Жестокое сердце пирата

— Ну, что же ты стоишь, цыпочка, давай приводи себя в порядок, — боцман подтолкнул Уилла к тазу с горячей водой. Парень, переваливаясь на ходу, как утка подошел к тазу, и попытался развязать шнуровку на остатках походной рубашки. Пальцы дрожали и не слушались. Низ живота ужасно болел, по ногам текло чужое семя. Таким грязным Тернер не чувствовал себя никогда. Он смотрел на исходящую паром воду и был не в силах взять мыло и прикоснуться к себе. Ему было мерзко. — Долго мне ещё ждать? — боцман, не церемонясь, начал срывать с Уилла отрёпки, в которые превратилась его одежда. Оставшись обнажённым полностью, Уилл попытался прикрыться. — Ну и что ты щемишься, — боцман взял кусок сушёных водорослей и начал намыливать тело парня. Уилл снова затрясся и заскулил, когда почувствовал несколько скользких пальцев в своей попе. Он попытался отстраниться, но боцман продолжал его мыть, не вынимая, однако руки из него. — Капитан был нежен, разрывов нет, а ты недоволен. Кое-как отмыв Уилла, боцман приказал тому надеть женское платье. Остатки гордости всколыхнулись в нем, и он отшвырнул платье от себя. Боцман хищно оскалился, выглядело это жутко, учитывая то, что он вырождался в молотоглавую акулу. — Ты не понял, чтобы ты тут о себе не думал, итог один, тебя выебут. Но ребята привыкли больше к женщинам. Я, конечно, могу выволочь тебя к команде и так, но тогда тебя сразу начнут драть на три члена, так что у тебя кишки вывалятся из задницы. Ты серьезно этого хочешь? — Вы…вы…не посмеете. — Ещё как посмеем. Был бы ты девкой, то достался бы только капитану, мне и корабельному лекарю. Но ты не девка, поэтому принадлежать будешь всей команде. Я выторговал для тебя жизнь, а ты не ценишь. — На чёрта она мне? Я может вообще тут сдохну! — Не будешь грубить команде, останешься жив, — наставительно говорил боцман, надевая на Уилла платье и затягивая шнуровку на спине. Боцман критически осмотрел Уилла, достал бритву и быстро избавил юношу о щетины. — Так лучше. Тернеру казалось, что он в аду и происходит вокруг нечто дьявольское. Впрочем, так оно и было. Почти теряющий сознание от ужаса Уилл едва стоял на ногах. В этот момент он действительно был похож на девушку. Распущенные мокрые волосы облепили лоб и щеки. Он не был ширококостным, скорее изящным и платье как это ни странно село по фигуре. Смуглые плечи мелко тряслись, по щекам лились слёзы. Он сделал было попытку рвануться к борту судна. Жить ему не хотелось, просто несколько шагов и смерть, но его схватили. — Далеко собралась, милая. Боцман как её зовут-то? — Уилма, — прогрохотал боцман, — и первым у неё буду я. Остальные, кто свободен от вахты, можете кидать жребий. Да, и не вздумайте её уродовать или калечить. Капитан разрешил её живой вернуть. — Ух, ты. Очевидно, она очень хороша в постели! — весело прокомментировал кто-то из экипажа. — Сейчас оценю, — боцман взял Уилла за плечо покрепче и повел на дальний конец палубы. Там он постелил на палубу кусок парусины и усадил на неё Тернера. — Не советую дергаться. Рвать намерено тебя не будут. Во всяком случае не я, — скользкая рука, покрытая акульей кожей легла на бедро Уилла и у того сдали нервы. К нему относились как к вещи. Он слышал, как пираты кидают жребий. Как кто-то с возмущением говорит кому-то, что вперед себя, его не пустит. — Джереми, ты спятил? После твоей елды у него такой кратер будет, что мы все там разом поместимся. — Я и так девятый в очереди! Он всё же не девка. Так что так и так он уже будет растрахан настолько, что можно быть драть втроем. После этих слов Уилл сломался окончательно. Он зарыдал. Горько, безутешно, закрывая лицо руками и стараясь заткнуть рвущийся из горла крик. Он боялся того, что с ним могут сделать матросы, хотя хуже того что есть, уже точно быть не могло. — Ну-ка пей! — к губам Тернера поднесли бутылку какого-то дешевого пойла, — портовые девки всегда по первости напиваются. Пей, кому говорю! — Тяжелая лапища схватила Уилла за подбородок, и против воли в горло ему полилась отвратительная жидкость. В голове начало шуметь, всё поплыло. Он почувствовал, как его укладывают на спину, как боцман задирает подол платья и разводит ему ноги. Тяжелое, местами скользкое тело, навалилось на него. Ноги были закинуты на плечи, и тут Уилл услышал шепот в самое ухо: — Мой тебе совет. Ноги разводи пошире, и не вздумай сопротивляться, а то всё внутри порвут.       Дикий крик эхом пронёсся по палубе и оборвался на одной ноте. Боцман вошел в Уилла, точнее втиснул в него нехилое хозяйство. Тот сначала лишь скулил, боцман «жалел» его. Дал ему немного привыкнуть, он заработал в бешенном ритме. Уилл истошно орал. Боль, унижение, вот всё что он испытывал в тот момент. Он даже не мог сопротивляться, лежал на парусине, раскинув руки. Голова моталась в такт жестоким толчкам, волосы разметались, а из невероятно красивых глаз потоком лились слёзы. Он смотрел на сгрудившихся вокруг матросов, ждавших своей очереди.       Боже, как же низко он пал, его насилуют при всех, и даже нет сил сопротивляться. Анус горел, в животе всё скручивало болезненными спазмами. Он тщетно искал сочувствия среди толпы. Его не было. В воздухе висела похоть. Матросы как завороженные смотрели на то, как боцман «дерёт», именно «дерёт» парня. Они знали, что это парень, но как же были возбуждены. Юбки скрывали гениталии, сверху вколачивался огромный боцман, ноги, закинутые на его плечи, иногда дергались от боли. Скулящий под насильником Уилл был похож на женщину. Каждый теперь вспоминал жаркие ночи в борделях Тортуги, после того, когда они приходили с богатой добычей.       Боцман дико зарычал, задолбил ещё сильнее, хотя казалось, что это просто невозможно и с ревом излился внутрь парня. Семени было много, очень много. Оно вытекало из прохода, даже при том, что член насильника был ещё внутри. Рыдания Уилла снова перешли в вопли, но боцман провел двумя пальцами между ягодиц парня. Собрал сперму, засунул пальцы внутрь не сопротивляющегося отверстия, а потом поднес руку к глазам Уилла: — Не ори, горло пожалей. Оно тебе для другого потребуется. Смотри, крови нет. Я не порвал тебя. — Боцман влил в горло Уилла ещё рома и ушел, а на парня уже навалилось очередное тело и все началось заново.       Тернер теперь выл, не переставая, бессильно комкая парусину пальцами. Судорожно дергаясь всем телом, при особо болезненных толчках. Мерзкое чувство чужого семени в животе сводило с ума, а ещё появился страх. Все создания на этом корабле вырождались в животных. У Джонса член был похож на щупальце, боцман, только что кончивший в него имел член как у кита, благо хоть не такого размера. Сейчас, чувствуя, как в нем надуваются узлы, понимая, что и это насильник сейчас кончит, Уилл взмолился: — П-п-пожалуйста, только не внутрь. Умоляю! —, но эту жалкую просьбу проигнорировали. — Заткните ему рот, — поморщившись, сказал насильник. Ещё один матрос подошел к Уиллу, разжал ему челюсти и начал трахать его в горло.       Капитан Джек Воробей посмотрел ещё раз в зеркало. Маскировка была идеальна. Настоящий Английский джентльмен. Ничто в нём не выдавало матёрого пирата. Можно было уходить на покой. Он снял номер, в достаточно дорогой гостинице и ждал подходящего судна до Британии. Джек окончательно понял, что никто его не узнает, когда столкнулся лицом к лицу со старым другом, Гектором Барбоссой. Тот был в форме британского капера, очевидно, тоже собрался уходить от дел. — Добрый вечер вам, сэр, — обратился Джек к Гектору. Уже слегка пьяный Барбосса посмотрел на Джека, но не узнал его. Просто кивнул. — Вы, как я погляжу, много путешествовали, а я вот только собираюсь домой, в Британию. Не могли бы вы рассказать мне о ваших странствиях? — Послушайте, сэр. Я вас не знаю, с чего бы мне вам, что-то рассказывать? — А я вам заплачу. Щедро заплачу, — в холеном джентльмене Гектор не узнал давнего знакомого и решил, как следует напугать надоедливого «гуся».       Рассказал Гектор не много ни мало, а о Летучем Голландце. О Дэйви Джонсе и о том, что никому не удавалось избежать его гнева, и если он хотел кого-то поймать, то обязательно ловил. Но так же Джек узнал, что от Джонса можно и откупиться. Если капитан примет выкуп, то от слов своих не откажется. Тогда Джек и решил, что откупится от Джонса компасом, всё равно тот больше был не нужен. Когда ему сказал придти Джонс, через три дня. Получается завтра. Ладно, значит, так тому и быть.       Уилл уже не умолял своих насильников не кончать в него. Он уже даже не скулил. Сколько человек его уже изнасиловали, он не знал. Живот начал потихоньку растягиваться. Теперь в нем всё хлюпало от чужой спермы. Каждый следующий член врывался с хлюпающим звуком. Семя не могло вытечь из него, просто это было невозможно. Уилл лежал на спине, с поднятым к верху тазом. Очередное тело навалилось сверху, вызвав очередной болезненный стон, по бедрам медленно текли дорожки крови. Нет, его не порвали, просто стерли в кровь всю кожу ануса. Было жутко больно, когда кто-то даже дотрагивался до нежного места, но это никого не заботило. Болели затекшие связки. Сколько часов он провел раздвинутыми до предела ногами? Он не знал, да уже и не хотел знать. — Пить, пить, пить, — жарко шептали разгоряченные губы, — хоть глоточек. Кто-то влил ему в горло ещё рома. Спиртное совершенно не утоляло жажду, хотелось воды. Но попросить воды он не успел, в горло вонзился ещё один член. — Нет. Я так не могу! — возмутился матрос, — он уже весь расхлябан. Иметь такого, всё равно, что трахать бочку с водой. Кто-нибудь, помогите.       Матрос лег на парусину, двое других парней приподняли уже ничего не соображающего Уилла и с размаху насадили его на член приятеля. Тот крепко стиснул бока Тернера. Другой матрос умостился сверху, толкнул парнишку на спину его дружка и начал туго входить в него. Боль и отвратительность всего происходящего на мгновение вернула прежнего Уилла. Он задергался, задрыгал ногами. Пытаясь отползти от таранящего его израненный зад члена, он глубже насаживался на член другого матроса. Тогда он пытался сорваться с члена нижнего и в итоге насаживался на тот кол, что норовил протаранить его сверху. Уилл завыл, прокусил своё запястье, уже в который раз. — Разобрало сучонку, — ехидно прокомментировал кто-то, — видишь как подмахивает. — Сейчас я ей облегчение дам, — и говоривший подошел к Уиллу и с размаху направил свой член в его горло. Тернер захрипел, давясь и откашливаясь, но его продолжали натягивать на три члена, будто бы он был куклой.       Ни сбежать, ни скрыться, ни умереть. Надежды не было. Его безжалостно сношали, поили ромом, растягивали, сношали снова. Было больно, причем везде. В раздутом животе от чужой спермы, в промежности, от того что он не мог свести ноги уже много часов к ряду, спину ломило, потому что несколько часов подряд его вдалбливали в палубу. Болел мочевой пузырь, у некоторых матросов были настолько крупные органы и они так хорошо таранили его нутро, что разбили простату и всё, что прилежало рядом.       Теперь Уилл Тернер сломался окончательно. Он кинул прощальный взгляд на небо. Оттуда на него смотрели холодные звёзды, какое им было дело до загубленного парня. С каждым толчком взгляд Уилла становился отсутствующим, пока, наконец, не опустел.       Он был жив, но теперь был так далеко. Он спрятался от жуткой реальности. Тело ещё реагировало на боль, слушалось приказов, но сознание начало угасать. Насильники снова сменились. Опять его драли безо всякой жалости. Уилл теперь дергался безвольной куклой в их руках. Он слушал, что ему говорят, делал всё, как ему приказывали, но на автомате. — Сожмись! — Уилл покорно пытался сжать стенки растравленного ануса. — Оближи! — Язык был тут же высунут, и запорхал как мотылёк. Матросы уже устали и тут один из них придумал игру. Живот Уилла был растянут от спермы, все знали, что скоро им опять захочется поиграть, кто-то из матросов сказал: — А пусть наша разработанная дырочка готовится к завтрашнему дню. — Кто-то принес кусок полированного дерева и сунул в руки Тернеру. — Засунь себе в зад и смотри, чтобы ничего не вытекло! — Уилл безропотно подчинился. — Встань на четвереньки… Вот так! Хорошая шлюшка, а мы пока с твоим ротиком поработаем.