***
Ночью Макото сидела на высоком барном стуле на кухне, в родном и теплом халате, пила чай в огромной кружке и улыбалась. Бальное платье аккуратно лежало на спинке кресла, все еще подмигивая мелкими искорками блесток. Щелкнул дверной замок, и тихо, знакомо скрипнула входная дверь. Раздались шаги — пять, ни больше ни меньше. В воздухе появился запах ванили. Макото подняла взгляд и лукаво улыбнулась. — Ну привет, незнакомец. День восьмой. Что-то грустное. Когда-то, тысячу лет и десятки жизней назад, его сравнивали с опытными мореходами. Говорили, что он читает туманные подсказки звезд и всегда выбирает верный путь. Это было не так. Какой бы путь он ни выбрал, по какой бы дороге ни шел — все они вели сквозь дремучий лес в самую темную бездну. А звезды, его «друзья», как любили шутить настоящие друзья из плоти и крови, лишь уводили его дальше от света, как коварные болотные огоньки. Иногда он шел послушно, иногда пытался вырваться из затянутых вокруг шеи алых нитей судьбы, иногда нарочно сворачивал или вовсе останавливался на месте. Ничего не помогало. В конце он оказывался разбитым, с тьмой в сердце, с кровью на руках, с пустотой в мыслях. И все равно он раз за разом задавал звездам вопросы. Даже зная, что они не дадут ответа. Звезды лишь смеялись и, подмигивая, звали дальше — вниз, в ночь, в объятия к чудовищам. А он продолжал спрашивать — в каждой из жизней, в каждом из тысячелетий. Продолжал идти, если в сердце теплилась хоть капля надежды наконец-то попасть на правильную тропу. Но за столько лет ни одна звезда так и не привела к ее дому. День десятый. Поцелуй из романтического фильма. — А потом он понимает, что всегда любил ее одну, расстается со своей невестой и бежит к ее дому. А она как раз садится в такси, чтобы уехать в аэропорт, в эту экспедицию… и дождь льет стеной, а сквозь него солнце просвечивает, и все такое золотое и красивое. И он подбегает, весь мокрый, рубашка к телу льнет! И целует ее. Так романтично… Нефрит слушал этот рассказ с нескрываемым скептицизмом, медленно помешивая сахар в кофе, и радовался, что работа не позволила ему посмотреть этот шедевр кинематографа вместе с остальными. — Это вот такая сейчас романтика, да? — хмыкнул он, откладывая в сторону ложку. — Разбей сердце девушке, которая тебя искренне любила, сорви свадьбу, в которую были вложены большие деньги. Помешай своей любимой устроиться на работу ее мечты, коварно заразив ее простудой! Да и какое солнце, если ливень на улице? Он показательно махнул рукой в сторону окна, за которым почерневшее небо недавно разразилось дождем. — Да что ты понимаешь, — вздохнула Макото. Она положила голову на сцепленные руки и стала следить за бегущими по стеклу струйками воды. — Поцелуи под дождем в фильмах всегда такие… ну, не знаю, волшебные, что ли. Свет, музыка, красивая пара… — фразу прервал очередной мечтательный вздох. Нефрит скривился. Никто не смог бы обвинить его в отсутствии романтичности, но всему же есть предел, в конце концов! Неужели нежные поцелуи и сладкие слова работают не в полную силу, если произнесены в уютном помещении кафе, а не на улице? Плохая погода как-то разжигает в барышнях огонь любви? Он решил проверить это по пути домой. У самого входа во двор он отодвинул их общий зонтик в сторону, вызвав этим сетования Макото по поводу прически. Притянул к себе застывшую от неожиданности девушку и поцеловал. Ему показалось, что поцелуй получился… холодным. Мокрым, дрожащим и как будто несерьезным. Нефрит не сомневался в том, что любит Макото, но вот прямо сейчас, целуясь с ней, он думал лишь о том, как здорово будет вернуться домой и переодеться в сухое. — Ну как, чувствуешь приближение романтики? — спросил он у Макото. Она рассмеялась и помотала головой — тонкие мокрые прядки волос тут же налипли на щеки. — Нет. Только приближение простуды. Ладно, ты выиграл — чепуха все эти романтические фильмы! — А вот и нет, — почти обиделся Нефрит, — мы сейчас зайдем домой, включим в душе воду погорячее и я покажу тебе, что такое настоящая романтика! — Ты точно ни с чем романтику не путаешь? — лукаво прищурилась Мако. — У романтики больше граней, чем ты думаешь, розочка. День восемнадцатый. Ленивое воскресное утро. Макото лениво потянулась в постели, ненароком задев ногой Нефрита. За окном было прекрасное воскресное утро, совершенно свободное от работы и встреч с заказчиками… А значит — в нем не было ни единой свободной минутки. Макото недавно поняла, что существуют на свете люди, для которых слово «выходной» — это пустой звук. К ним относятся, конечно же, те, кто ни разу в жизни не работал, а также отчаянные трудоголики, готовые положить на алтарь работы дни, ночи и личную жизнь… А еще родители. Сегодня в расписании Макото значились: один волейбольный матч среди первоклассников, создание глиняной кружки для класса искусства и приготовление печенья для завтрашней школьной ярмарки. Вроде бы немного, если только не расписывать подпункты, потому что тогда начнется! Только для матча нужно выгладить форму, найти в шкафу кроссовки, собрать сумку с одеждой. Не забыть положить достаточно воды, а еще фруктов и зерновых батончиков. Можно даже упаковать сэндвич, если останется время. Убедиться, что фотоаппарат заряжен. Позвонить родителям других школьников, чтобы убедиться, что ничего никуда не перенесли и заодно обсудить, нужно ли в случае победы отвести маленьких спортсменов в кафе-мороженое. Напомнить Нефриту, что забрать их надо ровно в два, потому что иначе останется слишком мало времени на лепку кружки… Ну, хотя бы печенье можно с чистой совестью поручить счастливому отцу. Зря он, что ли, в прошлом году получил премию от кулинарного журнала! Счастливый отец, еще не подозревая о собственных планах на день, ворочался и тоскливо вздыхал в подушку, всем своим видом сообщая, что он думает о тех, кому по утрам не спится. — Вставай, Неф, — сквозь зевок произнесла Мако и легко ткнула мужа кулаком в плечо. — Будильник уже прозвенел, а сегодня твоя очередь готовить завтрак. — Нет, — глухо пробормотал Нефрит, глубже зарываясь в подушку, — моя очередь была вчера. — Что? — весь сон как рукой сняло. — Ты же вчера в четыре утра уехал к поставщикам! — И все же, моя очередь была вчера. И вообще, я хочу спать, я поздно вернулся, потому что Мамору расписывал нам все преимущества своего нового проекта, а он может говорить о нем часами. Дольше он говорит разве что о Малышке. Просто чудо, что она слишком мала, чтобы заниматься его проектом, а то, боюсь, Мамору тогда вообще будет не заткнуть! — О, ну конечно, — медовым голосом протянула Макото, расправляя руками складки на изумрудном покрывале, — только ты сам объяснишь Хиро, почему мы опоздали на его матч и приехали туда голодными. Нефрит поднял голову от подушки и тяжело вздохнул. Он уже однажды видел сына в расстройстве — когда родственники по ошибке забрали с собой рождественский подарок. И знал, что его отцовское сердце не выдержит еще раз этих несчастных, полных слез зеленых глаз и дрожащей нижней губы. Макото применила запрещенное оружие и попала точно в цель. — Ладно, — Нефрит сел на постели и собрал растрепавшиеся волосы в хвост. — Но я сварю вам овсянку. Невкусную, несладкую овсянку. Даже меда не добавлю. Макото улыбнулась, но прежде, чем она успела ответить, дверь спальни легонько приоткрылась. — Вы уже не спите? Мам, а где у нас джем? На пороге стоял Хиро — уже умытый, причесанный и одетый в спортивную форму. Идеально выглаженную. — Я сейчас встану и достану джем, милый, — Макото хотела уже подняться, но тут в один голос запротестовали ее мужчины: — Я сам! — Не надо, — добавил Хиро, покачав головой, и темные кудряшки над его лбом легко подпрыгнули, — я уже почти приготовил завтрак. Вы можете еще немного отдохнуть. И с этими словами он ушел, прикрыв за собой дверь. — Ну вот видишь! — радостно хлопнул в ладоши Нефрит, и тут же снова плюхнулся на подушку, только на этот раз прихватив вместе с собой Макото. — Какого чудесного ребенка мы вырастили! Дал нам еще пять минут ленивого воскресенья… Макото, сдавшись, примостилась у мужа на груди и постаралась честно позабыть про все сегодняшние заботы хотя бы ненадолго. Но одна проблема все-таки оставалась. — Ты же понимаешь, что мы сегодня завтракаем бутербродами с джемом? Нефрит зажмурился и с блаженством протянул: — М-м-м, мои любимые! День двадцать третий. Ворчливое утро. Злодеи, раз за разом атакующие Землю, достигли новых вершин коварства: они стали нападать по утрам. Очень, очень ранним утрам. В такое время даже добрые и самоотверженные защитники планеты не в силах справиться с угрюмостью и ворчанием. Поэтому во время драки еще попробуй разберись, кто тут нападает, а кто обороняется! Хорошо только, что долго ни одно такое утреннее столкновение, как правило, не длится — видимо, каждая из сторон жаждет поскорее разойтись и допить остывающий на кухне кофе. Но если предводительница защитников, по своей любимой традиции, приляжет перед выходом из дома «на пять минуточек»… что ж, это совсем другой разговор. А в этот раз сигнал о бедствии поступил в воскресенье в пять утра. Невиданное злодейство! Пока хмурый и растрепанный Нефрит пытался попасть в рукав дублета, потому что магией гардероб небесных генералов не обновлялся, Макото общалась с Ами. Ну, как общалась… Достаточно сложно провести внятный разговор, если оба собеседника клюют носом. — Нет, это уже просто свинство, — пробурчал Нефрит, приглаживая рукой волосы и отчаянно зевая. — Уж на что в Темном королевстве были злобные твари, а до такого никогда не опускались! — Ты мой жезл не видел? — бросила Мако через плечо, закрывая крышку коммуникатора. Ами только что выяснила место появления демона, и теперь Макото и Нефриту предстояло как можно быстрее оказаться на другом конце города. Хорошо еще, что в том районе находится дом Рей — подруга выиграет им немного времени, если, конечно, не свалится спросонья со своих каблуков. — Видел. Вчера, — кивнул Нефрит. — Но хоть убей, сейчас не вспомню, где. — Потрясающе. Первой прыснула Мако. Она знала, как сейчас выглядит — невыспавшаяся, в помятой и криво застегнутой рубашке Нефрита, с волосами, стоящими дыбом, и кругами под глазами. Но ее развеселило не это, а то, что Нефрит был будто ее отражением — даже наспех надетый китель тоже перекосился из-за пропущенной пуговицы. Макото перешагнула через сброшенное на пол одеяло и подошла к сонному генералу. Ловко перестегнула пуговицу, расправила тонкие складочки на белой ткани и смахнула невидимую пылинку с плеч. — Спасибо, — невнятно пробормотал Нефрит после того, как поблагодарил ее по-другому — быстрым и сладким поцелуем. Он, кажется, наконец-то начал просыпаться. Даже сумел улыбнуться. — Ну, теперь можно спасать мир, — Макото быстро оглядела комнату в поисках пропавшего жезла для перевоплощения. Нефрит засмеялся. А затем цокнул языком и легко шлепнул ее по голому бедру. — Главное — не забыть надеть штаны. День двадцать четвертый. Первый поцелуй. Она смотрела ему в глаза непозволительно долго. Настолько, что это уже переставало завораживать и начинало раздражать, наверное. Ее бросало в дрожь, в жар и холод. В горле резко пересохло. Дыхание перехватывало. Она хотела остаться и хотела убежать. Только бежать было некуда — она в собственной квартире. Расставленные по поверхностям свечи давали тусклый желтый свет, такой же дрожащий и хрупкий, как ее уверенность. Комната казалась настоящими джунглями, потому что ее любимые растения отбрасывали густые тени по углам, делая пространство вокруг бесконечным.На столе тоскливо бликовали два наполовину полных бокала с красным вином. Подключенный к динамикам смартфон мурлыкал что-то томное, романтическое и, по мнению Макото, немного подстрекательное. Она застыла как изваяние, не в силах отвести взгляда от Нефрита. Она пыталась не видеть в нем Макото Нисияма. Она помнила, как целовался Макото — порывисто, жадно, дерзко. Прикусывал ей нижнюю губу и тут же смеялся, стоило ей поморщиться. Он крепко обхватывал ладонями ее талию. Он прижимался к ней всем телом, будто жаждал ее как глоток воды в пустыне. Что же до Нефрита… — Ну, я точно не буду хуже, — прошептал он. — Я сказала это вслух? — ужаснулась Макото и уже приготовилась к тому, что он сейчас уйдет из ее квартиры и жизни. Может, оно и к лучшему. — Тебе не нужно было, — усмехнулся Нефрит. Его губы растянулись в улыбке, которая таила одновременно мед и яд, обещала рай и преисподнюю. О, лорд Нефрит всегда умел вскружить голову! Природа для этого одарила его более чем щедро. Звезды вспыхивали в прищуренных глазах, шепот заставлял колени подгибаться… Даже странно, что Макото продержалась так долго. Нефрит сделал шаг вперед, осторожно взял ее лицо ладонями, наклонился ближе так, что его длинные волосы скрыли их от всего мира как занавес. Он был нежным и терпеливым, дразняще-спокойным, совсем непохожим на Макото Нисияма. Мако закрыла глаза и разрешила себе поддаться его чарам. В конце концов, многим ли удается дважды пережить первый поцелуй с одним и тем же человеком? Ее стихией были гром и молнии, он был ближе всего к звездам. Но, святые небеса, когда они поцеловались… Вспыхнуло пламя. День двадцать девятый. Персонажи в 1950-х гг. На нее бросали странные взгляды. Неудивительно: женщина вроде нее, с идеально уложенными вокруг лба каштановыми кудрями, в изумрудном костюме от Жака Фата, сидит в баре в то время, когда ей давно уже пора кормить ужином любимого мужа, вернувшегося с работы. Что ж, Лита Гринберг еще несколько часов назад так и хотела провести свой вечер. Она поставила в духовку окорок, начиненный чесноком и красным перцем, замесила тесто для яблочного пирога и положила в холодильник бутылку вина, чтобы к приходу Мэтта оно охладилось. Она поправила макияж, затянула потуже поясок на домашнем платье, попутно отметив, что по-прежнему не набрала ни одного лишнего килограмма, покрыла свои идеальные локоны еще одним слоем лака. Лита Гринберг могла бы отобрать звание идеальной жены у любой другой американки. Мэтт в компании частенько об этом говорил. «Моя Лита» — улыбался он, по-хозяйски обвивая ее талию рукой, — «мало того, что красавица, прекрасная хозяйка и повариха, так еще и круглая сирота! Ну кому еще могло так повезти?» А сегодня, как раз когда таймер запищал, сообщая о готовности окорока, Мэтт Гринберг сказал «своей Лите», что уходит от нее к стенографистке по имени Мэй. Лита даже не помнила, как переоделась, взяла сумку и вышла из дома, который теперь вряд ли сумеет назвать своим. — Еще одну «Розу», мисс? — раздался глубокий мужской голос, и кто-то забрал пустой бокал у нее из-под носа. Лита подняла взгляд и растерянно моргнула. — А где Эндрю? — спросила она, вспомнив симпатичного светловолосого бармена, который подавал ей коктейли в начале вечера. Мужчина пожал плечами. — На полпути домой, полагаю. Его смена закончилась, моя началась. Так еще одну? — Да, пожалуйста, — Лита подперла рукой подбородок и сдула тонкую кудрявую прядку, выбившуюся из растрепанной прически. Этот бармен был слишком красив для того, чтобы разливать напитки в полутемной комнате. Рядом с ним могла померкнуть даже неоспоримая красота Монтгомери Смита, а если бы этому парню повезло добиться успеха в Голливуде… Одна обольстительная улыбка с серебряного экрана — и сотни домохозяек на дневном сеансе потеряли бы сознание прямо в зале. Он поставил перед Литой новый бокал с вишневым коктейлем и щедро подарил ей именно такую улыбку. — У вас что-то произошло? — спросил он идеально выверенным тоном сочувствующего бармена. — Вы выглядите подавленной. И тут Литу словно прорвало. — Я идеальная, черт возьми! — выпалила она, навалившись на стойку. — Я никак не изменилась с самого дня свадьбы! У меня обхват талии до сих пор двадцать три дюйма, размер груди стремится к четвертой букве алфавита, а мои ноги однажды похвалила сама Мерилин! Он ни разу не видел меня без макияжа или с растрепанной прической, я даже во время болезни выглядела как кинозвезда. Я готовила, и убирала, и стирала, и выгуливала его чертову собаку, про которую он забыл сразу же после покупки! Я сделала его дом таким, чтобы в нем хотелось жить, а теперь он притащит туда эту стенографистку Мэй, чтобы кувыркаться на простынях, которые купила тоже я! Бармен от удивления застыл на месте и даже забыл, что протирал стакан, так и продолжая держать его в одной руке, а салфетку — в другой. — О, и раз уж мы об этом заговорили, — всплеснула руками Лита, — то я в постели вытворяла такое, от чего его мамаша-ханжа бы просто свихнулась. Так чего ему не хватало? — Если все, что вы говорите — правда, то очевидно мозгов, — усмехнулся бармен. — А позвольте спросить, что это за загадочный «он»? И она рассказала. Обо всем, начиная со дня их знакомства с Мэттом и заканчивая пресловутым окороком, который уже наверняка остыл и покрылся слоем жира. — И что мне теперь делать? — упавшим голосом спросила Лита, когда закончила рассказ. — Как насчет потанцевать? — раздался голос откуда-то из-за плеча. Лита повернулась на высоком барном стуле и с удивлением обнаружила, что зал полностью опустел, а привлекательный бармен за то время, что она говорила, успел убрать столы и перевернуть стулья. Он теперь стоял в центре комнаты, высокий и стройный, в белой рубашке с закатанными рукавами и прямых черных брюках, невероятно обворожительный, словно только что вышедший из сцены какого-нибудь фильма с Фредом Астером. — Я даже не знаю, как вас зовут, — нахмурилась Лита, хотя уже протягивала руку, чтобы он помог ей спуститься. Бармен вскинул широкие темные брови и снова улыбнулся. В комнате тут же стало чуточку светлее. — Нейтан Филипп Рит, к вашим услугам.Тридцать дней драбблов. Макото и Нефрит.
10 апреля 2018 г. в 22:29
День пятый. Бальный танец.
В зеркале отражалась сказочная принцесса, лесная фея из детских снов, добрая волшебница.
Не Макото Кино, нет.
В винтажном платье светло-зеленого цвета, расшитом по краю лифа мелкими розовыми бутончиками, Макото чувствовала себя капельку неловко. Ей вспомнилось, что в прошлый раз, когда она надела на вечер столь роскошное платье, закончилось все печально. То платье было темным, но на нем тоже были розы. А это, новое, ко всему прочему так плотно прилегало к фигуре! Где в нем можно спрятать жезл для превращения?
Впрочем, эти мелочи не умаляли ее восторга от происходящего сейчас. В этот раз она старше, умнее, да и сражений не было уже лет пять, с чего бы им начаться именно в этот вечер?
Макото покружилась на месте, отмечая, как легкой волной поднялись многочисленные слои юбок и как блеснул в свете лампы шелк.
Маска лежала рядом, в коробке, из которой она и достала этот шедевр, тонко пахнущий жасминовой отдушкой. Макото ухмыльнулась, цокнула языком и приложила к лицу маску — тонкие переплетения розовых стеблей с маленькими розочками-камушками.
В зеркале тут же появилась лукавая незнакомка, обворожительная Титания с хитрыми искорками в глазах.
Макото счастливо рассмеялась: кажется, этой Золушке давно уже пора на бал.
А в бальном зале, залитом ярким светом от хрустальных люстр, кружили в стремительном вальсе многочисленные пары — тонкие, изящные, как статуэтки из музыкальных шкатулок. Звонко стучали по паркету каблуки, шелестела тафта, скользил шелк, царственно струился бархат. Мужчины в черных фраках подавали своим дамам хрупкие ледяные бокалы и улыбались из-под темных масок.
Где-то промелькнули на миг длинные золотые косы, увитые жемчужными нитями, рядом в танце пронеслась девушка-всполох в ярком алом шелке, зазвучал у стола мягкий рассыпчатый смех юной леди, окутанной синим шифоном, простучали прямо за спиной звонкие золотые каблучки…
Кто-то высокий, от кого едва уловимо пахло ванилью, гвоздикой и апельсином, мягко тронул ее за оголенное плечо и бархатисто прошептал:
— Позволите пригласить вас на вальс?