Наше время

      Я бросила последний вороватый взгляд на своё отражение и с грохотом закрыла дверцу на зеркале, опасливо осмотревшись по сторонам. Когда биение сердце перестало заглушать все окружающие звуки, я протяжно выдохнула и, прикрыв глаза, положила ладони на новые заколки, закрпленные на волосах.       Сегодня нам с Калебом исполнилось по тринадцать лет, а потому с самого утра нас задаривали праздничными подарками. Подарками, впрочем, эти вещи казались только прагматичным взрослым, у двух тринадцатилеток же вместительная сумка для учебников или овощечистка не вызывали ничего кроме выученой улыбки и натянутого «спасибо».       — Милые заколочки, — отвлеченно заметил Калеб, подняв на меня глаза над книгой, — подходят к твоему платью.       — Это подарок от Софи, — отозвалась я, еще раз проведя руками по украшениям на голове. Пожалуй, эти заколки стали единственной вещью, которую мое сознание действительно считало как подарок. — Что за книгу она тебе подарила?       Калеб нехотя оторвал бегающие по строчкам глаза от страницы и снова посмотрел на меня. Его губы растянулись в довольной улыбке, когда он захлопнул книгу, заложив там пальцем нужную страничку, и продемонстрировал мне белую обложку с двумя выбитыми на ней черной краской словами.        — «Мировые религии»? — прочитала я. — И что это такое?       — Расскажу, когда прочту всё, — пообещал Калеб. Он вздохнул и шумно откинулся на спинку стула, вернув всё свое внимание увесистому томику.       — От чего мне кажется, что эта книга не из тех, что есть в свободном доступе? — спросила я у брата, сложив руки на груди и несколько раз притопнув носком правого ботинка.       — От того, Беатрис, что её действительно там нет, — ответил Калеб.       Брат бросил короткий взгляд на часы и резво поднялся со стула, подобрав со столика под закрытым зеркалом тонкую заколку, которую мама называла «невидимкой». Вложив её между нужными страницами, Калеб хлопком закрыл книгу и засунул её под жилетку.       — Надо спрятать до прихода родителей, — пояснил он в ответ на мой озадаченный взгляд. — И заколки, на твоем месте, я бы тоже спрятал. Родители не одобрят стразы.       С этим Калеб, понуро потупив голову вниз, поплелся к лестнице на второй этаж. Когда его шаги стихли за дверью комнаты, я быстро сжала и разжала кулаки, а затем, пока не растеряла смелость, снова распахнула дверь у зеркала.       Оттуда на меня смотрела серая девочка. Худая, бледная и в неизменном сером платье, висевшем на плечах как на вешалке.       Я вздохнула и еще раз любовно коснулась новых заколок. Волосы всегда можно было считать сильной стороной моей внешности: золотистые, густые и шелковистые на ощупь, они всегда были поводом школьной зависти. Только показывать мне эту сильную сторону категорически запрещали правила Отречения. Каждое утро мама расчесывала мои волосы и туго скручивала их в пучок на затылке, а распускать его разрешала только перед отходом ко сну. Пальцев одной руки будет слишком много, чтобы сосчитать все те разы, когда я видела себя с другой прической.        Сейчас же на гладко прилизанной поверхности пучка справа и слева от ровного пробора в центре головы я закрепила две блестящие заколки. Они не были слишком яркими или откровенно кричащими, что было бы как раз в стиле моей подруги Софи, наоборот — крошечные черные и серые стразы, приклеенные по всей поверхности заколок, выглядели лаконично и даже элегантно. С ними мое отражение в зеркале действительно мне нравилось.       Поджав губы, я сняла с головы украшения и разгладила вздыбившиеся волосы, а затем с сожалением закрыла зеркало. Никто не разрешит мне носить блестящие заколки ни дома, ни тем более на улице. Отречение — это фракция, что борется с тщеславием, но именно с ним у меня иногда возникали проблемы.       Хлопнула входная дверь, и дом наполнился голосами родителей. Я сунула заколки на дно школьной сумки и вышла к ним вслед за спустившимся из комнаты Калебом.       — А вот и наши именинники, — произнесла мама с нежной улыбкой на губах, — посмотрите, что мы вам приготовили!        Родители хитро переглянулись, а отец, до этого что-то удерживающий в руках за спиной, широко улыбнулся. Он аккуратно перевел руки вперед и поднес к нашим с Калебом лицам морковный торт.       — Пахнет вкусно, — воодушевился Калеб. Он, в принципе, к еде был не придирчив, я же старательно изобразила радость и натянула на лицо благодарную улыбку. Отсутствие какого-никакого разнообразия в пище стало причиной номер одиннадцать, почему я раздумывала об уходе из фракции.       — Я накрою на стол, — сообщила я, сделав неаккуратный шаг вперед в тот же момент, когда ко мне с тортом в руках шагнул отец.       На мгновение мир словно застыл, и я так и стояла с теплой морковной начинкой на носу в полной тишине. Затем звонкий смех матери разрезал воздух, а улыбка отца осветила весь дом.       Смех матери всё еще слышался у меня в ушах, а перед глазами стоял образ улыбающегося отца. Я представила свою маленькую простую комнату и колючий серый плед, которым Калеб закутывал меня в детстве.       Порез на ладони напомнил о себе неприятным покалыванием по всей руке. Сжав зубы, я осмотрела кровоточащую красную полосу и поднесла ладонь к чаше, наполненной гладкими серыми камнями. Маркус Итон, Лидер Отречения, стоящий передо мной, одобрительно хмыкнул. Мне понадобилось сделать над собой усилие, чтобы не скривить губы ему в ответ.       В голове вдруг прозвучали слова Калеба: «подумай о семье, но и о себе подумать не забудь». Совершенно глупый совет от такого вполне себе умного человека. Как можно подумать и о себе, и о семье, когда интересы расходятся? Калеб сделал свой выбор, и далеко не в пользу семьи. Порезав ладонь серебряным кинжалом, он пустил кровь в чашу Эрудиции, оставив свою прежнюю жизнь за спиной. С того момента наша семья уменьшилась на одного.       Я еще раз посмотрела на серые камни в чаше и представила своё будущее, состоящее сплошь из серых одежд и угрюмых, однотипных будней, безвкусной еды и закрытого зеркала. Моя рука задрожала над чашей Отречения — это было совсем не тем, чего я хотела от жизни. Мне была нужна, нет — категоричнски необходима, свобода. Я не могла прожить всю жизнь в строгих рамках Отречения.       Закрыв глаза, с замиранием сердца я поднесла руку к горячим углям. Глубоко вдохнув и сжав губы, я впилась пальцами в порез на ладони, заставив кровь литься быстрее. Когда под раной собралась большая капля, я дернула руку и окропила кровью содержимое чаши Бесстрашия.       Мгновение ничего не происходило, а затем послышалось тихое шипение.       — Бесстрашие! — без удовольствия объявил Маркус всему залу мой выбор.       Сжавшись будто всем телом и опустив плечи, я искоса посмотрела на родителей. Рядом с ними пустовали два теперь свободных кресла, а мама с папой смотрели ровно на меня. Без осуждения, без злости или недовольства — лишь с неподдельной печалью.       Ниже на несколько рядов я заметила Софи. Поймав мой взгляд, она одобрительно дернула губами и подняла большой палец одной руки вверх. И она не собиралась более задерживаться в Отречении.       Наблюдая за родителями после конца Церемонии, пока Бесстрашные и их неофиты вперед всех ломились на выход из здания, я не могла не задавать себе один единственный вопрос: что я сейчас сделала — начала свою жизнь или сломала её?       Отмахнувшись от всех пугающих мыслей как отмахиваются от надоедливого комарья, я побрела вслед за остальными неофитами. Ответ на мой вопрос, я уверена, найдется очень скоро.       Первые Бесстрашные, оказавшиеся на улице, стремглав бросились к железнодорожным путям, увлекая оставшуюся толпу за собой, а потому я была уже вынуждена прервать самокопание и сосредоточиться на деле, чтобы не пополнить собой ряды Изгоев, даже не попав в знаменитую Яму Бесстрашных.       В числе последних запрыгнув в идущий полным ходом поезд, я осела на пол, пытаясь восстановить дыхание и осознать произошедшее. Я отказалась от своей семьи ради возможности быть размазанной по рельсам?       — Они хотят нас убить? — задала скорее риторический, чем кому-то адресованный, вопрос девушка в одежде Искренности. Она сидела на полу слева от меня, глубоко дыша и подставляя лицо рвущемуся в вагон прохладному воздуху, её короткие черные волосы развивались словно оборванный флажок.       Не зная, что сказать ей в ответ, я лишь коротко улыбнулась и пожала плечами.       — Кристина, — представилась она, протянув мне руку.       — Беатрис, — произнесла я, озадаченно глядя на протянутую мне ладонь. Запоздало сообразив, что в некоторых фракциях сохранилась довоенная традиция пожимать руки в качестве приветствия, я сжала в своей ладони её.       Новое знакомство в какой-то степени воодушевило меня. По крайней мере, хоть кого-то я теперь знала, и это не могло не радовать. Особенно учитывая тот факт, что Кристина, как я успела заметить за первые несколько минут общения, характером и манерами сильно напоминала мою подругу детства Софи, а потому разговор с незнакомым человеком не был для меня таким уж некомфортным.       Всю дорогу до прибежища Бесстрашных я сидела у открытых дверей поезда, наслаждаясь потоками свежего воздуха, бьющего в лицо, и разговаривая с Кристиной. В тот момент мне отчего-то казалось, что я сделала безоговорочно правильный выбор.       Но длилось это ощущение ровно до того момента, пока Кристина не воскликнула:       — Да они издеваются, — её взгляд был прикован к чему-то в начале состава, а хмуро сведенные к центру брови то и дело взлетали вверх по лбу.       — В чем дело? — спросила я, поднимаясь со своего места и вставая рядом с Кристиной, тщетно пытаясь разглядеть из-за её спины творящееся в первых вагонах.       — Они прыгают! — взволнованно проговорил незнакомый мне Искренний, нервно одёргивая рукава чёрно-белого пиджака и переминаясь с ноги на ногу. Парень был долговязым и выглядел до смешного неловко, а от того слишком отчетливо напомнил мне брата.       — Они серьёзно прыгают! — в отчаянье воскликнула Кристина, развернувшись в мою сторону с глазами полными страха.       Мне показалось, словно все органы в моём организме вдруг стянулись в один тугой узел, хоть я и точно знала, что таковое невозможно.       — А если не прыгнуть? — неуверенно спросил тот же парень из Искренности то ли у нас с Кристиной, то ли у самого себя. Он мялся у открытых дверей, наблюдая за выпрыгивающими из первых вагонов людьми и в ужасе дергал себя за волосы.       — Станешь Изгоем, — усмехнувшись, ответил ему Искренний по имени Питер Хейнс, которого я знала еще со шоколы, — решай сам, Ал, — пожав плечами, обратился он к знакомому и в следующий миг выпрыгнул наружу.       — Вместе? — спросила я у Кристины, отходя к дальней стенке для разгона. Судя по тому, как много неофитов перед нами уже выпрыгнули из поезда и удачно приземлились на гравийную крышу, создавалось впечатление, что это не так и сложно. Просто требует решимости и храбрости — а не это ли есть главные качества Бесстрашных?       — Вместе, — кивнула Кристины, и, взявшись за руки, мы разбежались и выпрыгнули на крышу каменного здания Ямы.       Боль от десятков впившихся в колени мелких камушков внезапно оказалась мне приятна. Сейчас я полностью ощущала будто бы вкус жизни. Поднявшись на ноги и отряхнувшись, я проверила в кармане серого платья заколки, прихваченные из дома. Знакомая шершавая поверхность множества стразов согрела душу.       На дальнем краю крыше стояли двое Бесстрашных: первый представился как Эрик. Он был командиром и выглядел так, словно все вокруг были ему до крайности неприятны. Вторая, девушка, представилась как Алекс. Она тоже была командиром и, очевидно, занималась скорее внешними связями фаркции, чем силовой её стороной, раз так умело производила приятное первое впечатление. От неё будто физически исходило дружелюбие.       — Хотите в Бесстрашие? — без особого интереса холодно спросил Эрик, смотря вперед, куда-то поверх наших голов, — вход там, — большим пальцем он ткнул себе за спину, где поэтично красовался конец крыши и пустота. Конец — это начало?       Перегнувшись через бордюр, я с замиранием сердца обнаружила тот самый, указанный Эриком, «вход». Далеко внизу, в асфальте чернела на вид бесконечная яма, дно которой скрывалось в тенях.       — А там внутри вода или что? — с нескрываемым практическим интересом спросил темноволосый Эрудит, по-ученому сложив руки на груди и прищурившись.       — Сам выяснишь, — абсолютно безразлично ответил Эрик, покачнувшись на носках и пятках. Его голубые глаза, словно две льдинки, переплывали от одного напуганного неофита к другому, при этом не выражая ни сочувствия, ни понимания, а отражающий солнечный свет пирсинг над бровью и вовсе будто насмехался над нами.       — Вашей жизни ничего не угрожает, — тихо, едва размыкая губы, проговорила Алекс, окинув всех поочередно взглядом полным сожаления, — но оставшиеся на крыше в Бесстрашие не попадут.       Эти слова ударом тока прошлись по моему телу и остановились в черепной коробке ощущением задетой струны. Тяжело сглотнув, я быстро оглядела толпу вокруг. Неофиты в разномастных одеждах, напуганные и потрепанные, перемешивались с урожденными Бесстрашными, которые выглядели так, будто их и правда ничего в этой ситуации не пугало и не напрягало.       Я еще раз обратила внимание на Алекс — она, поджав губы, медленно осматривала толпу перед ней. Эрик же беглым взглядом окинул наши вот-вот поредеющие ряды, его холодные голубые глаза на мгновение дольше задержались на одном парнишке. Поймав взгляд бывшего Дружелюбного, Эрик дернул одним уголком губ в подобии улыбки и подмигнул парню, тот в ответ лишь усмехнулся.       — Кто хочет быть первым? — между тем спросила Алекс, приободряюще всем улыбнувшись.       На крыше внезапно стало тихо, желающих стать первопроходцем не нашлось. Бесстрашные и неофиты, переминаясь с ноги на ногу, оглядывались по сторонам в поисках безумца, что решится. Мой взгляд зацепился за Молли Этвуд, стоящую чуть поодаль от всех. Еще недавно в школе она так стремилась быть в центре внимания, что готова была на любые ходы и подлости, а теперь сдулась как старый футбольный мячик, повесив плечи и сгорбившись, лишь бы её не заметили.       Толпа вокруг молчала. Через ткань платья я нащупала свои заколки и, глубоко вздохнув, заявила:       — Я буду первой.       — Отлично, — воодушевленно кивнула мне Алекс и улыбнулась. Меня отчего-то заражала её манера себя держать, её поведение. Мне вдруг захотелось стать такой же легкой и непринужденной, улыбающейся.       Изогнув уголки губ в легкой полуулыбке, я направилась к краю крыши, протискиваясь через толпу. Сердце в груди бешено колотилось.       Остановившись у бордюра, я еще раз посмотрела на зияющую темноту ямы внизу и содрогнулась всем телом. Там в любом случае не что-то смертельное, иначе зачем им набирать неофитов и тут же их убивать? Эта мысль немного успокоила.       — Можно побыстрее? — холодно поторопил меня Эрик, даже не взглянув в мою сторону.       Его слова я пропустила мимо ушей. Помедлив еще несколько секунд, я решила перед прыжком избавиться от того, в чем можно запутаться и задушиться в полете. С этой целью я начала стаскивать с себя старую серую кофту, которая к тому же сильно сковывала движения.       Кто-то сзади меня сально присвистнул, а Питер Хейнс с открытой издевкой произнёс:       — Давай-давай, смотреть то не на что.       — Заткнись, пожалуйста, — ровным тоном велела ему Алекс, бросив на Питера короткий предостерегающий взгляд. Я в этот момент была ей безудержно благодарна.       Оказавшись на бордюре в продуваемом всеми ветрами платье, я зябко поежилась и снова вгляделась в темную пустоту, силясь разглядеть хоть что-то, но так ничего и не увидела.       — Не волнуйся и не думай, — шепотом посоветовала мне Алекс, быстро подмигнув, — просто прыгай.       Вздохнув полной грудью, я отключила голову и шагнула в пустоту.       Полёт вниз показался мне одновременно и бесконечным, и ужасно коротким. Я с колотящимся сердцем наблюдала за темными силуэтами перегнувшихся через край крыши неофитов и командиров, пока ветер трепал мою одежду и волосы, а сила притяжения уверенно сокращала расстояние между мной и темнотой ямы.       И вдруг моя спина ударилась обо что-то упругое. Я снова подлетела вверх и опять упала на сетку, потом еще раз вверх и вниз. Распластавшись на качающейся и подрагивающей сетке, я судорожно вдыхала сырой воздух, отказываясь верить, что я все-таки попала в Бесстрашие. И не просто попала, а стала первой среди неофитов.       Когда сетка накренилась в бок, я, словно безвольная кукла, скатилась на её край. Там Бесстрашный с синими, как прекраснейшие из васильков, глазами, подхватил меня под руки и опустил на твердую землю. Отвлеченно я подумала о том, как сильно его яркие живые глаза отличались от блеклых холодных глаз Эрика.       — Как тебя зовут? — спросил Бесстрашный, так и не убрав свою горячую ладонь с моей озябшей талии.       — Я… — в голове вдруг оказалось совершенно пусто, все обостренные чувства зафиксировали свое внутреннее внимание на его руке, согревающей мою кожу под платьем.       — Сложный вопрос? — еще раз спросил он, подняв брови. Его губы дернулись в усмешке, когда я, прочистив горло, убрала его ладонь с моей талии. — Можешь выбрать себе новое имя, но, учти, второго шанса не будет.       — Хорошо, — намеренно четко выговорила я, в голове судорожно соображая, а через мгновение представилась: — меня зовут Трис.       Мне понравилось, как это прозвучало — одновременно и совершенно по-новому, и всего-навсего сокращенно от старого.       — Первый прыгун — Трис, — крикнул Бесстрашный куда-то себе за спину, и оттуда послышались аплодисменты. Мое новое имя из его уст прозвучало еще интереснее, — добро пожаловать в Бесстрашие.       Когда последний прыгун выбрался из сетки и ступил на пол, из одного из тёмных коридоров появились Эрик и Алекс. Кивнув друг другу, они разошлись в разные стороны — Эрик, бросив на нас еще один безразличный взгляд, в другой коридор, а Алекс направилась к нам.       — Бесстрашные по рождению идут с Эриком, — объявила она, указав рукой в сторону удалаяющего командира, и половина от нашей разномастной толпы поспешила вслед за ним по каменному коридору, — остальные остаются. Вы будете тренироваться по отдельности, но судить вас будут вместе, — пояснила Алекс, наблюдая, как многие провожают отделившуюся группу взглядом.       — Основное моё занятие — разведка, но на время подготовки я буду вашим инструктором, —сообщил Бесстрашный, вытащивший меня из сетки, пронзая взглядом синих глаз то одного, то другого неофита, — меня зовут Фор.       Я едва удержалась от улыбки, его забавное имя веселило не хуже хорошей шутки.       — Фор? — с усмешкой спросила Кристина, озвучив мысли большинства неофитов. — Как цифра?       — Да, как цифра, — ровным тоном ответил Бесстрашный, а Алекс за его спиной закусила губу, пряча улыбку.       — А что, один, два, три уже были заняты?       — Как тебя зовут? — Приблизившись к Искренней, спросил Фор, невесело улыбнувшись.       — Кристина, — в ту же секунду отозвалась она без запинки, уверенно подняв голову и встретившись с Бесстрашным взглядом.       — Значит так, Кристина, — серьёзно проговорил он, наклонившись к Крис почти вплотную, — если хочешь здесь выжить, то запомни: держи язык за зубами, — его голос был холодным, и взгляд сделался точно таким же, но Кристина либо не впечатлилась, либо хорошо смогла это скрыть — на её лице не дрогнул ни один мускул, — ясно?       — Предельно, — ответила она, кивнув.       Удовлетворенно улыбнувшись, Фор сделал шаг назад и приблизился к Алекс. Когда он прошептал ей что-то на ухо, девушка усмехнулась и покачала головой.       — Увидимся за ужином, — сказала она ему и подтолкнула плечом в плечо в нашу сторону.       — Юрайя, — позвал Фор неофита из Дружелюбия, что на крыше удостоился внимания Эрика. Тот, улыбаясь самой милой улыбкой из тех, что я когда-либо видела, выбрался из толпы и подошел к инструктору. Фор, тоже улыбнувшись, потрепал его по плечу, будто приветствовал старого знакомого в новом доме, и проговорил: — догонишь нас в дортуаре.       Юрайя еще раз улыбнулся и кивнул. Когда Фор жестом велел остальным следовать за ним, парень направился к Алекс.       — Как же давно я тебя не видела, — с улыбкой вздохнула Алекс, растрепав короткие волосы на голове парня и крепко его обняв.       — Это ты давно ко мне не заходила, — не прекращая улыбаться, Юрайя крепко обнял её в ответ и поднял в воздух, чтобы покружить.       Следуя за Фором по каменному коридору, я улыбнулась самой себе от мысли, что в Бесстрашии, в отличие от Отречения, отношения руководства с обычными людьми могли сложиться более чем теплыми. В Бесстрашии, по крайней мере, никто не задирал нос, как это любил делать Маркус Итон.       — Это Яма, — сообщил Фор, когда мы остановились на каменной площадке, в конце которой под резким обрывом шумела река. Рядом с обрывом на больших валунах сидело несколько Бесстрашных, болтающих между собой под шум волн, — главное место в жизни Бесстрашного.       Проведя нас бесконечными путанными коридорами, Фор наконец остановился у широких двустворчатых дверей. Как и предполагалось, за ними оказался дортуар. Общая спальня, где всем нам предстояло прожить следующие несколько недель, произвела не самое плохое первое впечатление. Я, во всяком случае, готовилась к худшему. И надо сказать, что готовилась я не просто так, потому как общие душ и туалет не просто пугали, а по-настоящему ужасали.       К ужину всем неофитам выдали форменную одежду Бесстрашия, и, облачившись во все черное, я долгожданно распустила уже неряшлевый пучок. Наспех расчесав волосы пальцами, я закрепила передние пряди у лица блестящими заколками и вслед за остальными отправилась на озадачивающий ритуал сжигания старой одежды. Впрочем, свое бесформенное серое платье я отдала на сожжение без сожалений.       За ужином мы с Кристиной познакомились с двумя неофитами, которых видели ранее в поезде и на крыше. Уилл, что спросил Эрика о дне Ямы, и Ал, которого, как и нас с Крис, очень не порадовал прыжок из поезда. Всё время за едой мы не прекращали разговаривать, увлеченно обсуждая плюсы и минусы наших прошлых фракций. Меня не могло не удивлять, как легко я, оказывается, сходилась с новыми людьми.       — Не желаю слышать о ваших прежних фракциях, — резко проговорил Фор, опустившись на скамью рядом со мной и окинув нашу четверку сердитым взглядом, — вы теперь Бесстрашные, — заявил он.       — А ты сам урождённый Бесстрашный или перешёл? — поинтересовалась я, слишком поздно сообразив, что Фор явно не был настроен на ведение доверительных бесед.       — Серьёзно? — вскинув брови, спросил он, — ты можешь говорить со мной об этом?       — Ну, ты вроде выглядишь таким доброжелательным, — намеренно натянув на губы учтивую улыбку, я не без наслаждения наблюдала за растущим раздражением на лице инструктора.       — Знаешь… — начал было Фор, посмотрев на меня, но бесцеремонно прервал свою фразу, переключив внимание на кого-то за моей спиной, — как ты? — уже улыбаясь, спросил он у Алекс, приближающейся к нему с двумя парнями, одним из которых был неофит по имени Юрайя.       — Порядок, — ответила она, пожав плечами, а Фор окончательно потерял интерес к нашей беседе.       — Вот засранец, — повернувшись к Крис, хмуро прошептала я и покачала головой, пораженная его бесцеремонностью.       — Ты с огнём играешь, подруга, — ответила Крис, усмехнувшись и покачав головой.       — Мы пойдем к Тори и Марго, — сказал второй из парней, шедших за Алекс, и положил руку на плечо Юрайя, подтолкнув его вперед.       — Только не забудь про наши планы на завтра, Зик, — попросила его Алекс, придержав за руку, когда парень почти прошел мимо неё.       — И последи за братом, — порекомендовал Фор, движением головы указав в сторону Юрайи, разговаривающего с Питером Хейнсом, — пока он не нашел себе придурочную компанию.       Тут я с Фором не могла не согласиться. Дружить с Питером стоило только таким же как он сам — хитрым, беспринципным и бессовестным, иначе, даже не будучи таковым, непременно им станешь.       — Ладно, — усмехнулся тот, кого назвали Зиком, и направился в сторону Юрайи, — до завтра.       — До завтра, — кивнула ему Алекс, усаживаясь на свободное место рядом с Фором.       — Я почистил тебе пару яблок, — сообщил он и заботливо переложил ей на тарелку несколько очищенных яблочных долек, а затем добавил к ним горсть малины из общей миски на столе.       — Я тебя обожаю, — проговорила Алекс, жадно вгрызаясь в одну из яблочных долек и попутно закидывая в рот малину, — я такая голодная.       — Я так и решил, — едва сдерживая улыбку, произнёс Фор, наблюдая за тем, как девушка поедает яблоки.       — Почему? — с набитым ртом спросила Алекс, пытаясь тщательно проживать всё его содержимое.       — Ты знаешь, — вкрадчиво начал Фор, — у тебя на шее такие странные пятна, — он поводил пальцем вдоль своей шеи, указывая на места, где у девушки виднелись розовые отметины, — а после Церемонии ты собиралась к Эрику, — пытаясь сдержать смех, Фор прочистил горло и сложил руки на столе, — так что у меня возникло две версии произошедшего.       — И какие? — прищурившись, с играющей на губах улыбкой спросила Алекс.       — Либо кто-то отлупил тебя по шее, либо вы с Эриком слишком увлеклись и…       — Ладно, — рассмеявшись, оборвала его девушка, — не кричи на весь зал о моей личной жизни.       — Ешь свои яблоки, — улыбнувшись, ответил ей Фор.       Мне вдруг подумалось, какой же невероятной штукой подчас бывает жизнь. Она соединяет между собой совершенно непохожих людей, меняет тебя и твое окружение в одночасье, разрушает и строит. Еще утром, сидя за столом с родителями и братом, я давилась вареной морковью и мучалась от стягивающей боли из-за тугого пучка, сейчас же все вокруг было абсолютно иным и так, как было утром, уже не будет никогда.       Я подумала о родителях, наверняка сидящих сейчас вдвоем за обеденным столом и вспоминающих, как когда-то нас там было четверо, и о Калебе, который сейчас ужинал где-то среди новоиспеченных Эрудитов. Пока я не могла решить для себя — радовал или огорчал меня тот факт, что по-старому уже никогда не будет.       — Ты закончил? — спросила Алекс у Фора, вытерая руки и губы салфеткой.       — Ага, — кивнул Фор и, призадумавшись, спросил: — не хочешь взять домой мороженого и порисовать карты звездного неба?       Широко улыбнувшись, Алекс кивнула. На её шее под светом потолочных ламп блеснул кулон с птицей, держащей в лапах стрелу. Это заставило меня вспомнить, что и для Алекс жизнь в Бесстрашии стала новым витком. Мне вдруг стало интересно, скучала ли она по своей старой жизни?