- Нэо, не молчи. — Киба, отчего так больно?
Парень перепугался — у нее были абсолютно пустые глаза, будто ее ранили в спину. Он спрыгнул с перил и обошел ее дважды. — Ты не ранена, Нэо? — он пытался получить от нее ответ, но она будто бы его не слышала. — Нет. Но, кажется, я умираю. — Что?! — закричал он на всю улицу. — Тише. Не кричи. На самом деле… Я буду жить. И буду умирать. И начну отсюда, — она показала рукой на сердце, и не сказала ему больше ни слова. — Нэо, ну-ка сейчас же объясни? Она обернулась, и своими красными от слез глазами, их холодной сталью убила в нем все желание допрашивать ее. — Что-то случилось? Ты с кем-то говорила? С кем? Обычно недалекого ума собачник не мог понять и простой притчи. Вопреки этому факту, человеческую душу он видел насквозь. — Шикамару? — … — Вот же ж ублюдок, а я говорил ему… Как будто кто-то нажал на стоп-кран. Она резко переменилась в лице. Глаза горели ярким пламенем. Еще бы чуть-чуть, и ледяной демон непроизвольно появился бы перед ним. — Ты что-то знаешь?! — А? — Не прикидывайся дураком! Говори сейчас же! — неистово закричала она, накинувшись на него. — Нет! — Говори, мать твою! — продолжала голосить та. — Ни за что! Несмотря на приставленный к горлу кунай, Киба не дрогнул. Он держал язык за зубами в интересах обоих: и Нара, и Хасэгава. Ее «клановое имя» здесь ничего не значило, и он не хотел озвучивать волю погибшего Шикаку и всего того, что он успел подслушать в отсутствии Хасэгава. — Ты сама все узнаешь, когда будешь готова к этому. А пока… просто будь сильной. Эти слова значили для куноичи лишь то, что, возможно, ей придется съесть еще пуд соли. И выплакать еще ведро слез. — Я… я не могу… Стой, так ты все знал… о нас? — Ну, я же не совсем дурак, — усмехнулся Инузука. — Хочешь, я поговорю с сестрой и найду тебе песика? Мопса, например? Нэо отрицательно покачала головой. Даже с мопсом, она не знала, как ей дальше жить. — Погоди, никуда не уходи. Жди меня вон на той крыше. — Хорошо, — сказала она вслед уже ускользнувшей вместе со своей собакой фигуре. Взобравшись на кровлю близлежащей крыши, куноичи стала раз за разом прокручивать последний разговор, едва сдерживая слезы обиды. Не пришлось даже применять чакру, чтобы не упасть. Если бы чакра еще могла остановить рыдания и унять невидимые сердечные раны. Пытаясь оставаться сильной, она держалась так еще пару минут. А потом, уткнувшись лицом в колени, она позволила бомбе с часовым механизмом взорваться солеными каплями. Она еще таила надежду, что Киба приведет главного умника Конохи, но, увы, тот вернулся с коробочкой онигири. — Умебоси? — сквозь слезы улыбнулась она. — Да, как ты любишь. И тунец. Вот эти, — он указал на несколько, завернутых отдельно. — Спасибо тебе, Киба. — Знаешь, — он откусил кусочек и начал забавно мямлить с клейким рисом во рту, — ты — особенная, Нэо. В тебе огромные силы, которые ты еще не постигла до конца. Такая удача выпадает не каждому, даже с Кеккей Генкай. У тебя ведь есть ледяная чакра, верно? — Не распространяйся об этом. И вообще — молчи. — А что в этом такого? — Чем меньше людей знает, тем спокойней спит Коноха. «Ты тоже даже половины не знаешь». — Так вот, о чем это я… Нэо, — он повернулся к ней, — нельзя угасать лишь от того, что не даст тебе моментального счастья! Счастье все равно будет, и оно будет тогда, когда ты найдешь себя, поймешь свое предназначение и примешь его. А люди вокруг тебя все равно будут — те, кто тебя поддержит. А здесь буду я. Знай, ты не одна, Нэо. — Шикамару тоже так говорил. Посмотри, что теперь с нами. — Эх… — он растянулся на кровле, — я вижу лишь то, что вы оба стали сильными шиноби. Сильнее, чем я. Девушка отвернулась. — Ты так говоришь, будто хоронишь кого-то. Думаешь, я тут не задержусь? — Мне кажется, Нэо, что ты придешь еще куда-то, где действительно будешь счастлива. В Конохе ты всегда грустная.***
Ночь объяла Коноху. Где-то вдалеке пели цикады, доносился звук цепной пилы строителей, а в зеркале на Нэо глядело измученное отражение, которое казалось ей чужим.«Ты не одна, Нэо»
Девушка улыбнулась своему усталому двойнику. Стоя абсолютно голой перед зеркалом, она скептически осматривала себя, пытаясь найти изъян во всем. Винила в этом себя и жизнь в Ямигакуре, которую она не выбирала. На груди на память осталось несколько шрамов, пара на бедрах, одно на плече, и все они в тот момент будто бы болели.«…ты придешь еще куда-то, где действительно будешь счастлива…»
Шикамару не смог полюбить ее такой, теперь Нэо не хотела, чтобы оставалось что-то от нее прежней. Ее всю трясло, она хотела кричать, она мысленно желала ему исчезнуть и больше никогда не показываться на глаза. Тем временем, Шикамару брел по улице после свидания с прибывшей из Страны ветра посланницей. Он был чем-то озадачен, но одновременно на его лице расплывалась безмятежная улыбка. По дороге домой ему на пути встретился Акамару со своим хозяином верхом. Они стояли на углу, на одной из куч брусов для постройки. Шатен был чем-то очень недоволен. Он скривился и нервно произнес: — Прежде чем приручить кого-то, думай о последствиях. — Чего? .. — Хм… Инузука не стал отвечать на вопрос Шикамару. Тем временем два шиноби из Кумогакуре обосновались в одном из рёканов, как гости страны. Даруи грел чай и недовольно что-то бурчал о том, что поленья были сырые. — Интересно, — рассуждал Шии, — согласно общеизвестным фактам, чакрой льда обладают только шиноби Юкигакуре. Есть некоторая информация, что также шиноби Страны мороза практикуют подобные техники… — Думаешь, эта девчонка не отсюда? — повернув голову к собеседнику, спросил Даруи. — Я почти уверен в этом, — он покрутил в руке оставленный ему куноичи медальон. — Но… что тогда? — То, что это не страны Альянса. Достаточно дикие и закрытые страны. У них все в порядке, им не хочется связываться с чужаками. А она — вырванное оттуда по какой-то причине звено. В Юкигакуре тоже не каждый второй имеет такой Кеккей Генкай. А теперь такой есть и в Конохе. Чакра часто передается по крови. Если эта девчонка создаст клан, то это будет серьезная мощная угроза в дальнейших политических разборках. — Но ведь мы заключили мир. Мы не будем его нарушать. — Даруи, если ты не будешь его нарушать, ты не можешь так сказать за всех. Раньше между странами тоже… что только ни подписывали! А головы с плеч продолжали лететь, — блондин снял с себя защитный жилет. — Я знаю, что ты не любишь Коноху, но прошу тебя: успокойся. Не раздувай огонь, — вопреки его словам, поленья в костерке для приготовления чая горели еле как. — Решать не нам. Все решит Райкаге-сама, я уже послал ему письмо. — Что? Уже? Но у нас нет больше никакой информации… А если он захочет, чтобы Кеккей Генкай льда был в Каминари но Куни*? Шии прошел босыми ногами по циновке и остановился подле своего товарища: — Тогда мы сделаем все, чтобы девчонка принадлежала Кумо. Для Даруи это означало только одно — очередную головную боль, которая размозжит череп подобно кулаку Райкаге. — Только я не уверен кое-в-чем, — добавил джонин. — О чем ты, Шии? — Как бы тебе сказать… у нее правая рука как у пораженного молнией. На ней какая-то метка. — Проклятая печать? — Нет, что-то другое… как обледеневший шрам, — покачал головой тот. — От него исходит какая-то странная чакра, природу которой я понять не могу. *Каминари, но Куни — Страна молний