Роман Жбонда и Миллесаны?

— Что-то не так? — с недоумением наконец поинтересовалась Миллесана. — Нет… Всё нормально, — ответила Изя, очнувшись от некого транса, но было заметно, что она откровенно врёт. Пони медленно зашла в кухню и открыла холодильник, как будто она у себя дома, от чего Миллесана возмутилась, но не показала этого, так как сейчас было не до того, но была бы она сейчас менее задумчива, разгорелся бы такой скандал… Ибо уже который раз у неё в доме так наглеют? — А что со Жбондом? — поинтересовался Дестро, завидев друга, облокотившегося на стену. — Да… Долгая история, Жбонд, иди лучше отдохни? — заботливо предложила Миллес. — Я так и хотел, — Жбонд поплёлся в спальню. — Я, пожалуй, вынесу мусор, — Миллесана, взяв пакет с мусором, вышла из квартиры. — Ну здравствуй-здравствуй, вот мы и встретились, — протяжно и открыто неприязненно заговорила Израиль Саппир. — Добрый день, Израилька, я скучал по тебе, ведь мы не виделись семь лет… — единорог ещё раз оглядел её, он говорил это несколько волнительно, ибо и правда не видел её слишком давно, и за этим стояло слишком многое. — Я тоже отчасти, — вздох, и грустный взгляд Израиль устремился на пол, — но не совсем в лучшую сторону! — но резко подняла взор она и, уставившись в глаза Дестро, ударила обеими копытами по столу. — Но что произошло вновь, что ты такая не радостная?.. — И ты смеешь спрашивать? Ты смеешь спрашивать?.. — она буквально полыхала с его вопроса. — Да, ведь я не особо понял причину твоей злобы, — он предполагал причину, но не оглашал, ибо не мог до конца поверить. — Эх. идиот, — Израиль присела рядом, опустив голову, сейчас уже без былой иронии и насмешки, — ты знаешь, как я любила её…и ты прекрасно помнишь нашу ссору… — О ком ты? — он абсолютно точно догадывался о ком она говорит, но желал услышать это от Израиль лично. — Блять, не притворяйся, что не знаешь о ком я! Ну ты и долбаёбушка, Дестро! — Изя вновь рьяно повысила тон, но уже не в столь полыхающей форме. — Возможно у меня есть догадки. — Ну и какие, соизволю спросить? — в этой фразе уже была здоровая доля злого сарказма и обиды. — Эйрфлайт? — Да, блять, да! Как ты угадал? — с тем же сарказмом и злобой прокричала еврейка, размахивая копытами. — Ибо ты мне, помнится, говорила об этом, — он будто нарочно испытывал нервы Израиль, притворяясь, что не знает о чём та желает завести разговор. — Ой, бля-я-я-ять…фейспалм, нахуй, — в отчаянии положила Изра голову на стол и прикрылась копытами. — Но ты злишься на меня до сих пор? — он решил всё же не издеваться над ней и не томить в ожидании, когда до него дойдёт. — И ты меня спрашиваешь? — она сразу подняла голову и вновь начала орать на единорога, — да как ты смеешь? А кто ей глазки строил? А кто её называл «Эйрфлаечка», «Милашенька», «Хорошенькая»? Она тебе улыбалась, вы обнима-а-ались! «Обнема-азге» Я что ли не помню? Я что ли не помню ту ночь, когда мы с тобой просто разошлись с разные сторону и не виделись до этого дня? — к окончанию у Израиль выступили слёзы и она уже вовсе билась в отчаянии перед ним, не представляя, как уже выразить свою тоску и обиду, которую она практически не вспоминала долгое время. — Оу… Эйрфлайточка, конечно же, прекрасная пони, но она не та, кого я ищу. В обнимашках и тёплых словах не имеется чего-то плохого, я любил её как прекрасного друга и не более… И нам не стоило тогда покидать друг друга… И я ведь тебе не в первый раз говорю о том, что любил её по-дружески, — с грустинкой, но всё ещё спокойно отвечал ей Дестро. — Это была у тебя такая дружеская любовь, нахуй? — Израиль явно снизила тон, но была по-прежнему зла. — Агага, я и тебя могу таково называть и обнимать, моя милашенькая Израилька, — он краем глазом глянул на неё и самую малость улыбнулся Изе. — Будешь меня так называть… Агрх… Если ты будешь меня так называть, то я вытрахаю тебя своим айфоном во все щели, куда можно и куда нельзя! — взорвалась Израиль и наговорила этих слов, но с лица Дестро лишь спала улыбка, более он никак не отреагировал, — пидр… — она успокоилась и вновь просто свесила голову, изредка печально поглядывая на единорога, уже стыдясь своих слов, может она и зря так сказала ему… Она больше не могла ничего выдавить из себя, она просто пускала слёзы да сопли, и отвлекалась лишь дабы вытереть их. — Но я сожалею о случившемся с ней, — ему было плевать на сказанное в его адрес, ибо он достаточно хорошо и долго знал Израиль, такое было нормально, особенно от неё к нему. Поэтому он скромно выразил своё сочувствие, а скромно, ибо не думал, что стоит так плакать по событиям, случившимся так давно и уже, казалось бы, необратимым. — Ты можешь не напоминать? — еле просипела Изя и с новой силой залилась слезами. — Но тебе не уйти от действительности. Её возможно и уже нет в живых, — он сказал лишь очевидную вещь, сказал бы и далее, но его сразу перебила Изя. — Прекрати! Ткни меня ещё больше рожей в это! Тебе станет лучше от того? — Израиль заливалась слезами и била копытами по столу, а Дестро всё молча глядел на неё, а она всё плакала и плакала… Она вспоминала Эйрфлайт, её любимую пони, которой она очень боялась признаться в своих чувствах, но вскоре оказалось слишком поздно делать это… Она не могла в это поверить, она не могла с этим смириться и не могла ничего поделать с этой действительностью… Ей всегда казалось, что Эйрфлайт уже крутит любовь с Дестро, но это оказалось не так и теперь она ещё больше сожалеет о том, что не сделала первый шаг, даже не узнала, что никакой любви у Дестро с Эйр и не было, и упустила свой шанс, и теперь Эйрфлайт скорее всего никогда не узнает о её чувствах и любви к ней… Ничего не узнает, потому, что её уже вероятно и нет. Израиль хотела просто умереть от этой досады и тоски, частенько её мучила депрессия, одиночество и эта действительность. Дестро всё же проявил милосердие и аккуратно приобнял свою старую, возможно, бывшую подругу, поглаживая ту за гриву, пытаясь успокоить. — Но…прости меня, наверное, — тихо с сожалением произнёс он, с подобно невесёлой мордочкой, а Израиль вместо того, чтобы исполнить свою угрозу в случаях с милостями, просто прижалась к нему и хныкала в его шерсть. — Если бы я могла её вернуть… Я обязательно это сделала бы… Чего бы мне это ни стоило… — сквозь слёзы всхлипывала Израиль. — Подобно… Она была прекрасной пони и отличным другом… Израиль обнимала Дестро и продолжала плакать. Ей было слишком тоскливо, горько и грустно, но то, что Дестро на неё не стал обижаться из-за многочисленных оскорблений приносило хоть каплю радости, да и милости были Изе по-своему приятны, иногда ей это и можно было признать, особенно когда нужна поддержка со стороны. — Мы… Ведь друзья да?.. — с надеждой спросила Израиль, поднявши свои очи на него. — Да, — коротко ответил Дестро, тяжело вздохнул и отвёл взгляд в сторону. Израиль же немного успокоилась, но на душе всё равно скреблись кошки. Через столько долгих лет она вновь встретилась с, можно сказать, прошлым, хотя уже и потеряла надежду на то, что вновь к этому вернётся, и уж тем более она много лет старалась забыть о трагедии, выкинуть ушедшее из головы, но не судьба была оставить всё как имеется… Но тут вернулась Миллесана, поглядела на них, но особо её не волновало это, она была вся запыханная, будто бежала. — Что-то произошло? — Дестро отвлёкся на пришедшую. — Да там гопота опять прохода не давала…а вы обнимаетесь? — Миллес откровенно удивилась этому, ей стало интересно от чего таки, а в голове она уже строила свои извращенские предположения. — Да, ведь мы друзья, — с этими словами он ещё крепче прижал к себе Изю, даже до того, что ей стало трудновато дышать, но она виду не подала, — а что за гопота? — Да там, два жеребца постоянно ко всем доёбываются, и я с ними пиздилась! — Возможно мне поговорить с ними?.. — Нее, ты не лезь в это, они не собираются говорить, они сразу либо бабки, либо по роже, ты слишком аналитик, твои аргументы разобьются об их деревянные башки, — Миллес была полностью в этом убеждена. — Я могу пнуть их словами. — Не работает с ними, это же «чоткие поцыки» и им пох на твои слова. — Если я кого-то ударю, то могу убить. — Эм… Все замолкли на несколько минут после этих слов. Но затем Миллесана заварила чай, и они все вместе мирно попили чай.