Наше время

Мысль об убийстве Джанин держала меня на ногах. Сотрясаясь то ли от слез, то ли от гнева, я усилием воли переставляла одну ногу за другой, двигаясь след в след за Китнисс. Боггс забрал у меня из рук оружие: может, потому что всю мою правую ладонь пересекала глубокая кровоточащая рана, а на левой руке было сломано как минимум два пальца и из мелких, но глубоких порезов сочилась кровь, а может, потому что мое состояние сейчас было слишком неустойчивым, чтобы держать в руках то, что может убивать. Мы вышли с крытой парковки на безлюдную улицу Капитолия. Пита трясло не меньше, чем меня. Они с Китнисс рука об руку следовали за Крессидой, которая не иначе как всегда шла в авангарде уже поредевшего отряда № 451. Первой погибла Дельта Лиг или, как её называли другие солдаты, Лиг-2. В первые часы после прибытия отряда в Капитолий она была поражена в голову металлическим дротиком. Смерть настигла её мгновенно. Следом за ней Мессала угодил под смертоносный луч, который на месте расплавил его заживо на глазах у остальных. В начале пути по канализационным каналам Кастор, оператор съемочной группы, был утащен под воду ящером-переродком, а сразу за ним его брату Поллуксу переродок перегрыз шею. Мы пробирались дальше по нашему пути, стараясь игнорировать горькое чувство в груди от гибели товарищей, оставляя его до более подходящих времен. Но потом это изменилось. Ровно двадцать три минуты назад Финника Одейра, моего безупречного бесстрашного Финника, убила мерзкая ящерица Джанин Сноу. В этот момент жизнь разделилась на «до» и «после». «До» того, как самый близкий мне человек с перегрызенной шей пропал в волнах смердящих канализационных вод, и «после» того, как его смерть сломала во мне что-то очень важное. Стараясь окончательно не потерять рассудок и не погрязнуть в пучине отчаяния, я сжимала в руке подаренный Финником кулон с Сойкой-пересмешницей, фокусируясь на режущей боли и струящимся по рукам кровавым ручейкам. Из глаз то и дело неконтролируемо текли солёные слезы. — Стойте, — тихо скомандовала Крессида, замерев на углу бестолково помпезного дома. Я ненавидела Капитолий за его уродливую архитектуру. Позади меня Боггс выключил предохранитель на пистолете и беззвучно подошел к Крессиде, выглянув из-за угла дома. — Миротворцы, — практически одними губами сообщил он остальным членам отряда. Мы не рассчитывали встретить кого-то на улицах города, потому как население Капитолия было эвакуировано в подземные бомбоубежища из-за постоянных обстрелов со стороны сопротивления. Мне стратегия Альмы Коин, из-за которой погибали невинные мирные жители, казалась варварской и лицемерной. Мы восстали против Президента, потому что больше не могли жить под гнетом тотальной жестокости; потому что Сноу и его свите всегда сходили с рук убийства ни в чем не повинных людей. И стоило ли поднимать мятеж, чтобы пытаться изменить страну к лучшему такими же бесчеловечными способами? — Порядок? — обернувшись ко мне, спросила Китнисс и протянула мне пистолет. О каком порядке могла идти речь после произошедшего с Финником? Я отпустила кулон, нехотя разжав кулак. На золотой Сойке остались следы моей крови, а свежие алые ручейки окропили землю рядом с нами. Покачав головой, я не приняла пистолет из её рук. Количество смертей вокруг и без того зашкаливало, добавлять к ним еще парочку миротворцев мне не хотелось. План Боггса не предусматривал ни нападения, ни защиты: мы должны были отступить назад и обойти группу миротворцев другими кварталами. Но, как и любой другой план, не требующий человеческих жертв, на войне этот был провальным. Как только отряд начал отступление, миротворцы уверенно и явно по наводке направились в нашу сторону. Полностью скрыться за поворотом на соседнюю улицу нам не удалось, капитолийская полиция начала обстрел. Когда Дзета Лиг, пораженная выстрелом в спину, рухнула у моих ног, нахождение миротворцев на улицах пустого города приобрело смысл. Дзета не была мертва, из её спины торчал дротик с пустым отсеком для жидкости, Лиг-1 не могла пошевелиться. Миротворцы вовсе не собирались нас убивать, они патрулировали город, чтобы загнать нас в ловушку и взять в плен. Поэтому они стреляли не пулями, а дротиками с парализующим ядом. — Беги, — крикнул мне Боггс, когда, держа на руках неподвижную Крессиду, несся ко мне, уворачиваясь от дротиков. Гейл с Питом на спине уже свернул за угол в относительную безопасность пустой улицы, Китнисс прикрывала всех со спины. — Дзета парализована, — возразила я, когда Боггс и Крессида оказались рядом с нами. — Мы не сможем ей помочь, — процедил он сквозь зубы, крепче обхватывая раненую Крессиду, — её некому нести, уходи сама. Это приказ, солдат. — Хрена-с два мы потеряем еще кого-то, — ответила я Боггсу, уверенно намереваясь игнорировать его приказ. У Дзеты была родня. Люди, которые после её смерти почувствуют ту же боль, что сейчас чувствовала я, потеряв Финника. Я никому такого не желала. Присев на корточки возле Дзеты, я схватилась за её руки и потянула вперед. Из глаз посыпались миллионы искр, когда в свежие раны на ладонях впилась жесткая ткань одежды девушки. Сумев затащить её себе на спину, я опрометчиво резко попыталась подняться с ней на ноги, но под тяжестью человеческого тела рухнула обратно вниз, чудом увернувшись от летящего дротика. — Мы потеряем больше людей, пока ты будешь пытаться спасти одну, — выкрикнул почти обреченно Боггс, — отпусти её! Тело пронзило словно молнией от этого приказа. Я отпустила Финника, и он погиб. Ту же ошибку с Дзетой допустить было нельзя. — Нет, — ровным тоном ответила я. Собравшись с силами, я еще раз попыталась встать на ноги. Зубы трещали во рту, когда, сжав челюсти, я, наконец, смогла подняться. Высунувшись из-за угла, Китнисс и Гейл вели обстрел миротворцев, давая мне шанс унести Дзету с улицы. Раньше, чем мы с ней оказались вне зоны досягаемости миротворцев, я почувствовала сначала боль в груди, затем вкус крови во рту. К тому моменту, как я осела на землю за углом с Дзетой на спине, по моему подбородку уже стекали струйки крови, а легкие горели огнем. — Сюда! — позвал Гейл, указывая на открытое окно цокольного этажа в каком-то административном здании. Китнисс уже забралась внутрь и теперь принимала из рук Гейла обездвиженное тело Пита, следом за ним в укрытие спустили Крессиду. Гейл и Боггс оказались рядом со мной за мгновение до того, как из-за поворота выбежали вооруженные миротворцы. Расцепив мои ладони на запястьях Дзеты, Гейл подхватил её тело на руки и закинул себе на спину, сразу бросившись бежать к спасительному окну. Боггс ухватил меня за плечо и поднял вверх, держаться на ногах становилось сложнее с каждой секундой. — Бегом, — скомандовал он, закинув мою руку себе на плечо и подхватив меня за талию. — Не могу, — скорее прошептала, чем сказала, я, не сдвинувшись с места, — не могу дышать. Уходи, — рот наполнялся кровью, которая безостановочно стекала по подбородку и шее, грудь будто стискивал обруч. — Мы же решили никого не бросать, — покачал головой Боггс и сильнее прижал меня к себе, сделав первый шаг вперед. Первый и единственный. Миротворцы передумали брать нас в плен. А может, их начальство все-таки решило окончательно расправиться с мятежниками. Или причина крылась в чем-то другом, что было вне зоны понимания моего затуманенного разума. Как бы там ни было, оружие с парализующими дротиками они заменили на огнестрельное. Дзета Лиг висела на спине Гейла словно живой щит. Когда в её грудь попала первая пуля, никто даже не заметил. Но следом за первым ранением появилось второе — на шее, и третье — на животе. Пули застревали в теле девушки, не давая ранить Гейла. Приближаясь к заветному окошку, Гейл на ходу спустил Дзету со спины и перехватил на руки, словно она ничего не весила. Когда его ладони окрасились кровью, он сдавленно что-то выкрикнул. Опустив девушку на землю, он запоздало понял, что несколько метров нес на себе не Дзету Лиг, а ее бездыханное тело. — Гейл, внутрь! — приказал ему Боггс, когда тот, обреченно схватившись за голову, пнул стену. Не медля ни секунды, Гейл запрыгнул в окно.- Закройтесь! Следующий приказ командира вызвал у меня единственный вопрос: не собирались ли мы с ним запрыгнуть в то же окно? Я обернулась к бегущим в нашу сторону миротворцам. Их было не менее дюжины, все вооружены и очень решительны. Мы с Боггсом находились слишком далеко от окна, я не могла сдвинуться с места, в нас постоянно летели пули. Нет, мы не собирались запрыгивать в то окно. Развернув к себе лицом, Боггс схватил меня за шею и прижал мою голову к своей груди. Затем раздался тихий звук, слишком напоминающий удар бойка по капсюлю, который можно услышать, когда из гранаты вырывают чеку. — Берегись, — шепнул мне Боггс, когда бросил что-то в миротворцев и повалил меня на землю, укрыв своим телом сверху. Сначала воздух сотрясся бесконечно громким взрывом, а потом земля под нами задрожала, словно по ней катились миллионы булыжников. Боггс дернулся всем телом от удара взрывной волной, нас обдало жаром огня. В моей груди что-то горело диким пламенем, не давая легким сделать вдох. Когда все звуки вокруг стихли, а в ушах перестало невыносимо звенеть, Боггс откатился на бок, высвободив меня из-под своего тела. Я схватилась руками за горло, даже не представляя, чего ради это сделала. Мне хотелось ногтями драть грудь и шею, чтобы освободить для воздуха путь поступления в организм. Паника затуманила мой разум настолько, что я не соображала, насколько близко находилось моё спасение. Закрыв глаза, я наконец потянулась к футляру, висящему на ремне с оружием. Наощупь достав оттуда проводки, я нацепила их на уши и воткнула канюлю в нос, но воздух не шел. Сердце пропустило удар. Не могло же это навороченное изобретение Бити так быстро прийти в негодность? В панике я достала из футляра коробочку, к которой крепились проводки, и, приоткрыв глаза, понажимала все кнопки, которые на ней были. Какая-то из них точно была кнопкой включения, потому что в следующее мгновение по дыхательным путям заструился воздух. Когда грудь перестала гореть жутким огнивом, я позволила слезам боли скатиться по щекам. Меня продолжало трясти, ноги все еще отказывались полностью мне подчиниться, но, по крайней мере, легкие заработали. Кашель Боггса окончательно привел меня в чувства. Я развернулась к командиру, который по-прежнему лежал на боку рядом со мной. Его глаза были закрыты, грудь вздымалась и опускалась с бешеной скоростью, а на губах алела кровь. — Боггс, — позвала я командира, положив руку на его плечо, но он лишь тихо застонал, — Боггс, — уже громче позвала я и встала на колени возле него, трепля за плечо. — Кэтрин, — прошептал он, едва шевеля губами. Командир тяжело вдохнул и оттолкнулся рукой от земли, пытаясь опрокинуться на спину. Придержав его за плечо, я положила руку на его спину, желая помочь Боггсу аккуратно перевернуться, но где-то между его лопаток наткнулась на горячий металл. Затаив дыхание, я с содроганием сердца перегнулась через командира и посмотрела на его спину, а точнее на осколок гранаты, торчащий из неё. — Боггс, — проговорила я, дрожащим голосом, — нет, прошу, — глаза наполнились слезами, в горле встал ком, который мне не удавалось проглотить. — Отдай это Китнисс, — попросил Боггс, проведя рукой по планшету, прицепленному к его ремню, — она поведет вас дальше. — Нет, Боггс, — я качала головой, разбрызгивая по сторонам струящиеся из глаз слезы, — ты сам поведешь нас дальше. Только вставай, прошу. Боггс сдавленно вдохнул, с его губ сбежал первый ручеек крови. Задыхаясь в рыдании, я положила руки на его лицо и аккуратно повернула к себе. — Пожалуйста, — умоляюще протянула я, давясь слезами, — открой глаза. Его веки затрепетали, Боггс медленно приоткрыл глаза. Положив свою руку поверх моей, он произнес: — Убей Сноу, закончи эти кровопролития, — сжав мою руку, он зашелся в приступе кровавого кашля, содрогаясь всем телом. — Я обещаю, — прошептала я, быстро кивая головой, — обещаю. — Кэтрин, — одними губами произнес он, его глаза снова были закрыты. Я наклонилась ближе, чтобы услышать его слова: — позаботься о моих братьях. — Да, — всхлипнула я, прислонившись своим лбом к его лбу, — я позабочусь. Я все сделаю. — Останься в живых, — сказал Боггс и отпустил мою руку. Он был мертв. Я закричала. Я выпустила этим криком всю невыносимую боль, что скопилась во мне. Крик прерывался только рыданиями, сердце билось о ребра, кроша их изнутри, в ушах шумела кровь. Слезы застилали глаза, я не видела ничего вокруг себя. Единственным, чего мне сейчас хотелось, не смотря на все данные сегодня обещания — стать еще одним бездыханным телом из отряда № 451 на этой улице. Боггс был мертв. Он умер, потому что я не выполнила его приказ; потому что я не оставила Дзету, когда должна была; потому что, пытаясь спасти одну, я убила двоих. Попытка спасти Дзету, погубила Боггса. А Дзета в итоге все равно умерла. Все было бессмысленно. Я убила Боггса. Китнисс присела возле меня. Она обхватила рукой мои плечи и не верещим взглядом сверлила тело Боггса, качая головой. Я, наконец, смогла отвести глаза от его закрытых век. Видя все покрытым пеленой слез, я осмотрела Гейла, который проверял убитых миротворцев, затем Китнисс рядом со мной. — Как остальные? — хрипло спросила я у неё. Голос сел от крика. — Пит и Крессида внутри, — ответила она, — они не ранены, но еще парализованы. Дзета мертва. В горле встал ком. Я отцепила от ремня Боггса планшет с картой и положила в руки Китнисс. — Он просил отдать его тебе, — ответила я на её непонимающий взгляд, — Боггс сказал, что дальше нас поведешь ты. Ночь мы провели в крошечной комнате с окном под потолком. Скорее всего, эта комната когда-то была кладовкой уборщицы, потому как пахло в ней чистящими средствами, а на полупустых полках лежали губки и тряпки. Ближе к полуночи к Питу и Крессиде начала возвращаться возможность двигаться. Гейл рассказал им о гибели Боггса. Сжимая в ладони кулон Сойки, я прокручивала в голове варианты убийства президента и его дочери. На ум приходили лишь жестокие пытки и смерть от болевого шока. Пит пытался завести со мной разговор на отвлеченные темы, но говорить я не могла. Слова застревали в моем горле, так и не добираясь до рта. Перед глазами на бесконечном непрекращающемся повторе крутились два момента: выскользнувшая из моей руки рука Финника и рука Боггса, отпустившая мою. Злость, отчаяние, боль. Я нашла три причины, почему я готова снова запачкать руки кровью. Как научил меня Боггс: сначала месть, потом скорбь. С этой мыслью я пониже натянула куртку, закрыв ей скрытый за поясом джинсов пистолет с парализующим ядом, который я успела стащить у мертвого миротворца. Следующее утро было промозглым и пасмурным. Небо полностью затянуло свинцовыми тучами, что, на мой взгляд, не предвещало для нас ничего хорошего. Свой путь мы начали еще в сумерках. Китнисс, сверяясь с картой на планшете, вела нас ко Дворцу президента самыми безопасными улицами. Перед тем как выйти из нашего временного убежища, я рассказала отряду о поручении Боггса. Никто не возражал, что президента убью я. — Расскажи мне о своей жизни, — попросил Пит, приблизившись ко мне сбоку. Ему стал лучше удаваться контроль над своим разумом, а потому он все чаще мог отходить от Китнисс. Я повернулась в его сторону и осмотрела еще не зажившие раны на лице. Мысль о том, какого ему пришлось в плену у Сноу, заставила мое сердце сжаться. — Зачем? — спросила я у него, дернув плечами.- Прошлое ничего не значит. — Ты моя сестра, — неожиданно участливо ответил он и тут же смутился собственной пылкости, — я хочу знать, что и кто сделал тебя тем человеком, каким ты сейчас являешься, — уже спокойнее пояснил он. Я шумно вдохнула, обдумывая его слова. Слишком много вещей и людей повлияло на то, кем я стала в итоге, чтобы можно было кратко обо всем рассказать. Но можно было хотя бы начать рассказывать, времени на детали у нас будет еще много. — Я жила с опекуном, — приступила я к повествованию истории своей недолгой жизни, — она была ужасным человеком. У неё было два сына, близнецы, Адам и Адэр. — Твои братья, — понимающе кивнул Пит без обиняков. — Да, — согласилась я, дрогнувшим голосом. Сейчас было не время распускать слезы.- Их мать убила их, — ровным тоном проговорила я, — а я убила её. Потом я встретила Финника, стала трибутом на Голодных Играх, присоединилась к повстанцам, и вот мы здесь. — Почему ты стала добровольцем на Играх? — спросил Пит. Его, казалось, ни капли не смутило, как быстро и кратко он пробежался по основным событиям моей жизни. Особенно его не смутило признание в убийстве опекуна. — Потому что на жатве выбрали мою подругу, — ответила я, проглотив ком в горле, — выживание её семьи зависело от неё. У меня была в точности обратная ситуация. — И тем не менее, — покачал головой Пит, дернув уголком губ в подобии улыбки, — кто-то очень хотел, чтобы ты вернулась с Игр. — Финник перестарался, — холодно отрезала я, погасив волну боли в груди, — я не собиралась возвращаться с Игр. Мое появление в его жизни слишком все усложнило. — Это было решать не тебе, — пожал плечами Пит, — когда кого-то любишь, пойдешь на все ради этого человека, — он замолчал, посмотрев на Китнисс, я же тайком наблюдала за ним. Затем Пит обернулся, поймав мой взгляд, — а Финник любил тебя. Больше, чем ты можешь себе представить. — С чего ты это взял? — спросила я, остановившись и заставив тем самым остановиться Пита. — Это было видно, — ответил он и положил ладонь на сердце, — настоящую любовь всегда видно даже издалека. Я молча кивнула. Нельзя распускать слезы. Нельзя распускать слезы. Нельзя распускать слезы. — Что насчет тебя? — спросила я, прочистив горло и приведя мысли в порядок. — Я вырос с родителями, которых считал родными, — ответил он без каких-либо эмоций в голосе, — третий по возрасту сын. Старшие братья погибли при взрыве в шахте, — его голос ни разу не дрогнул, тон оставался ровным, — родители были пекарями. Они погибли при бомбежке дистрикта. — Мне очень жаль, — тихо проговорила я, посмотрев на Пита, — пусть даже не по крови, но они были твоей семьей. — Вообще-то, — выдохнул Пит, — они были ужасны. Братья всегда издевались надо мной, отец был бесхребетным, а мать своей тиранией чем-то даже напоминала Сноу. Я в ужасе посмотрела на Пита, широко распахнув глаза. С ним не должно было этого не случиться. Он должен был жить лучше, чем я. Хотя бы один из нас должен был прожить нормальную счастливую жизнь. — Не смотри на меня так, — ровно сказал он, отвернувшись, — я давно отпустил эту часть моей истории, так что в твоем сожалении нет никакой нужды. Я снова молча кивнула. Это мне было понятно. — Это правда, что мы родом не из Панема? — спросил он, неотрывно наблюдая за восходящим в тучах солнцем. — Да, — только и ответила я, мысленно оставив эту тему для более приватного и долгого разговора. Пит кивнул. Мы молча шли еще полчаса, пока Китнисс жестом руки не велела всем остановиться. — Дворец через два квартала от нас, — сообщила она, сверившись с картой, — нужно решить сразу, кто и что будет делать. — Нужно разделиться, — предложил Гейл. Все были с этим согласны, — мы с Китнисс и Питом будем в обороне, обойдем Дворец, обезвредим миротворцев, возьмем на себя все, не связанное с убийством Сноу. — Кэтрин убьет Сноу, а Крессида снимет это для Коин, — кивая словам Гейла, заключила Китнисс. Меня не прельщала перспектива прославиться как убийца, но я была согласна на все, лишь бы сдержать слово, данное Боггсу. — Принято, — кивнула я и переглянулась с Крессидой. Огонь, было погасший в ее глазах после гибели большей части отряда, разгорался вновь. Дворец президента находился в центре Капитолия, и все основные улицы вели к площади перед ним. Это здание выигрывало своей помпезностью у всех остальных зданий этого города. Меня мутило от количества лепнины, колонн, сводов, куполов и прочего, что так выделяло дом президента перед всеми остальными домами. Затаившись за одним из поворотов, мы наблюдали за опустевшей дворцовой площадью. В моей голове была звенящая тишина и холод, сердце стучало ровно, а раны на ладонях перестали ныть от соприкосновения с оружием. — Вперед, — скомандовала Китнисс. Сойка и её свита в лице Пита и Гейла решительно направились в обход вокруг дворца, когда мы с Крессидой не менее решительно пересекли без заминок площадь и зашли в открытые нараспашку дубовые двери Дворца. Внутри была слышна лишь тишина. Никаких голосов, чьих-то тихих шагов, звуков телетрансляций. Ничего. — Эта тишина определенно наводит на подозрения, — озвучила Крессида мои мысли. Я молча кивнула ей, нахмурившись. Практически беззвучно мы прошли большую часть пути до покоев президента, так и не услышав ни единого звука или шороха. Открыв карту, нарисованную Питом по его воспоминаниям об этом месте, я сверилась с точностью маршрута. Оставалось пройти лишь пару коридоров. — Как-то все слишком просто, — проговорила Крессида перед тем, как дубовая дверь одного из кабинетов распахнулась, сбив меня с ног. Выставив перед собой пистолеты, из темной комнаты вышли трое мужчин. Трое больших крепких мужчин. Личная охрана президента. — И давно вы сидите там в темноте? — с вызовом спросила я, следя за каждым их шагом. — Кажется, вы заблудились, — холодно проговорил один из них, окинув нас более чем угрожающим взглядом. — С большой охотой воспользуемся вашими услугами проводников, — усмехнулась Крессида и метнула нож в того из них, кто стал ближе к нам. Клинок воткнулся в его стопу, пригвоздив к полу. Не теряя ни секунды, Крессида нанесла ему удар ногой в подбородок, от чего мужчина опрокинулся назад, задавив своим телом второго. Выхватив из-за пояса пистолет с паралитиком, я выстрелила в третьего охранника. Он сложился на полу практически как гармошка. — И все-таки, — хмыкнула Крессида, — как-то все слишком просто. Мне стоило завязать ей рот, когда мы зашли во Дворец. Как только Крессида закончила эту фразу, раздался выстрел. Девушка схватилась за плечо, через её пальцы моментально просочилась кровь. Охранник, придавленный весом пригвожденного к полу коллеги, держал перед собой дымящийся пистолет. Крессида сбила меня с ног, когда послышался новый выстрел. На этот раз пуля воткнулась в стену. — Иди, я разберусь с ними, — велела Крессида, подтолкнув меня в сторону коридора, ведущего в покои Сноу. — Нет, я не оставлю…- возразила я, но осеклась, когда она пнула меня по ноге. — Ты забыла, к чему это привело в прошлый раз? — жестко спросила она, доставая из ножен на поясе еще несколько кинжалов, а затем повторила: — иди, я разберусь с ними. Давай! Я поднялась на ноги и мгновенно свернула в нужный коридор. За спиной раздался выстрел, и пуля, отрикошетив от стены, воткнулась в потолок. Внимательно прислушиваясь ко всем окружающим звукам, я оставила раненую Крессиду позади. Двери в покои президента ничем не отличались от любых других дверей, которые я уже видела в этом Дворце. Такие же дубовые, такого же темного цвета, с теми же золотыми ручками. Плотнее сжав в руке пистолет с парализующим ядом, я медленно открыла дверь. Передо мной будто ожила картинка из телевизора: президент Сноу сидел за своим столом на фоне герба Панема со сложенными в замок руками, лежащими на столе. Позади него стояла его, очевидно, советница. У неё был бегающий взгляд и дрожащие руки. Кориолан Сноу напротив, сидя в кожаном кресле в своем бархатном синем пиджаке с белой розой в кармашке и безукоризненно ровно подстриженной бородой, сдержанно улыбался. Зайдя в кабинет, я плотно закрыла за собой дверь. Женщина за спиной президента судорожно вдохнула воздух и сжала трясущиеся руки в кулаки. — Уходите, — сказала я ей, взглядом указав на дверь, спрятанную за густыми цветами в горшках. Эта дверь, если верить карте Пита, вела к другим многочисленным комнатам, входящим в покои президента. Женщина несколько раз нерешительно дернулась, но в конце концов быстро процокала к потайной двери и, открыв ее наружу, выскользнула в коридор. Я не боялась, что она приведет сюда охрану. Мне не нужно было настолько много времени, чтобы она успела это сделать. — Я ждал Сойку-пересмешницу, — произнес президент почти разочаровано, его белые брови нахмурились над серыми глазами. — А дождался Питоху, — не говоря больше ни слова, я выстрелила в президента паралитиком, попав дротиком в шею. Его глаза округлились, губы рефлекторно сложились в букву «О». За несколько секунд, что я шла да него по кабинету и вдоль стола, тело Сноу обмякло, руки лежали на столе как безвольные плети, а голова вот-вот собиралась перестать держаться на шее. Сейчас я вновь задумалась о том, каким способом его стоило бы убить. Нож в сердце? Слишком быстрая смерть. Перерезать сухожилия на стопах? Слишком долго и не слишком болезненно. Не сумев решить, я воззвала к чувствам, которые когда-то испытала из-за него. Отчаянье на Арене; злость из-за бесчинств, устроенных в дистриктах; боль после гибели Боггса. И еще одно: его жестокое и беспринципное порождение забрало у меня Финника. Опустошенность и надломленность — вот, что я могла бы добавить в дополнение к этому списку. Соединив все чувства в один большой комок, я внезапно для самой себя вспомнила человека, из-за которого когда-то уже испытывала подобное. Обойдя президента и встав у него за спиной, я придержала рукой его голову от падения, а второй рукой достала из ножен клинок. Лезвие ножа я приставила к его горлу. Лицо Марселлы маячило перед глазами как ожившее воспоминание. Её призрачный образ рассеялся, когда двери, в которые я зашла несколько минут назад, с грохотом распахнулись. — Отпусти его, — прошипела Джанин, стоя в проходе. Её волосы были, как всегда, идеально уложены в замысловатую высокую прическу, ляповатое платье сидело точно по фигуре, а ногти были безупречно ярко наманикюренными. Только лихорадочный блеск в её глазах выдавал миру неидеальность внутреннего мира идеальной внешней картинки. — Не угадала, — ответила я, улыбнувшись ей, когда в глазах собрались слезы.- Ты пришла как раз к главному представлению. В стол Сноу была встроена панель с кнопками. Очень удобно включать и выключать телевизионный эфиры, не вставая с кресла. Удобно записывать обращения или зачитывать речь в прямом эфире. Прямой эфир был как раз тем, чего не хватало. Отпустив голову Сноу так, чтобы его шея опиралась на ребро лезвия ножа, свободной рукой я ткнула на кнопку включения эфира. Камеры, приделанные к специальным механическим креплениям, будто ожили и приблизились к нам. Когда на них загорелись красные огоньки, я сквозь слезы поджала губы. Сейчас на нас смотрела вся страна. — Революция окончена, — провозгласила я, обращаясь к народу, но глядя в глаза Джанин, — президента больше нет! — выкрикнув последнюю фразу, я перерезала ему горло, брызнув кровью в объективы камер. Джанин стояла неподвижно в дверях и наблюдала за истекающим кровью отцом. Когда его глаза посмертно закрылись, она подняла взгляд на меня и, пожав плечами, хмыкнула. Она была совершенно безумна. И сейчас я думала о том, что и сама была не лучше. Я отпустила голову Сноу, и он рухнул на стол, пустив по идеальному мраморному покрытию трещины от удара лбом о столешницу. Джанин все также молча стояла в дверях и смотрела на меня. Я же пыталась в это время пыталась решить, как теперь поступить с ней. Джанин улыбнулась, когда на дворцовой площади прогремел первый взрыв, её улыбка становилась шире, пока в округе Дворца раздавались десятки новых взрывов. Она громко рассмеялась, когда земля под нашими ногами разверзлась, а потолок в кабинете рухнул на наши головы. — Сигаретку? — спросил меня рыжебородый мужчина, сидящий на козырьке над входом в новый дом Эдгара, свесив ноги и болтая ими в воздухе. — Да, — коротко ответила я, когда он ловко спрыгнул с козырька на землю. Курение никогда не входило в список моих вредных привычек, сигарета оказывалась возле моего рта лишь в случаях сильного волнения и никак не чаще. Сейчас уровень нервозности у меня был максимальным. Ровно 97 часов назад Эрик ушел вместе с Джанин в Эрудицию. Ровно 97 часов назад он во всеуслышание заявил, что наши отношения были фарсом, а его верность всегда принадлежала одной лишь Джанин. Я зажала сигарету в зубах и приняла из рук мужчины спички. Его ладони были обтянуты потрепанными старыми перчатками с обрезанными пальцами. Когда от прикуренной сигареты пошел дым, я достала из заднего кармана джинсов свои теплые перчатки и вместе со спичками протянула их мужчине. С усмешкой кивнув, он убрал спички и натянул на холодные посиневшие пальцы новые шерстяные перчатки. Я глубоко затянулась, прикрыв глаза; ветер сдул с кончика сигареты пепел и унес его вглубь владений Изгоев. — Паршивый день? — спросил рыжебородый мужчина, выдыхая мне в лицо сигаретный дым. — Паршивые двадцать три года, — ответила я, сделав еще одну глубокую затяжку. Следующую минуту мы курили в гробовом молчании. Потушив окурок сигареты о землю подошвой ботинка, я внезапно поймала себя на том, что снова до боли сжимала в ладони кулон Сойки. Медленно разжав кулак и выпустив на свободу золотую птицу, я провела пальцами по шраму на ладони — на длинном бордовом рубце и рядом с ним остались следы от клюва птицы и стрелы, что она сжимала лапками. — Я пришла к Эдгару, — прочистив горло, я оторвала взгляд от руки и подняла его к мужчине, — он здесь? — Одноглазый парнишка из Бесстрашия? — спросил мужчина, кивнув самому себе в качестве ответа.- Он внутри. — Не обязательно делать акцент на его глазах, — скривив губы, уточнила я, — это моветон. — Какие сложные слова, — усмехнувшись, проговорил мужчина и почесал бороду, — а ты точно из Бесстрашия? Хмыкнув, я молча обошла его и залезла на импровизированную лестницу, ведущую к окну второго этажа. Лестница состояла из сваленных в горку булыжников и обломков стены. Вход на первом этаже был завален камнями. — А вы легких путей не ищите, да? — спросила я у мужчины, подтягиваясь на козырьке и перекидывая через него ногу. Оказавшись полностью на втором этаже, я перегнулась через край и посмотрела вниз на мужчину, но того уже и след простыл. — Эдгар, — позвала я, когда спустилась на первый этаж по такой же лестнице из булыжников, как и снаружи. Ответа не последовало. Пройдя в глубь темного просторного помещения, за какой-то из голых стен я услышала приглушенные голоса. — Эдгар, — еще раз, но уже громче, позвала я. Подслушивать чьи-то приватные беседы в мои планы не входило. Разговоры за стеной тут же стихли. Через мгновение из неосвещенного проема в помещение, где стояла я, трясясь от холода, вышел высокий широкоплечий мужчина. У него были короткостриженые волосы с выделяющейся полосой волос подлиннее, пересекающей всю голову ото лба до затылка. Следом за ним вышли две такого же боевого вида девушки, а затем, наконец, и сам Эдгар. — Ты что тут забыла? — грубо поинтересовался у меня этот мужчина. — Какая доброжелательность, — протянула я, подняв брови. Мужчина еще больше насупился.- Я пришла к своему другу, — пояснила я, кивнув в сторону Эдгара, — надеюсь, это не проблема? Одна из девушек улыбнулась. — Прости Майка за его грубость, — сказала она, выйдя вперед и протянув мне руку, — меня зовут Кларисса. — Алекс, — представилась я, пожав руку в ответ. Её ладонь была покрыта шершавыми мозолями. — Это Лора, — Кларисса указала большим пальцем себе за спину, где стояла вторая девушка. Мы молча кивнули друг другу, коротко улыбнувшись. Еще несколько секунд все молча стояли, разглядывая друг друга, пока Кларисса, решив разрушить неловкую паузу, не сказала: — Ну, мы пойдем, — она еще раз взяла мою руку и, накрыв ее сверху свободной ладонью, потрясла, — приятно познакомиться. — Взаимно, — ответила я, улыбнувшись ей. Пока Кларисса, Лора и Майк вылезали на улицу через окно второго этажа, я неотрывно наблюдала за ними. Майк на прощание одарил меня свирепым взглядом исподлобья. Хмыкнув, я развернулась к Эдгару. — Люди здесь со странностями, — проговорил он, пожав плечами, — но, в сущности, не плохие. — Это верно, — рассмеявшись, ответила я. Махнув рукой, Эдгар повел меня за собой туда, откуда недавно вышел со своим новыми знакомыми. Пройдя через несколько каменных коридоров, чем-то отдаленно напоминавших Бесстрашие, мы оказались в его «комнате». Это было маленькое помещение с окнами, плотно завешанными тряпками и полиэтиленом, на полу в центре комнаты полыхал огонь. — У тебя костер в комнате, — вытаращив глаза, сказала я скорее самой себе, чем ему. Эдгар и без того, уверена, был в курсе данного факта.- Думаю, это слегка пожароопасно. — Здесь нет отопления, — пояснил он, подкинув несколько веток в огонь, — поэтому жечь костры остается единственным вариантом. — Я несколько раз пыталась продвинуть эту тему на собраниях Лидеров, — проговорила я, злясь и на саму себя за недостаточную настойчивость, и на других лидеров за безразличие, — но тем, кто не жил в таких условиях, не понять, почему Изгоям нужно отопление. — Все здесь давно привыкли так жить, — пожав плечами, сказал Эдгар и повесил чугунный чайник на перекладину над огнем, — будешь чай? — Да, — согласилась я и присела на пол возле Эдгара, когда он постучал рукой по месту рядом с собой. Поджав ноги к груди, я сняла с плеч тяжелый рюкзак и положила его между нами, — мы собрали для тебя кое-что, — расстегнув молнию, я обнажила содержимое рюкзака.- Тут разные консервы, одеяла, теплая одежда. — Каждый день кто-то приходит и приносит мне вещи, — улыбнулся он и указал рукой в угол своей комнаты, — у меня уже собралась коллекция таких рюкзаков. Их там штук шесть, не меньше. — Все переживают за тебя, — проговорила я, оторвав взгляд от нескольких пустых рюкзаков, сваленных в кучу в углу, и достала из своего рюкзака пакет с конфетами, — Юрайя сказал, что ты любишь ирис. Я принесла тебе несколько пакетиков. — Несколько? — усмехнувшись, спросил он и взял пакет себе в руки, разглядывая содержимое. — Возможно девять, — протянула я, — или десять. — Еще немного, и я стану самым зажиточным Изгоем в Городе, — рассмеявшись, сказал Эдгар и закинул себе в рот сразу несколько конфет, а затем протянул упаковку мне. — Не надо, — ответила я и протянула ближе к огню озябшие руки, — это все для тебя. Пережевывая ирис, Эдгар кивнул и отложил конфеты в сторону, а затем посмотрел на меня и, проглотив все, что было у него во рту, сказал: — Сегодня утром ко мне приходил Питер. Я дернула бровями, никак не ожидая услышать подобного. Развернувшись лицом к Эдгару, я прочистила горло и посмотрела на него в ожидании продолжения. — Он признался, что воткнул нож мне в глаз, — буднично проговорил Эдгар, отвернувшись от меня и подставив руки к огню, — рассказал про свою мать. В ту ночь, когда судьба Эдгара была непоправимо поломана человеком, воткнувшим нож для масла в его глаз, у нас с Питером состоялся короткий, но очень информативный разговор. Питер признался, что сделал с Эдгаром, я спросила его о причинах. Следующим утром Питер ждал меня возле квартиры задолго до подъема. Когда Фор, вопросительно глядя на него, ушел на пробежку с неофитами, Питер зашел внутрь. Он сел на стул напротив меня и, неотрывно глядя в глаза, рассказал о том, как его всю жизнь заставляли быть первым. Его мать, с коей мне довелось встретиться на дне посещения, требовала от сына лучших результатов во всем и всегда. За любые промашки Питер наказывался. Не так, как наказывали родители нас с Фором — его не лупили до полусмерти, не ломали кости и не запирали в сыром холодном подвале. Его наказания были тоньше и изощрённее: ежедневные словесные унижения, психологическое истязание, подавление эмоций — это сделало его человеком, способным ради победы навредить другому, таким его воспитали. Когда шестнадцать лет живешь в мире, где для матери ты имеешь ценность только в том случае, если ты победитель, то, даже освободившись от её гнета, всю жизнь будешь подсознательно стремиться получить её одобрение. Мне в какой-то мере была ясна подоплека его поступка, но это ни в коем случае его не оправдывало. Я не намеревалась покрывать преступное поведение Питера, но и цели сообщать об этом первой у меня тоже не было. — Его поступок сломал твою жизнь, — тихо сказала я, положив руку на плечо Эдгара и сжав его, — я понимаю, что такое не простить, но… — Я простил его, — перебил меня Эдгар, развернувшись обратно ко мне лицом и посмотрев в глаза. — Что? — Веришь или нет, — протянул Эдгар, вдохнув и поджав губы, — но он выглядел раскаявшимся. Питер признался, что пожалел о содеянном сразу, как сделал то, что сделал. Он сказал, что был сам не свой, когда занял второе место, все время думал о том, что скажет его мать; украл нож в баре и в каком-то аффекте воткнул его мне в глаз ночью, и только после этого сообразил, что натворил. Я молча слушала рассказ Эдгара, изредка кивая его словам. Он не выглядел злым или затаившим обиду, он говорил так, словно речь шла не о его сломанной жизни, а о жизни кого-то другого. — Он все извинялся, — сказал Эдгар в продолжение своего рассказа, — раз сто точно извинился, — произнес он с легкой улыбкой, — даже на колени встать пытался. Я поверил ему. Промолчав несколько мгновений, Эдгар добавил: — В конце концов, мы все знаем, что злые слова токсичных родителей навсегда остаются в памяти их ребенка. Это я могу сказать по личному опыту. Для его нарциссической матери значение имели только её собственные чувства и желания. — Твои родители были такими же? — сдавленно спросила я, пытаясь погасить в сознании воспоминания о Марселле. — Мало у кого в этом Городе было иначе, — ответил он, тяжело сглотнув, — это проблема почти всех подростков здесь. — Я восхищаюсь тем, что ты нашел в себе силы простить Питера после всего, что тебе пришлось пережить, — честно сказала я, погладив Эдгара по руке, — для этого нужно мужество. — В конечном итоге я пришел к выводу, что в произошедшем виновата скорее его мать, чем он сам, — произнес Эдгар, положив свою ладонь на мою руку и сжав её, — нет никакого смысла казнить за это Питера. Хотя признаюсь, поначалу я не слабо разозлился на него, не представляешь, какие жуткие мысли родились у меня в голове. Но ради самого себя я решил вытравить их из своего разума, не хочу прожить всю жизнь снедаемый жаждой мести. — Я должна признаться тебе, Эдгар, — тихо проговорила я после того, как несколько раз укусила себя за нижнюю губу и прочистила горло. — Ты с самого начала знала, кто это сделал, — сказал Эдгар вместо меня. — Как ты понял? — кивнула я в подтверждение его слов. — Кто-то же должен был надоумить Питера на откровенный разговор со мной. — Он рассказал мне то же, что и тебе, — пояснила я, сложив руки в замок у себя на коленях и наблюдая за закипающим над огнем чайником.- Я увидела сожаление в его глазах, вина грызла его изнутри, сводила с ума. Я знала, как спасти его от этого. — Спасти можно лишь того, кто хочет быть спасенным, — проговорил Эдгар, поднимаясь с пола, — а Питер этого хотел. Иначе не пришел бы ко мне. — Да, — просто сказала я. Эдгар снял чайник с огня и наполнил две жестяные кружки кипятком, а затем закинул в них по горстке засушенных трав. Усевшись обратно на пол, он протянул мне одну из кружек и с долей неловкости спросил: — Ты так прониклась ситуацией Питера, потому что сама была в таких обстоятельствах? — Не совсем в таких, — звук моего голоса заглушался дымящийся кружкой, которую я прижала к подбородку. От чая исходил аромат мяты и бергамота, — но я знаю, что это такое — жестокие родители. — И тебе навязывали роль «достигатора»? — У меня все было куда прозаичней, — я поежилась от воспоминаний о треске сломанной кости, вкуса крови во рту и боли от пощечин, — побои, побои и еще раз побои. Эдгар понимающе поджал губы. — Давай не будем об этом, — предложила я, сделав глоток обжигающего язык и горло напитка, — ни к чему ворошить неприятные моменты прошлого. — Давай не будем о прошлом, — согласился Эдгар, тоже отпив горячего чая из кружки, — как насчет настоящего? Я посмотрела на него и пожала плечами, не понимая, к чему он клонит. Эдгар нахмурился и, поставив кружку на пол возле себя, спросил: — Что натворил Эрик? Я хмыкнула. Слухи разлетались по этому Городу быстрее, чем любая другая зараза. Предвещая мой вопрос, Эдгар пояснил: — Марлен вчера рассказала. Следуя примеру Эдгара, я поставила кружку на пол и отодвинула подальше от себя, чтобы ненароком не опрокинуть. Заправив передние пряди волос за уши, я ответила: — Он ушел к Джанин. — Он работал на неё все это время? — Это его слова, — кивнула я, поджав губы. Мысль о том, что Эрика не было рядом, медленно поражала мое сознание чем-то нехорошим. — Одно твое слово, — серьезно проговорил Эдгар, сжав кулаки, — и я убью его сегодня же. — Нет, — отрезала я. От его предложения в сердце неприятно кольнуло.- В этом нет никакой необходимости. — Когда Марлен рассказала об этом, — сказал он уже спокойнее, — я не поверил. Эрик никогда не был доброжелательным душкой, но… — Эдгар замолчал на мгновение, качая головой, — он же любил тебя. Как можно было это предать. — Нет такого предательства, на какое не способно человечество, — ответила я без каких-либо эмоций, глядя прямо перед собой на огонь. — Вот как бывает, — тихо протянул Эдгар, подняв с пола кружку и поднеся её к губам, — в спину ударил тот, кого ты защищала собственной грудью. Я проглотила горечь и дернула губами. — Да, — кивнула я, — всякое в жизни случается. Допив чай, я попрощалась с Эдгаром, пообещав зайти к нему еще на этой неделе, он попросил в следующий раз принести ему электронную газету. Это было меньшим, что я могла для него сделать. На улице, возле заваленного входа в здание, снова стоял рыжебородый мужчина. Сейчас я разглядела его получше: в отличие от троицы Изгоев, которых я встретила у Эдгара, он был щуплым, даже костлявым, с осунувшимся лицом и впалыми щеками. Таким, какими я всегда видела Изгоев, сколько бы не приходила к ним с медицинской помощью или с продуктами. Кларисса же, Лора и Майкл выглядели слишком сильными, подкаченными и упитанными. Создавалось впечатление, что для других фракций Изгои показывали картинку со слабыми оголодавшими стариками и исхудавшими грязными детишками, а где-то в кулуарах их разрушенных домов прятались сильные бойцы, готовые к войне. Глядя на трясущего от холода мужчину, я вздохнула и сняла с себя кожаную куртку. С его дистрофичным телосложением она придется как раз в пору. — Не плохо, — хмыкнул мужчина, когда натянул на себя кожаную куртку с теплой подкладкой, — в такой не замерзнешь. — Пожалуйста, — проговорила я, а изо рта вместе со словами вырвался пар. Я шмыгнула носом и обхватила себя руками, оставшись на улице в одной короткой кофточке. Полосу голой кожи на животе покалывало от ледяного ветра. — Постой, красавица, — позвал меня мужчина, когда я развернулась и отошла от него на несколько шагов в сторону дома. Он в два прыжка оказался рядом и протянул мне свою пачку сигарет. Когда я потянулась за ней, мужчина схватил меня за руку и развернул её ладонью к себе. Проведя пальцем по багровому шраму и маленьким царапинкам, оставшимся после кулона с Сойкой, он сказал: — лучше кури, оставь свою руку в покое. — Что? — негодующе спросила я, попытавшись вырвать запястье из его руки. Но его хват на удивление был не слабым. — Шрамы напоминают нам о том, где мы были, — тихо проговорил он, покачав головой и посмотрев на меня внезапно мудрым взглядом, — но они не должны диктовать нам, в каком направлении двигаться. С этим он вложил сигареты мне в ладонь и отпустил мое запястье. Запахнув плотнее свою новую куртку, мужчина поежился на ветру и посоветовал: — Не мерзни. — Спички, — напомнила я, протянув к нему ладонь, — как без них курить? Он усмехнулся и, достав отсыревший коробок из кармана поношенных свободных штанов, бросил его мне. Проводив взглядом удаляющегося мужчину, я прикурила сигарету и затянулась. Этот шрам на руке не указывал мне путь, он напоминал об обязательствах. Я медленно побрела домой, больше не чувствуя холода. Эрика не было в моей жизни уже четыре дня и пару часов. В глазах большинства он стал еще одним придурком из командования, который променял все хорошее, что было в его жизни, на мелькающие где-то на горизонте власть и влияние. Многие в Бесстрашие действительно возненавидели его. Я не винила людей за их темные чувства. В конце концов, они не знали Эрика; в конце концов, их не было рядом, когда, промчась по Бесстрашию никем и ничем незамеченный, Чед подсунул под дверь нашей с Фором квартиры аккуратно запечатанную записку. Записку, которая гласила: «Все прошло замечательно, Джанин нам поверила. Вы, ребята, большие молодцы. Люблю вас. P.S.: Зик, ты сломал мне нос. ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀С любовью, Э.»