Я тебя никогда не оставлю

      Последние недели длились, казалось, вечность. Напряжение нарастало не только в доме, но и за его пределами. И если внутри все было завязано на скором рождении ребенка, то снаружи ситуация была куда как более серьезной. Постоянные восстания против российского владычества в Грузии приводили к многочисленным потерям. Михаил стал появляться еще реже, от чего Татьяна нервничала и становилась все бледнее.       В один из дней, когда князь снова появился лишь для того, чтобы сменить одежду и удостовериться, что с женой все в порядке, началось то, чего все ждали. После завтрака княгиня почувствовала слабые ноющие боли в области поясницы, впрочем такое случалось довольно часто в последнее время. Однако привычные методы избавления от этой боли не помогли, наоборот, ощущение дискомфорта нарастало.       Горничная, сидевшая рядом с ней, забеспокоилась и позвала экономку. Та, выслушав княгиню, решила не рисковать и послала за акушеркой*. Спустя почти час ожидания в дом вошла высокая худая женщина в строгом платье и с чемоданчиком в руке. Так же выспросив у Татьяны все подробности и осмотрев ее, она подтвердила, что начались схватки. За этим последовали указания нескольким девушкам, что нужно делать, но последующие пять часов прошли все так же.       Боль усиливалась, накатывая все более частыми волнами и задерживаясь все дольше. Акушерка успокаивающе гладила княгиню по волосам и что-то говорила.       — В первый раз всегда так долго, не переживайте, — ее сухой голос напоминал шелест листвы под ногами, и это несколько убаюкивало. Татьяна отвлекалась от боли, сжимая в пальцах простынь, и думала о муже. Он ведь не сможет быть рядом с ней в этот момент, не сможет подержать ее за руку, ласково улыбнуться, желая приободрить. Будут только снующие туда-сюда горничные, посматривающие на нее с опасением и тревогой. Будет только эта женщина, четко выполняющая свою работу.       Но не будет Демона. И если отсутствие мужа можно было перенести, то нехватка последнего становилась буквально-таки осязаемой.       Глядя на страдания княгини, которые не закончились и к ужину*, Алико начала распахивать в доме двери, вспоминая свою мать и бабку, которые верили, что это поможет быстрее родить*.       Спустя еще два часа боль стала невыносимой. Княгиня стонала на кровати, а вокруг суетились служанки, таскавшие полотенца и теплую воду. Одна из них перебирала волосы Татьяны, распутывая их, желая, как и экономка, облегчить роды. Акушерка, закатав рукава и надев черный фартук, упорно требовала от роженицы тужиться.       Около получаса прошли в непрерывных криках, оглашавших весь дом. В конце концов, Татьяна не выдержала и, обессиленно опустив голову на подушку, тихо позвала искусанными в кровь губами:       — Демон, пожалуйста.       Он появился, сокрытый от остальных, и осторожно подул на разгоряченный лоб. Приоткрыв глаза, девушка попыталась улыбнуться, но тут же снова закричала от боли. Демон хотел бы не видеть выражения муки на ее лице, но не мог уйти. Сжав бледные пальцы, он прошептал:       — Я останусь рядом, не бойся. Все скоро кончится, — вторую руку он положил на живот Татьяны, мысленно умоляя кого-то, чтобы это побыстрее закончилось. Его посыл словно нашел отклик, потому что уже через несколько минут акушерка воскликнула:       — Отлично, дорогая. Уже показалась головка. Давай, ты сможешь.       Горничная обтерла лицо княгини и поспешно отошла, боясь сбить роженицу с верного настроя. Демон же забыл, как дышать, глядя на самое таинственное и прекрасное — на саму жизнь. Он сам не заметил, как потихоньку стал забирать боль у Татьяны. Она стискивала зубы и продолжала тужиться.       И когда отзвенели полночь большие часы в гостиной, раздался детский крик. Акушерка аккуратно перерезала пуповину и радостно возвестила:       — Мальчик, моя госпожа.       Татьяна, тяжело дыша, с улыбкой посмотрела на Демона, который все еще не отрывал от нее взгляда, и хрипло попросила:       — Дайте мне.       Вымытый и запеленатый в белую простынь младенец был осторожно передан из рук в руки. И впервые взглянув на своего сына, княгиня заплакала.       — Все выйдите, — скомандовала экономка, понимая, что такой момент не предназначен для чужих глаз. — Госпожа, мы будем рядом. Вам обоим надо отдохнуть, так что недолго, прошу вас.       Но Татьяна продолжала рассматривать милое личико с пухлыми губками, прямым носиком, явно доставшимся от нее самой и темными, почти черными глазками. Малыш беззвучно открывал ротик, но не кричал, чувствуя знакомое материнское тепло. Демон, так же внимательно разглядывающий ребенка, осторожно поднес руку к головке и, еле касаясь, провел пальцами по редким черным волосам.       — Красивый. И такой маленький.       — Мой маленький, — нежно улыбнулась Татьяна. — Я не думала над именем, кстати. Может, выберешь ты?       Демон замер, глядя на нее. Ему внезапно стало душно и так волнительно, что он отдернул руку, боясь показать дрожь.       — Почему я?       — Он напоминает тебя чем-то. Даже от меня я почти ничего не вижу в его чертах.       — Тогда можно я назову его Глебом? — Демон внимательно всмотрелся в черные глаза новорожденного и с ужасом понял, что Татьяна не ошиблась. В мальчике, действительно, было слишком много от него самого.       — Глеб… — задумчиво повторила княгиня. — Мне нравится.       Она потянулась ближе к Демону, желая дать ему подержать своего сына, но тот внезапно отшатнулся. Удивленная, Татьяна даже не успела ничего спросить.       — Я немедленно сообщу твоему мужу об этой радостной новости.       И он исчез, спеша куда подальше от того, кого мог назвать своим сыном, пусть и не полностью. Было то, что связывало его с ребенком (Глебом, как мысленно сам себя поправил Демон). И этим чем-то была та самая Тьма, струящаяся с кончиков его пальцев и укутывающая его в свои объятья.