***
В конце концов, они опоздали всего на пятнадцать минут. Счастливые вопли детей, которых вывели на прогулку, никак не настраивали на романтический лад, поэтому Рей ограничилась несколькими поцелуями, полными обещания. Они открыли дверь в забронированную для них комнату в караоке-клубе и на едином дыхании принялись рассыпаться в извинениях и обещать, что готовы понести любое наказание. В ответ они получили только звонкий смех Усаги и шутливое «ну-ну» от Мамору — единственных людей в комнате.Тридцать дней драбблов. Рей и Джедайт.
8 апреля 2018 г. в 20:49
День седьмой. Ленивое воскресное утро.
Стоило только Рей открыть глаза, как она замерла от ужаса, словно ее окунули в ледяную воду.
За окном было светло. По-весеннему ярко и солнечно светло.
Такой свет обычно означает только одно — Рей проспала и опоздала на работу.
Она откинула край одеяла, до этого уютно укутавший плечи, и попыталась быстро встать, но зацепилась за что-то ногами. И рухнула, потянув все одеяло за собой.
— Воскресенье, — послышался с другой стороны кровати голос человека, явно старавшегося не рассмеяться.
— Прости, что? — Рей сдула с лица длинные темные прядки и принялась распутывать кокон из одеяла, в который сама же себя и заключила.
— Сегодня воскресенье, — повторил Джедайт, — у тебя выходной.
Рей наконец-то освободилась и забралась обратно на кровать.
Джедайт выглядел бодрым. У него в руках была книга, на кончике носа — очки для чтения, а на тумбочке с его стороны кровати над кружкой вился тонкий жасминовый дымок.
Сегодня воскресенье, надо же! Рей уже давно сомневалась, что этот день и впрямь существует. Ей не надо на работу. Джедайту не надо на работу.
Что же им делать?
— Много прочитал? — спросила она, отчаянно зевая.
— Три главы.
Значит, проснулся он около часа назад.
— Почему меня не разбудил?
Джед повернулся и стал поверх очков наблюдать за тем, как старательно она расправляет одеяло и вновь в него заворачивается — уже по собственному желанию.
— Я не могу тебя будить, — тонких губ коснулась мягкая улыбка, от которой у Рей пробежала дрожь по спине, — ты слишком милая, когда спишь.
Рей не знала, говорит ли он правду — она никогда не видела себя спящей. Может быть, она храпит? Или пускает слюни на подушку? Или…
Впрочем, Джедайт любит ее, даже когда она в ярости крушит посуду или начинает прилюдно критиковать каждый его шаг.
Это потому, что Джедайт сумасшедший.
Она его тоже любит.
— Ну, раз уж ты проснулась, — он с резким хлопком закрыл книгу и снял очки, чтобы отложить их на тумбочку, — то я иду варить кофе, а ты выбираешь нам сериал. Воскресенье!
Джедайт вскинул в воздух кулаки, как спортсмен, только что забивший решающий гол, и убежал на кухню с радостными криками.
Рей покачала головой, посмеиваясь в белый край одеяла.
Она его любит.
День двенадцатый. Первый поцелуй.
— Офицер Хино! — засиял улыбкой дежурный в окне регистрации, — давно вас что-то не видно было! Неужели в городе такая тишина? Ни убийств, ни ограблений?
— Не было до вчерашнего дня, — мрачно мотнула головой Рей.
Она не спала около суток, распутывая очередное дело, и настроение у нее было даже паршивее, чем обычно. Она знала, что выглядит отвратительно — не было никакого желания смотреть на себя в зеркало с утра, поэтому волосы скорее всего висят сосульками, под глазами круги, а губы искусаны и обветрены. Не женщина, а мечта!
Впрочем, с каких это пор красота стала важным качеством для офицера полиции?
— И что же на этот раз? — не унимался дежурный.
— Ограбление ювелирного на Доун-стрит. Обычное дело.
Правда, обычно грабители не имеют привычки оставлять на месте преступления алые розы, перевязанные лентами.
Проклятый Смокинг, и чего ему вздумалось именно сейчас вернуться на сцену! Ведь полгода тишина стояла: ни намека на чокнутого воришку, который таскает дорогие камушки. А тут, стоило только капитану заикнуться о повышении — и этот мерзавец вдруг проснулся!
И снова, как по кругу: бессонные ночи, кофе, сигареты и бумаги, бумаги, бумаги…
Здесь она за очередной порцией бумаг. Хотя, может, и кофе стоит попросить?
— Умино у себя? — зевнув, спросила Рей.
Ей не хотелось разводить вежливые беседы с дежурным, хотя он, в общем-то, был неплохим парнем. Выгодно отличался от прочих надменных умников, засевших в архиве.
— А где ж ему еще быть? Пришел в шесть тридцать и теперь до шести вечера из кабинета не выйдет. Ты за хроникой пришла?
— Ага, за ней, — уже на ходу кивнула Рей.
Обычная тишина коридоров архива сегодня нарушалась негромким спором, доносившимся из какого-то кабинета. Двое мужчин спорили на повышенных тонах, иногда в разговор вклинивался женский голос — то с просительными нотками, то с недовольными.
Рей хмыкнула. Ох уже эти головастики! Мозгов как у троих, а все туда же — ругаются и ссорятся, словно дети. И что не поделили, интересно?
Ответ на свой вопрос она так и не узнала, зато очень скоро выяснила, откуда раздавались голоса: дверь одного из кабинетов внезапно распахнулась.
В коридоре показался высокий блондин в белом медицинском халате. Светлые волнистые волосы, явно давно не стриженные, разметались по лбу, за стеклами больших квадратных очков сердито прищурились темные глаза, тонкие губы решительно сжаты.
Мужчина заметил в коридоре Рей и застыл.
Прежде, чем она успела открыть рот, чтобы спросить, все ли с ним в порядке, он лишил ее возможности говорить.
В два широких размашистых шага мужчина подошел к Рей. Резко выдохнул. Схватил ее ладонью за затылок, привлекая к себе. И поцеловал.
Неловко и неумело — чего, впрочем следовало ожидать в подобной ситуации.
Но приятно, с ужасом поняла Рей.
Очень приятно.
Эта мысль несколько ошарашила, поэтому только спустя пару мгновений она вспомнила, что ее целует незнакомый, в общем-то, мужчина.
Удар рукой пришелся ему в солнечное сплетение, толчок — в плечи. И вот Рей уже стоит над поверженным мерзавцем, который скрючился на полу и пытался выровнять дыхание.
— Какого черта? — выкрикнула она. Голос эхом прокатился по коридору.
На шум из кабинета вышли еще двое спорщиков, и одним из них оказался нужный Рей Умино. Женский голос, как выяснилось, принадлежал миниатюрной темноволосой девочке, которая, оценив ситуацию, тонко пискнула и бросилась на помощь несостоявшемуся «принцу» Рей.
— Джед, ты в порядке? — спросила девочка, опускаясь на колени, а потом подняла на Рей полный праведного гнева синий взгляд, — как вам не стыдно!
— Мне? — удивилась офицер Хино, — это вообще-то он на меня с поцелуями набросился!
Умино расхохотался. Он хохотал так долго и громко, что ему пришлось снять свои огромные очки, делавшие его похожим на стрекозу, и вытереть выступившие слезы.
— Ладно, Джед, ты победил! — вдоволь отсмеявшись, выдавил он из себя, — если уж даже офицер Хино замешкалась, прежде чем вмазать тебе… ты, кстати, ко мне, Рей? Пойдем.
— А он? — Рей, совершенно сбитая с толку, махнула рукой в сторону Джеда.
Умино только отмахнулся, даже не взглянув.
— Да с ним все в порядке, Ами о нем позаботится. Так по какому ты вопросу, жертва неуемной любознательности моего коллеги?
День семнадцатый. Дерутся или ругаются.
Каждое слово — хорошо продуманный удар.
Едкие интонации, искры из-под полуопущенных черных ресниц, ухмылка на красных губах. Поза расслабленная, нарочито спокойная. Ее не волнует то, что происходит, ей нет дела до того, что с ее мнением не считаются или полагают его ошибочным, ее вовсе не задевают нападки. Она может развернуться и уйти в любой миг, но остается, потому что процесс ее захватывает.
Каждый ответ — хлесткая пощечина.
Светлая челка, ненароком отброшенная со лба, улыбка, почти дружелюбная, стальной блеск прищуренных светлых глаз. Руки крепко скрещены на груди — в его броне не найти ни единой прорехи. Его веселит злость противницы, он насмехается над ее несдержанностью, не замечает нападок. Все ее слова отскакивают, как стрелы о камень, но иногда он намеренно открывается, позволяя ей ударить.
Они знают, как начинаются войны.
Будь это вечное противостояние зла и добра, светлого и темного, или же простая ссора о выборе блюд для ужина — они следуют за тонкой нитью искусства войны. Они не бросаются в бой сразу же: если две армии несутся с оружием наголо навстречу друг другу, это уже не сражение, это мясорубка. Правила не сложнее, чем в шахматах — кто-то наступает, кто-то обороняется. Ищут обходные пути, расставляют ловушки, специально подпускают противника, чтобы внезапно ударить больнее…
Она не дает ему подойти слишком близко, потому что знает, что плоха в ближнем бою. Держит на расстоянии, обходя по широкой дуге. Туго натянутая тетива тонко дрожит, ожидая, когда же белые сильные пальцы дадут ей свободу. Бренчат медные подвески в длинных волосах, праведным огнем горят густо подведенные сурьмой глаза, с искусанных губ срываются тихие проклятья…
Ему это нравится. Ее беспомощность, скрытая за бравадой. Он подходит ближе с каждым шагом, ловко предугадывая дальнейшие движения. Рука крепко сжимает рукоять меча, льдом обжигает пальцы украшенный зелеными камнями эфес. Он смеется, сбрасывая с плеч мешающий белый плащ. Под ногами хрустит колким льдом разбитый хрусталь, стекает по ступеням вода из треснувшего фонтана…
Под гнетущим черным небом рушится Серебряное Тысячелетие.
Через века они вдруг остановятся, словно обжегшись обо что-то. Глупый спор о мелочах оборвется так же резко, как начался, грубые слова, отразившись от гладких стен, еще несколько раз повторятся эхом, а потом умолкнут.
Он протянет руку, она опустит глаза, пряча лицо на его плече.
Взвеется флаг, белый, как платье вечно юной королевы.
Им отныне предстоит сражаться вместе.
День двадцать третий. Вечер караоке.
Прошлой Рей было бы стыдно за нынешнюю, потому что та, казалось, совершенно потеряла голову. Вместо того, чтобы идти по улице, звонко цокая острыми каблучками и гордо вздернув подбородок, идти быстро, не разглядывая прохожих и не давая никому разглядеть как следует себя, она старалась замедлить каждый шаг. Потому что вечер вокруг был, хоть и холодным, но просто завораживающим: чистый воздух пах мятой и снегом, последние солнечные лучи блестками серебрились на сугробах… Рей вскидывала голову, вдыхая полной грудью, и иногда хихикала о чем-то, понятном только ей одной.
Жалкое зрелище!
На самом деле на нее так действовал вовсе не волшебный вечер, а тот мужчина, что шел рядом, галантно поддерживая ее под локоть, и рассказывал о новом языке программирования.
Те, кто считают, что разговоры о компьютерах — это не романтично, просто никогда не были влюблены.
— Если мы не поторопимся, — прервал вдруг Джедайт свою лекцию, — то опоздаем, и все будут волноваться. Ты надела неудобные сапоги?
— Что? Вовсе нет! — встряхнулась Рей.
Где-то внутри прошлая Рей затребовала обидеться, заявить «не твое дело», и, может быть, даже отвесить ему пощечину. Но Рей нынешняя была сильнее. Она была как согретая жаром камина ленивая кошка: совсем не хотела ругаться и выпускать когти. Особенно из-за такой мелочи.
Кроме того, сапоги на высоких каблуках и впрямь немного натирали.
— Просто сегодня хорошая погода. Не хочется никуда спешить.
— А может быть, дело во мне? — усмехнулся Джедайт.
Он неуловимо пробежался пальцами по нежной коже ее запястья, и Рей бросило в дрожь. С ним всегда было так. Джедайт умел прикоснуться легко, будто бы невзначай, а у нее от этого будто пожар внутри разгорался. Их первое свидание из-за этого закончилось тем, что Рей утянула его под ближайший мост. Так было меньше возможностей, что их найдут.
Воспоминания об этом вечере всегда бросали ее в краску.
— Не понимаю, о чем ты, — пробурчала Рей, опустив взгляд на блестящие носки своих сапог.
— Думаю, Рей Хино, несмотря на все уверения в обратном, ты настолько сильно мной увлеклась, что совсем не хочешь делиться со своими — и с моими, кстати! — друзьями. Поэтому специально идешь медленнее обычного. Я прав?
Прошлая Рей тут же вскинулась как кошка, которой наступили на хвост. Она требовала отчитать этого наглеца, вычеркнуть его из своей жизни и заставить всех вокруг никогда больше не произносить его имени.
Но нынешняя Рей была мудрее.
— Прав. Само собой, ты прав, Джед, — выдохнула она, приподнимаясь на цыпочках, чтобы получить жаркий, сладкий и пряный, как глинтвейн, поцелуй.
— Осторожнее, Рей, — насмешливо прошептали ей прямо в губы, — мы ведь на детской площадке…