Кисея

Ночью ей приснился Луффи, ясно, как живой — и Робин вскочила на ноги, заплаканная и счастливая — почти падая, чтобы стало понятно — Луффи нет. И, возможно, уже не будет никогда для нее. — Дура, — сказал Крокодайл. — Какая же ты дура… Она плакала, размазывая слезы по щекам, обняв свои худые колени — Даз варил кофе, Чоппер тревожно копался в своей аптечке, время от времени касаясь лапкой ее лба. Он любил Робин и беспокоился о ней. Робин любила Луффи и тосковала о нем. Все стало собой. — Это только сон, — сказал мудро Даз. — Сны снятся живым. Пока ты жива, ты можешь плыть дальше. — Когда я брал тебя в команду, ты не ревела по ночам, — заметил Крокодайл. Он вдруг посмотрел на Робин и понял, что ошибается. — По крайней мере, ревела так, что другие не слышали, — добавил он. Аромат кофе наполнил кухню, и ветер принес запахи моря. Робин затянула потуже кисейный пояс на халатике, взяла Чоппера на руки. — Пойдем спать, — сказала она. — Простите за беспокойство. Сломанные часы внутри снова стали бить по привычке — надежда умирала медленно, но у Робин не было иного пути, кроме как верить и ждать. Верила и ждала она по инерции — без договоренности. Глаза болели от слез, слезы застилали глаза. — Все справедливо, — сказал Крокодайл. — За нерешительность. — Она была на мушке у правительства, — заметил Даз. — И не могла плыть за ним тогда. А теперь три года подряд она ищет его следы. И не находит их. — Находит только нас, да? — Крокодайл глухо рассмеялся, пробуя кофе — терпкий вкус, чудный аромат, Даз просто мастер. — Ей этого мало. Но, как и любая женщина, Нико Робин еще не поняла до конца, чего так жаждет. Когда поймет — разочаруется, расстроится, устанет. — Она уже… — негромко заметил Даз. — Вы правы, босс. Обычная… женщина. Они замолчали оба, потому что подумали практически об одном и том же. О том, какая все-таки она необыкновенная, эта Мисс Оллсандей — в своей обыденности. Женщина, влюбленная в историю. Женщина, любящая павшего короля. На другом конце корабля спокойно дремал, обняв Чоппера, а Робин смотрела на них, подтыкая одеяло. Она боялась уснуть и увидеть свой драгоценный сон снова. *** Ведомый чувством к Робин, Сабо умирал от угрызений совести и сделал то, чего делать не должен был — он подарил ей надежду. Любому другому она бы не поверила — но не Сабо — брату Луффи. А он, влекомый таинством и нежностью, внушил ей — Луффи там, на Фууше, в Ист Блю, куда они плывут — теплый остров встретит их, и она закончит свое путешествие. Робин слушала его долгими вечерами и в короткий штиль — и поверила, потому как ничего иного ей не оставалось. Она поверила ему — и сердце ее расцвело. Длинные волосы снова были уложены по утрам в аккуратные волны, кисейный шарфик ловко перевивал пряди. Робин улыбалась, а бесчисленные руки готовили, варили, стирали и наводили порядок — ее женское и материнское «Я» проснулось и требовало действия и красоты. Нежная — как весна — чистая — как небо. Крокодайл и Даз, Чоппер и Сабо — весь мир смотрел сейчас на Робин и наслаждался вернувшейся к ней молодостью. Любил ее. Берег ее. И — не думал о грядущем разочаровании. — Я ведь привязался тогда к тебе, — сказал ей Крокодайл. — Понимаешь? Точнее — помнишь? Или… Наверное, я не показывал этого. — Отнюдь, — Робин вешала чистые простыни. — Показывал. Но сложно догадаться к кому именно ты привязался — к Нико Робин или к Мисс Оллсандей… Она улыбнулась и закрыла глаза, щурясь от солнца. — Я все-таки думаю, что к Нико Робин, — добавила она. Крокодайл смотрел на нее, не отрываясь, не в силах продолжить свои слова. Он вдруг понял, какая боль таится сейчас внутри ее бумажного сердца, и не решился усилить ее или ослабить — вмешаться, значит, касаться по рубцу на ее животе — крюком, не рукой. Он улыбнулся и посмотрел вперед себя — в Ист Блю сейчас лето, Робин там понравится. Спустя пару недель они достигли первого острова — а спустя месяц бросали якорь вблизи Фууши. Робин в длинном летнем платье и шляпе первая спрыгнула в воду, не в силах ждать. Сабо помог ей спуститься — и встал рядом с ней. Он выглядел старше, а от болезни его не осталось и следа. — Жарко, — сказал добрый Чоппер. — Слишком жарко для меня. — Тут родился наш капитан, — добавила Робин. — Тут он рос. В принципе, тут он стал тем, кем он стал. Каким мы его узнали. И полюбили. Ее глаза сияли — или были просто влажны. Робин пошатнулась, но Сабо помог ей не упасть. Они пошли к берегу, Крокодайл пошел за ними. Даз — остался на корабле. Он лучше других понимал, тут нет того, кого они ищут, но лишить Робин последней надежды было слишком жестоко даже для него. Он затаился. — Я приготовлюсь к отплытию, — сказал он своему капитану. Крокодайл коротко кивнул. Чоппер посмотрел на них тревожно — и сердце его задрожало прежде чем остановиться. — Робин, — прошептал он. — Робин. *** — Мой мальчик, — заплакала Дадан. Она уже не видела, но все еще могла узнавать Сабо — и непонятно было, кого именно она обнимала сейчас — нового главу революционной армии или белобрысого мальчишку с щербинкой на передних зубах. — Мой славный добрый мальчик… — плакала она. Чоппер плакал вместе с ней. Крокодайл молчал. Робин вошла последней — рассматривала вывеску, сделанную руками маленьких братьев двадцать лет назад. — Здравствуйте, — сказала она. — А… Луффи? Он здесь? Дадан замолчала и подняла невидящие глаза на Робин, помолчала немного, пытаясь ее узнать — но не узнать Робин было бы сложно, Дадан и все другие люди на земле теперь знали истинную историю, и узнали они ее из уст Робин. — Свет революции, да? — сказала она. Сабо шевельнулся, но взял себя в руки. Лицо Робин потемнело, осунулось, она села на маленький низенький стул и сняла шляпу. Волосы упали на плечи, пряча ее боль. — Он был тут, — сказала старуха. — И очень ждал тебя. Но ты задержалась, свет революции. Ты слишком задержалась. — Нет… — ясно и спокойно сказала Робин, — Нет… Вы не можете… Я не поверю. Я все равно не поверю! Нет… — Он ушел, и тебе пора отпустить его, — сказала Дадан. — Больше тебе некуда идти, девочка. Луффи тут нет. Вернее — он тут. Но ты его не сможешь увидеть. Разве что — во сне. Она закашлялась — и рассмеялась, целуя руку Сабо, прижимая ее к своей щеке. — Там и будем видеть его, девочка. И я, и ты. И все мы… — она закрыла глаза. — Мальчики мои… Сабо, Луффи, Эйс… Она заплакала снова — и Сабо остановился, очнулся — обернулся, но Робин там уже не было. Она твердым шагом вышла из тесной комнаты, закрываясь шляпой от солнца. Глаза ее были болезненно сухие. — Что? — спросил Крокодайл. — Что? — Он не умер, — решительно и упрямо сказала Робин. — Луффи не умер. Ясно? — Ясно, — пожал он плечами. — Ясно. Он пошел за Робин, быстрым шагом удалявшейся в сторону оставленного корабля — и только ему было видно, как сжались и опустились внезапно худые ее плечи, а шляпа осталась в высокой траве. Робин шла вперед и не слышала ни звуков леса, ни пения цикад, ни собственного сердца.