***
Мина медленно брела по лесу, со стороны могло показаться, что она гуляет, но девушка просто глубоко задумалась и мало что замечала вокруг себя. Как же странно всё складывается. Всё предвещает ей скорую встречу с супругом, был ли то утренний лёгкий ветер, журчание воды в реке или печальный дождь, что не уставал снова и снова проливаться с небес. Она знала, что рано или поздно они вновь увидятся. Луи вернётся, он просто не сможет устоять перед искушением ещё раз увидеть свою возлюбленную. Он придёт к ней и будет умолять поговорить с ним, будет молить подарить ему одно прощальное объятие, об одном любящем взоре. Вот, только это вовсе не входит в её планы, она и близко не подпустит его к себе. Мина слишком устала прощаться, устала быть брошенной, устала плакать. Её жалели, ей хотели помочь, но она прогнала всех прочь, оборвала все узы, отправилась в добровольное изгнание, обрекла себя на одиночество, которое постепенно разъедало её сердце, терзало душу. "Вот, что ты сделал со мной, мой Луи. Ты заставил меня страдать, заставил бояться этого мира, страшиться людей, их лиц, их слов. Я пролила по тебе слишком много слёз. А стоил ли ты этого? Стоила ли моя любовь к тебе таких терзаний? Вот, только я больше не буду плакать, я слишком устала от слёз. Ты этого не стоишь". Ничто в этот миг не могло прервать её мыслей. Мина слишком глубоко погрузились в пучину раздумий, и ничто не могло вырвать её оттуда. Но по мере того, как Мина всё сильнее углублялась в лес, ей всё сильнее казалось, что каждый шаг сближал её с Луи. И каждый шаг давался девушке всё тяжелее. И с каждой минутой память более и более напоминала о себе. И ей всё сильнее мнилось, что это не Луи заслуживает только холодности с её стороны, а она сама не достойна права на встречу, ибо в прошлом приченила возлюбленному слишком много страданий. И воспоминания ничем нельзя было прогнать, они всегда были безжалостны к ней. Мина помнила слишком многое. Помнила то, чего вовсе не хотела помнить, знала то, что терзающим страданием давило на сердце, тысячами осколков врезалось в самую глубь её естества, заставляя душу мучительно долго рваться из тисков скорби и отвечать на страдание миллионом скорбящих голосов, чьи рыдания, кажется, полностью затуманивали рассудок. Они всё плакали, заставляя девушку забывать гордость и возвращаться мысленно к истокам случившегося, пробуждая не только страдания, но и совесть, что вечно обитает в закаулках мозга и служит лучшим оружием для терзания её души. Отчаяние... Слишком уж часто она слышала это слово от других, слишком часто повторяла его мысленно снова и снова. Отчаяние жило в её сердце все эти годы и с каждым мигом всё сильнее въедалось в её сердце, всё более терзая её. Оно стало неким лезвием, по которому и Шагала девушка все прошедшие годы. И она кричала, кричала слишком сильно чтобы замолчать, слишком слабо чтобы быть услышанной. Мина кричала и плакала, но плакала лишь в самых потаённых уголках души, куда не мог проникнуть ни один взгляд. И Мина звала его и вопрошала : "Отчего ты покинул меня? Отчего поступил со мной так? Со мной, столь сильно любившей, со мной, позабывшей во имя тебя саму себя, и становящейся с тобой нежной и покорной? Быть может, потому что я слишком часто становилась причиной твоих горестей?" Да, должно быть, этот ответ был самым верным из всех, ибо она причиняла боль своему возлюбленному, не желая признавать свою любовь, да и вовсе не желала любить и бесконечно отталкивала возлюбленного. Она стала причиной многих его бед, тем самым заставляя его терзаться от своих же собственных чувств. Зачем же? Зачем ей это было надо? Быть может, причина была в том, что Мина просто знала слишком мало о любви, ибо её не долюбили, ибо после мрачного детства она не верила в то, что её можно полюбить, да и в то, что она сама на это способна. Она была лишь застенчивой дикаркой. Она считала любовь слабостью, источником наивысших бед и страданий. Мина не умела верить в любовь. Если ты кого-то полюбил, так ты в праве и уничтожить его, полагала она. А её Луи, бедный влюблённый Луи, он понимал её, понимал, что ей не свойственно это чувство, понимал, что она не может признаться самой себе, что способна полюбить. И она смеялась, смеялась над собой и над ним, Смеялась над его сдержанностью и галантностью. И в то же время что-то в ней болезненно сжималось, укоряло за всё содеянное. Укоряло ещё тогда, когда Мина не признавалась самой себе в том, что этот юноша воистину заинтересовал её и понравился ей. Она не умела признавать такие вещи, ибо тогда Луи имел бы право считать себя почти победителем, а она не могла позволить кому-либо одержать надсособой победу, не могла покориться другому. Она научилась этому слишком поздно. Всё могло бы сложиться иначе. При мысли о прошлом Мина поморщилась, слишком уж тяжкими были воспоминания. Но разве не смеялись они, вспоминая первое время после своего знакомства, вспоминая, как она отталкивала всякую мысль о нём, как она призрительно кривилась и закатывала глаза, когда при ней упомянали его имя, как убегала при появлении Луи в самый дальний конец дома, отворачивалась, когда он глядел в её сторону, а наедине звала всякими обидными прозвищами и смеялась над ним. И Мина меньше всего желала стать его невестой. Мысль о том, что она в конечном счёте попалась на эту удочку, больно задевала её самолюбие. Мина не могла простить себе того, что слишком долго глядела в его глаза, что позволяла ему держать себя за руку, что позволила себе поддаться этому легкомысленному порыву, когда её взгляд внимал его взгляду, что его взор бесприпятственно обнимал её взор, словно бы две пары глаз стали возлюбленными. Могла ли она представить, что промедление и неуверенность были роковой ошибкой, что в один прекрасный день всё утечёт, как песок сквозь пальцы? Разумеется, нет. Тогда Мина ещё не верила, что может быть создана для настоящих чувств. В те дни девушка считала любовь чем-то постыдным и омерзительным, слишком нежным и наивным. Уж никак не для таких, как она, дикарок. Теперь Мина помнила лишь то, что была готова возненавидеть Луи уже за то, как тогда он сжимал её пальцы в своих, заставляя руки дрожать, как глядел в глаза, завораживая взором, за то как прерывисто срывалось с губ дыхание, за то, что в тот миг она не могла и двух слов связать, что не в силах была прогнать его, заставить уйти, заставить юношу просто повернуться и выйти за дверь. Какими же мучительными казались те минуты. Иногда на неё вдруг находили вспышки неистовой ярости. - Прочь! Убирайся прочч! - кричала она. Эти вспышки пугали Луи. Мина же вся полыхала от безудержной злости и ярости, от которых страдал весь дом. За это Мину стали называть дьяволицей и чертёнком. И это имя нравилось девушке и забавляло её. Только мать и отец словно бы ничего не замечали, да и что они могли заметить, кажется, они и вовсе позаьыли, что у них есть ещё и старшая дочь. Но Мина не винила их. Как можно любить такую "дьяволицу"? Какое замечательное прозвище! Как оно восхитительно и правильно звучит! Ей нравилось быть достойной этого нового имени и быть недостойной Луи. Луи, который был единственным в своём роде, ибо не принадлежал к высшему свету в полной мере. На самом деле он презирал это замысловато составленное собрание лицемеров, ненавидел этот пёстрый театр фальши и ценизма, ненавидел быть одним из них, как и она. Луи уже с первого взгляда вызвал в ней уважение, интерес и ещё какое-то чувство, чувство, которое она не могла опознать, ибо не ощущала ранее. Должно быть, уже тогда его можно было назвать девичьей влюблённостью. Только она не придала этому большого значения. Почему? Почему она не заметила этого? Почему оставила незамеченным, отмела все опасения в сторону?Как она могла оказаться столь легкомысленной и позволить этому чувству так глубоко проникнуть в её сердце? Как же сильно сжигало оно душу девушки изнутри, въедаясь с горьким привкусом яда всё глубже и глубже. И всё же Мина не жалела, что впустила в сердце любовь, была рада этому ещё до того, как сознала от чего трепещит и колотится сердце. Пусть было больно, но ведь любовь предавала сил, чтобы бороться со своими же близкими, со своим окружением, где каждый стремился сделать из неё подобие тех глупых и презрительных кокеток, что блистали в модных салонах и на балах. Среди них, правда, тоже иногда удавалось сыскать одну или двоих, что были исключением из правил. Но Мина не торопились заводить с ними дружбу. Мина любила брата и сестру, а те любили её, она старалась заботиться о них и оберегать. Родителей девушка тоже любила, и они заболись о её благополучии, быть может, из простого родительского долга, но ведь всё же заботились, а о ней было трудно заботиться. И Мина научилась всё им прощать, всё кроме того памятного бала, на котором повстречала того единственного, что поймал её в ловушку и не отпускал. Как она боялась, что не может сопротивляться ему, и девушка научилась этому. Она научилась причинять ему страдания одним словом, говорить что-то неприятное о его семье или друзьях, которые принадлежали к высшему свету. Это чрезвычайно удручало Луи, он не разговаривал с ней и не смотрел на неё дни напролёт, что несказанно радовало девушку.И девушка радовалась тому, что могла на несколько дней отделаться от его преследовагий. А ведь вначале она хотела лишь его дружбы, вот только долгой и крепкой дружбы между ними быть не могло, зато смогла зародиться любовь. Вскоре Луи и сам научился парировать её колкости, знал куда надо ударить и когда лучше всего причинить боль. Но он не дооценивал Мину, она знала много способов заставить человека страдать. Мина умела когда нужно и где нужно сказать должное слово, чтобы все начали косо смотретьна юношу, шептаться за его спиной и сплетничать. Ей нравилось ставить Луи в неловкое положение, заставлять его отвечать на бесчисленные вопросы любопытных, после чего тот начинал ненавидеть девушку. Мине нравилась эта игра. Ей нравилось портить ему репутацию, пусть позже этому научился и Луи, да уж с Миной он до совершенства заточил свою волю, заострил свой язык, научился быть сильным. Он портил репутацию возлюбленной, только не сильно, не желал он причинять ей вред. И Мина продолжала играть, не беря в расчёт, что однажды он просто прижмёт её к стенке и потребует объяснений, которых вполне заслуживает. Он будет требовать от неё правды, и что она ему скажет? Мина просто не думала об этом. Хотя иногда Луи почти ненавидел её, почти презирал. Он действительно страдал и любил. Он считал чувства невзаимеыми. Тогда Луи ещё не умел читать по малейшему изгибу её губ, по её глазам все чувства. Не умел, пока однажды не поймал девушку в ловушку, пока её руки не задрожали, глаза не подёрнулись поволокой слёз, а щёки не раскраснелись от стыда за то, что выдала себя и прежде всего выдала самой себе. Её гордость, её гордыня слишком пострадали, самолюбие потерпело оглушительный крах. Нет, в любви не было ничего постыдного. Мина умела объяснять это другим, но не самой себе. И теперь она мучалась от своих же ошибок. Чтож Мина сама виновата в своих бедствиях. Шаг за шагом Мина ступала по лесу. Шаг за шагом... Шаг и новое воспоминание. Шаг. Мина и Луи стояли в тени деревьев небольшого парка, куда оба ходили чтобы ненадолго сбежать из слишком прекрасных домов. Они остановились у самого высокого дерева в шаге друг от друга. - Зачем ты опять это сделала? - яростно вопрошал он, глаза его, казалось, готовы сию же секунду испепелить её, как же он, верно, жалел, что не может заставить всё вокруг пылать адовым пламенем. Мина же только Смеялась : - Что я не так сделала? Я тебя не понимаю. Почему-то они никогда не говорили друг другу "Вы", будто бы сразу избрали для себя позицию близких людей, даже более близких чем просто друзья. Он яростно сжал её руку, казалось, ещё немного и он сломает её. - Так, ты не понимаешь! Дай-ка, я тебе объясню,все вокруг считают, что я влюблчн в модмуазель де Ролле! Да ты хоть представляешь, как это унизительно, каким сумасшедшим я должен быть, чтобы хоть раз взглянуть в её сторону! Да уж, эту девушку ненавидели все. Она была известной распутницей и сердцеедкой. Её гардероб всегда ьыл полон вульгарных нарядов. Её любовников было легче перечесть по пальцам чем назвать по именам. Она портила репутацию за репутацией, не заботясь о будущем несчастных. И когда с лёгкой руки Мины был пущен слух о связи Луи де Валуа с этой женщиной, все дружно стали над ним смеяться. - Зачем тебе всё это надо?" - Ты действительно думаешь, что я могла совершить такое? . - Знаю я, как ты не причастна! Мой отец всему поверил и не хочет видеть меня, а мать плакала две ночи напролёт. Зачем тебе это? Мина действительно напрямую ничего никому не говорила, только намекнула, дала повод другим придумать этот глупый слух. - Вильгельмина де Нуар, зачем тебе всё это? - продолжал допытываться он. Мина лишь усмехнулась, здесь, где с аллеи любой мог услышать их, Луи не позавидуешь. В какой-то момент ей стало жаль его. В глубине души она сожалела обо всём содеянном и мечтала попросить прощения у возлюбленного. Но она лишь сказала : - Я действительно ничего не делала. А даже если и так, ты и взаправду мог попасться на её удочку, хотя ты ведь видишь всех их насквозь. Я уважаю тебя, Луи, но это вовсе не значит, что я желаю быть твоим другом или люблю тебя, наоборот я тебя ненавижу. Наслаждайся своим успехом! С этими словами Мина развернулась и пошла прочь, оставляя Луи, снедаемого болью, яростью и обидой, стоять позади. В какой-то момент боль, раскаяние и уже пробивающаяся наружу любовь заставили её остановиться и почти зарыдать. "Не будь слабой!" - мысленно одёрнула она саму себя и пошла дальше. Шаг за шагом. Шаг за шагом. Нет, Мина вовсе не лгала Татьяне. Родители почти сразу договорились об их свадьбе, не спросив детей. И потом, девушка не всегда ссорилась с женихом, временами с ним было интересно поговорить или просто помолчать рядом. И фехтованию он действительно учил её, правда причиной этому послужил их спор. Луи утверждал, что пусть она и необыкновенно умна, пусть у неё боевой характер, но орудовать мечом или шпагой ей не выучиться. Наивный, он сам предложил этот спор, не зная, что когда Мина чего-то по-настоящему желает, она этого добъётся любой ценой, и нет такой науки, которой бы Мина не могла овладеть, пусть она и женщина. Мина лишь смеялась над его наивностью, он плохо знал её, ибо для Мины не было ничего невозможного. Мина без колебаний согласилась на спор и после упивалась его поражением, да уж бедняга воистину был ошарашен, слишком уж головокружительными были результаты девушки. Нет, Мина рассказала подруге правдивую историю, вот, только свадьба их произошла чуть позже того срока, что она назвала, и отношения их вовсе не были такими безоблачными, как она рассказывала, они стали такими уже после. Шаг. Они остались наедине в одной из комнат дворца Мины. Они сидят в разных концах, каждый поглощён своей книгой, они молчат, как бы не замечая друг друга, не смотрят в сторону друг друга. Внезапно Луи поднимает глаза и пристально глядит на девушку. - А твой дворец ничем не отличается от других, - как бы между прочим замечает он. Мина обращает на юношу свой вопросительный взгляд. - Я хочу сказать, что ты слишком ненавидишь всю эту роскошь, любовь к золоту и ко всем этим модным женским штучкам. Этот дворец слишком богат и фальшив для тебя. Да, ты любишь красивые старинные здания, ты восхищаешься дворцами снаружи, а порой они зачаровывают тебя и изнутри, но только не такие, как этот. Он слишком красив и ненатурален для твоей свободной души. Это не твоё место. И как ты здесь оказалась? - Этот дом принадлежит не мне, а моим родителям. Для меня он служит лишь золотой клеткой. Девушка равнодушно пожала плечами. Они с Луи уже несколько дней не ссорились, и, кажется, оба соскучились по этому. А Луи продолжал. Должно быть, после последней ссоры, когда она больно задела его словами о его семье, он решил отыграться. - Неужели в твоей семье забыли о старшей дочери? Никого совсем не интересует, о чём она думает, или что чувствует. Ты не находишь это несправедливым? Ведь ты для них - лишь капризная девчонка, которую они желают поскорее выдать замуж. - Довольно, - ледяным тоном отозвалась Мина, - я не желаю больше тебя слушать. Быть может, ты и стараешься говорить правду, вот только она дорого стоит. Моя семья всё же заботится обо мне. Просто они не такие, как я,. Они не знают, что мне действительно нужно. По правде сказать, они оба были правы. Да и Луи не столько хотел причинить невесте боль, сколь пытался понять, чем она живёт, ведь родители Луи, несмотря ни на что, любили его. Он, пожалуй, понимал природу её дикого характера, недоверчивость ко всему миру и обиду на всех вокруг. Вот, только он зашёл в своих размыщлениях слишком далеко и оскорбил её. - Но ведь тебя всем обделили. Из тебя лепят этакую светскую глупышку, ты сопротивляешься, но пламя не вспыхивает окончательно. Ты хранишь ярость в себе годами и не даёшь ей выхода, но однажды ты не выдержищь. И что ты тогда будешь делать? Твоя мать думает лишь о своих нуждах, да пожалуй, ещё о твоей сестре, а отец думает лишь о деньгах, да о чести рода. Если, он кого и любит, так младших детей. Друг друга же они презирают, а тебя вовсе позабыли. Мина с шумом захлопнула книгу, встала и быстрыми шагами подошла к Луи. Лицо её полыхало яростью, глаза метали молнии, пальцы сжимались и разжимались. Казалось, она хотела только сомкнуть их на его горле. В таком виде девушка была похожа на разъярённую дикую кошку. В ярости она зашипела ему в лицо : - ты достаточно сказал! Почему бы мне не выместить свою обиду прямо сейчас на тебе. Глядишь, выцарапаю тебе глаза, поумнеель! Она бы исполнила обещание немедленно, но в эту минуту за дверью послышались шаги, и Мине пришлось вернуться на прежнее место. Но даже там она пылала яростью, желая лишь отомстить за нанесённое ей оскорбление. Нет, Луи вовсе не хотел причинять ей такую боль. Это были лишь размышления вслух, он действительно не думал, что говорит. И в тот же миг глубоко расскаялся в содеянном. Он поспешил попросить прощения, но девушка была слишком разъярена чтобы прощать. А бедный Луи. Он ведь действительно хотел ей помочь. Вот, только Мине ненавистна была сама мысль о жалости. Горячее желание Луи помочь вызывало у неё лишь раздрожение, Мина никогда бы не приняла ничью помощь. Вот, ещё одна причина ненавидеть Луи. Нет, она лишь говорила, что ненавидит, и даже порой так думала, но вовсе не ненавидела, пусть его жалость и удручала её. Пожалуй, Луи и жалел девушку, но в первую очередь любил. Мина знала о его любви, но никогда не принимала его чувств. Она просто не могла принять того факта, что её возможно полюбить. И она никогда не верила в то, что сама может попасть под такую зависимость от другого человека, и разумеется, она проклинала эту зависимость, пыталась с корнями вырвать её из сердца, втопала в собственных страхах, и всё же это произошло, пусть возлюбленному и пришлось натерпеться с ней. Пожалуй, Мина воспитала его заново. Этот сдержанный и мудрый романтик с её лёгкой руки стал сильным человеком, способным бороться, вселять веру и даже делать больно, порой он совершал такие вещи, каких Мина точно не могла от него ожидать. Так однажды он не выдержал, прижал девушку к стене и потребовал объяснений. Тяжкие воспоминания. Они всегда будут терзать её. Она была жестока с возлюбленным, но она такой родилась, в этом вся её суть, она не умела быть нежной и скромной. Должно быть, именно это и породило любовь Луи к ней. Бедный прекрасный Луи подписал себе смертный договор, полюбив её, такую яркую, такую свободную, такую пугающе-пленительную. Луи просто не смог избежать искушения, не смог забыть свои чувства к ней. Он обрёк себя на бесконечную печаль, но в то же время обрёл великое счастье, пусть и столь непродолжительное, хотя это лишь его вина. Это только его выбор, он видел, как она постепенно сближается с его тёмным миром, становится частью бесконечной ночи. Он не желал, чтобы и она стала частью народа ночи, как нарёк своё племя её возлюбленный. Он оставил её в надежде, что она ещё сможет всё забыть, сможет начать жить с начала. О, как же он ошибся, ведь для Мины уже тогда были сожжены все мосты, она ещё не просила у мужа тёмный дар, но всецело была поглощена мыслью о нём, желая вступить на путь вечности всем сердцем. А он оставил её, он думал лишь о своём страдании, и не мог даже помыслить о том, чтобы без него жизнь Мины стала бесконечным скитанем. Теперь они оба вкушают плоды своих ошибок, испивабт из одной отравленной чаши : она - жизнь без него, он - одиночество. Ах, если бы только в тот день всё произошло иначе, она бы смогла забыть эту горькую связь, оборвать все путы. Но что сделано, то сделано. И вновь она одна на маленькой лесной тропке, в конце которой ждёт встреча с прошлым. Она слишком много прошла, чтобы повернуть назад. А до одинокого силуэта, ожидающего в конце пути, остаётся один шаг, всего один шаг. И она медлит. Зачем возвращаться, когда уже простился. Зачем говорить "прощай", когда не умеешь отпускать? Зачем снова тревожить душу? Шрамы, давно зарубцевавшиеся, вновь кровоточат. И она сомневается в правильности решения. Она набирает в грудь побольше воздуха, закрывает глаза, заносит ногу. Шаг. Мина переступает порог. Ещё один неприятный разговор с женихом. Родители постарались за них, свадьба состоится слишком скоро, Мина не может примириться с этим. Она ведь вовсе не любит жениха, не любит, не любит, не любит? Уж в этом она не собиралась разбираться сейчас. Она хочет уйти, бежать отсюда, бежать немедленно, чтоб только не видеть этих глаз, скрыться, спрятаться ото всех, скрыться в самом дальнем углу, где никто не станет искать, чтобы расплакаться впервые в жизни от того, что не может разобраться в самой себе, в своих же собственных чувствах, оттого что не может вырваться из паутины чувств, поймавших в ловушку её сердце, что она теряет свободу, теряет силу, теряет саму себя. Прочь, немедленно прочь от него. Мина выбежала в длинный тёмный коридор, который к несчастью оказался совсем пустым. Мина быстро пошла прочь от библиотеки, где они ссорились, бежать здесь она уже не могла, и Луи быстро нагнал её. Мина уже не помнила точно, что наговорила ему, кажется, что-то слишком уж обидное, и теперь юноша пришёл в ярость. Таким она его ещё не видела. Глаза горят, пальцы сжаты в кулаки, губы дрожат. На мгновение девушка испугалась, она попыталась ускориться, но было уже поздно. Луи схватил её сжал её запястья до боли в пальцах, резко развернул её к себе и прижал к стене. - - Ну, вот, я наконец-то вырву из тебя правду! - он ещё сильнее сжал её руку, казалось, ещё немного и он её просто сломает. - чего ты так упорно добиваешься, причиняя мне боль? Неужели тебе это приносит такую радость? Что ты за дьявол такой? Да, наши семьи поступили ужасно, но причём здесь я? Или это такой способ показать свою любовь? . От этих слов у Мины потемнело перед глазами, она вновь рванулась, пытаясь высвободиться от удерживающих её сильных рук. - Нет, ты ответишь на мои вопросы! - он лишь сильнее вжал девушку в стену. - что заставляет тебя так поступать? Ведь не из ненависти? Ответь же мне! Пристальный взгляд юноши проник в самый дальний уголок души, пронзил самый толстый слой льда в её закаулках, заставил чувства показаться наружу. И Мина затрепетала под его грозным взглядом, руки её задрожали, в глазах блестнули слёзы, щёки раскраснелись, а в сердце всё запылало. Мина выдала себя, впервые показав свои истинные чувства, и теперь всё в ней пылало от стыда, от стыда за то, что выдала себя перед собой же. Ей вновь захотелось плакать, ледяной панцирь вокруг её души таял, почва уходила из-под ног, и новой точки опоры на горизонте не было видно. И всё же девушка попыталась взять себя в руки. - Отпусти меня немедленно! Как смеешь ты так со мной обращаться? - и вновь попытка вырваться, слабая, но всё же попытка. А между тем взгляд Луи смягчился, он увидел в её взоре то, что так долго желал увидеть, и сердце его преисполнилось счастья. - Нет! Я имею полное право знать истину, после всего, что ты сделала мне во имя мести за то, что я расколол ледяную броню твоего сердца и заставил тебя почувствовать себя слабой, всколыхнув твои чувства. Ты долго убегала от ответа, но всему настаёт конец. Он заставил её отвечать и она в своей обычной надменной манере отвечала. - Так, ты действительно считаешь, что мог пробудить во мне какие-то нежные чувства? Неужели общение со мной тебя ничему не научило? Я просто не создана для любви. А ты настолько наивен, позволяя себе думать о том, что ты смог растопить лёд в моём сердце. Ты сильно ошибаешься, бедный прекрасный Луи. И она засмеялась, вернее попыталась засмеяться. Вот, только смех вышел слишком уж тихим и надломленным, слишком слабым для неё, слишком фальшивым. Мина сама себе не поверила, что уж говорить о Луи. - Позволь усомниться в твоих словах, - он слабо усмехнулся. - мне кажется, ты и сама себе не веришь. Ты выдала сама себя, нанеся тем самым почти смертельный удар своей гордыне, и боишься сознаться в этом даже самой себе. Мина метнула на него яростный взор. Да как он смеет говорить такие вещи? Злоба смешнная с горечью переполняли девушку изнутри. Глаза её покраснели, но слёзы так и не пролились, она сдержала их. Хотя в душе её всё надрывалось от безмолвного старания, ибо Луи был прав. - Я думаю, что тебе это только кажется, - несмотря ни на что, Мина не собиралась сдаваться. - "Просто меня утомила вся эта суета со свадьбой, которая мне отвратительна, и я действительно была несправедлива с тобой, за это прости. Но не смей говорить мне о той любви, которую мне не дано познать. - Ты всегда говоришь о любви, как о чём-то омерзительном. Но ведь любоаь - самое прекрасное и сильное из чувств. Так зачем отвергать это счастье? - Луи, неужели так сложно поверить, что я тебя не люблю? - он не верит, ведь с каждым словом она всё сильнее себя выдаёт. - Ты только подумай, ведь тот, кто любит, должен знать о тебе почти всё. Он должен знать, что ты просыпаешься с первыми лучами солнца, но никому об этом не говоришь, чтобы тебя лишний раз не тревожили, что ты не кладёшь ни ложки сахара в чай, но любишь сладкое кофе, ты кладёшь в него две ложки сахара, причём предпочитаещь делать это сам, ты любишь подолгу смотреть на радугу после дождя, хоть и повторяешь, что она - предвестница смерти, ты любишь весну, ибо она является предвестницей жизни и лета, такого жаркого, как ты любишь, ты не можешь жить без тепла, хоть и не мёрзнешь даже самой холодной зимой, средний палец на твоей левой руке чуть длиннее чем на правой, ты любишь повторять, что не смотря ни на что, Надежда всегда остаётся, и если ты её потеряешь, весь твой мир сразу рухнет. Скажи мне, может ли испытывать любовь человек, который ничего этого не знает, как я? Мина замолчала. Зачем она всё это ему наговорила, она же практически прямо сказала ему о своих чувствах? С чего вдруг хладнокровие и рассудительность оставили её? Любовь решает людей рассудка. Неужели она призналась самой себе в том, что любит этого человека? А тем временем ей пришлось жестоко платить за свои слова. Луи неожиданно крепко сжал девушку за плечи и поцеловал прямо в пылающие губы. В первый миг Мина замерла. Эмоции вихрем нахлынули на неё, и даже гордость стала неважной под их напором, хотелось лишь отдаться этой бесконечной нежности и забыть обо всём. И на какой-то миг она ответила. Но затем Мина сделала над собой усилие и вырвалась. Девушка побежала прочь, и Луи уже не преследовал её. Мина вбежала в свою комнату, заперла за собой дверь, бросилась на кровать и разрыдалась. Она потеряла свою опуру, осталась без брони и чувствовала себя совсем беззащитной. А главное, её сердце больше ей не принадлежало, и она отчётливо это сознавала, и теперь она уже никогда не сможет быть полностью свободной, полностью принадлежать себе. Луи одержал победу над её холодной безжалостностью и заставил воспылать к нему любовью, которой теперь уж никогда не будет конца. Она вновь выныривает из воспоминаний. А он ждёт, их отделяет всего одно мгновение, один вздох до встречи. И они оба решаются переступить эту черту.о, мой прекрасный возлюбленный, ты отважился полюбить меня, значит отважился испытать самые тяжкие страдания. Почему нас всегда объединяют страдания и отчаянье? За нами тянется шлейф горечи и печали, и мы не в силах забыть о нём, он камнем повис у нас на шее и не даёт свободно вздохнуть. Чем заслуживают возлюбленные этих слёз? О, мой печальный возлюбленный, дозволь оставаться подле тебя, дозволь разделить с тобой тяжесть твоих чёрных крыльев. Я стану твоей печальной спутницей, твоей прекрасной возлюбленной, которая умеет читать по звёздам. Я буду петь тебе снова и снова, буду танцевать пред тобой, воздевая руки к небу, я буду смеяться и плакать, буду твоей частицей, твоей нежной женой, твоим ангелом без крыльев. Так давай же вместе учиться жить заново, видя правду такой какая она есть, какой и должна быть, мы расскажем правду всему миру, мы будем проповедовать истину. И мы научимся жить с этим знанием, с этой горестной памятью до того, как встретимся вновь.