Ничего личного

      Следить за ним было как всегда просто. Девушка бы давно заметила и меня. и мою машину, следующую за её авто. Но он был парнем и привык, видимо, думать, что никому он не нужен. Средний класс, таких не похищают ради выкупа, не грабят среди белого дня в обычном районе, не насилуют, не убивают. Я не знаю статистики, но в чем-то он прав: абсолютное большинство жертв маньяков, насильников и просто убийц — женщины. В очередной раз взглянув на часы, я отметил, что парню осталось лишь семь минут свободы. Интересно, знай он, что это последнее утро свободы, он провел бы его так же: пробежка, завтрак в дешевой кафешке, — или поменял все?       Я смотрел на дверь его квартиры, прислонившись спиной к двери квартиры его матери. Скучно, как же невероятно скучно стоять и ждать. Выходя на охоту впервые я волновался, в крови бурлил страх и азарт. Сейчас же… Вновь взглянув на часы, я выдохнул: время пришло. Оправив на себе спецовку, проверив планшет, я позвонил в двери. Он, конечно же, открыл её нараспашку и удивленно уставился на меня.       — Я не заказывал химчистку! — справедливо возмутился парень. У него были такие же серые глаза, как у матери, те же тонкие нервные пальцы и высокие скулы.       — Знаю, — искреннее ответил я. — Просто мне нужен твой ковер, чтобы незаметно отнести тебя к себе в машину.       От моей наглой откровенности парень опешил и растерянно уставился на меня, не понимая, не осознавая, что я говорю, не веря, что это происходит с ним. Его растерянности хватило мне, чтобы впихнуть его назад в квартиру. Парень даже толком и не сопротивлялся, просто остолбенев от шока.       Через десять минут я уже спускался в грузовом лифте с ковром на плече. Никто и не вспомнит мужика из химчистки, что вез с собой ковер. Багажник моего минивэна был неплохо оборудован для перевозки таких вот «грузов». Я положил свой сверток в него и защелкнул на нем ремни безопасности прямо поверх ковра. Еще не хватало, чтобы парень, стукнувшись головой во время резкого торможения, очнулся раньше времени.       Я настроился на любимую радиоволну, выезжая со стоянки. Снег, грязный, опостылевший, уже начал сходить, местами обнажая уродливую черную землю, но в воздухе уже пахло весной. Еще один и все! От одной мысли, что скоро все закончится, я заулыбался, даже песне подпевать начал. Дорога заняла у меня часа три, мой сверток спал себе в багажнике, не доставляя хлопот. Я свернул с автомагистрали на дорогу поменьше, затем и вовсе на проселочную гравийку. Загнав машину в гараж, я первым делом сходил на кухню и поставил на плиту огромную кастрюлю с водой. Готовить что-то сложное в такой чудесный день не хотелось, так что я решил ограничиться пастой с овощами.       — А ты тяжелый, хотя внешне и не скажешь, — укладывая ковер с парнем внутри себе на плечо, пожаловался ему я. Пологая, широкая, но длинная лестница в подвал казалась мне с грузом еще длинней. У двери я отдышался, снял с крючка маску, сделанную из вязаной шапки, и натянул её на голову. Из семи камер пять были заняты, мои пленники слышали, как открылась дверь, но большинство даже не среагировали. Только рыжий, чуть полный парнишка семнадцати лет, Кристофер, встал и подошел к решетке.       Он был у меня первым и, оказавшись в моем подвале, не слабо испугался. Он все повторял свое имя мне, каждый раз, когда видел. И рассказывал о себе, своих увлечениях, своей жизни. Видать думал, что так я не смогу его убить, ведь Кристофер станет для меня личностью, человеком. В чем-то он был прав: его имя я помнил, имена остальных я предпочел забыть, стереть из памяти, как ненужную информацию.       Я положил ковер на пол в проходе между камерами, развернул, доставая из него своего нового пленника под осуждающим взглядом Кристофера.       — Зачем ты это делаешь? Тебя же все равно поймают, — заговорил рыжий, пока я переносил парнишку на кровать ранее пустующей камеры. — Отпусти нас, пожалуйста.       — Крис, хватит, достал уже, — раздраженно сказал обитатель камеры номер три. — Это бесполезно! Ты каждый раз говоришь одно и то же.       Я закрыл дверь, подхватил ковер и направился к выходу.       — Выпусти нас, — отчаянно крикнул рыжий мне в спину, когда я уже почти вышел.       Я бы мог ему ответить, я знал, что я мог сказать, но… Разговор ни к чему бы не привел, только мне было бы тяжелее.       Я включил монитор, наблюдая и подслушивая свою добычу. Новенький зашевелился, еще когда я разносил всем обед: в виде пасты, сока и двух яблок. Его порцию я точно так же просунул на картонном подносе в щель снизу решетчатой двери. Бумажная тарелка и большой бумажный стакан, как впрочем и сам легонький поднос, стать оружием самообороны не могли. Кристофер, как обычно, пытался заставить меня говорить, просил. Сейчас же я сидел в столовой, пил вино, ел ту же пасту, что и они, и наблюдал за новеньким. Я всегда так делал, зная, что любое новое лицо может нарушить равновесие в их группе.       Новичок сидел на постели, обхватив руками свои колени, настороженно и недоверчиво спрашивая:       — То есть, он один просто притащил нас всех сюда, кормит, даже одежду раз в три дня стирает и всё А зачем?       Камеры были смещены относительно друг друга, и он мог видеть обитателя и третей, и пятой.       — Кристофер думает, что он просто собирает нас, как коллекцию, — сказал азиат из пятой. — Он тут дольше всех, уже полтора месяца.       — Полтора месяца? — с ужасом в голосе отозвался новичок и подскочил, схватился за решетку двери и принялся трясти её. — Выпусти меня немедленно! Эй! Я не буду тут жить! Я не буду жрать твои сраные спагетти и играть в твои больные игры! Выпусти!       — Еще один истерик, — зло сказал жилец третьей камеры и принялся ходить по кругу, словно загнанный зверь. Он часто так делал. Я же откинулся на спинку стула и переключил с прямой трансляции из подвала на прямую трансляцию футбола. Ничего нового мой последний пленник не внесет. Покричит, поголодает и смирится, а на поле играли чикагские медведи.       Я оказался почти прав, новичок смирился. Ему потребовалось на это почти две недели, но все же, он принял свое положение: начал есть, пользоваться душем, прекратил угрожать, умолять и даже просто говорить со мной. Все встало на свои места: готовка, футбол, стирка, ежедневный рейд по Интернету. Скучная монотонная жизнь. Только вот снег растаял, да кое-где появилась трава. Это ожидание изматывало, тем более я знал, что за мной уже идет охота.       Я всегда следил за жизнью моих клиентов после сделки, чтобы знать, не выдадут ли они меня копам. Совесть и раскаяние странные вещи порой творят и с самыми прагматичными людьми. Отец Кристофера сильно напился и сдался в полицию. У трезвого даже мыслей не было о сыне, а пьяный мучился чувством вины. Мне, как назло, оставалось наполнить последнюю камеру номер семь. Я не мог отступить или передумать, слишком близок я был к успеху, и в то же время перевозить шестерых пленников и обустраивать их в другом штате слишком опасно, да и сложно.       Этот дом был на отшибе, подальше от любопытных и дружелюбных соседей, но в тоже время добраться до него можно было без проблем. Шикарный огромный подвал, надежные комфортабельные камеры: в каждой были и туалет, и душевая кабинка. Поразмыслив немного, я решил просто подстраховаться и найти последнего, седьмого, в соседнем штате. Пусть понадобится больше времени на дорогу, но вероятность попасться во время сделки значительно меньше.       Когда я зашел в кафешку, мой клиент уже ждал меня, красивый и сильный мулат лет пятидесяти. Я сел напротив, заказал кофе и принялся его рассматривать. Мужчина подобрался под моим взглядом, явно собираясь начать беседу. Наверное, в этот момент я и отметил слишком хорошую для гражданского выправку, и ту странную парочку сидевшую через два стола, и официантку, спортивную, чуть более внимательную, чем требуется. Что ж… Я прищурился, сам начал разговор, плотнее запутываясь в расставленном силке.       — Я должен спросить — почему? Отвечайте честно, — строго и безразлично поинтересовался я. — После уже ничего не исправишь.       — Почему? — словно растерянно ответил он, но я чувствовал, что он знал, что я спрошу. — Он мой младший брат и сейчас, когда наши родители умерли, я за него отвечаю. Только вот я устал от этой ответственности, да и наследство делить на двоих не хочется.       Внутри все ликовало, когда он показал фотографию: брат у него действительно был. Слишком похожие черты лица, даже мимика. Возможно, мой проигрыш станет моим же выигрышем. Я не слушал его лживую исповедь, даже перебил его. Доллар перекочевал в карман мужчины и тот задал мне самый важный для себя вопрос:       — Так вы убьете моего брата?       — Он исчезнет, его не найдут ни живым, ни мертвым, — я поднялся, словно надеялся уйти. — У вас есть двенадцать часов, чтобы передумать, потом уже ничего изменить нельзя будет.       Я оказался лежащим лицом на столе с наручниками на руках раньше, чем успел отвернуться от мулата. Парень из подозрительной парочки и официантка зачитывали мне права, специально ударяя головой о столешницу. Я же рассмеялся, прекрасно понимая, что пока они не убедятся, что Кристофер мертв, я им нужен, очень нужен.