Волшебники нашего времени

      Это сейчас Пескарев вращался в среде волшебников (или они постоянно крутились вокруг него, как назойливая, но иногда весьма полезная мошкара).       Раньше, во времена, когда жена только начинала его бесить, и сыщик утвердился в мысли, что работа вполне может стать не вторым домом, а единственным, волшебничья братия попадалась редко. А что редко, как известно, бывает метко.       Первого в своей жизни кудесника Пескарев встретил в погожий летний денек, в начале которого (то бишь утром) он капитально поругался с женой на глазах у дочери. И сыщику нисколько не было стыдно, ибо Катя в свои шестнадцать лет понимала, как отцу тяжело жить под одной крышей с постоянно пилившей его женщиной. В отличие от Пескарева, который собрался ночевать в конторе, Катя вот так запросто не могла уйти из дома. Во-первых, она еще несовершеннолетняя, снять квартиру не получится, да и денег нет, кроме тех, что дают родители; во-вторых, Катя все-таки любила мать, и та ее не костерила. Правда, однажды предупредила, что если дочь будет работать в конторе отца, то нет ей прощения и благословения. Позже Катя так и поступила и с немалым трудом убедила мать, что возится с трупами в морге не для угоды Пескареву, а ради практики, ну и удовольствия. Раз уж выучилась на патологоанатома.       Итак, забросив вещи в кабинет (вполне комфортное обиталище – недавно новый диван привезли, а уборщица притащила горшки с геранью и традесканцией), Пескарев поехал на вызов. Ничего хорошего, конечно же. Откуда в работе милиции, хоть и нелегальной, хорошие дела? Сплошная кровища, кишки и прочая чернуха-бытовуха.       Данное преступление все же имело некую долю позитива, ибо его итог находился на свежем воздухе в окружении голубого, как фаянсовый унитаз, неба и цыплячье-желтого солнца, каким-то чудом одолевшими городской смог.       – Ни хрена, блин, себе, – Пескарев задрал голову, придерживая шляпу. – Чего случилось-то?       – Террористы снова захватили заложников, – ответил молодой брюнет, сплевывая шелуху от семечек на асфальт. Федя значился в конторе труповедом и до того качественно себя зарекомендовал, что Пескарев советовался с ним относительно расследований и практически подружился.       – Да я про висельника! – сыщик ткнул пальцем в болтавшегося на проводах человека, сноровисто кем-то повешенного на высоте пяти метров.       – А-а! Так что тут рассказывать? Из дома напротив бабка увидела висевшего мужика примерно в семь двадцать утра. Сначала сообщила подругам, потом нам. Ты что опоздал-то? Я уж час здесь торчу, – Федя указал на внушительных размеров горку подсолнечной кожуры.       – Жена-стерва, – кратко объяснил Пескарев. – Мой тебе совет, Федор, никогда не женись. И особенно, на стервах.       Патологоанатом сочувственно цокнул языком и кивнул. Исходя из событий спустя год, Федя не прислушался к наставлению старшего и женился на бывшей жене Пескарева. К бескрайнему, как тайга, изумлению сыщика его приятеля стерва не пилила, а любила трепетно и нежно. И даже тогда, когда Федю упекли в тюрьму. Из всего вышеперечисленного Пескарев сделал единственно верный вывод: его бывшая – неимоверная дура, и какое же счастье, что кроме дочери у него с ней ничего общего.       – Скоро подъедет бригада электромонтажников – снимут моего «клиента». Но что делать с другим? – Федя указал в сторону.       – Еще жмур? – нисколько не удивился Пескарев. Профессия разучила испытывать подобные чувства. Либо сыщику еще не попадались жуткие или оригинальные убийства. Скорее всего, все это впереди.       Жмуром сидевшего на складном стуле, которыми пользуются рыбаки, типа нельзя было назвать при всем желании. Такого живого человека Пескареву доводилось встречать не часто, а конкретно – редко. Парень навскидку лет двадцати двух, спереди коротко стриженый, сзади шею закрывали длинные пряди каштановых волос, в олимпийке, джинсах и ярко-белых кроссовках с умиротворенным видом взирал на висевший труп. От него парня отделяло расстояние около ста метров, что позволяло лицезреть висельника целиком, так сказать, вписанного в общую картину городского пейзажа.       – Ты кто такой? – строго вопросил Пескарев, подойдя к парню, который достал откуда-то банку пива. Рядом с ним никакой тары вроде сумки или рюкзака не было. Наверно, банка стояла на асфальте, а сыщик не улучил момент ее прежнего местоположения.       – Ингвар, – не отрывая глаз от повешенного, представился парень и отхлебнул пива. – Тебе чего, дядя?       У сыщика от такого нахальства встали дыбом волосы и даже чуточку приподняли шляпу. Пока Пескарев подбирал слова, которые разом выскочили из головы, в диалог влез Федя, разряжая и накаляя обстановку одновременно:       – А почему вы на покойника смотрите?       – Ну как же на него не смотреть? – Ингвар соизволил снизойти взглядом до двух приставших к нему мужиков, мешавших занятию. – Красиво висит, раскачивается немного. Человек удачного телосложения: не толстый, не худой. И одет прилично. Разве это не прекрасно?       – Дэн, а он ведь прав, – патологоанатом, вникший в тему любования висельником, всмотрелся в труп и отшатнулся, когда Пескарев дал ему леща.       – Блин! Ты совсем отбитый, что ли?! – гаркнул сыщик на Ингвара, закусывавшего пиво колечками сушеного кальмара, тоже появившегося из ниоткуда. Этот факт Пескарева пока что заботил меньше, чем псих, любивший наслаждаться людьми, удавленными проводами.       Ингвар философски пожал плечами, давая понять, что каждый волен осуждать. А вообще мужики его стали раздражать, потому как уходить не желали и всячески пытались докопаться до сути. Он же им четко растолковал – смотрю на висельника, что непонятного-то?       – Слушай, ты, – местоимение Пескарев произнес злобно, назначая ему новую функцию, ругательную, – свалил отсюда, пока хреново не сделалось.       – В смысле? – снова отвлекся Ингвар от пасторальной, с его точки зрения, картинки.       – Погоди-ка, а если он убийца? – торопливо высказался Федя. – Повесил его и сидит, лыбится. Чокнутый, короче.       – Да вы сами чокнутые! – вскочил со стула Ингвар и выудил (вот теперь стопроцентно – из небытия, из воздуха, черт знает откуда!) обрез времен Гражданской войны и навел его на неугомонных мужиков.       До Пескарева дошло, что парень – не местный, не знаком со здешними порядками: праздно не глазеть на трупы, не пререкаться с представителями закона и не выпячивать нездешний пафос, одни шмотки чего стоят! Вдобавок местные горожане не таскают с собой раритетное музейное оружие и уж тем более не выуживают его из ниоткуда!       – Ты это, блин, опусти обрез, – попросил сыщик, попятившийся чисто автоматически. Федя шмыгнул за его спину, опасливо не высовываясь.       – Уйдете – опущу, – поставил Ингвар свои условия. – Вы мне все веселье испортили!       – Веселье? Мать твою, веселье?!       Дальше случилась еще более невероятная фигня. Из потустороннего мира (а Пескарев уже был готов поверить и в такую чушь) вылезла рука в плюшевом цветастом халате, сцапала Ингвара за шкирку и втянула куда-то целиком. Через десять секунд парень появился, но до пояса, сгреб в охапку стул, пустую пивную банку и пакетик из-под кальмаровых колец и исчез.       – Млять, – выдавил сыщик. – Что за хренота, блин?..       – Думаю, его забрала мама. И она же велела убрать за собой, – пояснил Федя, уже смело разглядывая пустоту.       – Я про вот это всё! – Пескарев всплеснул руками, тщетно пытаясь этим маловнятным жестом обрисовать произошедшее.       – Не знаю. Магия?       Сыщик покосился на патологоанатома, как на умалишенного, ответил в рифму словом с буквы «Х», сплюнул и, так как в течение пяти минут Ингвар ни полностью, ни частично не вернулся, отправился к трупу, который электромонтажники сняли с проводов.       С появления Ингвара в городе и стартовала вереница волшебников в жизни сыщика Пескарева.