Последняя ночь

Ghosts and silhouettes They take a piece of me they want it all Oh but to wait in an empty room With the feeling that is closing in *** Сон Наполеона глубокий и мирный, такой тягуче сладостный, он обволакивает, облепляет со всех сторон, погружая в непробиваемый кокон. Он заперт один на один со своими ощущениями, и ему никак не выбраться из этой ловушки. Изнутри его сковывает невероятный трепет, хотя мероприятие, на котором он присутствует, кажется ему довольно скучным. Это очередной, чересчур пышный и помпезный маскарад. Вокруг снуют гости в белоснежных нарядах, в центре зала танцуют прелестные девушки в золотых масках, пылают свечи, и в зале царит атмосфера всеобщего веселья, роскошного празднества, которое не вызывает у Наполеона никаких особенных эмоций. Он видел это всё столько раз, что подобное утратило для него свое очарование, приелось чрезмерностью и неизменным повторением одного и того же. Та же музыка, хотя оркестр на высоте, тот же замок, полный сказочного убранства. Все это давно не имеет никакого значения, не несет в себе былой таинственности и загадочности, и в любой другой день он последовал бы своему обычному сценарию обольщения первой попавшейся красотки, уединяясь с ней в одной из роскошных спален. Но не сегодня. Сегодня все совсем иначе. Гости съезжаются, непрерывным потоком наполняют зал, источая фальшь каждым слишком жеманным движением. Наполеон привык, хотя его это порядком раздражает, но он научился легко и непринужденно накидывать на лицо светскую улыбку и проявлять радушие, идеально вписываться в атмосферу. Сегодня это как нельзя кстати, ведь они ожидают важных гостей из другого королевства. Все в нетерпении, жаждут узнать, каков же из себя этот принц Валенсии. Дамы перешептываются между собой, восторженно хихикают, и, благо, их сплетни заглушает намного более приятная слуху музыка. Наполеон и так на взводе. Он сам не может понять, что на него нашло. Он знает, что выглядит потрясающе, впрочем, как и всегда, но почему-то все равно беспокоится о том, чтобы произвести благоприятное впечатление. Что за вздор? Наполеон старается убедить себя, что ему совершенно наплевать и что он просто следует заведенным порядкам. И все же внутри что-то подрагивает, трепещет и бьется, будто он вот-вот столкнется со своей судьбой. Словно все это было давно предрешено, и не ему менять причудливое сплетение нитей человеческих жизней. Взгляд выхватывает из толпы прелестного юношу, такого невинного, с правильными чертами лица и нежным взглядом голубых глаз. Наполеона пронзает узнаванием, — он уже встречал его раньше, год назад, и вот теперь их пути снова пересеклись. Молодой мужчина очень хорош собой, красив настолько, что захватывает дух. По всему его виду сразу понятно, что он совершенно неопытен и очень молод. Хотя, пожалуй, и ненамного моложе самого Наполеона. Но сам Наполеон через многое прошел, видел кровь войны, а этот юнец еще слишком зелен и проливал кровь разве что на охоте в качестве увеселения, не более. Наполеон впитывает в себя черты его лица, никак не может перестать любоваться этим славным, нежным цветком, еще нетронутым разрушением мира. Навязчивая мысль поселяется в голове — Наполеону ужасно хочется заполучить его себе, в свое полное безраздельное владение, он уверен, что сможет о нем позаботиться подобающим образом. — Принц Валенсии, — громогласно объявляет один из придворных, обращая все внимание к этому светловолосому совершенству, которое немного смущается от слишком пристальных взглядов, блуждающих по его телу. И перед глазами Наполеона отчетливо всплывает картинка их первой встречи на другом подобном балу. Он сразу же приметил этого юношу, такого нескладно высокого, растерянного, стоящего посреди зала в окружении задорных танцовщиц. Он так забавно топтался на месте, смущенный, и не знал куда приткнуться, прекрасный и трогательный, потерявшийся среди всей этой сверкающей белизны и сбивающей с толку пышности. Наполеон слыл тем еще ловеласом, и в его постели побывало множество искушенных женщин и мужчин. А объект, привлекший его интерес, был так молод и наивен… Но Наполеону еще тогда захотелось его попробовать, и эта одержимость никуда не исчезла. — Его величество герцог Саффолк, — что ж, его самого представили, и принц наконец-то столкнулся с ним взглядом. Его лицо вытянулось, как у любопытного лисенка, определенно озаряясь узнаванием, и на лице зажглась поистине ангельская улыбка. Наполеон сражен наповал, и, похоже, по нему это заметно. Одна смешинка этого молодого принца, и вот Наполеон замер, как вкопанный, и не может пошевелиться. Его лицо застывает в выражении искреннего восхищения, а в глазах, наверняка слишком очевидно, плещется вожделение. Он приметил его еще год назад, но все же каким-то чудом не тронул и не испортил, но теперь эта жажда кажется невыносимой, и он не намерен упустить свой шанс — темные, жгучие желания утягивают за собой в неведомый мир нового прекрасного чувства, настойчиво зарождающегося у него в груди. На этот раз он не намерен отступиться. *** Пробуждение легкое и приятное, Наполеон с удовольствием потягивается и внезапно понимает, что в голове засел какой-то смутный образ. Перед глазами само собой возникает лицо его русского напарника. Или нет? Хотя, все же, это определенно Илья, но не совсем такой, каким Соло привык видеть его каждый день. Словно это его брат-близнец, спокойный и веселый, такой очаровательно прекрасный и немного неуверенный в себе, у него нет и следа той печати ярости на лице, которая стала отличительным признаком Курякина. Вероятно, это кто-то другой, пусть и смущающе похожий, но совершенно другой человек, которого Наполеон знал когда-то давно, только вот ему никак не удается вспомнить, когда именно. Озадаченный странным видением, американец облачается в свой неизменный костюм и привычно идет на кухню готовить завтрак. Пока он помешивает содержимое сковороды, в его голове продолжают крутиться мысли об этом лице, одновременно так похожем на Курякина и так разительно от него отличающемся. Илья вваливается на кухню как обычно помятый и немного напряженный, что, собственно, уже давно не удивляет. Хотя взгляд у него непривычно шальной и какой-то гипнотизирующий. Он не сводит его с Наполеона на протяжении нескольких минут, и Соло становится даже немного неуютно от этих ледяных сверл, упирающихся ему в спину. Он даже не собирается выпытывать у большевика, что же случилось. Почему-то это кажется неловким и таким неуместным, что он решает сгладить возникшее в воздухе само по себе искрящее напряжение предложением утреннего напитка. Курякин с заминкой дает невнятный ответ, и все так же не отводит своих глаз. Наполеон решается напрямую заглянуть в них и утопает, проваливается в бездну, и весь Илья вдруг кажется таким родным, что Соло едва не задыхается от этого впечатления. Оно не впервые пронзает его. Такое уже было, и словно даже не один раз. Еще в первую встречу эта статная фигура сразу же привлекла его внимание. Во всем облике сквозило что-то невероятно знакомое, аж до рези, ряби в глазах. Такое чудо он уже видел когда-то, уже испытывал такое же тепло. Илья совсем как тот мальчишка из сна, но все же чужой человек, отстраненный, обросший печалью и душевными переживаниями, которые испещрили его лицо, наложили свой отпечаток на каждое его движение. И все же проскальзывает иногда что-то от того невинного, юного паренька, что-то в глазах, глубоко сокрытое и так редко являющее себя. Невероятное. Один образ никак толком не накладывается на другой. Что общего этот сильный, безжалостный мужчина может иметь с зыбким призраком молодого принца? Абсолютно разные картинки, не имеющие между собой ничего общего, никаких точек пересечения, кроме, может быть, этих бездонных, проницательных голубых глаз. О да, эти глаза пронзили герцога в самое сердце, и эти же глаза сейчас медленно вынимали душу из Наполеона. Впрочем, между королевской особой из сна и собой Соло было проще провести параллели, чем между Ильей и его предполагаемым прототипом. Любовь к роскоши и несомненное умение подавать себя, ловкость, обольстительность и прочие достоинства были присуще им обоим, а ко всему этому еще добавлялась внезапная одержимость светловолосым совершенством, пусть у каждого из них был свой объект обожания. Молодой принц из сна интриговал и заставлял поломать голову над тем, откуда же он такой чудесный взялся и что скрывается за этой беззаботной нерешительностью и смущением. Курякин же был загадкой иного рода. Цельный, стремительный, идущий напролом русский с, без сомнений, необъятно щедрой душой, он вгонял Наполеона в ступор одним своим существованием. Его эмоции — открытая книга, считать их никогда не составляло особого труда, только вот определить причину их возникновения бывало порой невероятно сложно. Сейчас как раз такой случай. Илья немного потерянный, в его движениях присутствует сковывающая зыбкость, и вся поза обнажает внутреннее противоречие. Что-то гложет русского изнутри, о чем он не может поведать вслух, раскрыться Наполеону, оформляя тревоги в слова. Все, что у Соло есть в качестве подсказки — это беспокойный, раздирающий на части взгляд и бурлящий вихрь непознанных чувств в собственной душе. Наполеон тщательно изучает лицо своего напарника, решительно отгоняя морок улыбчивого принца, настойчиво возникающий перед глазами, и никак не может понять, что это за ощущение проклевывается изнутри. Он абсолютно точно испытывал подобное. Но в этой ли жизни? В этой ли реальности? А может… однажды во сне?