тебе очередную позицию. Он замолчал, изучая реакцию жены на этот выпад. Микото не изменилась в лице, но Фугаку рассчитывал не на это. Гораздо важнее то, что могло измениться внутри нее. Где-то очень глубоко, под этой непробиваемой броней, ключ к которой Фугаку подбирал с аккуратностью ювелира. Он взвесил и оценил все возможные риски, он был уверен в месте, куда решил нанести удар. Поэтому, спустя долгие секунды полной тишины, он значимо добавил: — Ты ведь обожаешь побеждать. Он хлопнул по столу, словно подводя под этим черту. Микото нахмурилась, в глазах жены главы клана виднелся натужный умственный процесс. Она оттолкнулась от стола. Позади тихо приоткрылась дверь и в проеме показалась голова Като. — Фугаку-сама, пора. — Да, я помню. Подожди за дверью.       Като скрылся так же неслышно, как и появился. И только тогда Микото, словно сбросив с себя оцепенение, возмущенно объявила. — Не смей сбегать от меня, Фугаку. Мы не закончили! — Я не только твой муж, Микото, но и глава клана. — С этими словами мужчина поднялся из-за стола и, обогнув его, подошел к женщине непозволительно близко. Его глубокий голос раздался над ухом женщины. — Мы всё обсудим, — пальцы коснулись пальцев, на мгновение его губы почти коснулись её волос. — Обещаю. Ласточкина перестала слушать. В её голове словно бы застыл белый шум: она прекрасно слышала всё, что говорил ей мужчина, но собрать его слова в нечто связанное получалось с трудом. Пальцы, которых Фугаку коснулся, казалось, горели огнем. Как и лицо женщины. Она вдруг отчетливо вспомнила их единственный поцелуй. Видение пришло спонтанно, как естественная реакция на непрошенную близость. И спутанные чувства никак не помогали в этой ситуации. — Охренеть. *** Они так и не поговорили. Прошли сутки, вторые — за это время Александра смогла подавить бурю негодования в душе и вернула ясность мысли. О том, что произошло в кабинете полицейского участка не думала; старалась не думать, прогоняя от себя раздражающие сердце мысли. На глаза всё чаще стало попадаться давно заброшенное в угол кандзаси из самшита. Она не встречалась с Хизаши долгих восемь дней. — Несмотря на всё произошедшее, это был плодотворный год, Микото-доно. Теперь, когда Учиха не заперты в стенах полиции, Каге приходится распределять между нами задания. — Не слышу радости в голосе. Сузуму скривился. Какое-то время они стояли молча, наблюдая за попытками Саске нагнать Итачи. Мальчишки носились по парку, как два взъерошенных щенка, и совершенно не обращали внимания на скучных взрослых. Это была идея Сузуму — сходить с детьми на прогулку. «Поймать последние теплые дни» — так сказал он, и Александра с радостью согласилась. Конечно, хитрый лис искал предлог вытащить Ласточкину за пределы квартала, а Сашка искала повод увести старшего сына подальше от отца. Итачи мог сколько угодно избегать её, но он просто не мог отказать Саске. — Хочу вернутся в анбу, — совершенно по-детски заканючил парень, капризно поджав губы. — Надоело ждать. Слишком долго ждал. — Терпи, генин, — Хокаге станешь, — тут же отозвалась Ласточкина, между тем, отмечая, что не хочет видеть Сузуму в окружении Каге. Зная характер помощника, она, вполне трезво, предполагала, чем может закончится это назначение. Сузуму был пауком, заманивающим в свои сети, он был ненасытен. А Сашка всё ещё не доверяла ему в той степени, чтобы отправить в свободное плавание. — На счет старейшин, Данзо и остальных, — голос Сузуму стал серьезен и тих, он обернулся к Сашке, глянув на неё тяжело. — Нам стоит ожидать удара. Ты же не думаешь, что они так просто отступят? — Думаю, что это проблемы главы клана, — лениво ответила Александра, желая увильнуть от вопроса. — А если глава клана не собирается решать эти проблемы? — вкрадчиво поинтересовался парень, помолчал, а затем добавил: — Кажется, его вообще не волнует то, чем мы занимаемся. Итачи схватил брата на руки и легко подкинул в воздух. Саске вскрикнул и тут же залился смехом, а потом вцепился в плечи старшего, и что-то быстро затараторил ему в лицо. На лице Итачи сияла улыбка до ушей. Вдруг он замер, почувствовав на себе взгляд Александры, и немедленно опустил Саске на землю. Улыбка на его лице померкла. Ласточкина подняла руку, шало дернула пальцами, словно бы говоря «играйте, мальчики, я вам не мешаю». — Серьезно? — внимание женщины снова вернулось к Сузуму. — У Фугаку ничего, кроме этого клана, нет. Естественно, его будет волновать, чем я занимаюсь. Она верила в это. Хотела верить, и наотрез отказывалась принимать любые другие варианты. Фугаку мог избегать её сколько угодно, но он не мог так просто отказаться от неё. Это было просто не логично, совершенно абсурдно. Настолько, что у Александры начинало нервно сосать под ложечкой только от одной мысли, что Фугаку на самом деле пошел на поводу у старейшин. — Так-то оно так, только ответь мне на один вопрос, жена-хозяйка, — после небольшой паузы, произнес Сузуму. — Где ночует наш глава, если он так давно не переступал порог родного дома? Или — с кем? Сашка пожала плечами, с тоской подумав о том, что слишком легко оделась для этой промозглой погоды. Солнце светило, но не грело. Ярко-алая и грязно-желтая листва смешалась на земле тугим ковром, под которым уже окопались дождевые черви. Мир снова становился серым и холодным, он готовился к приходу зимы. — В деревне все только и говорят, что об успехах Итачи, — резко сменил тему Сузуму, по лисьи взглянув на женщину. — Его очень хвалят. Очень, Микото-доно.       Мальчики поодаль бросались друг в друга листьями. Александра отчаянно захотела выпить чего-нибудь очень горячего; промозглый воздух царапал её под одеждами. — И кто же?       Голос шиноби опустился до проникновенного полушепота. — Вы знали, что Данзо говорил с Итачи в день выпуска? — Продолжай. — Не могу знать точно. Одно могу сказать наверняка: Данзо ещё никогда не проявлял такой интерес к выпускникам академии. Тревожные новости. Внимание Данзо не сулило ничего хорошего ни Учиха в целом, ни конкретно ей самой. Но с этим можно было бы разобраться — позже, как-нибудь впихнув сей факт в длинный список неотложных дел, где-то между разборками со старейшинами и попыткой пропихнуть своих людей в корпус джонинов. Злило и смущало Александру другое: об этом разговоре ей рассказал Сузуму — не Итачи. Женщина поджала губы. Мальчишки то появлялись, то исчезали из поля её зрения, прячась за громоздким мемориальным камнем. Оказывается, её сыновья полюбили играть в прятки. — Разберемся.       Через пару часов, когда дети окончательно выдохлись, а Ласточкина совсем промерзла, семья засобиралась домой. Александра попрощалась с Сузуму, у которого всегда случались какие-нибудь неотложные дела, стоило ему только оказаться поблизости от её детей; взяла Саске на руки и степенно пошла в сторону квартала. Осенняя Коноха не пестрила красками, так что смотреть особенно было не на что. Да даже если бы и было — мыслями Александра была далеко. Это происходило с ней всё чаще: отрешенность от мира, обдумывание дальнейших планов. Каждый шаг Александры был выверен и просчитан, каждое решение — взвешено десятки раз. Это было похоже на паранойю, и единственное свое утешение она находила в детях. — Микото-сан, Итачи-сан. У ворот в поместье их ждал Като. Видимо, он поджидал их уже достаточно давно, так как стоял, привалившись к забору и прикрыв глаза так, что очки опасно спустились ему на кончик носа. Заметив Александру с детьми, Като резко выпрямился и коротко кивнул головой в знак приветствия. — Чего ты хочешь? — Ласточкина окинула шиноби равнодушным взглядом, вцепившись в плечо Итачи пальцами. — Мы коллективно простыли и не принимаем. — Глава хочет видеть Итачи-сана, — фыркнул парень, нахмурившись. Итачи с интересом посмотрел на мать, тут же перевел взгляд на Като. Мальчик было сделал шаг вперед, но Александра придержала сына. — Фугаку мог бы и сам прийти за ним. Какого дьявола он продолжает избегать меня? — Тайчо очень занятой человек. Вы хотите, чтобы он отчитывался перед вами? — Нет, я хочу, чтобы ты отчитался передо мной, — насмешливо вскинула бровь Александра и поудобнее перехватила Саске под попу. А юный наследничек даже не шелохнулся, его давно захватил детский, самый крепкий, сон. — Глава хочет что-то показать Итачи-сану. С глазу на глаз, — после паузы, признался Като и в упор посмотрел на старшего сына Фугаку. — Пойдемте со мной, Итачи-сан. Мальчик замер. Он во все глаза таращился на женщину. Со страхом и напряжением, словно бы и не на мать родную глядел — на палача. Острое раздражение сдавило виски: какого черта он так смотрит на неё? Будто она хоть раз запрещала ему что-то. Бесит. — Иди уже, — хмыкнула и легко подтолкнула Итачи в спину. — Чтобы до сумерек был дома. Ты меня понял? Итачи юркнул за спину Като и быстро-быстро закивал. Взгляд его смягчился, улыбка тронула губы наследника. Он упорхнул с человеком Фугаку и ни разу не оглянулся назад, посеяв в душе Александры доселе незнакомое ей чувство: ощущение, будто её предали. — И с этим… разберемся, — спустя несколько мгновений тишины, процедила Александра, и крепко стиснула зубы. Холодно. *** Странно и удивительно, как абсолютно противоположные чувства смешиваются и создают совершенно новые ощущения. Незнакомые прежде, чуждые нам и оттого — пугающие. Как легко эти метаморфозы захватывают нас, и как надёжно укореняются внутри. Как легко мы принимаем роли, которые ещё совсем недавно казались нам недосягаемыми. Тридцать шесть пар глаз смотрели на неё. Тридцать шесть черных, как смоль, и острых, как заточенный клинок, взгляда неотрывно следили за каждым движением своей предводительницы. В зале на двенадцать татами было невероятно душно. И это даже не меньшая часть их клана. Позади Александры тихо притаился Сузуму, его алые глаза заставляли присутствующих роптать. Три томое — сильнее только мангеку, недаром он бывший анбу. Многие из присутствующих с удивлением оглядывались по сторонам. Это был первый раз, когда Александра собрала всех своих последователей в одном месте. Разумеется, они были удивлены, возможно — напуганы. Мало кто из них знал своих единомышленников в лицо — Сузуму приложил немало усилий, чтобы их маленький клуб бунтовщиков оставался анонимным. Теперь ситуация изменилась, и тридцать шесть Учиха должны были подчиниться ей. — Посмотрите друг на друга. Посмотрите внимательно, потому что вы смотрите в лица своих товарищей. Когда-то это слово очень много значило для людей. Союзник. Друг. Единомышленник. Вы пришли сюда, потому что разделяете мое видение относительно будущего этого клана. Потому что, как и я, вы хотите расти и процветать. Брать то, что когда-то обещал нам Мадара. Она замолчала. Старое имя. Презираемое имя. Оно пронеслось над головами собравшихся, и вернулось к Александре волной ещё робкого негодования. Сашка сжала руку в кулак, она была спокойна, хоть и чувствовала, как бегут по пояснице капли холодного пола. Настороженные взгляды соклановцев пронзали её насквозь. — Вы можете ненавидеть его. Мне плевать. Но я не допущу, чтобы хоть кто-то из вас забыл о том, кто привел Учиха на эту землю. Как и то, почему наши отцы и деды отказались и дальше следовать за ним. Вы помните? Ответом Александре стала долгая, подозрительная тишина. Сашка вскинула подбородок, обводя соклановцев тяжелым взглядом. Это было не просто собрание — это была проверка для неё. Вынесет ли Александра Ласточкина бремя лидера, не сломается ли её спина под тяжестью этой ноши. — Мадара оказался безумцем! И раз вы почитаете его, значит, вы такая же. И что нам толку от Мадары, будь он сто раз неладен, если его кости давно обглодали черви? Как всё это поможет нам теперь?       Сашка промолчала. — Мадара — не Мадара, а делать что-то надо! Яширо вовсю воет о революции. Кто хочет воевать с Конохой? Я — нет. Я ещё мальчишкой по этим улицам носился, у меня остались друзья в этой деревне. Я не хочу с ними воевать. — Ты ни с кем вообще воевать не хочешь! Трусливая собака, а не шиноби. А что ты будешь делать, когда анбу придут за тобой? — Это же бред какой-то. Мы ни в чем не виноваты… Зачем кому-то приходить за нами? Спор разгорался с новой силой. Александра не проронила ни слова. Не шелохнулась, отмечая про себя самых ярых спорщиков. — Ты, что, только вчера из ямы вылез? — раздался громкий голос Текки, взгляд Александры тут же метнулся к молодому шиноби. — Все знают, что нас здесь считают угрозой. — Не все. Итачи, — голос в толпе оборвался на полуслове. Сашка прищурилась, безошибочно выискав в толпе его владельца. Мужчина средних лет с коротким ершиком волос и редкой проседью. Он опустил голову вниз, словно стыдился только что сказанного. — Говори, — приказала женщина, и голос её рокотом пронесся над головами. — Мой сын говорит не от моего имени. И всё же — он часть собрания Учиха. И мы должны учитывать его соображения на этот счет. Мужчина поднялся, бросил неуверенный взгляд на соклановцев. — Микото-доно, ваш сын утверждает, что в Конохе не все настроены враждебно к Учиха. — Ты думаешь так же? — Я… не знаю. Не могу сказать. Вся моя жизнь прошла в стенах родного квартала, и я мало общался с жителями деревни… — Да что ребенок вообще может знать о положении в клане?! Сашка вскинула бровь. Не успел он закончить, как в комнате снова поднялся галдеж. Учиха перекрикивали друг друга, пытаясь донести свою мысль. Рассыпались во взаимных обвинениях и оскорблениях. Ещё немного и начнется свара. Ласточкина опустилась на колени, приняв расслабленную позу. Вметнула вверх два пальца, и в тот же миг восемь кунаев со свистом рассекли воздух. Они пронеслись над головами ссорящихся, срезали несколько черных прядей, и впились в гладкую стену. Убийственная атмосфера наполнила помещение. Наступившая тишина казалась осязаемой, и в ней голос Александры звучал как приговор. — Во все времена бешеных псов истребляли. Помните об этом, когда открываете свои рты. Все притихли. Глаза Ласточкиной горели алым. От неё снова исходила эта аура душегуба. Сузуму был прав: Учиха признавали только силу. Все, в сущности, признавали лишь силу — подчиняясь ей и следуя за её велением. А она, идиотка, надеялась, что просто по-человечески с ними поговорит. — Было время, когда имя Учиха вызывало у людей чувство страха и глубокого уважения. Наше имя было великим. Соклановцы смотрели на Александру, внемля каждому её слову. Тупое волнение, терзавшее женщину в самом начале, ушло. Теперь она чувствовала, что может говорить свободно. — Мы были беспечны и принимали как данность то, что наши предки заработали кровью. Мы ослабли. Уважение мы потеряли. Больше имя Учиха не внушает трепет в наших врагов. И что осталось? — Она склонила голову на бок, уголок губ Александры дернулся в подобии усмешки. Её тяжелый взгляд нашел в толпе Текку, пригвоздив того к полу. — Страх. Парень широко раскрыл глаза, словно только что понял смысл бытия. Он бегло посмотрел по сторонам, желая убедиться, одного ли его пронзила эта великая мысль. Зычный голос Александры продолжал сотрясать накалившийся воздух вокруг. — Это правда, они боятся нас. Боятся вас, — она отрывисто кивнула, глянув на парня в первом ряду. — Они боятся наших детей. И думают только о том, какой поводок для нас окажется прочнее. Роптание стало ей ответом. Учиха бросали друг на друга многозначительные взгляды, находя в словах Александры подтверждение собственных мыслей. Очень скоро из толпы раздался напряженный вопрос: — Если они так боятся нас, почему тогда не прислушиваются к нам? Ведь мы сильнее? — Ты дурак, Имари? Микото-доно ясно сказала: нас не уважают! — тут же рыкнул молодой человек, не дав Сашке ответить. — Не уважают нас, понимаешь? За людей не считают! — Так давайте им покажем. Мы можем… — Захватим корпус анбу! — Нет, ну ты точно идиот. — Тишина! — достаточно громко, но без угрозы произнесла она. Парни, готовые уже передраться, вмиг заткнулись. Уселись ровно, склонив головы вниз. В голове женщины тут же возник образ собственных сыновей. — Направление мыслей у вас верное, — кивнула она и подняла палец вверх. — И я поддерживаю его. У меня есть план действий, но сначала я хочу послушать вас. Людей, которых я собрала здесь, и которым я доверяю. Я хочу знать, готовы ли вы побороться за клан Учиха. Она замолчала. Согнула одну ногу в колене, закинув на неё руку, и уставилась на собравшихся. В зале снова наступила тишина, только ветер гулял за стенами. В этой тишине прошла минута, вторая, пятая… — Мы должны вернуть уважение к нам, — несмело произнес кто-то с заднего ряда. — Но — как? — Показать им свою силу, — поддержал другой. — Всем им. Всё равно боятся — так пусть видят, чего им стоит боятся. Тогда не нападут. — А если просто уйти? Пусть себе живут. — А-ну! Кто это сказал?! — тут же раздался яростный рев. — Темма, ты?! Нет? А-ну, поднимись, если ты мужчина, я хочу посмотреть тебе в глаза! Женщина мельком переглянулась с Сузуму. Тот сидел, привалившись к стене и сложив руки на груди, прикрыв глаза. Словно дремал, только алый всё так же горел в его глазах, прикрытый неплотной завесой ресниц. Он слушал. Он выбирал. — Покинуть квартал, — вдруг раздался чей-то голос, и Ласточкина тут же вскинула руку. В наступивший тишине все взгляды обратились к тоненькой женщине. Такой маленькой и такой худой, будто она была призраком войны. — Говори, — нетерпеливо потребовала Сашка. Женщина растерялась. Она привстала, а потом опять села. Мужчина рядом подхватил её под локоть и ободряюще кивнул. Ласточкина нахмурилась, эта женщина казалась ей смутно знакомой. — Мы должны больше времени проводить в деревне, среди других шиноби. Квартал Учиха оснащен всем необходимым, некоторые люди могут прожить здесь всю жизнь, и никогда не выйти за пределы. Это неправильно. Мы заперлись за этими стенами, как трусы. — Думай, что несешь, Шико. Никто не смеет называть Учиха трусами, дурная ты женщина! — А ты не трус, Мэса? — воскликнула эта маленькая женщина, всплеснув руками. — Ты даже Яширо слова против сказать боишься, не то что кому-то из правления деревни! — Прежде чем воевать с Конохой, мы должны разобраться с делами внутри клана. Голос Александры прозвучал снова, и он был непривычно мрачен. Мрачна была и сама женщина, восседающая напротив тридцати шести человек, желающих уважения и признания. Она подвела их к этой черте, подготовив почву из запугивания, внушения и ободрения. Она вела их мысль, пока Сузуму, по её приказу, отбирал самых непримиримых. А теперь пришло время огласить истинную цель этого собрания. — Нам объявили воину. И я намерена победить. Вопрос лишь в том, будете ли вы на моей стороне или на стороне проигравших. — Что вы предлагаете? — Текка встал со своего места. — Мы должны знать детали плана, Микото-доно. Многие из присутствующих рискуют не только своими жизнями, но и жизнями своих близких. Ласточкина поднялась на ноги. Долгое время она была зажата со всех сторон: муж пользовался своим положением и намеренно вытравливал её из своей жизни, собственный сын завел от неё тайны, разделяя их с человеком, который ненавидит Учиха, её лишили даже права распоряжаться собственной жизнью и превратили в собаку, которая лает, но не кусает. И сегодня этому придет конец. Она укусит так сильно, что уже никто не оправится. Но начнет она с малого. — Те, кто входят в собрание — ваши голоса должны звучать громче всех. Те, что готовит им еду, отбирает для них оружие, ухаживает за их домами — отрекитесь от них. Те, кто был вынужден подчиняться, повинуясь традиции — уйдите в тень. Я требую разделения! Я требую, чтобы каждый из вас открыто встал на мою сторону. Алый вспыхнул в её глазах. — Я требую, чтобы вы стали моим молотом, которым я раздавлю окружение Фугаку! В ночь с восьмое на девятое ноября, в непримечательном доме, в окружении точно таких же ничем не примечательных домиков, сбитых на скорую руку, произошло событие, которое навсегда изменило ход истории Учиха. Клан раскололся, и последователи Никушими но Норои впервые за многие и многие годы вновь заявили о себе. Александра возьмет свое. И никому не позволит диктовать, как ей жить. План Сузуму воплощался без единого изъяна.