Кисея

Рядом с Чоппером всегда было особенно хорошо и спокойно – Робин перевела дух, открыла глаза и полной грудью вдохнула снег. Так, как дышалось тут, на Гранд Лайн, не дышалось нигде. - А ты подруга моего приемного сына, да? – спрашивала старая Докторина, которая уже не ходила, сидела у огня. – Он говорил, что ты приедешь. Почему ты ехала так долго? Он ждал тебя, всех вас. - Я задержалась, - тихо оправдывалась Робин. – Простите за беспокойство. И за все. - Уволь меня от этих извинений, - мотала головой старуха. – Я знаю, кто ты Нико Робин, Дитя Демона. Я читала о вас – и хорошо знаю, с какими опасными людьми связался мой сын. Но если ты приехала, значит, так оно и должно было быть. Я рада тебе. И была бы рада, если бы даже Чоппер погиб бы во время ваших приключений. Она коротко кивнула – приглашая Робин за свой столик, налила ароматный травяной чай, закашлялась, погладила медицинский дневник Чоппера ладонью. - Это мой долг, как матери, - мирно добавила она. *** Робин и Чоппер вышли на поиски особенных растений, которые могли бы помочь Сабо поправиться – Чоппер окреп и казался повзрослевшим, но добрые глаза следили за Робин, время от времени поддерживая ее руку. Робин уже не двадцать, она в самом начале своего старения – и если Чоппер сможет, он будет рядом, чтобы помочь ей осознать, что ее история только началась. И безо всякой лжи или притворства. Просто эти двое так построили свои отношения еще в самом начале. - Робин, - сказал Чоппер осторожно, - Когда тебя арестовали… - Я знаю, - вдруг сказала она. – Ты хотел мне помочь. И ты помог мне. - Я передал тебе записку, - запинаясь, сказал он, - Чтобы ты не волновалась. Что мы спасем тебя. А потом… Потом… - Луффи говорил с Аокидзи, - Робин посмотрела на него, - Аокидзи уверил его, что это только формальность. Луффи говорил с вами всеми. Говорил с Ло. Говорил со Смокером. И с Сабо. Я иду по следам Луффи. И вижу, что без него некоторые из этих людей начали свою историю, другие же сломались. Но мне кажется, я смогла бы помочь ему разделить его ношу. Или… Мне так просто действительно кажется. - Ты ведь полюбила его раньше, правда? – спросил Чоппер, - Но тогда не решилась навязать ему свои чувства. Потому что… Потому что Луффи – он как солнце. Он общий. Он любит и тебя, и меня, и остальных. Эра Пиратства кончилась. Но Луффи – нет. И я думаю, что ты все-таки сможешь встретить его, Робин. Ты… Не мы, - закончил он. - Почему не вы? – Робин устала и присела на крохотный камушек, согретый зимним уютным солнцем. Она сняла капюшон, и длинные ее волосы рассыпались по куртке, завиваясь на концах. Чоппер поднял прядь ее волос и прикоснулся к ним губам. - Потому что из нас всех сломана без Луффи только ты, Робин, - сказал он мягко. – И даже если я стал врачом, я не смогу помочь тебе залечить твое сердце. А он – сможет. Как и ты сможешь помочь ему. Это механизм между двумя. Третьим туда соваться не стоит. И врачам… - добавил он. - А хочется? – спросила Робин. Она вдруг почувствовала себя маленькой и слабой – будто бы не она пестовала Чоппера и защищала его все это время, а он заботился о ней. И, быть может, любил?.. - Очень хочется, - искренне признался он. Он стоял перед ней, щурясь от зимнего солнца – большой ребенок – плакал, потому что очень скучал по своим накама и потому что знал – больше он никогда не увидит Робин в этой жизни. Не поднимет парус. Не встанет на якорь. Не возьмет чужое судно на абордаж. Не закатит пирушку. Не уснет на ее коленях. - Смотри… - вдруг сказала Робин, показывая на снежный холм впереди. – Там тот куст, о котором мы читали в книге! Она сделала вид, что уже забыла о печали Чоппера и своем разбитом сердце, побежала вверх по насыпи, едва не падая, как счастливая школьница. Чоппер смотрел ей вслед – сияющая, в ореоле зимнего солнца, Робин исчезала из поля его зрения, рассыпалась там. - Мое приключение кончилось, - отчетливо сказал он сам себе. – А вот ее – началось… Чоппер мог бы позавидовать, мог бы протестовать, мог бы сделать вид, что все это обыденность. Но сердце зверя, тронутое человеческим фруктом, было и оставалось самым большим сердцем в команде. Его непринятые чувства, его боль и разочарование – и пусть… Чоппер был счастлив. За Робин. За себя. И щемящая радость в груди вызывала такое наслаждение, такое противоречивое доброе тягучее – он рассмеялся и остановился на половине шага к ней. - Подожди меня! Робин! – кричал маленький пушистый зверек, вприпрыжку несясь за ней. *** Сабо быстро поправлялся, но вслед за туберкулезом пришел отек легких – и Чоппер советовал Робин повременить с поездкой на открытое море, там Сабо могло стать хуже. Он делал это как врач – хотя в глубине души мечтал, чтобы Сабо скорее вернулся домой. Влюбленный в память о Драгоне, в чувства Драгона к Робин – Сабо мечтал сделать ее частью своего будущего, и отвлекал ее от Луффи, от ее путешествия. Так виделось Чопперу. - Я тебе не нравлюсь, - сказал он. – Но ты упорно лечишь меня. Ты настоящий доктор. Я уважаю таких, как ты. - Я всего лишь северный олень, - сварливо говорил Чоппер. – И тебе лучше не злить меня. Не снимай бинты. Пей таблетки. Оставь в покое Робин. Это все, о чем я прошу. - Я не могу оставить ее в покое, - сказал он. – Она свет моей революции. Она во второй раз спасла меня. В первый раз это сделал Драгон-сан. - Теперь она должна спасти Луффи, - выдавил из себя Чоппер. – И Луффи должен спасти ее. Она тебя не любит, Сабо. И не полюбит. Ни тебя, ни кого-либо еще. - Я знаю, - сказал он грустно. – Но если она будет рядом, мне этого хватит. Я готов пасть еще ниже, лишь бы привлечь ее внимание к себе. Мне нужен ее свет. В мире, где больше нет ни теней, ни солнца. При свете сразу становится ясно, куда стоит идти. И я пойду туда. Или иначе. - Ты идешь в другую сторону… - мудро заметил Чоппер. Он лапками перебирал влажные компрессы, выбирая тот, что был холоднее. – Как Луффи говорил с тобой? Сабо смотрел на его степенные движения, поражаясь заранее – северный олень вел себя так, как не вели бы себя тысячи лучших человеческих врачей. - Он прощался, - сказал он. – Его сердце разбито. Шанкса нет. Шляпы теперь тоже нет. И Эры Пиратства нет. Теперь не будет белых мест на карте. Не будет приключений. Люди начали свою историю заново. Пиратам – новаторам – нет места. - Как и революционерам, - сказал Чоппер. – Так? - Так… - кивнул Сабо согласно. – Я бы хотел пойти вместе с Робин к середине земли. Там мы бы поискали развалины, поискали бы новые смыслы. Вот чего хочу я. Вот что хочет она. Мне так кажется… - добавил он. - Сейчас она хочет твоего выздоровления, - мудро сказал Чоппер. Он смотрел на спящего Сабо и не чувствовал ненависти или жалости – только понимание. Сабо еще встанет на ноги и найдет себя. Быть может, скоро. Быть может, нет. Но в голове у него уже выстроилась стройная система ценностей – нет ничего хуже для того, кто задумал подлость. Чоппер вздохнул и поменял полотенце на лбу. Пусть так. Он поможет брату Луффи поправиться. А потом отпустит Робин навсегда из своей истории. - Мы отплываем послезавтра, - сказала она за ужином. – Я нашла судно и настроила лог. Нами, конечно, справилась бы быстрее. Но я постаралась. И хочу, чтобы вы оценили мои усилия. Я буду неплохим штурманом. Пока не довезу вас до соседнего острова, и… - Но… - Чоппер посмотрел на нее и вдруг замолчал. Но телу разливалось незнакомое тепло, от взгляда Докторины хотелось плакать. - Вы плывете со мной оба, - сказала Робин. – Я думаю, что вы должны поплыть со мной. Втроем веселее. Втроем – быстрее. Втроем – лучше. Не думаете же вы, что оставите меня совсем одну? Я не справлюсь одна. Мне нужны товарищи, мои накама. Сабо, Чоппер, как хотите, а я беру вас с собой. - Я плыву, - отозвался Сабо. – Я почти поправился. Я плыву, даже если ты передумаешь. - И я плыву, - выпалил Чоппер. – Чтобы следить за пациентом. Я не могу оставить Сабо… Пока он не поправится, разумеется… Робин поймала благодарный взгляд Докторины, мягко кивнула и опустила глаза. Она вдруг отчетливо поняла, что так пыталась сказать ей все эти дни. Она действительно чувствовала себя тут, как дома – да что там, она была тут по-настоящему дома. И люди, которые были ей рады здесь, не кривили душой – и не лгали вовсе. - Я могу только благодарить тебя, - сказала ей на прощание Докторина. - Это мой долг, как матери, - улыбнулась Робин.