Наше время

Стоя под дождем в толпе плачущих людей, я думала о том, что такое смерть. Куда ты попадешь, после того, как твое сердце навечно перестанет биться? Какого это, когда жизнь медленно покидает твое тело? Незадолго до смерти, почувствуешь ли ты, что это конец? Но, глядя на мальчика с синими глазами, сгорбившегося над черным гробом Эвелин Итон, больше я задумывалась о другом: что будет с моими родителями, если я вдруг умру? Будут ли они также с красными от слез глазами закапывать мое холодное тело в землю? Или предоставят это другим и будут молча наблюдать за тем, как я навсегда ухожу из их жизни? Быстро ли они придут в себя после похорон? Мне было двенадцать лет, когда Эвелин Итон, жена лидера Отречения, скоропостижно скончалась в собственной кровати. На её похоронах собралась вся наша фракция, а за воротами кладбища столпились десятки Изгоев, которым Эвелин бескорыстно помогала день ото дня. Несмотря на то, что все из Отречения постоянно благоприятствовали Изгоям, кормили их и приносили одежду, пожалуй, только Эвелин делала это от чистого сердца и без всякого обязательства. После её похорон меня часто мучал вопрос: как Смерть выбирает того, кого она заберет? Почему сейчас Её выбор пал именно на Эвелин? За всю жизнь, я встречала множество людей, которые не были также добры и полезны этому миру, как она. Я не скажу, что было бы лучше, если бы Смерть забрала их, но всё-таки. Взять, к примеру, мужа Эвелин. Маркус Итан, хоть и был лидером Отречения и фактически управлял всем городом, никогда не вызывал у меня ни симпатий, ни теплых чувств. По правде говоря, я даже не знаю, с чем конкретно это было связано. Он всегда всем улыбался, был вежлив и учтив. Но в глазах Маркуса я раз от раза я видела что-то темное, неправильное. Находясь рядом с ним, я чувствовала, что постоянно должна быть начеку, будто бы ожидать от мужчины можно было что угодно, в том числе и нечто ужасное. У Эвелин и Маркуса был ребенок. Единственный сын, которого звали Тобиас. Мы с ним учились в одной школе, но из-за разницы в возрасте никогда не общались и в целом крайне редко пересекались. Образ синеглазого мальчика, кидающего горсть земли на опускающийся под землю гроб, навсегда врезался в мою память, потому что похороны Эвелин стали последним разом, когда я видела её сына. Уходя с кладбища в тот день, я заметила, как Маркус Итон, вцепившись мертвой хваткой в запястье сына, тащил того за собой от могилы матери. Возможно, тогда в моей голове и укрепилась мысль о том, что мужчина на самом деле был вовсе не таким, каким показывал себя окружению, скрываясь за маской благодетеля. Эту же мысль постоянно подкармливал тот факт, что со дня похорон Тобиас в школу больше не приходил. Он вообще никуда не выходил, по словам Маркуса, закрывшись в своей комнате, тяжело переживая смерть матери. Хоть мы с Тобиасом никогда не были ни друзьями, ни приятелями, желание поддержать человека, понесшего ужасную потерю, грызло меня день за днем. Сколько бы я не просила Маркуса, разрешить мне проведать его сына и хотя бы на минуту заглянуть к нему, ответ мужчины всегда был отрицательным. Эта неотступность в своем решении еще больше отталкивала меня от него. В конце концов, рассуждая как-то ночью о том, как жестоко со стороны Маркуса было оставить собственного сына без поддержки и какого-никакого общения со сверстниками, я без зазрения совести пришла к выводу, что Смерти было лучше выбрать его вместо Эвелин. Лицо Тобиаса со временем полностью стерлось из моей памяти, оставив после себя лишь крошечный отголосок — бескрайние синие глаза. — Мы пережили первый этап инициации, — задыхаясь, проговорила я, подбирая с повозки очередной мешок с зерном и закидывая его себе на плечо, — и вот она награда. — А ты думала, что Макс расщедрится и позовет нас пропустить по стаканчику в «Бомонде»? — с надрывом спросила меня Крис, пока также закидывала мешок на плечо. После дня посещения, на котором я наконец-то повидала родителей и брата и даже познакомила их с Фором, Макс собрал всех неофитов в Яме и объявил, что на следующий день нас ждет первое задание, которое мы будем выполнять как полноценные члены Бесстрашия. Такой пафос в его заявлении немало удивил меня, ведь впереди был еще второй этап, на котором кого-то из нас вновь отсеят. Однако это загадочное «задание» не могло не будоражить мое воображение всю следующую ночь. Будем ли мы проверять целостность ворот и стены? Или нас поставят охранять очередной стихийно образовавшийся митинг Изгоев? А может нас допустят до командного пункта, откуда Макс и другие командиры руководят делами Бесстрашных? Нет. Тем самым невероятным заданием стала помощь Дружелюбию в разгрузке мешков с собранным ими урожаем. Создалось впечатление, будто я и не покидала Отречение. Зайдя в прохладный железный ангар и скинув мешок в специально отведенное место, я задержалась внутри, чтобы хоть немного остыть от жары, изнуряющей всех на улице. Лицо горело от жара, а руки и спину ломило от тяжести перетаскиваемых мешков. — Трис, — шепот знакомого голоса эхом разнесся по опустевшему ангару ровно в тот момент, когда на улицу из него вышла Крис. Пытаясь отыскать источник звука, я, замерев, стала осматривать те части помещения, которые не скрывались в сумраке не горящих ламп. — Трис, — вновь раздалось откуда-то справа. Я сделала несколько неуверенных шагов по направлению к источнику звука. В закутке между двумя рядами мешков спрессованных трав я увидела маму. — Мам? — не веря собственным глазам, спросила я, обняв её.- Что ты здесь делаешь? — Я знала, что вас сюда привезут, — ответила она, улыбаясь и поглаживая меня по руке. — Тебе нельзя здесь находиться, — я вертелась по сторонам, опасаясь увидеть кого-то из неофитов или, еще хуже, из командования. — Да, да, — кивнула несколько раз мама, беря мои ладони в свои.- Но мы не смогли поговорить на дне посещения, — сжимая мои руки, она хаотично оглядывала моё лицо, — ты в опасности. — Что? — Скажи мне кое-что, — попросила мама, — результат твоего теста ведь не был однозначным, да? — Не понимаю… — покачала головой я, отказываясь впутывать семью в свои проблемы. Теперь я была сама за себя. Одна. — Ты можешь мне довериться, — прошептала мама, сильнее сжимая мои ладони. Я опустила глаза. Мама не должна была это узнать. Некоторые вещи нужно было скрывать даже от самых близких людей. Порой такие секреты были нужны, чтобы защитить этих людей. Они с отцом не должны переживать за то, что Макс или Джанин Мэтьюз в любой момент может приставить пистолет к моей голове. Я молча кивнула. — Ты дивергент, — заключила мама, качая головой. В её глазах я видела сожаление.- Не говори никому, ни друзьям, ни инструкторам. Никому нельзя доверять. — Не буду, — пообещала я, утаив, что об этом уже знала, как минимум, Тори. — Люди всегда боялись дивергентов, а теперь Эрудиты их повсюду разыскивают. — За что? — спросила я, надеясь получить этот ответ хотя бы от матери.- Что со мной не так? — Вы не умеете подчиняться, — просто ответила мама, — поэтому они вас боятся. Я провела руками по волосам, пытаясь переварить услышанное. Для кого, в теории, я могла быть опасна? Я выполняла все приказы руководства, какими бы глупыми они не были; я никогда не думала и не высказывала никаких крамольных мыслей; заговоры и перевороты вообще не были тем, в чем я планировала бы участвовать. Так почему кто-то решил, что из-за своей природы, из-за того, какой я родилась, я теперь должна умереть? — Второй этап инициации для тебя наиболее опасен, — сказала мама, проведя рукой по моей щеке, — они проникнут в твой мозг, чтобы изучить реакцию на страхи. Но Бесстрашных можно обмануть, кое-кому это удавалось. — Постой, — прервала я мать, внезапно сообразив, что одна вещь в этом разговоре по-прежнему не была мне понятно, — откуда ты столько об этом знаешь? — Не важно, — с нажимом ответила она, отстраняясь от меня. — Ты была Бесстрашной, — ответ самостоятельно нашелся в моей голове, когда я посмотрела в глаза матери. Потрясение от моей догадки волной прокатилось по моему телу, закончившись покалыванием в пальцах. — Трис, — позвала меня Алекс, бесшумно появившись у меня за спиной, — что ты здесь делаешь? Её глаза беспокойно оглядывали меня, пока не наткнулись на мать, выглядывающую из-за ряда мешков. Девушка замерла, втянув щеки. — Мы закончили, — медленно сглотнув, сказала Алекс. Её поза была крайне напряженной, а взгляд неотрывно прицепился к моей матери.- Пора возвращаться домой. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но не знала, как объяснить ей сложившуюся ситуацию. Встреча с родственниками вне дня посещения была нарушением правил Бесстрашных, которая грозила немедленным выгоном из фракции. Я почувствовала, как мои руки бьет мелкая дрожь, когда я, кусая губы, медленно подошла к командиру. В груди стянулся узел страха, а на горизонте замаячили слезы. Несколько раз я коротко вдохнула и выдохнула, пытаясь собрать мысли в кучу, чтобы найти происходящему хоть какое-то адекватное оправдание. — Я… — слова отказывались выходить из моего рта, в голове хаотично кружилась масса пугающих возможностей дальнейшего развития событий. — Иди к остальным, — просто ответила Алекс, коротко улыбнувшись и кивнув, будто бы без слов поняв, чего я опасалась. Посмотрев на маму, скорее всего в последний раз, я постаралась наиболее точно запомнить её образ, а затем без лишних слов обогнула Алекс и направилась к выходу из ангара. Свернув за поворот от закутка, где мама только что предупреждала меня об опасности Бесстрашных, я услышала сначала шаги, а потом тихий голос командира. — Натали, — позвала она мою мать в тот момент, когда та, скорее всего, собралась уходить. В отличие от позы и взгляда, в голосе Алекс не было напряжения. Наоборот, у меня сложилось впечатление, что там, в закутке, стоят не двое практические незнакомых друг другу людей, а, как минимум, добрые приятели. — Алекс, — сдержанно ответила мать, хотя и в ее голосе я не услышала ноток отчужденности, которые были присуще её тону при общении с малознакомыми людьми. — Я просто хочу знать о твоих намерениях, — после короткой паузы прошептала Алекс. Я слышала её глубокое прерывистое дыхание. — Если ты собираешься рассказать руководству обо мне… — Ты одна из командиров Бесстрашия, — перебила её мама голосом, не терпящим пререканий, — больше мне нечего кому бы то ни было рассказывать о тебе. — Хорошо, — протяжно выдохнув, проговорила Алекс. Мне показалось, будто бы я физически почувствовала, как из её позы ушло напряжение. Я представила, как плечи Алекс медленно опустились вниз.- Спасибо. — Я рада, что ты смогла о себе позаботиться, — голос матери прозвучал в тот момент, когда Алекс направилась к выходу из ангара. Беседа матери и командира Бесстрашия заинтересовала меня настолько, что я полностью потеряла контроль над происходящим. А потому, запоздало собравшись выбежать из ангара, на всей скорости я налетела на Алекс, которая тоже шла к выходу. — Ты подслушивала? — спросила она без каких-либо эмоций. В её серых глазах больше не было напряжения, сейчас там мелькали тени печали. — Нет, это…- во второй раз за эти десять минут я безрезультатно силилась подобрать слова, чтобы как-то оправдаться перед командиром, но мысли в голову не шли. Все пространство в голове занимал единственный вопрос: — о чем ты говорила с моей мамой? Алекс удивленно подняла брови, а уголок её губ дернулся в легкой усмешке. — Если бы я спросила тебя, о чем ты говорила со своей матерью, ты бы ответила? Приняв мое молчание за отрицательный ответ, Алекс направилась к выходу из помещения, жестом позвав меня с собой. На улице неофиты и инструктора под палящим солнцем ждали нас у пустой повозки. Встреча с мамой добавила множество новых вопросов к ситуации с моей дивергенцией, и подслушанный мною разговор их отнюдь не убавлял. Чем Бесстрашные могут быть опасны для меня? Забравшись в мою голову и сознание, что кроме страхов они станут там искать? И наконец: что такого тайного моя мать могла рассказать Маркусу Итану об Алекс? — Я было подумал, что тебя придавило мешком зерна, и пора бежать на помощь, — пошутил Ал, когда я подошла к друзьям. — Надо было немного остыть от жары, — ответила я, вставая рядом с ним. Завтра начнется второй этап инициации. Завтра Бесстрашные залезут в мою голову, и от того, что они там найдут, будет зависеть — проживу я еще пару деньков или же уже завтрашним вечером меня аккуратно столкнут в Ущелье под шум реки. Пребывая в полнейшем ужасе от ожидания завтрашнего испытания, я сидела в общем зале на ужине, размазывая вилкой котлету по тарелке. — Земля вызывает Трис, — прошептал мне на ухо Фор, после того как сел за стол справа от меня. Сегодня он пришел на ужин один. Я облокотилась головой на свою руку, стоящую на столе, и посмотрела в до боли знакомые синие глаза. Почему мне казалось, что я знала Фора всю жизнь? — Переживаешь из-за второго этапа? — спросил он. Улыбка, только зародившаяся на моих губах, мигом погасла. Тело обдало холодной волной страха. К чему был этот его вопрос? — А есть причины для волнения? — вопросом на вопрос ответила я, выдавив из себя слабое подобие улыбки. Фор хмыкнул, пожав плечами, и налил апельсиновый сок в свою кружку. Всю жизнь мне безоговорочно хорошо удавалась лишь одна вещь — рефлексия. Копаться в своих мыслях, чувствах и ощущениях было для меня обыкновенным занятием перед сном, перед завтраком, во время тренировки, да и в любое другое подходящее и не подходящее время. И также хорошо, как я распознавала и считывала свои эмоции, я умела и принимать их. Поэтому, глядя на Фора, сидящего рядом со мной и касающегося под столом своим коленом моего, я без всякого стеснения в собственной голове признала: он мне нравится. Его образ и его поведение были настолько притягательными для меня, что порой я теряла контроль над своими глазами, которые не хотели отрываться от идеально сложенного тела и невероятных синих глаз. Но вместе с тем, я отчетливо осознавала, что, несмотря на безусловное притяжение к нему, я не доверяла Фору. Как в целом и любому другому в этом помещении. О том, что я дивергент, не знала моя ближайшая подруга Крис; не знали Уилл и Ал, с которыми мы были более, чем приятелями. Единственным посвященным в эту тайну человеком оставалась Тори, что не могло не беспокоить меня, хоть Бесстрашная и не давала для этого поводов. Тайна, которую я несла практически в одиночку, висела на моих плечах неподъемным грузом, усугублял положение и тот факт, что спросить элементарного совета было не у кого. Хотя в этом, я могла и ошибаться. Ведь поговорить о дивергенции с Тори у меня пока не получалось. Кто-то шумно плюхнулся на скамью рядом с Фором, вырвав меня из размышлений. Подняв глаза от котлеты, превратившейся в кашу, я посмотрела на Эрика, накладывающего себе в тарелку салат. Глаза непроизвольно распахнулись от увиденной картины. Высокомерный Эрик, который в норме сидел за столом командования, даже не глядя в нашу сторону, теперь невозмутимо перемешивал масло в листьях салата и помидорах, сидя напротив Питера. Даже не пытаясь сделать нормальное выражение лица, я с удивление еще несколько мгновений смотрела на Эрика, а затем перевела взгляд на Уилла, сидящего напротив. На его лице, как в прочем и на лицах всех присутствующих за столом, читались те же эмоции, что и у меня. — Не могу его видеть, — шепотом обратился Эрик к Фору, практически не разжимая губ, — если бы не окончание заседания, я бы ему врезал стулом по безмозглой голове. — Всё настолько плохо? — озабоченно спросил Фор, садясь от меня в пол оборота и пытаясь заслонить свое лицо рукой. Как будто это делало звуки их голосов бесшумными. — Хуже, чем ты можешь себе представить, — вместо Эрика ответила на вопрос Алекс, которая в негодовании сжимая вилку, села рядом с Эриком. — Клянусь, я начала делать заточку из ручки, чтобы воткнуть её Максу в глаз или любое другое неудобное место. — Так каков итог заседания? — Фор еще ближе придвинулся к командирам. — Никаков, — в рифму ответила Алекс. Глядя на количество злости в её глазах, я удивилась тому, что из её ушей еще не идет пар. — У меня сложилось впечатление, — хмуря брови, Эрик сосредоточенно пережевывал помидор, — что мы обсуждали не дивергентов, а возможности Макса еще больше прислужить Мэтьюз. Сердце в груди начало мастерски крутить кульбиты. Они обсуждали дивергентов. Собирали целое заседание с лидерами фракций, если я правильно все расслышала, где обсуждали таких, как я. Интересно, к кому итогу они должны были прийти по ожиданиям Фора? Крис встала из-за стола рядом со мной. — Идешь? — спросила она меня, когда следом за ней поднялись Уилл и Ал. Я молча встала со скамьи и пошла следом за Крис к окну для сдачи грязной посуды. Размятая котлета скользила по тарелке, пока я несла её к кухне. Неловко улыбнувшись Бесстрашному, который, взяв у меня тарелку, с укоризной посмотрел на испорченную еду, я направилась к выходу из зала. Возле дверей в дортуар, я отделилась от друзей, которые сразу направились к душевой комнате. Свернув за несколько поворотов в коридорах Ямы, я наконец дошла до тату салона. Придя сюда в прошлый раз, чтобы попытаться поговорить с Тори о своей особенности, я получила от неё безапелляционный отказ от разговоров о подобном и в дополнение потрясающую татуировку на ключице. Теперь, хоть и метафорично, моя семья всегда была со мной в виде трех птиц, кружащих над моим сердцем. Открыв двери салона, я к собственному облегчению обнаружила, что посетителей нет. Возможно, это расположит Тори к откровенным разговорам. Бесстрашная сидела возле одного из специальных кресел и обрабатывала машинку для набивания. Под прозрачным черным топом на её спине виднелась большая татуировка сокола. — Тори, — позвала её я. Девушка замерла, затем резко подняла голову и повернулась ко мне лицом. Она выдохнула с облегчением, когда увидела меня. — Ты чего подкрадываешься? — Я хотела спросить у тебя кое-что. — Надеюсь что-то о тату или о метании ножей, — искоса взглянув на меня, Тори продолжила чистить устройство, — потому что о другом я говорить не настроена. Несколько секунд я молча смотрела на неё. Я понимала её опасения перед обсуждением запретной темы, но вместе с тем я больше не могла жить в неведении, терзаемая опасностью собственной природы. — Мне страшно, Тори, — честно призналась я, подходя ближе к ней. — Бояться — это нормально, — коротко дернув плечами, заметила она, — у всех есть собственные страхи. Я не знала, какие слова подобрать, чтобы она поняла, насколько сильно сейчас мой страх сжимал своими железными лапами мое сердце. — Это просто несправедливо, — в конце концов выдохнула я, прекратив сдерживать слезы, — как мне все изменить? Тори проследила за слезой, скатившейся по моей щеке, после чего отложила машинку для тату. Уперев руки в колени и наклонившись ближе ко мне, она сказала: — Судьба никогда не бывает справедлива, — в её словах я чувствовала горечь личного опыта.- Нет смысла пытаться плыть против течения, которое явно сильнее тебя. Так ты точно утонешь, к тому же потопишь всех, кто рядом. — Я не понимаю. — Плыви по течению, тогда выживешь. Её философия в какой-то мере стала мне ясна. Не надо было пытаться исправить ситуацию, нужно просто подстроиться под созданные условия. Но от этого совета совсем не становилось легче. — Почему люди ненавидят нас? — Выбери эскиз, — вместо ответа сказал мне Тори. Я молча смотрела на нее, вытирая дрожащими руками слезы на щеках.- В этом салоне я делаю татуировки, — повторила она мне то же, что и в первый раз, когда я пришла сюда к ней за ответами. Втянув носом воздух, я сцепила руки за спиной и посмотрела на стойки с рисунками. Первым эскизом, на который я наткнулась, была эмблема Отречения. В душе от чего-то сразу полегчало, как будто злая судьба подала мне некий знак. Я взяла рисунок и протянула Тори. Я хотела оставить на себе след своего дома. Сев на кресло так, чтобы Тори смогла набить тату на моей левой лопатке, я стала ждать, когда Бесстрашная начнет говорить. Под шум машинки Тори тихо сказала: — Первый раз на моей памяти дивергента убили, когда я была неофитом. Я задержала дыхание и совсем не от боли втыкаемой в спину иглы. Тем временем Тори продолжила. — Его звали Омар, он был нашим инструктором. Я не знаю, каким образом, они поняли кто он. Но в один день утром Зик подслушал разговор двух Бесстрашных с Эрудитом, а вечером того же дня нам объявили, что Омар «покончил с собой», бросившись в Ущелье. После Тори долго молчала, сосредоточенно набивая рисунок на моей лопатке. Я слышала, как тяжело она дышала. Через несколько минут сдавленным голосом девушка произнесла: — В прошлом году мой младший брат проходил инициацию. В конце второго этапа Макс пришел посмотреть на один из его сеансов симуляции. Джордж понял, что в его страхах увидел командир. Он решил поговорить с командованием, объяснить им, что он не опасен для общества. Следующим утром мы нашли тело брата на дне Ущелья. — Почему они сделали это с ним? — спросила я, пытаясь проглотить ком в горле. — Никто не станет разбираться, — шепотом ответила Тори, — если они увидят в тебе дивергента, можешь считать свои последние часы жизни. Слова Тори ударили по мне молотом. Я и до этого понимала плачевность своего положения, но от этой фразы всё втрое ухудшилось. — Разве городской совет не пытается решить всё по-иному? — едва сдерживая дрожь во всем теле, я припомнила разговор Фора и Эрика за ужином. — Сегодня было очередное заседание, — без всякого удивления моей осведомленности кивнула Тори, её голос стал хриплым, — Джанин Мэтьюз настаивает на беспощадном уничтожении дивергентов, а Макс, как послушная псина, ей во всем поддакивает. — А остальные? — Дружелюбие против, как и Отречение. Решение будет выставлено на голосование, в котором решающее слово станет за Искренностью. Они единственные пока не дали точного ответа. — И какова вероятность положительного итога? — с замиранием сердца спросила я, развернувшись к Тори. — Нулевая, — одними губами ответила она. Тори убрала руки с моей спины и потянулась за защитной пленкой для тату. Наклеив её мне на лопатку, она сказала: — Можешь идти. Поднявшись с кресла, я осмотрела Тори. Её губы были поджаты, а в глазах читалось сожаление. Как часто последнее время я видела его в глазах окружающих. — Спасибо, — коротко кивнула я и вышла из салона. Когда я зашла в дортуар, свет там уже не горел. Взяв с кровати футболку и полотенце, я прошла в душевую комнату. Там от воды вытирался Питер. Кроме него, людей не было. — Где ты шляешься ночами, Убогая? — спросил он, повязывая полотенце на талии. Я проигнорировала его вопрос, молча пройдя к торчащей из стены в углу помещения лейке душа. Пока я раздевалась, Питер вернулся в общую спальню. Оставшись наедине с собой, я встала под струю горячей воды. Я не заметила, в какой момент к проточной воде из-под крана добавилась соленая вода из моих глаз. Мне было страшно. Настолько страшно, что все тело дрожало, а ноги так и норовили подогнуться. Сердце бешено колотилось об ребра, заглушая звук моих мыслей. Если завтра я не смогу обмануть симуляцию, как сказала мне мать, если я потерплю крах в деле по спасению собственной жизни, то в чем тогда был её смысл? Я не сделала ничего, чем могла бы запомниться моя жизнь, да я даже толком прожить её не успела. Мне казалось, что переход в Бесстрашие стал началом моей настоящей жизни, после шестнадцати лет неосознанного существования. Но теперь выходит, что с этого решения пошло начало моего конца. Выключив воду, я завернулась в полотенце. В детстве меня мучал вопрос: незадолго до смерти, почувствуешь ли ты, что это конец? Сегодня, сейчас, я нашла на него ответ: нет. Я боялась завтрашнего теста, боялась, что меня раскроют как дивергента. Но ощущения, что после «завтра» не будет «послезавтра», у меня не было.