Сага о Тачи

      Того парня звали Косакабэ. Фамилия такая. Имя Санада по обыкновению не запомнил. Друзей у Косакабэ в школе не было, так что все его звали по фамилии. Он, конечно, был нулевик, но нулевик, как говорил Ода, "депрессный". Другими словами, вместо поиска путей выхода из своей ситуации, он попросту считал себя ни на что не годной тряпкой. И в результате, естественно, очень на неё походил. Такие "депрессные" нулевики встречались везде. Что себя обманывать, Санада сам был таким до встречи с друзьями. Потому и в этот раз Тоётоми предложил взять несчастного в "секту". Однако, если Санада упёрто занимался кендо и ходил в библиотеку, то за Косакабэ никаких привычек, хоть как-то раскрывающих его характер, заметить не удалось. Ода сперва даже был против его приёма в круг друзей, но Такеда, как всегда, воздержалась, потому получалось двое против одного и громкий весельчак сдался.       Искать благоприятную ситуацию для разговора было бесполезно. Опять таки, если Санаду "подловили" в библиотеке, то Косакабэ ничем таким не интересовался. В конце концов Санада решил, что нужно поговорить с ним напрямую, а не ждать подходящего момента.       В тот день на лице Косакабэ появился новый синяк. На официальные вопросы о причинах он отвечал дежурное "упал с лестницы", все так же дежурно кивали, типа сочувствовали, и все прекрасно знали настоящие причину. Парень был слабак и одиночка, прекрасная мишень для хулиганья.       Сразу после уроков, когда народ устремился на перегонки из кабинета, Санада подсел к Косакабэ. Последний по обыкновению никуда не спешил.       - Косакабэ-сан, одному быть тяжело и плохо. Мы предлагаем тебе попытаться стать друзьями.       Санада выпалил всё это скороговоркой, ибо жутко стеснялся. Однако, внешне это никак не отражалось, даже более того, рефлекторно он состроил "морду кирпичом", спрятав за ней смущение. В результате, его предложение дружить выглядело чуть ли ни как угроза. Вроде "предложения, от которого нельзя отказаться". Между тем, сам Косакабэ отреагировал куда менее предсказуемо. Сперва он вообще не видел Санаду, мерно собирая учебники и карандаши в сумку, а когда кендоист (Санаду в классе воспринимали именно так) закончил свою тираду, наконец, обратил на собеседника внимание. Взгляд его был таков, будто он видел парня в первый раз.       - Санада-сан, - прорезался его голос, даже улыбка показалась. - Предлагаешь мне вступить в ваш исторический кружок?       Показалось ли Санаде, или Косакабэ и впрямь говорил с издёвкой? Меж тем тот продолжал:       - Нет, Санада-сан. Что меня связывает с такими падшими нулевиками, как вы? Ничего!       - Падшими? Ой ли? - Санаду как подменили. Шибко не по нраву ему были пустые оскорбления. - Сам-то не нулевик что ль?       Косакабэ улыбнулся ещё шире, но от улыбки сей веяла холодом и превосходством. Ничего хорошего в ней не было. Для пущей крутости он ещё и встал, чтобы глядеть на Санаду сверху вниз (что никак по другому бы не могло произойти, в силу роста кендоиста).       - Вы смирились со своим жалким существованием, - заумно начал Косакабэ. - Скажешь нет? Кендо, выбор профессии, дальнейшее образование, что это? Скажешь не попытка уйти от реальности? От своей бездарности? Попытка хоть как-то скрасить свою ничтожность! Найти хоть какой-то смысл для своего бессмысленного существования! Вот, кто вы! И мне с вами не по пути. Я сдаваться не намерен.       - Это всё славно, Косакабэ-сан, - ответил Санада совершенно бесстрастно. Откровение его не поразило. - Я и не предлагал сдаваться. Я предлагал подружиться. У тебя что-то пока не очень-то выходит в одиночку.       Последние слава он дополнил жестом, приложив указательный палец к тому месту на своём лице, где у Косакабэ был синяк.       Лицо худощавого парня перекосилось, видать Санада задел за живое. Тот развернулся и пошёл было к выходу, ссутулившись по обыкновению, но затем остановился и повернулся с прежней холодной улыбкой на лице.       - Меня ждут такие высоты, о которых ты и мечтать разучился, Санада-сан.       С этими словами Косакабэ покинул кабинет.       Позже этим же днём товарищи завалились к Такеде.       Гараж, как всегда, был завален хламом. То, что здесь жила девушка, да ещё будущая студентка, видно не было совсем. Скорее походило на бомжатник, но никто никогда не жаловался. Санада знал, что в спальне, которая была по совместительству ещё и кабинетом, было порядку побольше, но "холостяцкий" стиль всё равно сохранялся. Спальня-кабинет была самой дальней комнатой. Попасть в неё можно было через дверь в гостиной. Гостиная располагалась в основном помещении гаража. Ворота, через которые когда-то выезжала машина, были замурованы и играли роль стены. В гостиную, в свою очередь, можно было попасть из кухни, а на кухне располагалась дверь наружу. Здесь же было одно единственное на всю хату окно. Вот такая тонкая планировка. Зимой здесь, конечно, был дубак. В холодный сезон Такеда спала под тремя одеялами, тепло одевалась и жила в компании обогревателя (когда хватало денег на оплату жутких счетов за электричество).       Товарищи расположились в гостиной, кто на диване, кто на полу. Такеда экономила на свете, потому здесь царствовала полутьма. Ода сегодня от возлияний воздержался (в виду скудности денежных средств), так что поговорить удалось в спокойной обстановке. Хозяйка поставила на журнальный столик угощения: малосъедобные рисовые хлебцы, которыми питалась сама, и зелёный чай. Чем богаты, тем и рады.       Санада пересказал сегодняшний разговор с Косакабэ.       - Определённо эксперимент, - заключил Тоётоми.       - Я тоже так подумал, - согласился Санада.       Ода кивнул, а Такеда, как всегда, не отреагировала (но все знали, что в разговоре она участвует, слушает и делает какие-то свои выводы, редко-редко высказывая их).       Ребята нахмурились.       Дело в том, что в последнее время никто из них уже не подрабатывал "контрольной группой" на экспериментах.       С месяц назад Ода вернулся с очередного такого мероприятия слегка не в себе. Он часто пребывал, как говорится, в "летящем" состоянии, особенно когда выпьет, потому сперва друзья не придали значение его дебошам. Затем внимательная, как всегда, Такеда заставила его дыхнуть и, зафиксировав отсутствие перегара, уложила на кровать в своей спальне. Почти сразу ему заметно поплохело. Парня пришлось натурально откачивать.       На следующее утро, бледная от усталости Такеда дала своё медицинское заключение. Его чем-то серьёзно траванули.       По каким-то своим соображениям, Такеда никогда не вызывала скорую помощь. В тот же день ребята всей толпой отвели Оду в поликлинику. Медики взяли кровь на анализ, даже ту, что Такеда брала у Оды прошлым вечером (если в крови было что-нибудь постороннее, за ночь могла рассосаться), с девушкой поговорили, поругали, конечно, за самолечение, и... В общем, бодались с поликлиникой ещё долго, но, если сокращать басню, дело попросту замяли.       Оду Такеда выходила сама.       После того случая никто из товарищей на звонки и предложения учёных уже не отвечал... Последние деньги от экспериментов Санада потратил на дешёвенький велосипед и потуже подтянул поясок, как и все.       Потому и сейчас, когда Тоётоми сделал единственный возможный логический вывод по поводу судьбы Косакабэ, ребята пригорюнились.       - Ну... он сам себе мужик! - заявил Ода, вставая с дивана. - Семпай, у тебя есть, что пожрать? В смысле, ПОЖРАТЬ, а не это недоразумение.       Такеда молча отправилась на кухню, Ода поплёлся следом. В полутьме гостиной остались только Тоётоми и Санада.       - С другой стороны, Ода прав. Какое нам дело? - вполголоса спросил Тоётоми.       - Дело не в нём, не в Косакабэ. Вернее, не в нём конкретно. - Санада сделал паузу. - Ты бы видел, с каким самозабвением он говорил об этих своих "высотах"! Ему наобещали чёрт знает что, он поверил, и теперь не знаю, что с ним будет... Но точно ничего хорошего. А сколько ещё таких надутых болванов?       - Тебе ли на них не наплевать, Санада? Мы все не очень-то душевные личности и всеобщей любовью не пользуемся. Какое тебе... в смысле, нам дело до них.       Санада помолчал чуточку, обдумывая что-то.       - Я могу не любить Косакабэ, или Буча или ещё кого, - заговорил он. - Но если люди начнут падать замертво прямо на улице, это меня обеспокоит. Не в том смысле, что это опасно для меня или вас, просто... наверно мне их жалко. И Косакабэ, этого с лапшой на ушах, тоже жалко.       Тоётоми даже оторвался от созерцания пустоты где-то под журнальным столиком и удивлённо глянул на товарища.       - Первый раз такое слышу от тебя! Жалость?       Санада пожал плечами. Он не врал. Кому здесь врать, кроме себя самого? Ещё ему было жалко и обидно за одну милую девочку, что так усердно тайком занимается, но этого он, конечно, не сказал.       - Не нравится мне, что эти яйцеголовые играют с чувствами и мечтами людей, - вместо ответа молвил он. - Наврут этим... нулевикам, что их нулёвость легко исправить шприцем или НД-полями, и на тебе: уже очередь из идиотов.       - Не пойму я тебя никак, Санада-сан. Сам же их идиотами называешь и сам же про жалость говоришь. Да ещё слова какие умные! НД-поле, видите ли! По мне, так пусть варятся эти идиоты в собственном соку. Глупостей не делаешь — впросак не попадаешь. Всё просто.       Санада ничего не ответил. Чуть помолчав, Тоётоми продолжил:       - Но если помечтать... Вдруг и впрямь можно принять какую пилюлю и хлоп! Ты уже третий... ну ладно, хотя бы второй уровень!       Санада резко встал. Это было что-то вроде жеста отрицания.       - Ты чем-нибудь занимаешься, Тоётоми?       - Э... В смысле?       - Ну, как я кендзюцу, или как Такеда медициной.       - Нет, конечно! Что спрашиваешь? Нам с Одой до вашей самоотверженности, как до звезды.       - Вот! Когда долго что-то делаешь, начинаешь ценить этот труд.       - Потому что жалко вложенных усилий?       - Нет! Потому что начинают появляться мелочи, про которые ты и подумать прежде не мог. Не хватало опыта даже чтобы просто предположить их существование, не говоря уже о том, чтобы заметить.       - Это что за лекция такая? - почти возмутился Тоётоми.       Санада помотал головой. Он не смотрел на собеседника и вещал куда-то в пустоту.       - Это не лекция. Это я к тому, что нет и не может быть "пилюли счастья". Счастье надо ковать, а не отливать в нужную форму.       - Да ты прям томик философии! Только вот концовка неблагозвучна.       Тоётоми говорил с насмешкой, но Санада уже научился слышать, когда его друг соглашается, даже если не говорит при этом "да".       - Ну, - Тоётоми закинул ногу на ногу, пригубив чашку с остывшим чаем. - Будешь отговаривать Косакабэ?       - Нет. Здесь Ода прав. Он сам себе мужик, в смысле, хозяин.       - Тогда что?       Санада повернулся к другу лицом.       - Понаблюдаем, - улыбнулся он. - Если нужна будет помощь — поможем.       - Ой! - радостно воскликнул Тоётоми. - Уже чувствую себя профессиональным спасателем!       - Что я пропустил? - в дверях стоял Ода, нажёвывая что-то отдалённо напоминающее бутерброд с рисом. Позади него маячила Такеда с ещё тремя такими же "зверями" на тарелке.       С того памятного разговора, когда клуб любителей истории превратился в клуб спасателей, прошло всего пара дней.       В этот раз Косакабэ явился в школы в совсем плохом виде. Весь бледный, тощий — тень самого себя. На уроке он то ли заснул, то ли потерял сознание, в общем начал заваливаться на бок. Сосед его поймал, но это событие произвело неизгладимое впечатление на весь класс. Санада не успел вызваться проводить его до медпункта (его опередили), но проведал на следующей же перемене. Парень спал.       После уроков Санада, как ангел-хранитель, торчал целый час у медпункта. Наконец, Косакабэ вышел оттуда чуть ли ни ползком, смерил Санаду пустым взглядом и, как будто не увидев его, пошёл дальше по коридору. Направлялся, видимо, домой. Где жил Косакабэ, товарищи уже знали (помог кто-то из знакомых Тоётоми). Знали так же, что живёт он один. Санаде осталось только отзвониться друзьям. Он сердцем чувствовал, что сегодня что-то случится.       В общем-то план был прост. Вежливо навестить Косакабэ, показать его Такеде, а там уже по ситуации: либо в поликлинику, либо к семпаю на хату.       Но всё оказалось куда сложнее.       Санаде пришлось на минуту потерять Косакабэ из виду, чтобы забрать из раздевалки свой бокен, с которым по школе ему ходить запретили. Когда он вернулся, худющего парня и след простыл. Чертыхаясь, кендоист побежал на автобусную остановку, но, видимо, опоздал. Мог ли высушенный парень бегать быстрее Санады? Тогда как? Пешком? Такси? Сплюнув, "спасатель" ринулся обратно в школу, к своему велосипеду.       До квартала, где жил Косакабэ, Санада добрался последним. Такеда встретила его на автобусной остановке и со, столь непривычным для неё, волнением объяснила, что парни не застали беглеца в квартире и принялись искать по округе.       Санада злился на себя, решив, что дело проиграно, и несчастный может сейчас быть где угодно. Хоть в канаве за школой. Вдруг зазвонил телефон-кирпич. Это был Ода:       - Санада, мать твою, ты, блин, где? - голос звенел от напряжения.       - Здесь, с Такедой.       - Тормоз хренов, вали быстро сюда! Этот, как его... Синий дом справа видишь?       - Да.       - Беги в проулок с дальней стороны!       Санада прямо на велосипеде устремился в указанном направлении.       Три поворота, и он на месте. Свалка здесь была знатная. Мусор и грязь повсюду. Запах тоже выше всяких слов, примерно на уроне междометий.       Санаду трясло от предвкушения. Он нервничал. Голос Ода сказал ему почти всё, что нужно было знать.       В проулке он увидел спины двух своих товарищей, за ними - каких-то людей. С велосипеда он рассмотрел и узнал только массивного Буча. Этого достаточно. Спешившись, Санада взял в руки бокен, спрятанный в простенький чехол, и поровнялся с Тоётоми и Одой.       У стены рядом с мусорным баком сидел Косакабэ. Позой он напоминал безвольную куклу из страшных сказок. Волосы свисают слипшимися сосульками, пряча лицо; руки как-то неестественно выкручены; растопыренные пальцы грязные. Жуть, одним словом. Жив хоть вообще? Над страдальцем высился Буч. Улыбался он похабно, впрочем, как и всегда. За ним стояли его подручные, человека четыре. Пятеро на троих, значит, если считать большого Буча за одного.       - Ох, ёшпдрец твою, сам Санада-кун пожаловал, а? - совсем развеселился мордоворот. - Ой, конечно, Санада-доно, да? Как я мог забыть.       - Что творится? - в голос молвил Санада, обращаясь при этом к товарищам.       - Эти подонки избивают Косакабэ-сан, - не сводя глаз с Буча и ухмыляющийся компании, ответил Тоётоми. Столько ненависти в его голосе Санаде прежде слышать не приходилось.       - Ой, босс! - прорезался кто-то из свиты. - Погрёбыш чё-то вякнул про нас!       Но Буч только усмехнулся. Он явно чувствовал себя господином ситуации.       - Мы чистильщики, понятно? Это благородная профессия!       Он весь раздулся от собственной важности. Казалось, он и впрямь в это верит.       - Кого чистишь-то? - спросил Санада с подчёркнутым спокойствием.       - Ну как же! Наш славный, мать его так во все места, город! Разве наш добрый дом не достоин чистоты? Ты только принюхайся, как здесь воняет такой-вот падалью! - последние слова получили оттенок презрения, и мордоворот с силой пнул ногу Косакабэ. Тело перекосило и страдалец упал. Если он и был ещё жив, то явно без сознания.       - Это почему ученики стали тебе мусором?! Вы же в одной школе учитесь! - выпалил Ода.       - Так вот, какую работу ты предлагал? - вдруг молвил Санада тем же бесстрастным голосом. Он вдруг всё понял.       - О да! - расцвёл Буч. - Прикинь, кендоисточка: драться, высаживать кости всяким лохам и слабакам, и мало того, что тебе за это ничего не будет, если не палиться, так ещё и платят за это, а?!       - Теперь-то, уроды, вы знатно спалились, - отвесил Тоётоми.       - Ой, не надо вот этого! Ты, думаешь, первый такой погрёбыш? Нас даже паскуды из Правосудия пытались остановить. И знаешь что? Ничего! Они уползали избитыми и закрыли дело, вот так! Чуешь, кендоисточка, от какой золотой жилы ты отказалась, а? Чё там у тебя, велик? Загребись, а! Ты бы уже на мотоцикле разъезжал, лох несчастный.       - Хреновым делом вы заняты, ребятки, - подытожил Санада, снимая чехол с бокена. - Сейчас вы разворачиваетесь и спокойно сваливаете отсюда. И если Косакабэ выживет, мы вас простим.       Всё-таки пять на троих. Санада с нескрываемой радостью набил бы морду всем, но ввязываться в такую драку рискованно. Как там мудрецы говорят? Лучший бой - тот, которого не было.       - Ты, мля, чё-то не понял, пацан, - съязвила одна из цепных шавок.       - В натуре, - поддержал Буч. - Не допёр ещё? Если дело и поднимется куда, всё замнут, и мы останемся правы. Я те гарантирую, кендоисточка, тебе ещё и хулиганство пришьют, слышь? За то, что тут палкой своей размахиваешь!       - Иди на юх, Буч! - это Ода не выдержал.       Глаза мордоворота налились кровью. Все знали, как он терпеть не мог эту кличку. И именно поэтому его все за спиной так называли.       Собственно переговоры на этом закончились. Да и кому они были нужны?       Буч с самого начала смотрел только на Санаду. Санада тоже счёл его самым опасным противником. Мордоворот кинулся к кендоисту, метя прямым ударом в нос. Такой кулачище должен был отрубить парня с одного раза. Что-то там он про риски размышлял секунду назад? В момент драки организм сам вспомнил тренировки. Тело Санады устремилось не назад, как, наверно, рассчитывал Буч, а вперёд. Сближаясь, он лёгким, привычным, движением убрал голову с линии атаки врага, а бокен острием направил в горло. Жестокий, негуманный и рискованный сам по себе приём. Мимо шеи легко промахнутся. Но Санада, к собственному удивлению, не промахнулся. Размаха у него тоже не было, потому удар вышел не сильный, но собственный вес тела и инерция оказали Бучу дурную услугу. Мордоворот закашлялся, потеряв инициативу. Не давая ему опомниться, Санада со всего размаха саданул противнику бокеном по затылку. Буч отключился.       За прошедшие секунды остальная ватага не успела даже толком влезть в драку, и Санада видел, с каким остервенением его товарищи бросились на шавок Буча. При том, что их было двое против четверых. И если от Оды он этого ожидал (у этого парня эмоции всегда были впереди ума), то гнев Тоётоми поразил кендоиста. Все эти мысли он прогонял через голову, конечно, уже после драки. Сейчас он, не вдумываясь, ринулся на помощь товарищам.       Через несколько минут, придерживая ушибы и лёгкие ножевые ранения, подобрав Косакабэ, все трое избитых, но не побеждённых товарищей покинули ристалище.       Чуть позже Санаду мучила мысль, не убили ли они кого-нибудь, а в тот момент ему было совершенно наплевать. Насколько он мог судить, все пятеро оставались живы, парочка даже в сознании.       - С бокеном, надо думать! - орал Ода. Шикарный синяк на пол лица, как будто даже радовал его. - Тебе не стыдно, Санада-сан?       - У них ножи были, забыл? - молвил в защиту Тоётоми. Ему досталось больше всех. Пока Санада и Ода несли под руки Косакабэ, третий товарищ шёл рядом зажимая рукой рану на груди.       А действительно, честно ли поступил Санада, когда достал бокен против не вооружённых, на первый взгляд, противников? Эта мысль какое-то время мучила парня, но потом он успокоил себя тем, что преимущество в количестве было на стороне врага. Да и вообще... Представить себя без бокена Санада уже не мог.       Дальше была жутко взволнованная, вся бледная как смерть, Такеда. Она захватила с собой чемоданчик с медицинскими принадлежностями первой необходимости. Самые страшные раны она обработала на месте. Косакабэ оказался жив, но в таком состоянии, что пришлось вызывать такси, и везти его в "гараж".       После разговора с Бучом и всего произошедшего, никто из товарищей больше не спрашивал, отчего Такеда не любит скорую помощь. А всю следующую ночь Санада молился всем известным ему богам и научным теориям, благодаря их всех разом за то, что с ними была эта прекрасная девушка.       Вообще говоря, когда наплыв страстей прошёл, ребята сидели на кухне "гаража", прозванного в тот вечер "схроном", и пытались осознать, что теперь будет.       Если Санада всё правильно понял, Буч и компания "подчищали" результаты неудачных экспериментов. В тот момент Такеда пыталась откачать Косакабэ в своём кабинете, и ребята ещё не знали, выживет ли он. Но в том, что Косакабэ-сан стал "результатом" неудачного эксперимента, уверены были все. Выходило, что голова гниющей рыбы находилась где-то повыше тупой башки Буча, где-то у руля какой-нибудь корпорации (или всего Академграда, как выяснилось позже).       И что теперь? Если Буча правда прикрывали какие-то шишки, не светила ли расправа новоиспечённому кружку спасателей? Никто не обратил внимание, были ли в том переулке камеры. Личные дела друзей могли уже лежать на столе начальника Анти-Навыка.       Но с другой стороны, как рассудил Санада, если Буч занимался не очень легальным делом (а это так и есть), то какой смысл был бы выгораживать его теперь? Разве это не вытащило бы всё его предназначение на показ, который так не нужен корпоративным кукловодам? Скорее всего, Буч - просто инструмент, расходный материал, от которого дешевле избавиться, чем выгораживать. Эта версия устроила ребят. В неё было намного приятней верить, чем в то, что завтра за ними всеми приедет фургон Анти-Навыка.       Фургон не приехал.       Ещё Санада переживал немного, что использовал бокен в настоящей драке. На самом деле, это были смешанные чувства. С одной стороны: стыд. Если дело всё же всплывёт, его с позором выгонят из школы кендзюцу. С другой стороны: восторг. Бессовестный восторг, который Санада испытал, нанося настоящие удары по настоящим людям (и получая по-настоящему по морде).       Буч, к некоторому облегчению Санады, оказался жив. Через неделю он стал появляться в школе. Вёл себя как мышь. Иногда стрелял в Санаду красными от гнева глазами, но ничего серьёзного не делал. Сам Санада месяц ныкался по переулкам, ожидая нож в спину, или десяток братков с арматурой. Даже новый замок на дверь купил. Но ничего дурного так и не произошло.       Косакабэ откачали. Такеда творила чудеса (кстати, вместо подготовки к экзаменам). Но... как бы так сказать. Бывают ли инвалиды духовного характера? Не умалишённые в психушке, а инвалиды? Косакабэ так и не восстановился. От него как бы отрезали кусок. Он часто выпадал из реальности, уходя глубоко в себя, иногда забывал что-то, мог не реагировать на собеседника и тому подобное. Ни про эксперименты, ни про Буча он так ничего и не сказал, как будто этого никогда не было.       С "историческим кружком" он не сошёлся (он вообще с тех пор ни с кем не сходился), но за лечение честно заплатил. Одна Такеда знала чего и сколько она в него влила, вколола и намазала. Вот куда уходили все её сбережения!       Одним из вечеров, пока воспоминания были ещё свежи, Санада припомнил ярость, с которой Тоётоми лез в драку. По правде говоря, из них троих парней, Тоётоми был самым хилым и дрался хуже всех.       На прямой вопрос о причинах такого самопожертвования, Тоётоми, на лице которого всё ещё виднелись последствия драки, сказал:       - Ты занят славным делом, Санада-сан. И я рад, что могу тебе в этом помогать.       Эти слова Санада вспоминал потом в течение многих лет, каждый раз понимая их по новому.       А из школы кендзюцу его в конце концов выгнали. Позже, чем ожидалось, но с позором, которого он стыдился ещё очень долго.