Кисея

Робин заболела на восьмой день их путешествия – подхватила вирус, и сердце ее, измученное годами одиночества и несколькими днями счастья, готово было остановиться. Миокардит, слабость, присоединившаяся пневмония – Зоро нашел крохотный госпиталь, заброшенный на один из островков в море, сидел возле ее постели, молчал, иногда думал, как скажет об этом Луффи. Он потерял свои иллюзии, растерялся и задыхался от приступа невидимой боли – возможно, ей всегда было больнее, чем другим – но она молчала, молчала, пряча за улыбкой страх и пустоту, чтобы никто не прочел, никто не узнал… Никто и не догадался. А он, Зоро, случайно сам был найден ею – и если бы не это, Робин умерла бы прямо по дороге к Луффи, никогда не увидев бы его снова, с разорванным на части сердцем. - Я хочу увидеть его, - говорила Робин в горячечном бреду. – Пожалуйста… - Я отнесу тебя туда, - обещал ей Зоро, - Или приведу его к тебе. Я клянусь. Он клялся – и знал, что сдержит свое обещание. Единственное, чего он боялся – опоздать. На восьмой день их путешествия Робин слегла, на двенадцатый – впала в забытьи. Тринадцатые сутки были самыми страшными – Робин не вставала, не открывала глаза, не пыталась позвать его, молчала – и лишь слабое колыхание кисеи на груди поддерживало его надежду. Тринадцатые сутки – длились они ровно вечность – были самыми страшными. А на четырнадцатый день к ним пришел Ло. *** Робин открыла глаза – прислушалась. После болезни она потеряла ориентацию в пространстве, была растеряна и одинока. Боль пришла чуть позже – потрескались губы, глаза впали, на коже были кровоподтеки, следы. Она пережила кому и едва не исчезла во времени – но осталась жива. Значит, так было нужно – значит, Луффи все еще ждет ее. За дверью ее спальни горела лампа, вкусно пахло чаем и пончиками. Ло и Зоро мирно беседовали у огня, время от времени отрываясь, чтобы прислушаться – проснулась ли Робин. А она проснулась и уже шла к ним, накинув на свое тонкое измученное тело халат – кусочек кисеи, обработанный поверх шелком. Как будто бы она сама была полупрозрачной тканью, которую бережно накрыли глянцем. - Ло, - сказала она. – Спасибо. Робин все поняла без слов и без объяснений – Зоро подошел к ней и обнял ее, прижав к сердцу, как младшую сестру, как подругу, как жену. Ло улыбнулся – хотя ему не хотелось сейчас улыбаться. - Я едва успел, - сказал он. – Еще пара дней – и ты бы умерла. Ты понимаешь? Не попала бы в Импел Даун. Не потерялась бы. Не осталась одна – умерла бы. Смерть непреодолима. Ты не смогла бы остаться прежней. Ты бы просто ушла. И тогда… - Ло махнул рукой, - Что стало бы с миром? - Я не оставила корней, - сказала Робин. – И никто не умеет читать понеглифы. Хотя сейчас это не так важно. Эта пиратов кончилась. Наша эра кончилась. Быть может, нужно учиться другим вещам. - Другие вещи ты бы тоже не успела выучить, - устало сказал Ло, потирая переносицу. – Робин-я… Он подошел и погладил ее по голове, как девочку. За годы дружбы он уже не раз ловил себя на мысли – какая она все-таки настоящая, эта женщина. Как было бы удобно и тепло иметь ее рядом с собой. Вот тут. Вот здесь. Греть ее. Нежить. Возможно, подарить ей дитя – и оставить миру свою маленькую копию, которую вырастят цветочные руки… Но услышав от случайного попутчика грустную историю о молодой изможденной женщине, умирающей в застенках морепоезда – он сразу узнал и знакомый почерк, и знакомый запах духов. Ло давно перестал быть пиратом – раньше, чем Робин и Зоро – он потерял команду, веру в себя, но обрел стабильность, пациентов, добрых людей вокруг, заботу и веру других. И теперь он не мог позволить себе потерять и Робин. Хотя бы потому, что она помнила его другим. И потому – что быть с ней было бы величайшим достижением. - Я останусь, пока ты не поправишься, - принял он решение, заранее гордясь им. – Останусь с вами, - добавил он, глядя на Зоро. Растерянный и немного одинокий он стоял позади них – и заранее понимал, что теряет Робин. *** Робин поправлялась медленно – потерявший все силы организм не хотел реагировать на свет, тепло, заботу. Ло доставал новые и новые препараты, Зоро научился варить не кофе – каши, стирать, гладить, перестилать постель. За две недели оба оценили то, что делала раньше эта женщина – она оставалась самой собой в любых обстоятельствах, при любом раскладе. - Когда я поправлюсь, - говорила она, никогда не забывая пресловутое слово «когда» - не «если», - Я отплачу вам обоим… Я верну вам все вдвойне… Она хотела заплакать от счастья, прижаться к теплому плечу и высказать все, что так долго хранилось внутри – но не было сил, и тогда она закрывала глаза, зная, что и Ло, и Зоро не нуждаются в ее словах – они все видели сами. Однажды вечером, когда ее температура спала, она уснула, наконец, положив голову на свежую подушку – Зоро высушил ее на солнце и морском ветру – она пахла солью, как в прежние времена. Ло сидел за столом, заполняя ее карту, Зоро чистил свои катаны – рисовая бумага скатывалась с них. Они молчали – в целом, ничего на свете не связывало их, кроме Луффи. И Робин – Робин, мирно спящая рядом, стала временным центром их вселенной, временной осью, вокруг которой вращалось время. - Быть может, не стоит везти ее туда, - предположил Ло, помолчав. – Я не хотел говорить, но что вы можете дать ей? Историю? Она уже найдена. Понеглифы? Пережиток прошлого. Истину? Для каждого она своя. - Я могу позаботиться о них обоих, - мирно сказал Зоро. - Ты не можешь позаботиться даже о самом себе, - ответил Ло. – Это она нашла тебя, а не ты ее. Она найдет и Луффи. А что будет дальше? Он хотел сказать, что они могут найти Луффи сломленным, далеким от того образа, которым он представал перед ними до сих пор. Они могут найти его потерянным и подавленным. А могут и не найти его вовсе. Или могут найти на своих местах других людей, историю которых расцветил и раскрасил бывший король. Он хотел предостеречь их обоих – но почему-то боялся сказать хотя бы слово. Зоро молчал – и Робин спала совсем рядом. Для Ло это было нечто вроде временного перемирия. Молчать. Ждать. Терпеть. - Я знаю, что нам не стоит его искать, - ответил Зоро, - Никому не стоит. Он сам сделал такой выбор. И мы все его поняли. Иначе – давно бы шли по его следам. Все. Пираты Мугивары. Он взял со стола больничную карту Робин и погладил ее ладонью. - Но она не стала слушать его… - сказал Зоро. – У нее свои мотивы. А значит, я пойду вместе с ней. Найду его. И приведу ее к нему. Как его друг… - Как ее друг, - сказал Ло. Они замолчали – слушая, как теребит осенний ветер легкие занавески. Робин спала, и ее дыхание стало ровным и нежным, как кучевые облака – хороший знак для корабля. Ло смотрел на них обоих и уже не мог понять, кто из них прав – а кто нет, силился найти себя, но осознал – он и не был никогда потерян. Это он, Ло. Он счастлив. И рядом с ним счастливые Зоро и Робин, которые идут к своему капитану. - У нее сильно изношено сердце, - сказал Ло, - Ей нельзя болеть. Ей нельзя простывать, нельзя падать в воду. Она утомлена и обессилена. Возможно, придется нести ее на руках. Возможно, заботиться о ней. Возможно, в следующий раз я не успею найти свою пациентку в этом большом мире. Что ты скажешь? Что ты скажешь на это? Он замолчал, потому что вспомнил – три месяца назад он нашел тут еще одного больного – простуда осложнилась бронхитом, бронхит – депрессией. Был этот пациент ему знаком, как-то он звал его товарищем, а про себя – братом. Если бы на нем была соломенная шляпа, Ло сразу же узнал и алую майку, и растянутые джинсовые шорты, и шлепанцы, и улыбку. Но шляпы не было. Шляпа осталась на могиле Шанкса. Там, откуда и плыл этот старый знакомый. Пока простуда не сбила его с ног. Ло мог рассказать и Зоро, и Робин, куда поплыл Луффи – и облегчить их участь, но подумал, что он и без того слишком часто вмешивался в судьбу. Теперь – нет, нельзя. Робин проснется и продолжит свои поиски. Зоро пойдет за ней. И теперь никто, даже Ло и сам Луффи, не смогут помешать им дойти до конца. А конец наступит. Но не сегодня.