Кисея

Робин спала недолго – за ее узким окном проснулась весенняя птаха и запела свою печальную песню прямо в море, в сторону горизонта. Робин проснулась и долго слушала протяжную песню, пташка все еще оплакивала свой остров, утонувший в снегу – а Робин думала, как долго длится ее песня, как холодно этой зимой. - Жаль, у меня нет таких крыльев… - подумала она. – Это будет третья зима, которую я встречаю без Луффи. Хотя… на этом острове все время – зима. И ничего кроме зимы. - Просыпайся, Свет Революции, - сказал Сабо. Он выглядел счастливым и возбужденным – румянец украсил его красивое лицо. - За окном скоро будет снежная буря, - сообщил он. – Я собираюсь проводить свои корабли в путь. А потом мы останемся почти вдвоем на острове. Я сварю тебе кофе и принесу новые книги. Это будет теплый вечер у камина. Как раньше. Как тогда, когда Драгон и мы… - Драгон умер, - перебила его Робин, - И ты больше не ребенок, Сабо. Это не будет теплый вечер у камина. И мне не нужны новые книги. Мне пора. Мне давно пора. Я слишком долго пробыла тут. Она встала – на постели остался фиалковый запах ее волос. Робин глядела на Сабо строго, как мама могла бы смотреть на нашкодившего ребенка. - Мне пора, - повторила она. Он легко поклонился ей и поцеловал ее узкое запястье. - Я провожу свои корабли, - сказал он. – И мы поблуждаем по зимнему парку. Это очень красиво. Тебе понравится. - Глупое испорченное дитя… - прошептала Робин устало. – Ты не Луффи… Ты даже на мгновение не сможет показаться им. И никогда тебе не стать таким же свободным, как он. - А зачем? – Сабо обернулся, глядя на нее удивленно. Его ладонь легла на ее голову – он теперь был выше нее, потрепала темные локоны, он улыбнулся счастливо и безрассудно, как улыбаются приговоренные к жизни. - Зачем мне ваша свобода? – спросил он. – Она приносит боль и расставания. Я выбираю несвободу, Свет Революции. Твою несвободу. Драгон-сан строил это убежище для тебя, чтобы тут ты цвела, как цветет твоя сила, чтобы тут ты благоухала, как благоухают твои волосы. Он умер счастливым, потому что ты все-таки осветила этот мир. Но я не Луффи, и я не Драгон-сан. Я хочу оставить этот свет тут. Для себя. Мир уже изменился, Робин. Миру не нужны пираты и историки. Он подошел к двери и задумался. - А мне – нужны, - добавил он, закрывая дверь на ключ. Птаха за узким окном вздрогнула от резкого звука – и покинула свою веточку. *** Жемчужина на шее казалась отражением собственных слез – оставшись без подчиненных, Сабо позволял себе забыть о делах. Он водил Робин по саду, варил ей кофе, читал ей вслух, говорил с ней – но не слушал ее в ответ. Короткий месяц иссяк, и наступил другой – Робин в очередной раз натыкалась на холодную стену его эгоизма, он не собирался отпускать ее, он не принимал даже такой вариант. - Надень что-нибудь красивое, - говорил он. – К ужину нужны украшения… Из вороха одежды он доставал темно-фиолетовый шелк, который шел к ее глазам, фальшивые – даже если и настоящие – бриллианты ей в волосы. Робин собиралась уничтожить все, что он создавал для нее, но время от времени в ней просыпалась мать, мать и сестра. Она видела, как растит себя Сабо, как любил его Драгон, как верил ему Луффи… Разве могла она уничтожить того, кого так любили те, кого любила она? Даже если этот кто-то сошел с ума и потерял ощущение вечности – оставшись один на один в этом погруженном в снег саду… Робин терялась – и уступала ему, надеясь, что завтра Сабо очнется – и позволит ей, наконец, уйти. Темный шелк облегал ее фигуру, бриллианты звенели, Сабо напевал, подыгрывая себе на фортепьяно, тянул ее танцевать – и всякий раз радовался, как ребенок. Драгон может спать спокойно – его люди все еще меняют мир, а его любимая женщина тут, рядом – и ничто не позволит ей покинуть этот маленький мир. - Я увидел тебя тогда и понял – ты была не нашим Светом, а его… - говорил он, лежа на теплых досках перед камином. – Он искал тебя всю свою жизнь. Он должен был найти тебя раньше. Ты могла стать матерью Луффи. И ты бы сейчас не считала себя чужой в моем мире. - Я не могла бы встретить его раньше, - устало говорила Робин, - Я бы умерла в Арабасте, если бы не его сын. Если бы не женщина, что родила ему его сына. Если бы не он, подаривший мне мужчину, которого я люблю. - Луффи уже не ждет тебя, Свет Революции… - Сабо уверенно закрывал глаза. – И никто не ждет. Даже я… Я дождался. А тебе – остаться тут и оставаться светом. Моим и Его. Он тянулся к ней, как к матери – на ощупь находил ее теплые ладони и прикасался к ним губами. Робин смотрела на Сабо с жалостью – настолько одинок, что готов держать ее взаперти, лишь бы не отпустить последнего человека из своей истории, ни на дно моря к мужу и детям, ни в небеса, где тепло и пахнет родной страной мельниц… - Я могу пожалеть тебя, - тихо предлагала она. – Я могу остаться тут, если ты этого хочешь, Сабо… Но я никогда не смогу помочь тебе, если ты не захочешь этого сам. Я не твой Свет Революции. И не твоя накама. Она с жалостью гладила взъерошенные волосы – Сабо засыпал, не забыв запереть все двери. *** Три долгих месяца под его упорной бессмысленной защитой – и внезапно Робин почувствовала приближение оттепели. Острова менялись, на старую ось поднималась новая, крохотные пташки заселили собой прибрежные каменные гряды – и Робин слышала их голоса все ближе и ближе. Она до сих пор спала под замком – но Сабо больше не врывался в ее комнату и ее покой с лихорадочной радостью, теперь он приходил к вечеру и выглядел нездоровым. Зима прошла – и временный остров должен был сгинуть в море, а вместе с ним уходил и Сабо. Болезнь, унесшая Драгона, передалась ему – по наследству – он выглядел бледным, а щеки пылали – и Робин однажды пришлось подставить свои колени и руки, чтобы он не упал, не ударился, не сгинул. - Ты болен, - сказала она. – Твой лоб горит. Ты весь в огне. Я должна помочь тебе. - Ты должна оставаться Светом Революции… - попросил он. – Я хочу угаснуть, оставив тебе этот мнимый мир. Пусть я буду покоиться рядом с Драгоном. Как его сын. Как брат его сына. Как… Кто там я был ему?.. Он бредил – и Робин испугалась по-настоящему. Она уже бежала вниз, вырвав ключи из его ледяных пальцев – но не на свободу, как пташка, а туда, где Сабо хранил воду, лекарства и полотенца. Зимний остров, умирая, потерял все свои корабли – подчиненные Сабо меняли мир, а он готовился умереть тут и здесь, не теряя из виду Робин. - Ты был болен и раньше, - догадалась она. – Но решил не говорить. Как Драгон. Так? - Как Драгон, - кивал Сабо устало, - Как Луффи… Его голова на ее коленях казалась чугунно-свинцовой, но Робин не поморщилась от боли – она предчувствовала, что таким и будет ответ Сабо, потому что до конца верила – он тот, кого она знала все это время, брат Луффи и сын Драгона, настоящий Свет – пусть и не революции. - Он попросил тебя? – спрашивала она. - Не совсем, - признавался он, пока лихорадка брала его изнутри. – Он просто угасал – и спрашивал о тебе, ждем ли мы тебя, сможем ли позаботиться о тебе, нравилось ли тебе быть с нами… И когда убедился – ушел. Я не знаю куда. Я не знаю зачем. Я не знаю ничего, Робин. - Я знаю… - ее прохладная рука ложилась на его лоб. – Спи, Сабо, спи… Больше не будет боли. Он заснул – а когда проснулся, мир вокруг него заиграл новыми красками. Не было больше снега – и птаха пела над его головой свои весенние песни. Робин сидела на стуле и читала книгу, темные ее волосы шевелил весенний ветер. Зима кончилась. - Я умер? – спросил он. – Я растворился и исчез? - Ты поправляешься, - заметила Робин. – И я везу тебя к врачу. К настоящему врачу. Он поможет тебе. Вокруг них шумел Гранд Лайн – Новый мир отпустил и кончился. Сабо с аппетитом ел, слушал книгу, которую она читала вслух, спал – а когда проснулся, снова увидел снег – и заплакал. Заплакал от страха одиночества – вдруг она решила вернуться туда? Вдруг решила, что не может больше нести эту ношу?.. - Успокойся, - сказала Робин мягко – ее ладонь легла на его голову. – Я везу тебя к доктору. Это остров Сакура. Зима тут настоящая. И доктор – настоящий. Он мой накама. Чоппер уже встречал их на берегу – флаг Хилулука развевался над головой.