Похороненные сердца.

Опрометчивость — склонность действовать наобум, непродуманно и слишком поспешно, не задумываясь о последствиях. В мифологическом словаре Ноэля опрометчивость изображалась в виде девушки в платье без пояса, которая оставила свою грудь открытой; она идёт, глядя на бабочку, и не видит бездны перед своими ногами.

      Поездка обусловливалась неопределённым количеством часов.       Я сидел между Вилле и Йессе.       Они были совершенно разными, невзирая на то, что имена у них содержали по одинаковому количеству букв, и выросли они в одной семье.       Они были разными не только по стилю одежды и внешним признакам, но и по поведению.       Йессе был приличным болтуном и умело руководил ситуацией.       Вилле смотрел в окно и вёл молчаливый монолог. Его молчание было в десятки раз красноречивее, чем беспрестанная болтовня брата. Но, казалось, Вилле это даже нравилось, что не сказать обо мне.       Мой мозг распух до неимоверных размеров, а кожа вокруг глаз нервно подёргивалась. Благо я мог перевести взгляд на профиль друга, ведь он вселял мне бескрайнюю уверенность. Жаль, что не существовало невербального общения: мы бы говорили всю дорогу. Но это в том случае, если бы Вилле захотел.       Я никогда не решался говорить сам, потому что мне требовалась определённая тема, в отличие от Йессе — тот же вещал обо всём подряд.       Иногда Вилле надоедала излишняя разговорчивость брата, но даже в таких случаях он не спешил его заткнуть. Скорее — присоединялся, ведь на пару они были самым энергичным радио в Финляндии.       Я не мог с этим поспорить, потому что мой голос утонул бы в их шуме.       В моих мыслях Вилле был совсем другим, и я не обманывал себя. Почему я так думал? Мне ли не знать его настроения? Его лоб — лучше любых прогнозов погоды.       Когда тот ровен и бел, как полотно — вещай, коль не шутишь. Когда ко лбу присоединяются брови — полно нести чушь, сущего бреда я отродясь не слышал. Ну, а если его зелёные глаза стали чуть светлее взгляда змеи — пиши «пропало». Он рвёт и мечет. Лоб в это время не играет вообще никакого значения. Хотя с таким талантом, как у Вилле, можно было бы дать его лбу дуду и тот начал бы играть и приплясывать. Серьёзно.       У Йессе же что лоб, что глаза — всё ходуном ходит. Долбаный человек-оркестр. Он задвигает очередную тему, и я был бы не прочь вставить себе в уши паяльники.        Родители молчат, и Йессе провоцирует их на ответ. Наученные горьким опытом, они стоически безмолвствуют, делая вид, что заняты. Анита — журналом, Кори — дорогой.       — …Я вообще не понимаю Рождество — это сущий бред. Зачем они наряжают трупы деревьев? Это кощунство, правда, Лили?       Его тяжёлая сильная ладонь легла мне на бедро чуть выше колена. Я вздрогнул, но руку откидывать не стал.       — Ты прав. Кретины, — ответил я, старательно подбирая слова.        Может у Вало принято лапать знакомых за ляжки? Хотя Вилле вроде бы такого не делает. Хм.       Ладонь не желала уходить с моей ноги, и я смотрел на неё словно на паука… Давайте вспомним, как мы смотрим на жирных африканских пауков в террариуме… Сложно передать словами, ага. Я перевёл взгляд на Вилле: он оттопырил указательным пальцем нижнюю губу и задумчиво смотрел вдаль. Здорово он играет свою роль. Молчит и слушает. Его лоб, по всей видимости — тоже. Даже ни разу не пародировал выстрел из пальца.       — Вилле, а ты что об этом думаешь? — Упрямо спросил Йессе, оглядываясь на парня. Тот даже ухом не повёл. По всей видимости, он ушёл в себя. Или есть в этом какая-то тайна?       Конечно, никто не мог видеть, что Вилле незадолго до того, как сесть в машину, забрал у Бэма Марджеры стерео наушники. А теперь он просто ловил кайф и плевать хотел на парочку слева.       Собственно, за длинными волосами Вало скрывалась «оборона от Йессе». Всё это спокойствие было мнимым, иначе он бы сейчас орал до посинения на своего брата за пустую болтовню, нарушающую его смертельный покой.       Рука наконец-то сползла с моего бедра и непринуждённо удалилась восвояси. С ноги словно дамоклов меч свалился.       Между делом к разговору подключилась матушка Вилле и Йессе — Анита. Она спрашивала меня о нашей с её сыном дружбе. О моей семье и об отце.        Я отвечал вкратце, понимая, что это вынужденная необходимость — распинаться перед родителями своего лучшего друга. Наконец, она признала, что я единственный молодой человек, имеющий хоть каплю мозга по сравнению с его предыдущими знакомыми. Меня якобы должно было вдохновить подобное сравнение.       «Имеющий хоть каплю мозга». Звучит эпохально. То есть, я имею мозг, но в недостаточном его количестве, что проявляется на моем лице в виде скошенных глаз и приоткрытой нижней челюсти, из которой вытекает слюна. То есть предыдущие его друзья были вовсе трупами и более не с кем он не общался. А может он ещё и мёртвых насилует? Ммм.       Но я не решился говорить подобное вслух, потому что мои мысли так и просили за меня: «Съездите мне башмаком по лицу и выкиньте на улицу, я люблю пригородные районы Хельсинки, отныне там моё место».       — Головной мозг состоит из большого числа нейронов, связанных между собой синаптическими связями. Взаимодействуя посредством этих связей, нейроны формируют сложные электрические импульсы, которые контролируют деятельность всего организма. Хочу вас спросить, я достаточно хорош для вашего сына?       Кори нервно рассмеялся и едва не приложился головой о рулевое колесо, а Анита выронила журнал.       — Что ты… Ты прекрасен, — с нервным смешком отметила мама Вилле. — У тебя есть мозг, неопытный правда, но есть.       Я откинулся на подголовник и забухтел.       Как такие милые женщины могут так жёстко аппретировать, словно стальные яйца амазонки сейчас об голову стукнулись. Ну какого хрена…       Зря я рот открыл. Поговорю ещё — как пить дать лишусь рождественского ужина.       Поездка подходила к концу. По моим предположениям оставалось ещё полчаса от силы. Кори свернул на заправку.       Между делом мы с Вало вышли на улицу и парень закурил.       — Йессе заколебал, — вскричал я.       Вилле округлил глаза, увидев, как морщиться моё лицо под очередные завывания Дэвида Боуи. С ленцой снял наушники.       — Я весь во внимании.       — Ты… ты был всю дорогу в наушниках? — я подавился злостью. — Вот ведь король. Я едва не покончил жизнь самоубийством.       — Я знаю свою семью. Хочешь дам вторые? Отличная вещь!       Я немного позлился, но наушники принял. Ещё бы. Их протягивала самая изящная рука в мире: в перчатках без пальцев, с накрашенными ногтями и незаконченной татуировкой на запястье.       — Пойдёшь в туалет? — Спросил он, когда я сунул наушники в карман куртки.       — Отличная идея. Конечно.       Мы двинулись к ресторану-кафе. Звуки голоса, доносившиеся из колонок, притягивали нас.       — Ты знаешь эту песню? — Довольно спросил Вилле у меня.       — Да, это Танита Тикарам — Twist in my Sobriety, — Со знанием ответил я.       — Ты великолепен, — Вилле закусил губу, отрешённо разглядывая посетителей и одновременно ища заветную надпись.       Хоть это было и сказано вскользь, но я уловил «месседж». Мне было приятно.       К нам подошла красивая рыжая девушка. Йессе называл таких «Миссис сиськи-набекрень».       — Кого-то ищете? — Радушно спросила она, оглядывая нас словно прииски с золотом.       — Уборную, — прошептал Вилле, останавливая взгляд на её безупречном теле.       «Какого черта он пялится?» — Пронеслось у меня в голове. Это нормально, что у меня на душе появился крохотный пузырь?       Повисев в пространстве моего «я» он взорвался, словно бомба.       Я решил не отставать от друга. Надо же хоть как-то выделиться на его фоне.       — Я хотел спросить то же самое, но вы привели меня в приятное безмолвие.       — Какие же вы классные. Вы бы понравились мне, даже если бы сказали: «Ищем? Толчок» или «Классные титьки, милая».       Я вытаращил глаза от такой правдивости. Судя по всему, частенько она слышала подобное от местной алкашни.       Вилле громогласно кашлянул, заправским ударом толкнув меня в бок.       — Прямо вдоль стойки и налево, — Добавила она, удаляясь и хитро улыбаясь при этом.       — Жаркий огонь, да, Линде? — Свирепо прошептал он, борясь с наваждением.       — Ну да… — Рассеянно ответил я, вспоминая чувство, что возникло у меня минуту назад. Мини-ревность. Это не ревность, но уже и не дружеский недостаток внимания. Я ревновал Вилле, мать его.       Туалет визуализировался перед нами.       Вилле вошёл первым, расстёгивая ширинку на ходу. Я смотрел куда угодно, только не в пасть Вельзевула. Это было настолько просто и легко одновременно. Словно стоять в морге и смотреть куда угодно, только не на мёртвые тела. А, как известно из практики, именно туда взгляд и падает. Серьёзно. Ну, или на охладевшие стопы.       Стопой преткновения для меня послужило зеркало.       Покуда я делал свои дела, на меня смотрел Линде с хаотичными, бегающими словно жуки, глазами.       Вилле наоборот расслабился донельзя. Только что не позировал. Я не рискнул смотреть на его достоинство: «Потом сюрприз будет», — Слабо реабилитировался мой мозг.       — Грязная, отвратительная необходимость человеческого тела, — Вилле выругался и прошёл к раковине. Послышался звук сворачиваемого вентиля.       Интересно, а он про все необходимости так думает? Надо ненароком узнать у него об этом.       — Я не вижу в этом ничего зазорного, — Беспечно ответил я, вставая напротив второй раковины. — Тут, как говориться, принимай или умри. Секс — это ведь тоже грязно, не так ли? Но все этим занимаются.       «Да. Именно так. Главное — не дать намёка. Так, обычный разговор.»       Вилле снова вынул наушники. (Блин, да как он все успевает?!)       — А? — Рассеянно переспросил он.       — Ничего, забей, — Интересно, была ли слышна угрюмость в моём голосе.       … Как-нибудь признаюсь ему в любви, а он вынет наушники и зевнёт мне в лицо. Дьявол.       Когда мы выходили из бара, Вилле догнал меня и сказал тихим шёпотом мне на ухо.       — Секс — есть сплошное удовольствие. Полное слияние душ. Я «за». Нравится такой ответ?       Он подошёл к машине и заговорил с отцом. Я же, в свою очередь, стоял в оцепенении.       Серьёзно? Он слышал меня? А в машине… Слышал? Видел?       Юлий Цезарь, ни дать ни взять… Как же меня удивляла его особенность: быть везде и слышать абсолютно все…